Горные вершины окутывал легкий туман, скрывая от глаз мою хижину. Я знал, что она там, за деревьями, и понял, что никогда больше не увижу ни ее, ни могилу матери, которую отец вырыл под высокой сосной. Какая-то важная часть моей жизни осталась позади. Наверное, и мой отец думал так же, покидая этот край.
Мы миновали последний поворот, и мои горы исчезли из виду. Перед нами лежал Кроссинг, и я бросил последний взгляд на место, где родился.
Глава 2
Накрапывал мелкий дождь, когда мы прибыли в Кроссинг. Там я сторговался с хозяином лавки, уступив ему дробилку для кукурузы за одноглазую, с больными ногами кобылу.
Ни один человек на Западе не сможет разбогатеть, не прикладывая к этому усилий. Я собирался стать богатым и составил план. Каждый, кто хочет преуспеть, рассудил я, должен прежде всего заботиться о приросте. Пусть моя кобыла принесет жеребенка. Но сначала ее надо подкормить. Я огородил место на лугу и выпустил там мою красотку.
Тинкер возмутился моим поступком.
— Хвастался, что умеешь торговать, — негодовал он. — Ну и что ты будешь теперь делать с этой больной, одноглазой клячей?
Что касается меня, то я просто улыбнулся в ответ. Уже давно я мечтал заполучить эту кобылу.
— Ты слышал когда-нибудь о Хайленд Бэй?
— О той легендарной беговой лошади? В горах только о ней и говорили. Но она сломала ногу, и ее пристрелили.
— Семь или восемь лет назад Хайленд Бэй могла обогнать любого коня в наших местах и много раз побеждала на скачках в долине.
— Ну, помню.
— Как-то Хайленд Бэй вырвалась и убежала на соседнее пастбище. Обычный низкорослый конь, учуяв ее, сломал забор и бросился за ней.
— Уж не думаешь ли ты, что твоя, ничего не стоящая кляча и есть ее жеребенок?
— Уверен в этом. Фактически я присутствовал при ее рождении. Старый Хейвуд, владелец Хайленд Бэй, был настолько глуп, что подарил жеребенка своему работнику.
Тинкер задумчиво посмотрел на меня.
— Итак, ты взял эту одноглазую тварь только потому, что считаешь ее жеребенком Хайленд Бэй? И что ты теперь собираешься делать?
— Я слышал, что индейцы и мексиканцы держат сильных лошадей для скачек. У меня будет мул, который по резвости превзойдет любую лошадь.
— И ты надеешься на свою кобылу? — усмехнулся Тинкер.
— На ее потомство, — сказал я. — Если найти хорошего производителя, то можно получить отличного мула.
Мы сидели на берегу, наблюдая за кобылой, пасущейся на зеленом лугу, и, помолчав немного, я добавил:
— Должник обязан так или иначе расплатиться! Не знаешь, где Кэфри держит своего племенного осла?
Мой приятель ничего не ответил и после недолгой паузы произнес:
— Никогда еще мулы не участвовали в скачках.
— Тинкер, если кто-то устраивает скачки, то кто-то другой делает ставки. Например, здесь, в горах, готовы поставить хоть на корову, — учти, многие мулы бегут гораздо быстрее, чем лошадь, хотя мало кто верит в это. Но я сам видел. К тому же те единицы знатоков, которые знают толк в мулах, рассказывали мне.
Осел Кэфри считался производителем самых лучших мулов. Он был настолько силен, что мог убить жеребенка или человека. До наступления темноты мы спрятались в густых зарослях кизила и ивы, как раз напротив пастбища Кэфри.
По пастбищу гулял ветер, и время от времени осел чуял запах кобылы. Не имея возможности приблизиться к ней, он носился, вскидывая голову, озирался по сторонам.
— Хорошо, что мы остановились в этой деревне. Пока все идет по плану. Отправляйся к тропе. Когда кобыла будет готова, мы сможем легко заполучить осла.
— Ты, оказывается, более ловкий, чем я думал, — сказал Тинкер.
Потом мы сидели молча, били москитов и дожидались полной темноты. В кустах пели сверчки, а в воздухе разливался аромат свежескошенного сена.
Наблюдая за огнями большого белого дома, который Кэфри построил два года назад, я подумал, как должно быть красиво и уютно там внутри, за занавесками. Обзаведусь ли я когда-нибудь таким же домом? Будут ли окружать меня любящие люди? Или же я обречен сидеть в темноте и наблюдать неизвестно за кем?
Кэфри ловко распорядился деньгами отца. Он завладел ими, когда золото поднялось в цене. Потом со свойственной ему хитростью хорошо нажился в послевоенные годы. Теперь он стал одним из самых богатых людей в округе.
