В дверь с силой стукнули два раза.
Он помедлил и крикнул:
– Открыто!
Повернулся он только тогда, когда дочь Романа Георгиевича Перегуды и бывшая подружка Павла переступила через порог.
– Привет! – сказала она, кривовато ухмыляясь.
– Здравствуй.
– Не ожидала тебя здесь увидеть.
– Я тоже.
– Пройти-то можно?
– Я здесь не хозяин. Скорее уж…
– Да ладно тебе целку из себя строить! – отмахнулась Алла, входя и захлопывая за собой дверь. – Знаем мы! О, коньячок пьешь! Из папашкиных запасов, поди?
Ему хотелось сказать, что она изменилась, но делать этого он не стал. Многие женщины не любят, когда им намекают на их возраст и, в особенности на возрастные изменения, произошедшие с ними. К тому же Алла изменилась не в лучшую сторону. Лицо опухшее, отечное, что не могла скрыть даже обильно наложенная косметика, глаза больные. Полное впечатление, что она давно и помногу пьет.
Не раздеваясь, она прошла к креслу, села и без спроса привычным жестом подхватила стакан с коньяком.
– Ну чего, Паша, за встречу?
Он подошел к шкафу, достал себе стакан и щедро налил.
– Давай, – наконец сказал он, салютуя стаканом, но при этом не делая попыток чокнуться.
Алла молча выпила, сделав пару больших глотков.
– Фу-ух! – выдула она из себя. – А ничего! Хорошо тебя папаня тут поит.
Павел, глядя на нее, подумал, что она пьет по крайней мере с утра. А то и со вчерашнего дня.
– Не жалуюсь, – ответил он, не желая развивать эту тему. – А ты сюда каким ветром? Ро… Твой отец сказал, что ты здесь не появляешься.
– Ишь ты! – Она еще раз отхлебнула, поставила стакан и достала из сумочки сигареты с зажигалкой.
По большому счету, Павел не разбирался в женской моде и во всех этих сочетаниях цветов и стилей. Подобное никогда его не интересовало. Но сейчас он отметил некоторое несоответствие, хотя это могло быть всего лишь его личным заблуждением. Хорошее пальто, стильные, модные сапоги в тон, качественная, явно дорогая прическа и даже макияж – все соответствовало одно другому. Гармонировало. А вот сумочка, на его взгляд, была из другой оперы. Нельзя сказать, чтобы уж совсем дешевка – тут сам черт ногу сломит, самые драные джинсы в дорогом магазине могут стоить немалых денег, – но уж по крайней мере по цвету она никак не соответствовала всему остальному. Впрочем, тут бы он не стал ручаться; может, это такой стиль. Трэш, кажется.
Он, взяв со стола свои сигареты, тоже закурил и сел в другое кресло. Ну не стоять же как пугало, в самом-то деле!
– Я смотрю, вы с моим папаней уже вась-вась.
– С чего ты взяла? – почти искренне удивился Павел, которого после новой порции коньяка снова потихоньку повело.
– Ты из меня дуру-то не делай. Хорош уже, – с вызовом сказала Алла, выдувая к потолку струю дыма. – Живешь здесь, коньяк лупишь, папа Рома тебе про меня рассказывает. А?
Она качнула опустевшим стаканом, предлагая поухаживать за дамой. Павел безропотно налил ей; его ли это дело чужих дочерей уму-разуму учить? Хочет – пускай пьет. Хотя и так было видно, что она здорово пьяна. Глушить коньяк стаканами – это, извините, та еще затея. Это по минному полю можно пройти и не подорваться, а от такого «лакомства» спасения нет. К тому же он был свидетелем того, как бывшая его подружка орала на охранника. Испытывать на себе силу ее голосовых связок и неукротимой энергии как-то не хотелось.
– Так, обмолвился, – осторожно произнес Павел, затягиваясь.
Ему хотелось побыстрей закончить это рандеву. Хоть бы зашел кто, что ли. Выставлять вон хозяйскую дочь было как-то совсем не с руки. Это было бы уж совсем не комильфо.
– Какой ты стал тут сдержанный, – насмешливо проговорила Алла, бросая непотушенный окурок в пепельницу.
Он вспомнил эту ее привычку, бросать докуренные, но не потушенные сигареты, так что из пепельницы всегда тянулся столбик дыма. Когда-то это ему казалось забавным, эдакой особенной пикантной черточкой, а потом стало раздражать. Как вся она, со своей порывистостью и необузданностью в желаниях. Вспоминать все это теперь было неинтересно. Да он и вообще-то никогда не хотел ее вспоминать: расстались – и все.
– Стараюсь, – кивнул он, всем своим видом пытаясь показать, что этот разговор его тяготит.
