– Долго мы будем играть в «ты» и "вы"?!
Выражение лица Перегуды, уже закончившего с телятиной, было таким, будто он снова жевал, хотя мышцы под загорелой кожей щек не шевелились, лишь набухли. Выражение было плотоядным.
– Это решаемо, – наконец проговорил он, расцепив зубы.
– Или решено?
– Ладно, – маг-директор сморгнул. – А теперь мне пора ехать.
– Да валяй. Только скажи, выбирать-то кого будем? Тебя? Теперь ты будешь Иисусом?
Что ни говори, но Роман Георгиевич Перегуда молодым не был. Массажи, бани и здоровое питание в сочетании с умеренностью и физкультурой делали свое дело, но двадцатилетний возраст он миновал так давно, что Павлу в какой-то степени было недоступно понять, насколько далеко это было за пределами даты его рождения. Мать – это хоть как-то понятно. Тут все объяснимо и привычно. Привычно с рождения, хотя на самом деле это осознание приходит позже, много позже. Но тут маг-директор повел себя как мальчишка, готовый к дворовой драке.
Он вскочил, при этом стул из-под него отлетел назад и опрокинулся, издав глухой деревянный звук. Аура его заискрилась, распухая на глазах. Служанка Вера, появившаяся в дверном проеме, чтобы убрать посуду, замерла, приоткрыв рот и порывисто уложив руки под грудь, словно ей не хватало воздуха.
Если быть откровенным, то Павел дрогнул. Гнев маг-директора мало кто хотел бы испытать на собственной шкуре. Да что там мало! На самом деле дураков куда меньше, чем это принято считать. Всех настоящих дураков, как правило, держат под присмотром, пусть и не всегда надежным. Практикующий маг Мамонтов себя к таковым не относил.
Он собрался с силами, ухмыльнулся и сказал:
– Иисус Перегуда?
– Не говори глупостей!
И вдруг он понял, что не боится. Дом этот, собаки, служанка, звание – не страшно. Или даже не так. Он Роману нужен больше, чем тот ему. В этом ощущении мало рационального, больше, как и всегда, ощущений, которые при желании можно позже, со временем, разложить на рацио, но в первый момент имеет значение именно вкус, ощущение отношений. Кто-то скажет «аура» – пусть так. Сверхчувство – так. Интуиция – тоже так. Говорят еще: "Жопой чувствую" – тоже сойдет. Названий, как и имен Бога, множество. Публичные маги предпочитают озвучивать это как "Я вижу". Практикующие тоже видят, но вот Павел от слова «вижу» предпочитал абстрагироваться. Отодвинуться, если угодно. Да и вообще, такого лучше вслух не произносить. Но он – чуял.
– А как же тогда? – вконец обнаглел Павел. – Отец наш сущий Роман? А я при тебе апостолом? И Илья этот тоже. Кто еще? На роль Марии Магдалины Аллу назначишь или еще кого присмотрел?
– Ты пьян! – резко произнес Перегуда, повернулся и пошел прочь, на ходу вытирая губы батистовой салфеткой, вырванной им из серебряного кольца-держателя. – Проспись. Завтра поговорим.
Служанка, упорхнувшая было, вернулась и, стараясь не смотреть на Павла, принялась убирать со стола.
– Вера, душа моя, – проговорил он, развалясь на стуле. – Принеси мне коньячку бутылочку.
– Какого пожелаете?
– Ну, что-нибудь получше. Французского. Найдется?
– Найдется, Павел Евгеньевич.
– А лучше пару. И попить что-нибудь. На опохмел и вообще.
– Пить здесь будете? – деловито осведомилась она.
– С собой, – он хмыкнул. – На вынос. Или это запрещено?
– Таких распоряжений не было, – ответила она и удалилась, неся тяжело нагруженный поднос с посудой.
Павел встал и подошел к камину. Давно он каминов не видел, с зимы, когда он с неделю жил в загородном доме одной очень непростой семьи – муж занимается бизнесом, а супруга подвизается на политическом поприще, время от времени мелькая на телевизионном экране. У них было что-то неладное с дочерью, великовозрастной девицей, ушедшей в академический отпуск с четвертого курса МГИМО. Сначала родители, как водится, предположили болезнь, потом, по прошествии времени, заподозрили симуляцию и усилили давление на дитя и, естественно, на врачей, которые должны были эту самую симуляцию либо ее отсутствие выявить со всей определенностью. Люди занятые и прагматичные, они и действовали прагматично, как математики, раскладывая проблему на ноль и единицу, «да» и нет". Высокооплачиваемые эскулапы, как то и водится, не ответили ничего определенного, оставляя себе возможность дать задний ход и вид на получение дополнительных гонораров. Впрочем, общий вердикт гласил: "Практически здорова".
