Потом ругань.
С двумя винтовками он осторожно полз в ту сторону. Бросил собственную винтовку и прижал к плечу чужую. Несколько человек вырвались из-за кустов и бежали по диагонали к нему. Он открыл огонь. Один из них споткнулся и упал, другой обернулся и выпустил в Чантри три пули. Что-то жестко ударило его, и он упал. Еще одна пуля сбила с дерева кору в том месте, где только что находилась его голова. Чантри снова выстрелил, но люди уже исчезли.
Он только встал на колени, когда из кустов выскочил еще один и бросился прямо на него. Чантри махнул винтовкой и попал человеку по лодыжке. Тот открыл было рот, чтобы закричать, но Чантри уже прыжком вскочил на него, и он упал. Человек попытался встать, хотел навести винтовку, и Чантри, у которого не было возможности размахнуться по-настоящему, двинул ему прикладом в подбородок.
Сам Чантри пошатнулся и оперся о дерево.
Человек, кем бы он ни был, отключился. Чантри забросил его винтовку в лес и сорвал оружейный пояс. Его левая нога жутко болела, однако крови не было.
Чантри решил, что запасная винтовка — непосильный для него груз. Он прислонил ее к дереву, низко нависающие ветви скрыли ее.
Затем Оуэн двинулся к другому дереву и дальше — к густым зарослям кустов. Сквозь деревья виднелся угол хижины. Он направился к ней, когда его остановил голос:
— Все, Чантри! Это Строун! Не двигайся!
Делать было нечего. Чантри оставалось только стоять спокойно, когда к нему подошли и отобрали оружие.
Глава 19
Одно неверное движение — и он труп. Со Строуном шутить нельзя. Он не был злобным человеком, но он убивал и будет убивать и стрелял он как настоящий снайпер.
Двинуться означало умереть, а Оуэн Чантри не был готов к этому.
— Похоже, этот раунд за тобой, Джейк, — мягко сказал он. — Я надеялся, что тебя здесь нет.
— Он здесь, будь спокоен, и я тоже!
Это, должно быть, Олли Фенелон. К ним по лесу приближались еще двое из банды Моуэтта.
— Черт возьми! — воскликнул один из них. — Это не бизонья винтовка, это «генри»!
— Ну и что? Ты ведь ее слышал? Точно бухнула как бизонья! Как «шарпс» 50-го калибра! Я бы поставил…
— Мак хочет видеть тебя, Оуэн, — сказал Строун. — Иди спокойно и не заставляй меня тебя убить.
Чантри пришлось подчиниться приказу.
Когда они подошли к лагерю Моуэтта, у костра их ждал Мак.
— Ну, Чантри, — Моуэтт сидел, его сильные руки сомкнулись на коленях, — ты доставил нам много неприятностей. Но теперь ты за все заплатишь.
— Рад быть вам полезным, — сказал Чантри, садясь на камень. — Что я могу для вас сделать? Кстати, совет: если хотите покинуть эти земли, поезжайте по той тропе и…
— Эти земли? На хрена нам их оставлять? — спросил Моуэтт.
— Ну, — на полном серьезе сказал Чантри, — мне кажется, что если ты хочешь, чтобы у тебя в шайке вообще остались люди, ты так и должен поступить. Я решил, что Строун поймал меня, потому что вам нужен проводник, уж это я умею.
— Черт тебя побери, Чантри, — сказал Моуэтт, — все, что нам от тебя нужно, это сокровище. Покажи нам, где оно спрятано, и мы тебя отпустим.
Чантри улыбнулся:
— Ну же, Мак, давай по-честному. Вы меня никогда не отпустите. Ты прекрасно понимаешь, что если я достану оружие…
К ним присоединился Том Фрика:
— Без рук не достанешь! Что, если мы отрубим тебе руки, Чантри? Сейчас у тебя две руки, но у меня есть охотничий нож, а у Пиерса есть топор, которым рубят дрова.
— Это в твоем стиле, Фрика, — спокойно ответил Чантри. — Ты готов отрубить мне руки, потому что знаешь, что я стреляю лучше, чем ты. Ты боишься, Фрика. Ты просто-напросто боишься.
— Боюсь? — Фрика вытащил из костра горящую ветку. — у тебя сейчас два глаза. Хочешь остаться с одним?