Когда в молитвенном доме я требовал, чтобы он вернул деньги, у меня не было надежды получить их, но мне хотелось разоблачить хапугу перед обществом, уличить его в незаконном присвоении денег, доверенных ему моим отцом. И хотя у меня не было ни денег, ни свидетелей, чтобы приступить к решительным действиям, смуту в сердцах людей я посеял. Почти все вокруг стали интересоваться, каким образом Вилли заполучил свое богатство.
Он всюду объявил, что собирается выставить свою кандидатуру на выборах, а мне казалось, что человек, обманувший ребенка, не заслуживает доверия сограждан. Я считал его полным ничтожеством, и мне очень не хотелось, чтобы Кэфри пролез в правительство. Высказав ему все это, я понял, что моя песенка спета и пора сматывать удочки, — он не успокоится, пока не засадит меня в тюрьму или не убьет.
Сейчас я рисковал всем. Если меня схватят, то серьезных неприятностей не избежать.
Прихлопнув москита, я тихо выругался, а Тинкер объяснил:
— Все из-за соли. Им нравится соль в твоей крови. В джунглях речные москиты роем окружают белого человека, прежде чем накинуться на туземцев. В крови белых больше соли.
— Ты был в джунглях?
— Мне рассказывали.
В этом был весь Тинкер. Он никогда не говорил о себе. Возможно, сейчас улыбнулся мне в темноте, но я разглядел только слабый блеск его золотых серег. Тинкер, единственный известный мне мужчина, носил серьги.
Наши отношения немного тревожили меня. Он был чужаком, а местные жители подозрительно относились к чужакам, какими бы достоинствами они не обладали. Тинкера ценили в горах и все же не принимали полностью. Так почему он решил взять меня с собой?
Из дома доносились привычные звуки — звон посуды, шум льющегося молока, хлопанье дверей. Наконец все стихло, и мы подошли к забору. Я отвязал лошадь и выломал две перекладины.
Кобыла пошла на пастбище, будто знала, зачем ее туда привели. Вскоре до нас донеслось фырканье осла и стук его копыт. Он бежал навстречу нашей красавице.
Мы укрылись в зарослях кизила и ждали. Никому из нас и в голову не пришло использовать для своих целей пастбище какого-нибудь другого человека. Так в полудреме просидели около двух часов. Только москиты досаждали нам.
Вдруг Тинкер положил руку мне на плечо.
— Кто-то едет, — шепнул он, и я увидел, как лезвие ножа сверкнуло в его руке.
Мы замерли. Шли лошади. Две, может три. Голос одного из всадников я сразу узнал — он принадлежал Дункану Кэфри.
— Нам пришлось выставить двух хороших лошадей на скачках в западном штате. Бишоп будет недоволен, если потеряет куш. Он очень щепетилен, когда дело касается денег.
Они ехали вдоль зарослей, где мы прятались.
Путники помолчали, потом заговорил другой, видимо, пожилой мужчина.
— Ты говорил, что твой отец получил золото от Фэлкона Сэкетта. Где он сейчас?
— Исчез куда-то. Давно. Отец считает, что умер.
Тинкер приставил руку к моему уху и еле слышно прошептал:
— Давай уйдем отсюда.
Мне самому не терпелось поскорее дать деру. Но моя кобыла паслась на этом пастбище. Как я мог ее оставить? Еще больше взволновал меня случайно подслушанный разговор, и я решил узнать все до конца.
— Иди вперед, — сказал я. — Догоню тебя на перекрестке Томбикби.
Тинкер поднял свою сумку, затем взял и мою. Я даже не мог предположить, что он так быстро исчезнет с такой тяжестью. В тот момент мне в голову не пришло, почему он взял мою сумку, но обрадовался: тащить ее, да еще вести кобылу, конечно, было бы обременительно для меня.
— Ты должен все точно выяснить, — произнес мужчина.
— Какое это имеет значение? — раздраженно спросил Дункан. — Его нет.
— Ты дурак, дружок. Фэлкон — один из самых опасных людей на свете. Слышал, что Бишоп говорил? Он годы потратил, выслеживая Сэкетта ради того, чтобы найти золото.
— Но Фэлкон мертв.
— Ты видел тело? Никому еще не удалось убедить в этом Бишопа. И я не уверен, что он когда-нибудь поверит в такие россказни.
— Ну что, всю ночь собираешься болтать о покойнике? Давай лучше пришпорим лошадей.
Ждать дальше стало бессмысленно. Если и уходить отсюда, то только сейчас. Я выбрался из зарослей и прокрался к забору. При мысли о том, что может произойти, у меня дрожали поджилки. Ослы тогда были в большой цене. Если конюх или хозяин застукают меня посреди пастбища, улизнуть живым и невредимым едва ли удастся.