– Правильно стараешься. Смотрю, папаня тебе и память вернул. Хорошо, видать, служишь, боец? И как служба? Обратно не тянет? Грехи еще не пора замаливать?
– А ты, смотрю, исповедями промышляешь? – спросил он, устав сдерживаться. И еще хлебнул – для уверенности. Все же чувствовал он перед Алкой некую смутную вину. Хотя и она не подарок, это ясно.
– А чего? Могу! – с вызовом заявила она и допила остатки коньяка. Лихо это у нее получилось. – Для тебя даже скидку сделаю, – заявила она с вызовом.
Тон этот Павлу решительно не нравился. И поэтому он брякнул, правду сказать, со зла.
– По-моему, эта штатная единица при дворе уже занята.
– Уж не тобой ли?
– Не претендую. Есть тут один мальчик. Не в курсе?
Лицо ее исказилось.
– Налей-ка! – потребовала она.
Павел заколебался. Налить? И что из этого получится? Характерец у нее еще тот, ну а уж в пьяном виде она вообще непредсказуема. Вспомнить только, как они когда-то вдвоем, оба крепко датые, прорывались на закрытый прием во французское посольство. Алка как маг мало чего из себя представляла. Так, знала пяток заклинаний, ну, немножко защиту еще умела ставить. Ее это никогда особо не интересовало. Золотая молодежь, другие интересы. В тот день, помнится, какой-то ее знакомый пообещал ей приглашение на два лица, да не сделал. А она уже настроилась. И – расстроилась. Дико расстроилась. Потому, может, что и Павла уже пригласила, заранее. С расстройства они выпили в кабаке и пошли по Москве. По клубам. Денег у нее всегда хватало, папа подкидывал. И, как на грех, оказались рядом с красно-кирпичным зданием посольства. Павел поупирался, стесняясь, но она его раззадорила. Да и подоврала тоже. Мол, ждут там и все такое. В общем, охрана встречала их с поклонами. Советник по культуре, или кто он там был, – а они оба в джинсах, майках каких-то, – принял как дорогих гостей. И уж они там оторвались. Точнее – она. Знакомому тому шампанское за ворот дорогущего смокинга вылила. Тот так орал! Наверное, посольские долго тот вечер помнили. Во всяком случае, где-то через полгода Павел, случайно проходя мимо, увидел магическую защиту на дверях. Слабенькую, правда, но все же. Значит, вычислили. Или просто мода такая пошла.
И вдруг его как шилом кольнуло. Чего? Какую память вернул? Или это она уже заговаривается? Пьяная баба…
Он встал и вылил ей из бутылки остатки коньяка.
– Давай за встречу, что ли, – предложил он, протягивая к ней свой стакан.
Они чокнулись.
Павел рассчитывал, что Алла достаточно пьяна для того, чтобы не заметить, как он ее «кольнул» через контакт.
Наверное, нужно было учесть, что она все же дочь маг-директора, хотя и ленивая в смысле магии. В конце концов, он не видел ее столько лет, что человек мог и измениться, повзрослеть, в конце концов. По годам пора бы уж.
Алла вздрогнула и уронила стакан на пол. Тот не разбился, покатившись по ковру и разливая коньяк.
– Ну ты и сука, Паша! – зло проговорила она, порывисто вставая.
– Алл…
– Да пошел ты, мудак! Знаешь куда? А то подскажу адресок! И не дай тебе, – вдруг зашипела она, пузырясь слюной, – еще раз вот так. Козлина долбаная!
И стремительно вышла за дверь.
Быстрый проход по коридору, дверь открылась-закрылась, и тишина. Стало слышно, как где-то вдалеке работает пила – электрическая или бензиновая. В коттеджных поселках всегда так, это не умирающая деревня, абсолютной тишины не бывает – пилят, сверлят, долбят, ездят, музыка играет. Покой нам только снится. Пионеры капитализма.
Он встал, дошел до ванной комнаты и выплеснул в раковину остатки коньяка, после чего старательно сполоснул стакан, со скрипом протерев пальцами его кромки. Вернулся в комнату, поставил стакан на место, забрал пустую бутылку и проделал ту же операцию, стараясь, чтобы из нее не пахло. Почистил зубы, яростно орудуя зубной щеткой, и умылся. Причесался, глядя в зеркало и стараясь взглядом удерживать собственные зрачки. Побриться бы, но не стал подходить к своей сумке.
На душе было погано.
При чем здесь память? Фактов амнезии он за собой не замечал.
Ха-ха! Смешно! Прямо строчка для медицинского заключения – клиент провалов памяти не помнит.
Или со зла девка ляпнула? Она могла.
Обойдя стол, опустился на колени в полуметре от валяющегося на полу стакана. Отчетливо запахло дорогим коньяком.