— Брось ее, Фрика, — сказал Моуэтт. — Я могу убить человека, но будь я проклят, если стану его пытать.
— Тогда как ты собираешься найти сокровище? — спросил Фрика. — Думаешь, так он все и рассказал?
— А почему бы и нет, Фрика? — спросил Чантри. — Моуэтт — джентльмен, Строун — человек, который держит слово. Я доверюсь любому из них. — Он вытянул перед собой раненую ногу. — Моуэтт, Марни и Доби у тебя?
— У меня. Поймал их вроде как врасплох. Да, они все у меня. Там, внизу. — Моуэтт ткнул пальцем за спину.
— Отпусти их. Дай им лошадей, и пусть уходят вместе с отцом Доби. Тогда я, если смогу, отведу вас к тому месту, где лежит спрятанное.
— Думаешь, мы этому поверили? — с презрением сказал Фрика.
— Я ему верю, Фрика, — сказал Строун.
Моуэтт уселся поудобнее и вынул трубку.
— Я так считаю, Чантри: у нас есть ты. У нас есть они. Отец мальчишки сильно болен. Нам незачем спорить и незачем заключать сделки. Или ты даешь нам то, что мы хотим, или мы даем Керногану умереть. Мы даже можем пристрелить Доби.
Моуэтт несколько раз продул трубку, затем начал набивать ее табаком.
— Мы даже можем убить тебя.
— Можете, но вряд ли это сделаете, — сказал Чантри. — И все потому, что ты любишь Марни.
— По-моему, ты не понял, — сказал Моуэтт. — У тебя не то положение, чтобы торговаться. Просто отдай нам сокровище, и больше никаких проблем.
— Отпусти моих друзей, — спокойно сказал Чантри. — Потом повесь человека, который убил Клайва, — и я покажу, где сокровище.
— И ты собираешься слушать эти бредни? — фыркнул Фрика.
— Ну, не знаю, не знаю, — сказал Пиерс Моуэтт. — Похоже, сделка справедливая.
— Наверное, справедливая, — сказал Джейк Строун. — Мы ничего не имеем против мальчика или его папаши.
— Чантри — смутьян, — сердито сказал Фрика. — Вы что, не видите этого? Он пытается стравить нас.
— По моему мнению, — сказал Чантри, — убийца должен сам набросить себе петлю на шею, просто для того, чтобы помочь своим друзьям.
Он легко улыбался, но мысли его работали с лихорадочной быстротой.
— Где сокровище, Чантри? — напрямую спросил Моуэтт.
Чантри пожал плечами:
— Вы, ребята, задали мне столько работы, что у меня не было времени на него взглянуть.
Они забрали его револьвер, забрали его винтовку, но где-то недалеко, с полмили, все еще стояла вторая, прислоненная к стволу.
— Чантри. — Моуэтт говорил спокойно, тщательно подбирая слова. — Я хочу, чтобы ты понял одно: мы потратили много времени и сил и не допустим, чтобы они ушли впустую. Даю тебе еще один шанс. Найди то, что Клайв Чантри привез из Мексики. Если не найдешь, я не стану отдавать тебя своим парням. Я пристрелю тебя собственноручно.
— Похоже, у меня нет выбора, — сказал Чантри, — но все, что у меня имеется, — это ключ.
— Какой еще ключ? — требовательно спросил Пиерс.
— Я знаю, какой, однако еще не могу прочесть его, — признался Чантри. — Хотите вы или нет, но мне потребуется время. Клайв не был мертв, когда вы его бросили. Поэтому он оставил мне кое-что, над чем нужно подумать.
— Что у него могло быть, если мы его бросили умирать? — опять встрял Фрика.
— Он кое-что написал на крыльце. Он написал слово «десять».
Они непонимающе уставились на него.
— «Десять»? Что это значит? — потребовал ответа Фрика. — Десять чего?
— Вы читаете мои мысли, джентльмены, — произнес Чантри. — Десять чего? Тогда я подумал: если он хотел сказать «десять футов», «десять миль», «десять дюймов», почему не написал измерение? Почему лишь слово «десять»?
— Чушь какая-то, — пробормотал Олли Фенелон. — Точно чушь.
— Ты уже догадался? — спросил Моуэтт.
— Может быть. По-моему, он хотел написать «Теннисон» note 1, — сказал Чантри.