Темень стояла непроглядная. Я пробирался на ощупь. Один раз мне показалось, что слева раздался стук копыт. Застыв на месте, прислушался. Ничего. И тут зашелестело в кустах, а потом кто-то толкнул меня под локоть. Собрав все мужество, я оглянулся. Возле меня стояла моя кобыла. Не зря я, значит, подкармливал ее морковью и турнепсом. Более чем вероятно, что первый раз в жизни кто-то заботился о ней. Вот она сама и нашла меня.
Взгромоздившись ей на спину, я взял курс к дыре в заборе.
Упомянутый Бишоп, известный аферист, речной пират и еще Бог знает кто, был одним из самых влиятельных личностей в Натчез-андер-Хилл и самый опасный человек на побережье.
— Кто-то забрался на пастбище, и он все еще здесь, — раздался вдруг чей-то голос, и луч света скользнул по земле.
Я совсем не хотел навлекать на себя неприятности и поддал кобыле сапогом по ребрам. Оттолкнувшись от земли, она подпрыгнула как олень; не нуждаясь больше в понуканиях, понеслась вперед и легко перемахнула через забор. Вдруг прямо перед ней вырос из темноты какой-то человек и тут же получил сильный удар в плечо, так что отлетел в кусты. Другой нападающий попытался схватить меня, но я со всего размаху пнул его ногой в живот. У него перехватило дыхание. Застонав, он повернул назад, и мы потеряли его из виду. Поднимая за собой клубы пыли, моя кобыла изо всех сил мчалась по дороге.
Теперь, когда главная опасность была позади, я неожиданно понял, какая глупость эта наша встреча с Тинкером на перекрестке Томбикби. Приняв все меры предосторожности, я приблизился к перекрестку, подобно тому как обманчивый рассвет растекается лимонно-желтыми полосами по серому небу. Тинкер ждал возле дороги, и сумки лежали в траве. Когда я подъехал, мне показалось, что он собирается открыть мою сумку.
— Ты не ту открываешь, — произнес я.
Он резко обернулся, готовый к отпору. Его так увлекло предпринятое им исследование, что он даже не слышал шагов кобылы по мягкой пыли. Увидев меня, Тинкер легко поднялся, продолжая держать в руках мою сумку.
— Я ищу кофе, — сказал он. — Ты положил его к себе в сумку прошлой ночью.
Я не очень-то поверил в то, что он действительно ищет кофе, но мне не хотелось с ним спорить. Наконец я задумался, пытаясь сообразить, что к чему, а это не всегда так легко, как кажется.
— Давай уйдем от дороги. Может, нас уже ищут.
— Вон там, между холмами, — Тинкер указал рукой вперед, — есть тропа. Когда-то я прошел по ней. Правда, пришлось потратить почти день.
Спустя два дня я обменял на двухколесную повозку свой старый «баллард», который только из любезности можно было назвать ружьем, о чем я отлично знал, и поэтому сразу решил показывать его только с лучшей стороны. Остановившись рядом с фермером, на которого сделал ставку в моем бизнесе, я выстрелил в белку, и она тут же упала к его ногам. Увы, я проделал лишь ловкий трюк, многие мальчишки в горах о нем хорошо знают. Белка небольшой зверек, и, чтобы не испортить шкурку, стрелять нужно не прямо в него, а по ветке, где он сидит, или рядом. Бедняга, оглушенная грохотом, падает с дерева. Убить ее могут и разлетевшиеся щепки.
— У тебя хорошее ружье, — заметил фермер. — Не собираешься ли ты продать его?
Мы начали торговаться. Он кипятился, брызгал слюной, но я, с детства приученный к терпению, спокойно дал ему выговориться. Он жаждал совершить сделку, и многие люди на его месте действовали бы точно так же. Его старой, разбитой повозкой уже долгие годы никто не пользовался, но я был уверен, что вместе с Тинкером мы сможем ее починить. А здесь, в долине, повозка может нам очень пригодиться. Мы торговались за ужином, пока ели мамалыгу с мясом, продолжили торг за завтраком и после него. Но к тому времени мне все порядком надоело, и я взялся распаковывать сумку, беседуя еще и с Тинкером. Фермер стал опасаться, что может упустить покупателя, и пошел на уступку.
Наконец к общему удовольствию все кончилось: я отдал ему свой «баллард» и получил повозку, три бушеля отличных яблок, старую косу и пару свежевыделанных шкур. Теперь нам с Тинкером предстояло подтянуть обод, поправить спицы и погрузить наши манатки.
Мы потратили две недели, чтобы добраться до реки, но зато нам удалось совершить неплохую сделку.
Моя кобыла выглядела отлично. Наши короткие ежедневные путешествия не особенно утомляли ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19