Он отпустил меня и упал на спину. Я прыгнул. Он перекатился на бок, но недостаточно быстро, и я успел вонзить в него нож.
Он истекал кровью, но вырвался и вновь бросился в атаку. На сей раз я встретил его мощным ударом. Индеец отшатнулся, колени его подогнулись, и он упал.
Вокруг меня кипел настоящий бой, но вдруг все стихло, а враги исчезли. Весь в крови, я огляделся. Ичакоми стояла у вигвама, в руке она держала копье с окровавленным наконечником.
Индеец, с которым я сражался, достался Кеокотаа. Он тоже был в крови — своей и чужой. Наконец он вонзил копье и добил врага.
Я с удивлением оглядывался вокруг и не мог понять, почему враги сбежали с поля боя.
У нас погибла одна женщина и двое мужчин, с одного сняли скальп. Живы и невредимы остались только Ичакоми и Унствита.
Они подобрали наших убитых и раненых. Скольких воинов отправили на тот свет мы, я не знал.
Подруга Кеокотаа, с порезами и кровоподтеками на плече, промывала его раны.
— Они вернутся, — сказал Кеокотаа.
— Нам надо уходить.
Как ни странно, я не получил ни одного серьезного ранения. У меня было всего несколько царапин и тонкая рана у корней волос, длиной всего в пару дюймов. Кеокотаа достался серьезный удар в плечо, и его правая рука на какое-то время вышла из строя.
— Надо уходить сегодня ночью, — решил я.
Измученные, окровавленные, мы собрали наши скромные пожитки. Прихватив и небольшое количество мяса, которое у нас оставалось, мы двинулись в путь. Я знал только одно место, где можно было скрыться.
Я повел их в мою долину.
Глава 28
Мы шли по горам ночью, часто останавливаясь, чтобы послушать, нет ли за нами погони, и чтобы передохнуть. Наши легкие, привыкшие к воздуху равнин, не могли сразу приспособиться к высоте.
Во время первой остановки я переходил от одного индейца к другому и, как мог, обрабатывал их раны. Я умел немного, но все же больше, чем другие, если не считать Ичакоми. Ее познания в области врачевания оказались на удивление обширными.
Когда настало утро, кругом поднимался густой туман, он заполнял все впадины в горах. Мы медленно ползли по еле заметной звериной тропе, и по крайней мере первые пять миль все время вверх. Затем идти стало легче, если не считать того, что приходилось карабкаться через валуны и остатки лавин, которые сошли с горы в течение зимы.
Замерзшие, усталые, израненные, мы останавливались, чтобы перевести дыхание, и снова двигались вперед.
Туман поднялся, и нашим глазам открылся мир гранитных обломков и снега, то тут, то там виднелись карликовые ели, которые боролись с ветром и льдом за существование. Мы сели и разделили между собой кусочки вяленого мяса. Пока ели, один из начи пошел обратно по тропе, по которой мы сюда пришли, чтобы посмотреть, нет ли погони.
Вокруг меня сидели изможденные, усталые люди, широко раскрытые глаза безучастно смотрели в пустоту. С вершин дул холодный ветер. Не так я надеялся прийти в свою долину.
Поднявшись, я пошел вниз по тропе, потом подождал, когда все поднимутся и последуют за мной. Вернулся начи, который ходил обследовать нашу тропу.
— Ничего нет, — сказал он. — Нижняя долина закрыта туманом, все проходы тоже.
Пройдя еще полмили, я остановился и оглянулся на мою карабкающуюся команду. Как случилось, что я, Джубал Сэкетт, одиночка, оказался здесь, с этими людьми? Холодный ветер шевелил ветви ели, завывал в расщелине между скалами. Я зябко поежился и похлопал руками, чтобы согреть пальцы. Медленно подтянулись остальные.
Теперь мы шли под уклон, сначала едва заметный. Затем он стал круче. Впереди наш путь пересекал по-весеннему шумный ручей. Лед уже сошел, и холодная чистая вода журча бежала по камням и гальке. Я предложил развести костер, поесть и отдохнуть. Мы набрали сломанных веток и коры для костра. Развели огонь и сгрудились вокруг него. Женщина понка, лучшая среди нас рыбачка, пошла к перекату.
Все ели, но я отказался. Еды было мало, а я еще держался достаточно хорошо, чтобы выжить. Посмотрев вверх на горы, я увидел черную скалу, влажную от тающего снега, и одинокого золотого орла, парящего на широких крыльях на фоне снегов.
Узкий водопад — на самом деле он, наверное, имел ширину футов сорок — падал с уступа на уступ, сейчас его переполняла талая вода. Поздней весной он превратится в тоненькую струйку. Нет, не для людей была эта застывшая и прекрасная гора, а только для облаков и орлов.