— «Теннисон»? Это еще что такое? — с подозрением спросил Пиерс.
— Это не что, — сказал Моуэтт. — Это кто. Это имя.
— Чье имя? — спросил Олли. — Никогда не слышал такого имени.
— Это писатель, — сказал Мак. Он свирепо оглядел остальных. — Если бы вы когда-нибудь что-нибудь читали, вы бы хоть что-нибудь знали. Теннисон был писателем. — Моуэтт взглянул на Чантри: — Он ведь был англичанином?
— Англичанином. И поэтом. Очень хорошим поэтом.
— Поэтом? — Олли был в шоке. — На что человеку писать имя поэта, если он умирает?
— Я люблю поэзию, — спокойно ответил Чантри. — Клайв тоже ее любил. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, нашел то, что он спрятал. Поэтому он хотел оставить ключ, который мог разгадать только я.
— Черт! — сплюнул Фрика. — Если какую-то штуку может найти один, ее может найти и другой.
— Ты, по-моему, уже пробовал, — сказал Чантри, — и что, нашел? Приглашаю продолжить поиски. В этом деле есть место каждому. Вперед, джентльмены!
— Если ты что-нибудь знаешь наверняка, брось болтать и расскажи нам, — сказал Моуэтт. — Он оставил что-то в одной из книг?
— Конечно.
Чантри встал и потянулся. На него были направлены три револьвера, и люди, которые их держали, были готовы убить его. Но не сейчас. Они хотели знать то, что знал он.
— Мы оба любили Теннисона, — сказал Чантри. — Некоторые стихи нравились нам больше, поэтому Клайв, естественно, пытался придумать что-то, о чем подумал бы и я. Тайна сокровища спрятана в одном из стихотворений Теннисона.
— В стихотворении! Кто бы мог подумать! — с отвращением сказал Фенелон. Но вдруг его настроение изменилось. — Я тебе не верю! Ни единому поганому слову. Ты все придумал!
— Может быть, кое-что, — сказал Строун. — Но я видел слово «десять» и не придал ему значения.
Мак Моуэтт внимательно наблюдал за Чантри.
— Ладно, что потом? — спросил он наконец.
— Мне нужна книга Теннисона, — сказал Чантри.
— Ты уверен? — тяжело взглянул на него Моуэтт. — Разве ты не помнишь? Разве ты не знаешь его наизусть?
— Нет, — сказал Чантри. — Не выучил. Я даже не знаю, в каком это стихотворении. Мне нужна книга и время, чтобы изучить ее в хижине.
— У нас нет времени, — сказал Фрика.
— Мы пойдем все вместе, — сказал Моуэтт. — Все, кроме Уайти и Слима. Не хочу, чтобы что-нибудь сорвалось.
Чантри выругался про себя. Во рту пересохло, и он был полон горечи. Это был его последний шанс.
Глава 20
— Мы все тебе не нужны, — сказал Фрика. — Я останусь здесь, вместе с Уайти и Слимом. Будем сторожить пленников.
— Ты пойдешь с нами, — непреклонно заявил Моуэтт.
Фрика медленно встал и сплюнул в костер.
— Если Уайти может остаться, то я, значит, тоже могу, — сказал он.
Оуэн Чантри почувствовал, как расслабляются его мышцы, но мысль работала ясно как никогда. Это может быть последним актом драмы, и если…
— Ладно, Том, — неожиданно легко согласился Моуэтт. — Может, ты просто устал. Посиди, пока мы сгоняем за этим золотом. Посиди. — Он перевел взгляд на Уайти.
— Ты отвечаешь за пленников. За всех. Их нельзя обижать.
Уайти кивнул:
— Понял тебя, Моуэтт. Я их не обижу.
Моуэтт повел свой отряд к хижине. Они уже отошли на достаточное расстояние, когда Пиерс спросил:
— Может, мне вернуться?
— С пленными все будет в порядке, — отозвался Моуэтт.
— Ну, с вашим Фрикой я не оставил бы и старуху, — заметил Чантри.
— Не твое дело, — грубо оборвал Моуэтт. — Твое дело — вести нас к сокровищу.
Они добрались до хижины.
Чантри остановился на поляне, не доходя до порога. В спину его ткнулся ствол винтовки.
— Почему ты остановился? — это был Пиерс.