Секунд пять Павел смотрел на сосуд, прикидывая варианты, после чего поднялся, подошел к двери и запер ее. Ему нужно поработать, и помехи в этом деле ни к чему.
Вернулся на прежнее место и опустился, стараясь не замечать резкий запах и накатившую вдруг жажду.
Старое индийское заклятие по вызыванию духов не сработало, хотя Павел дважды и со всей тщательностью пытался им воспользоваться. Сильная штука, им не то что «Камасутру», высеченную на стенах храма, старых богов, запечатленных в камне, брахманы заставляют оживать, принуждая к ритуальной пляске. Но здесь оно не сработало. Стакан только качнулся и откатился сантиметров на десять, слегка при этом позвякивая. Да уж, на бога этот сосуд непохож, это точно.
Очень хороший, действенный норманнский вызов привел только к тому, что стакан, вздрогнув, медленно поднялся и встал, не торопясь обретая устойчивость. При этом вокруг него мелькнули смутные тени, напоминающие крохотных чертенят. В другой ситуации Павел решил бы, что допился. Впрочем, как и в том, так и в этом случае, вывод был один – хватит пить. Без этого он уж наверняка бы – как хочется в это верить! – нащупал бы путь.
С улицы раздался звук автомобильного двигателя. Надо было бы окно закрыть…
Павел вздохнул, собираясь с силами и нагоняя в легкие кислород.
Был соблазн положить на стакан старую германскую руну, очень мощную, давящую, как пресс, из-под которого вытекает все до последней капли. Составная часть боевой магии древних германцев, она работает сильно, но однозначно, как топор Зигфрида, после которого ни один самый искусный лекарь не возьмется врачевать, потому что врачевать там уже нечего. После остаются только куски. А Павлу нужна была истина, а не уничтожение. Результат, а не действие.
Он прошелся ладонями по щекам, заставляя кровь прилить к голове. Думай, маг, думай! Ты не девку в автобусе кадришь.
С улицы донеслись возбужденные мужские голоса.
Алла дочь Романа. Плоть от плоти маг-директора. Тот на восточные штучки всегда был падок.
Павел, выдохнув, опустил зад на пятки.
Есть очень хорошие арабские вызовы. Арабы, кстати, чуть ли ни наиболее полно оставили описания работы магов. Взять хотя бы тот же "Сим-сим, откройся!" Сборник сказок "Тысяча и одна ночь" дает немалое представление о работе практикующих магов, как бы они в каждый отдельный момент ни назывались.
Но Алла никогда не любила читать!
А уж нудные арабские сказки ее могли бы заинтересовать только с точки зрения описания сексуальных утех действующих лиц, чему она всегда предпочитала реальность. И еще как предпочитала! И сейчас, наверное…
Про баб. Про мужиков.
Он вспомнил этот разговор. Оба пьяные были, трындели о чем придется. Пил он тогда много. Да и Алка тоже не отставала. Если не опережала. Хотя нет, очень сильно она в ту пору не пила. Матриархат, патриархат… Ну, вроде того, кто главней должен быть. Завелись, помнится. Он ей про Илью Муромца, спасителя земли Русской, она ему про жену Добрыни Никитича, которая там чего-то творила, вроде грозу вызывала, что ли, но мужика своего кинула. Изменила ему, кажется…
Мария… Марья как-то там ее. Марина… Точно! Жену Добрыни звали Мариной. И Алла тогда перекинула это имя на Марью Моревну.
Павел вдруг явственно ощутил запах мятного ликера. Они тогда с Аллой ликер пили! И она – это он вдруг вспомнил очень отчетливо – сказала, что ею, этой самой Моревной, и станет. Но – если Павел на ней не женится. И заклятие – простенькое, в меру умения – на себя наложила. Со смехом. Они оба тогда смеялись. Дураки пьяные.
Марья Моревна!
Тут он почувствовал, как стакан ему отзывается. Не открылся, но отозвался.
Марья Моревна, прекрасная королевна! Расскажи про заветное!
Наверное, если бы он был в полной рабочей форме, это все произошло быстрее и правильнее. Подумаешь! Он ведь начинал с того, что работал по старославянским мотивам. Та-ам столько всего!.. До сих пор море неисчерпанное. Но потом потянуло на экзотику, на Запад и Восток. Да и не нюхач он…
Слова подзабылись, но Павел уверенно работал на автомате. Не потому, что знал, а со злости. Наверняка где-то путал, да и формулы из головы выветрились, но он попер, отбрасывая от себя сомнения.
Стакан, источающий запахи коньяка, стал отдавать то, что ему отдала хозяйка, прикасавшаяся к нему губами.
Память! Вот о чем она говорила, поднося стакан к губам.
И на Павла повалились образы, которые он не помнил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49