А девчонка чахла и вела себя все страннее. И вот тогда родители, обеспокоенные уже всерьез, кинулись искать причину, задействовав свои немалые административные ресурсы. Каким-то образом они вышли на фирму «Лад» и, собственно, на самого Петровича, который, посмеиваясь про себя, отправил Павла «врачевать». С «пациенткой» они были почти ровесниками, общий язык нашли хоть и не сразу, но довольно быстро, днем, когда предки пропадали на работе, имели возможность беспрепятственно общаться, и Павел потихоньку отыскал причину якобы беспричинного угасания молодки. Ситуация оказалась банальной до предела. Некий ее знакомый время от времени занимал у нее относительно небольшие суммы денег – сто, двести, триста долларов. В семейном бюджете такие суммы ничего не значили, и поэтому их исчезновение никого не занимало, тем более что родители выдавали своему единственному чаду по две-три тысячи карманных долларов в месяц. Знакомый же брал явно без отдачи, а когда девушка в ответ на очередную просьбу отказала, и отказала категорично, тот затаил обиду и нашел способ отомстить, наведя, как говорят в народе, порчу. Ясное дело, не сам, на это у него не было ни знаний, ни умения, ни даже предпосылок, если таковыми не считать природную злость и ненависть ко всем богатеям. Бывшая магиня, спившаяся и опустившаяся, растерявшая большинство своих навыков и, на беду, оказавшаяся соседкой мстительного пацана, припомнив старое и будучи в сильном подпитии, накидала на девку такого, что мало не покажется. Распутывать этот пьяный бред Павлу пришлось дня четыре. К счастью, девчонка оказалась крепенькой, в родителей пошла. Сейчас живет себе и радуется. Но зато после того случая коллектив ООО «Лад» еще месяц трудился, выявляя подобных спецов, готовых за пару бутылок водки натворить таких дел, от которых нормальным людям житья нет.
– Такие вам подойдут? – спросила Вера, вплывая в гостиную с подносом в руках, на котором, кроме двух бутылок коньяка, имелось штук пять разных наименований напитков безалкогольного содержания. При виде их Павел вспомнил, что в его холодильнике как раз безалкогольного питья хоть залейся, но говорить сейчас об этом было как-то неловко; попросил девушку, она принесла, а он, получается, выкаблучивается, как какой-нибудь зажравшийся нувориш, привыкший капризничать, словно набалованный ребенок. Некрасиво.
Он поднялся, пошатнувшись, и для равновесия схватился за спинку стула.
– Спасибо, – сказал он и сделал попытку перехватить поднос, но женщина мягко отвела его в сторону.
– Вы ступайте уж, Павел Евгеньевич, а я вам в комнаты принесу.
Не только смотреть на нее, но и слушать было приятно. Умеет Роман себе сотрудников выбирать. В принципе, с этой украиночкой Павел ни на что не рассчитывал, но от общества ее отказываться не стал.
– Годится, – согласился он. – Я иду первым, буду дорогу показывать.
– Как будто я дорогу не знаю, – парировала она с неудовольствием, за которым тем не менее угадывалась готовность слегка пококетничать. Общительная девушка. Ей, наверное, скучно здесь, с суровым Романом Георгиевичем. Такому хозяину глазки не построишь, хотя не исключено, что она и попробовала, только маг-директор наверняка поставил ее на место. Они, директора, такие.
Но продолжить приятное общение не получилось. Едва Вера поставила заставленный бутылками поднос на стол, как в кармане ее передника зазвонил телефон. Выражение ее лица сразу стало служебным.
– Так я ж на минутку только, человеку помогла, – проговорила она в трубку, оправдываясь, но, видно, звонивший ни возражений, ни оправданий слышать не хотел. – Да иду уж!
– Спасибо тебе, – поблагодарил Павел. – Сам бы я точно не донес.
– На здоровьице.
– Телефончик не оставишь?
– Так вон же ж стоит, – мотнула она головой на аппарат и вышла, ловко покачивая бедрами.
Налив стакан пополнее, Павел сел в кресло и нажал на кнопку телевизионного пульта. Показывали какое-то ток-шоу. Попрыгав по каналам и не найдя ничего интересного, остановился на новостном канале только ради того, чтобы не было так тоскливо. Отхлебнув из стакана пару раз, понял, даже с некоторым удивлением для себя, что пить больше не хочет, а хочет спать, как то и должно быть после сытного обеда. Да, в сущности, и нужды в питье не было – выкаблучиваться с пьянством сейчас не перед кем.