Чантри не ответил.
— Пошел вперед, — сказал Моуэтт.
Чантри двинулся к дому и мягко толкнул слегка приоткрытую дверь. Она тихонько отворилась.
Комната была пуста, постель заправлена. Однако в очаге тлело несколько углей, из почерневшего чугунка поднимался пар. Чантри огляделся. Здесь не было оружия, здесь вообще не было ничего такого, что можно было бы использовать для нападения. Это был провал. Он надеялся… Он и сам не знал, на что надеялся.
Моуэтт толкнул его в спину, и Чантри покачнулся.
— Да заходи ты, черт тебя побери!
Моуэтт вошел следом, злобно оглядывая комнату.
Книги лежали на столе, там, где он их и оставил. Чантри выглянул из окна, выходящего на север. Оно было маленьким — почти бойница, верхний свод закруглен.
— Теперь гляди в свои книги, и побыстрее, — заявил Моуэтт.
Он брал книги по одной и пролистывал их. В одной из книг обнаружилась закладка, мятый клочок газеты. На этой странице Моуэтт увидел название «Улисс» и медленно, шевеля губами, пытаясь проникнуть в значение каждого слова, стал читать поэтические строки.
— Черт побери, — сказал он, — здесь ничего нет!
Он был неправ.
Моуэтт отдал книгу Чантри, и тот сделал вид, что внимательно переворачивает страницы в поисках ключа. Олли Фенелон и Пиерс вышли, и Чантри услышал, как они бормочут что-то вроде «чушь собачья».
«Улисс» был любимым произведением Клайва. Он часто его цитировал.
Чантри особенно запомнилась одна строфа, начинавшаяся со слов:
Вся наша жизнь — лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир…
Он вышагивал по комнате, читая одно стихотворение за другим. Остановившись, выглянул в окошко — ничего особенного, только густые деревья за скальным полем, разбросанный тут и там кустарник да молодые осинки.
И все же верхнюю часть окна можно было назвать аркой. Он снова стал листать страницы.
Потом уселся на край постели.
— Черт возьми, — сказал он, стараясь придать своему голосу раздражение, — это должно быть здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
С двумя винтовками он осторожно полз в ту сторону. Бросил собственную винтовку и прижал к плечу чужую. Несколько человек вырвались из-за кустов и бежали по диагонали к нему. Он открыл огонь. Один из них споткнулся и упал, другой обернулся и выпустил в Чантри три пули. Что-то жестко ударило его, и он упал. Еще одна пуля сбила с дерева кору в том месте, где только что находилась его голова. Чантри снова выстрелил, но люди уже исчезли.
Он только встал на колени, когда из кустов выскочил еще один и бросился прямо на него. Чантри махнул винтовкой и попал человеку по лодыжке. Тот открыл было рот, чтобы закричать, но Чантри уже прыжком вскочил на него, и он упал. Человек попытался встать, хотел навести винтовку, и Чантри, у которого не было возможности размахнуться по-настоящему, двинул ему прикладом в подбородок.
Сам Чантри пошатнулся и оперся о дерево.
Человек, кем бы он ни был, отключился. Чантри забросил его винтовку в лес и сорвал оружейный пояс. Его левая нога жутко болела, однако крови не было.
Чантри решил, что запасная винтовка — непосильный для него груз. Он прислонил ее к дереву, низко нависающие ветви скрыли ее.
Затем Оуэн двинулся к другому дереву и дальше — к густым зарослям кустов. Сквозь деревья виднелся угол хижины. Он направился к ней, когда его остановил голос:
— Все, Чантри! Это Строун! Не двигайся!
Делать было нечего. Чантри оставалось только стоять спокойно, когда к нему подошли и отобрали оружие.
Глава 19
Одно неверное движение — и он труп. Со Строуном шутить нельзя. Он не был злобным человеком, но он убивал и будет убивать и стрелял он как настоящий снайпер.
Двинуться означало умереть, а Оуэн Чантри не был готов к этому.
— Похоже, этот раунд за тобой, Джейк, — мягко сказал он. — Я надеялся, что тебя здесь нет.
— Он здесь, будь спокоен, и я тоже!
Это, должно быть, Олли Фенелон. К ним по лесу приближались еще двое из банды Моуэтта.
— Черт возьми! — воскликнул один из них. — Это не бизонья винтовка, это «генри»!