Я набрал веток, подбросил их в костер и наблюдал, как пламя, добравшись до них, схватило ветки в свои огненные объятия.
Ноги мои устали, спина болела. Я присел на упавшее дерево и взглянул на тропу, по которой мы пришли сюда. Она была неровной и извилистой.
Крупная, сдержанная женщина-понка подошла ко мне в своих черных мокасинах. Указала на горы, которые испанцы называют Сангрэ-де-Кристос и произнесла:
— Пещеры! Большие!
— Ты бывала там раньше?
— С племенем понка. Мы охотились там.
— Спасибо, мы пойдем к этим пещерам.
Она не мешкая отправилась снова рыбачить и к полудню поймала полдюжины рыбин. Хорошее подспорье в нашем бедственном положении.
Кеокотаа убил куропатку. Я не видел ничего и думал об Ичакоми. Теперь она захочет вернуться домой, к своему племени. Там, у Великой реки, уже тепло. Ну и что, я же одиночка! И горы вечны. Эта мысль не радовала меня.
Я сидел около речки, ко мне подошел Кеокотаа.
— Пещеры нехорошие, — пожал он плечами. — Очень трудно добираться. Внутри большая дыра. Плохое место для сна.
Мысль о том, что придется карабкаться ввысь по скалам, охладила мой пыл и я сказал:
— Мы пойдем в долину, найдем пристанище там.
— Я видел мною следов. О теня, лося, бизона, индюка. — Немного помолчав, Кеокотаа добавил: — Твой бизон здесь. Ищет тебя.
Несмотря на усталость, я вышел на луг. Бизон был там. Я подошел к нему, встал рядом, почесал его за ухом.
— Если ты собираешься остаться с нами, — шепнул я ему, — тебе придется работать.
Эта мысль пришла внезапно, но чем больше я ее обдумывал, тем больше она мне нравилась.
Незадолго до наступления темноты один из начи убил лося. В тот вечер мы хорошо поели и я, против обыкновения, долго сидел у костра.
Подошла Ичакоми, села напротив меня.
— Мои люди решили идти домой, — вдруг сообщила она. — Скоро степь зазеленеет. В реке будет много воды. Они быстро доберутся до нашего становища.
Она уйдет вместе с другими. Вернется в свой дом на Великой реке. Я пришел в ужас. Мне показалось, что сердце перестало биться.
Я немного подождал, потом заметил:
— Будет нелегко миновать коунджерос, да и Капата поджидает вас.
Она посмотрела на меня и ничего не сказала.
Я стал думать о том, как им незамеченными добраться до Великой реки по Арканзасу. Нужно идти кружным путем, если… А если им дойти до того места, где река пересекает гору, и весь путь проделать по ней?
— Я придумаю, как отправить вас обратно, — обещал я.
Она резко встала и отошла от костра. Я начал что-то говорить, но видел только ее спину. Несколько минут я сидел, пораженный ее внезапным уходом.
Женщины! Я никогда их не понимал.
Пока я боролся с нахлынувшими чувствами, ко мне подсел Кеокотаа.
— Они хотят возвращаться. Смотри, им лучше плыть вниз по реке. — Я взял веточку и на глинистом берегу набросал чертеж. — Здесь река выходит из большого каньона. Здесь юг. А вот, сзади, наш первый лагерь. Мы шли на запад, теперь находимся в длинной долине, протянувшейся примерно с севера на юг. Мне кажется, что если мы пойдем вверх по долине, то выйдем к каньону, по которому протекает интересующая нас река. По ней они спокойно ускользнут ночью.
Он посмотрел на мой приблизительный план и указал пальцем на верхнюю часть долины, в которой мы находились:
— А что там? Мы не знаем.
Конечно, он был прав. И речка в каньоне могла быть слишком бурной. Капата и коунджерос предпочли бы, чтобы это было именно так. Но чем больше обдумывал я свою идею, тем более привлекательной она казалась.
Что происходило с Ичакоми? Она — их вождь, и если они собирались возвратиться домой, то она…
Я поделился своим недоумением с Кеокотаа. Он взглянул на меня своими невозмутимыми черными глазами и произнес:
— Может, она не хочет уходить. Может, она думает, что ты хочешь от нее избавиться. Может, она думает, что ты считаешь ее обузой.
Смешно! Она совсем не обуза!
Конечно, если бы я не связался с ними, то был бы уже далеко на Западе и, вероятно, не имел бы всех неприятностей с коунджерос и уж наверняка — с Капата. Но то, что она, возможно, не хочет возвращаться домой — чепуха!
Она — Солнце, важная персона в своем племени. Пришла на Запад, чтобы найти место для своего народа, и, если не считать коунджерос, нашла хорошее место.