— Ну и что? Ты ведь ее слышал? Точно бухнула как бизонья! Как «шарпс» 50-го калибра! Я бы поставил…
— Мак хочет видеть тебя, Оуэн, — сказал Строун. — Иди спокойно и не заставляй меня тебя убить.
Чантри пришлось подчиниться приказу.
Когда они подошли к лагерю Моуэтта, у костра их ждал Мак.
— Ну, Чантри, — Моуэтт сидел, его сильные руки сомкнулись на коленях, — ты доставил нам много неприятностей. Но теперь ты за все заплатишь.
— Рад быть вам полезным, — сказал Чантри, садясь на камень. — Что я могу для вас сделать? Кстати, совет: если хотите покинуть эти земли, поезжайте по той тропе и…
— Эти земли? На хрена нам их оставлять? — спросил Моуэтт.
— Ну, — на полном серьезе сказал Чантри, — мне кажется, что если ты хочешь, чтобы у тебя в шайке вообще остались люди, ты так и должен поступить. Я решил, что Строун поймал меня, потому что вам нужен проводник, уж это я умею.
— Черт тебя побери, Чантри, — сказал Моуэтт, — все, что нам от тебя нужно, это сокровище. Покажи нам, где оно спрятано, и мы тебя отпустим.
Чантри улыбнулся:
— Ну же, Мак, давай по-честному. Вы меня никогда не отпустите. Ты прекрасно понимаешь, что если я достану оружие…
К ним присоединился Том Фрика:
— Без рук не достанешь! Что, если мы отрубим тебе руки, Чантри? Сейчас у тебя две руки, но у меня есть охотничий нож, а у Пиерса есть топор, которым рубят дрова.
— Это в твоем стиле, Фрика, — спокойно ответил Чантри. — Ты готов отрубить мне руки, потому что знаешь, что я стреляю лучше, чем ты. Ты боишься, Фрика. Ты просто-напросто боишься.
— Боюсь? — Фрика вытащил из костра горящую ветку. — у тебя сейчас два глаза. Хочешь остаться с одним?
— Брось ее, Фрика, — сказал Моуэтт. — Я могу убить человека, но будь я проклят, если стану его пытать.
— Тогда как ты собираешься найти сокровище? — спросил Фрика. — Думаешь, так он все и рассказал?
— А почему бы и нет, Фрика? — спросил Чантри. — Моуэтт — джентльмен, Строун — человек, который держит слово. Я доверюсь любому из них. — Он вытянул перед собой раненую ногу. — Моуэтт, Марни и Доби у тебя?
— У меня. Поймал их вроде как врасплох. Да, они все у меня. Там, внизу. — Моуэтт ткнул пальцем за спину.
— Отпусти их. Дай им лошадей, и пусть уходят вместе с отцом Доби. Тогда я, если смогу, отведу вас к тому месту, где лежит спрятанное.
— Думаешь, мы этому поверили? — с презрением сказал Фрика.
— Я ему верю, Фрика, — сказал Строун.
Моуэтт уселся поудобнее и вынул трубку.
— Я так считаю, Чантри: у нас есть ты. У нас есть они. Отец мальчишки сильно болен. Нам незачем спорить и незачем заключать сделки. Или ты даешь нам то, что мы хотим, или мы даем Керногану умереть. Мы даже можем пристрелить Доби.
Моуэтт несколько раз продул трубку, затем начал набивать ее табаком.
— Мы даже можем убить тебя.
— Можете, но вряд ли это сделаете, — сказал Чантри. — И все потому, что ты любишь Марни.
— По-моему, ты не понял, — сказал Моуэтт. — У тебя не то положение, чтобы торговаться. Просто отдай нам сокровище, и больше никаких проблем.
— Отпусти моих друзей, — спокойно сказал Чантри. — Потом повесь человека, который убил Клайва, — и я покажу, где сокровище.
— И ты собираешься слушать эти бредни? — фыркнул Фрика.
— Ну, не знаю, не знаю, — сказал Пиерс Моуэтт. — Похоже, сделка справедливая.
— Наверное, справедливая, — сказал Джейк Строун. — Мы ничего не имеем против мальчика или его папаши.
— Чантри — смутьян, — сердито сказал Фрика. — Вы что, не видите этого? Он пытается стравить нас.
— По моему мнению, — сказал Чантри, — убийца должен сам набросить себе петлю на шею, просто для того, чтобы помочь своим друзьям.
Он легко улыбался, но мысли его работали с лихорадочной быстротой.
— Где сокровище, Чантри? — напрямую спросил Моуэтт.
Чантри пожал плечами:
— Вы, ребята, задали мне столько работы, что у меня не было времени на него взглянуть.
Они забрали его револьвер, забрали его винтовку, но где-то недалеко, с полмили, все еще стояла вторая, прислоненная к стволу.
— Чантри. — Моуэтт говорил спокойно, тщательно подбирая слова. — Я хочу, чтобы ты понял одно: мы потратили много времени и сил и не допустим, чтобы они ушли впустую. Даю тебе еще один шанс. Найди то, что Клайв Чантри привез из Мексики. Если не найдешь, я не стану отдавать тебя своим парням. Я пристрелю тебя собственноручно.
— Похоже, у меня нет выбора, — сказал Чантри, — но все, что у меня имеется, — это ключ.
— Какой еще ключ? — требовательно спросил Пиерс.
— Я знаю, какой, однако еще не могу прочесть его, — признался Чантри. — Хотите вы или нет, но мне потребуется время. Клайв не был мертв, когда вы его бросили. Поэтому он оставил мне кое-что, над чем нужно подумать.
— Что у него могло быть, если мы его бросили умирать? — опять встрял Фрика.
— Он кое-что написал на крыльце. Он написал слово «десять».
Они непонимающе уставились на него.
— «Десять»? Что это значит? — потребовал ответа Фрика. — Десять чего?
— Вы читаете мои мысли, джентльмены, — произнес Чантри. — Десять чего? Тогда я подумал: если он хотел сказать «десять футов», «десять миль», «десять дюймов», почему не написал измерение? Почему лишь слово «десять»?
— Чушь какая-то, — пробормотал Олли Фенелон. — Точно чушь.
— Ты уже догадался? — спросил Моуэтт.
— Может быть. По-моему, он хотел написать «Теннисон» note 1, — сказал Чантри.
— «Теннисон»? Это еще что такое? — с подозрением спросил Пиерс.
— Это не что, — сказал Моуэтт. — Это кто. Это имя.
— Чье имя? — спросил Олли. — Никогда не слышал такого имени.
— Это писатель, — сказал Мак. Он свирепо оглядел остальных. — Если бы вы когда-нибудь что-нибудь читали, вы бы хоть что-нибудь знали. Теннисон был писателем. — Моуэтт взглянул на Чантри: — Он ведь был англичанином?
— Англичанином. И поэтом. Очень хорошим поэтом.
— Поэтом? — Олли был в шоке. — На что человеку писать имя поэта, если он умирает?
— Я люблю поэзию, — спокойно ответил Чантри. — Клайв тоже ее любил. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, нашел то, что он спрятал. Поэтому он хотел оставить ключ, который мог разгадать только я.
— Черт! — сплюнул Фрика. — Если какую-то штуку может найти один, ее может найти и другой.
— Ты, по-моему, уже пробовал, — сказал Чантри, — и что, нашел? Приглашаю продолжить поиски. В этом деле есть место каждому. Вперед, джентльмены!
— Если ты что-нибудь знаешь наверняка, брось болтать и расскажи нам, — сказал Моуэтт. — Он оставил что-то в одной из книг?
— Конечно.
Чантри встал и потянулся. На него были направлены три револьвера, и люди, которые их держали, были готовы убить его. Но не сейчас. Они хотели знать то, что знал он.
— Мы оба любили Теннисона, — сказал Чантри. — Некоторые стихи нравились нам больше, поэтому Клайв, естественно, пытался придумать что-то, о чем подумал бы и я. Тайна сокровища спрятана в одном из стихотворений Теннисона.
— В стихотворении! Кто бы мог подумать! — с отвращением сказал Фенелон. Но вдруг его настроение изменилось. — Я тебе не верю! Ни единому поганому слову. Ты все придумал!
— Может быть, кое-что, — сказал Строун. — Но я видел слово «десять» и не придал ему значения.
Мак Моуэтт внимательно наблюдал за Чантри.
— Ладно, что потом? — спросил он наконец.