С долины, которую я называл моей, почти сошел снег. Она достигала примерно двадцати миль в длину и четырех-пяти в ширину. По ней текло несколько рек, и с гор обрушивались потоки воды, кроме того, мощные хребты прикрывали ее от самых жестоких ветров.
Наутро мы двинулись к северу, но вечером на берегу небольшой речки ко мне подошел Кеокотаа.
— Здесь совсем нехорошо, — заявил мой друг.
— Ну что ты выдумываешь, прекрасная долина, — возразил я. — Она расположена высоко, и им придется научиться выращивать другие растения, но все равно замечательное место.
— Много следов. — Кеокотаа указал назад, в ту сторону, откуда мы пришли. — Я нашел старую тропу. По ней и сейчас ходят индейцы. Может, им не понравится, что мы поселимся здесь.
— Коунджерос?
— Не коунджерос. Скорее всего, юты. Живут в горных долинах. Очень сильные.
Место, которое мы нашли, мне сразу понравилось. Долина уже покрывалась зеленью, и по разнообразию растений можно было сказать, что почва здесь весьма плодородна.
— Дальше мы не пойдем, — решил я, — остановимся и разобьем лагерь.
Место меня устраивало и с точки зрения обороны. С восточной стороны лагерь защищали горы. Он хорошо снабжался водой.
Как только мы разбили лагерь, несколько начи отправились на охоту.
— Надо узнать, далеко ли до реки. — Я хотел отправиться завтра.
— Ты остаешься, я иду, — настаивал Кеокотаа. Пришлось с ним согласиться.
Мне очень хотелось посмотреть места к северу от лагеря, но строительство форта — на случай повторного нападения — было важнее.
Речка вытекала из каньона и несла свои полные воды вниз, в долину, в одном месте она бросалась со скал, образуя небольшой водопадик, фута в три высотой. Возле него на ровной высокой площадке, ограниченной несколькими валунами и лесом, мы решили поставить крепость.
Вместе с двумя мужчинами начи я приступил к строительству временного укрытия, которое послужило бы нам, пока мы не построили более прочное жилье.
Охотники принесли двух оленей и несколько диких куриц. К этому времени мы уже соорудили навес для ночевки. Протащили между валунами несколько стволов мертвых деревьев создали некое подобие стены.
Ичакоми работала наравне со всеми, а меня избегала. Когда я пытался заговорить с ней, она поворачивалась и уходила. Раздраженный, я решил: пусть получит то, чего хочет. Теперь и я избегал ее.
Кеокотаа мы ждали только через день или два, так что другой вопрос пока не возникал.
Спал я плохо. Всю ночь вертелся, совсем не выспался, утром поднялся, взял оружие и пошел вверх по каньону.
Это был довольно глубокий каньон, ведущий прямо в горы. На дне его лежал снег, а валуны возле реки покрывал лед. Я вернулся, когда уже смеркалось, подошел к костру выбрал себе кусок мяса и пристроился поужинать.
Напротив меня сидела Ичакоми.
Она помолчала, потом спросила:
— Кеокотаа пошел искать дорогу?
— Он ищет путь к реке. Течение, конечно, бурное, но, я думаю, так твои люди сумеют проскользнуть мимо врагов.
— Ты уйдешь с нами?
— Нет. — Я посмотрел на нее. — Мое место в горах. Река называется Арканзас, у нее есть также и другие названия, но она впадает в Великую реку. Твои люди беспрепятственно попадут домой. Их может вести Унствита. Он хороший человек. — Она удивленно взглянула на меня. Я избегал ее взгляда, чувствуя себя неловко. Почему я не сказал, что она сама поведет людей? Вышло так, но я даже не думал об этом. Кому еще вести их — если она захочет уйти? — Опасность есть всегда, — продолжил я, — но Унствита опытный воин. Он и умный, и смелый.
— Мое место впереди, — остановила она меня.
Я молча жевал кусок мяса, потом спросил:
— Ты уйдешь с ними?
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
Вот он, этот вопрос, заданный прямо в лоб. Что я мог ответить?
— Мне будет не хватать тебя, — неуверенно произнес я, понимая, однако, что говорю правду. Мне будет не хватать ее, и я больше никогда ее не увижу. Эта мысль пронзила меня как внезапная боль. — Но я не могу просить тебя остаться. Ты — Солнце.
Глаза ее смеялись.
— А ты даже не низкий. — Она помолчала. — Ты — йомен. Йомены никогда не женились на принцессах?
— Никогда! Если принцесса выйдет за йомена, она больше не будет принцессой. Я так думаю.
— Тогда я больше не буду Солнцем.
Наши глаза встретились над огнем, я отрезал себе ножом еще ломтик мяса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43