— Мне нужна книга Теннисона, — сказал Чантри.
— Ты уверен? — тяжело взглянул на него Моуэтт. — Разве ты не помнишь? Разве ты не знаешь его наизусть?
— Нет, — сказал Чантри. — Не выучил. Я даже не знаю, в каком это стихотворении. Мне нужна книга и время, чтобы изучить ее в хижине.
— У нас нет времени, — сказал Фрика.
— Мы пойдем все вместе, — сказал Моуэтт. — Все, кроме Уайти и Слима. Не хочу, чтобы что-нибудь сорвалось.
Чантри выругался про себя. Во рту пересохло, и он был полон горечи. Это был его последний шанс.
Глава 20
— Мы все тебе не нужны, — сказал Фрика. — Я останусь здесь, вместе с Уайти и Слимом. Будем сторожить пленников.
— Ты пойдешь с нами, — непреклонно заявил Моуэтт.
Фрика медленно встал и сплюнул в костер.
— Если Уайти может остаться, то я, значит, тоже могу, — сказал он.
Оуэн Чантри почувствовал, как расслабляются его мышцы, но мысль работала ясно как никогда. Это может быть последним актом драмы, и если…
— Ладно, Том, — неожиданно легко согласился Моуэтт. — Может, ты просто устал. Посиди, пока мы сгоняем за этим золотом. Посиди. — Он перевел взгляд на Уайти.
— Ты отвечаешь за пленников. За всех. Их нельзя обижать.
Уайти кивнул:
— Понял тебя, Моуэтт. Я их не обижу.
Моуэтт повел свой отряд к хижине. Они уже отошли на достаточное расстояние, когда Пиерс спросил:
— Может, мне вернуться?
— С пленными все будет в порядке, — отозвался Моуэтт.
— Ну, с вашим Фрикой я не оставил бы и старуху, — заметил Чантри.
— Не твое дело, — грубо оборвал Моуэтт. — Твое дело — вести нас к сокровищу.
Они добрались до хижины.
Чантри остановился на поляне, не доходя до порога. В спину его ткнулся ствол винтовки.
— Почему ты остановился? — это был Пиерс.
Чантри не ответил.
— Пошел вперед, — сказал Моуэтт.
Чантри двинулся к дому и мягко толкнул слегка приоткрытую дверь. Она тихонько отворилась.
Комната была пуста, постель заправлена. Однако в очаге тлело несколько углей, из почерневшего чугунка поднимался пар. Чантри огляделся. Здесь не было оружия, здесь вообще не было ничего такого, что можно было бы использовать для нападения. Это был провал. Он надеялся… Он и сам не знал, на что надеялся.
Моуэтт толкнул его в спину, и Чантри покачнулся.
— Да заходи ты, черт тебя побери!
Моуэтт вошел следом, злобно оглядывая комнату.
Книги лежали на столе, там, где он их и оставил. Чантри выглянул из окна, выходящего на север. Оно было маленьким — почти бойница, верхний свод закруглен.
— Теперь гляди в свои книги, и побыстрее, — заявил Моуэтт.
Он брал книги по одной и пролистывал их. В одной из книг обнаружилась закладка, мятый клочок газеты. На этой странице Моуэтт увидел название «Улисс» и медленно, шевеля губами, пытаясь проникнуть в значение каждого слова, стал читать поэтические строки.
— Черт побери, — сказал он, — здесь ничего нет!
Он был неправ.
Моуэтт отдал книгу Чантри, и тот сделал вид, что внимательно переворачивает страницы в поисках ключа. Олли Фенелон и Пиерс вышли, и Чантри услышал, как они бормочут что-то вроде «чушь собачья».
«Улисс» был любимым произведением Клайва. Он часто его цитировал.
Чантри особенно запомнилась одна строфа, начинавшаяся со слов:
Вся наша жизнь — лишь арка, в чьем проеме
Мерцает неподвижный мир…
Он вышагивал по комнате, читая одно стихотворение за другим. Остановившись, выглянул в окошко — ничего особенного, только густые деревья за скальным полем, разбросанный тут и там кустарник да молодые осинки.
И все же верхнюю часть окна можно было назвать аркой. Он снова стал листать страницы.
Потом уселся на край постели.
— Черт возьми, — сказал он, стараясь придать своему голосу раздражение, — это должно быть здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22