Встал, прошелся по комнате, посмотрел в окно, понаблюдал пару минут за дюжим малым, который мел и без того чистую дорожку, приоткрыл окно, чтобы запустить чистый воздух, и как был, в одежде, упал на кровать. При этом подумал, что в последние дни он засыпал и просыпался в самых разных местах и в разное время. Нельзя сказать, что сон сам по себе его не радовал, наоборот, только все это здорово смахивало на неприкаянность. Радовало хоть то, что местами его ночевок не были тепловые коллекторы и сырые подвалы, как это бывает у бездомных.
Уставившись в потолок, попытался привести в порядок свои мысли и проанализировать ситуацию. Выпитое давило на разум, поэтому отдельные факты и соображения никак не желали выстраиваться в логичную цепочку, а мчались порознь и в разные стороны, напоминая стаю испуганных ворон не только своей хаотичностью, но и чернотой. Отчего-то так получилось, что в последние дни все у него идет не просто наперекосяк, а вразнос, причем беспросветность становится только гуще.
Он начал погружаться в сон и не делал попыток сопротивляться этому. Мысли приняли какой-то отвлеченный, не имеющий к действительности характер, даже некий сонный сюжет стал завязываться, какой-то сад либо роща появились, как вдруг раздался какой-то посторонний шум, не имеющий к начинающемуся сну никакого отношения.
Некоторое время Павел пытался не впускать в себя посторонние звуки, надеясь, что они скоро закончатся, а сам он спокойно заснет. Он знал за собой эту особенность, что если просыпался, то уже долго не мог заснуть, даже если организм настоятельно требовал отдыха.
Надеждам его не суждено было сбыться, потому что шум, перешедший в скандальный, пронзительный бабий крик, совершенно, казалось, неуместный в этой респектабельной усадьбе маг-директора, где для завершения образа не хватало разве что сонного, но солидного мажордома – хотя, может, он и был, черт его знает, – так вот этот крик, визгливый и надсадный, заставлял тело покрываться мурашками. Все, пропал сон.
Павел резко провел ладонью по лицу и встал. Окно закрыть, что ли? Может, тогда это прекратится? А еще ему было интересно, кто, какая сволочь могла устроить здесь такой балаган. Или, может, что-то случилось? Образ двух мордатых ротвейлеров, черных с желтым, так и маячил перед глазами.
Он подошел к окну и увидел сначала большой черный «Мерседес» с распахнутой задней дверцей, а уже потом женщину в длинном сером пальто. Она стояла чуть поодаль, возбужденно размахивала руками и, не стесняясь в выражениях, громко отчитывала охранника, выскочившего из сторожевой будки в одной рубашке. Не в том смысле, что он был без брюк и бос, но в том, что одет явно не по погоде. Морозец был хоть и невелик, однако ж не май месяц.
Картина была неприятной, что усугублялось алкогольной мутью в голове, не успевшей рассосаться за время короткого отдыха, но начавшей превращаться в головную боль.
Он попытался сосредоточиться, всматриваясь в женщину. Что-то в ней казалось знакомым.
Павел видел ее практически сзади, а это позволяло ему разглядеть только прическу – свеженькую, сегодняшнего изготовления. Он напрягся, мягким толчком заставляя ее развернуться к себе лицом. Этим нехитрым приемом ему удавалось разглядеть немало хорошеньких девушек хоть в том же метро.
То ли из-за выпитого он не смог рассчитать силы внушения, то ли женщина оказалась куда более чувствительной к внешним воздействиям – такое порой тоже случалось, – но она вдруг резко замолчала, будто кто-то одним движением выключил громкость, и повернулась к нему лицом, уперевшись в него взглядом.
Теперь он ее узнал. И она его узнала.
Еще до того, как глаза их встретились, он ощутил на своем теле щупальца, даже скорее усики, какие бывают у пчел или других насекомых, при помощи которых они идентифицируют предметы и своих сородичей.
Немая сцена длилась несколько секунд, не больше. Потом Алла, резко махнув охраннику, отпустила его и решительным шагом направилась в гостевой дом.
Он слышал, как открылась входная дверь, как громко – нарочито громко – прозвучали шаги по коридору, но не сделал и шага навстречу, оставаясь стоять у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Выражение лица Перегуды, уже закончившего с телятиной, было таким, будто он снова жевал, хотя мышцы под загорелой кожей щек не шевелились, лишь набухли. Выражение было плотоядным.
– Это решаемо, – наконец проговорил он, расцепив зубы.
– Или решено?
– Ладно, – маг-директор сморгнул. – А теперь мне пора ехать.
– Да валяй. Только скажи, выбирать-то кого будем? Тебя? Теперь ты будешь Иисусом?
Что ни говори, но Роман Георгиевич Перегуда молодым не был. Массажи, бани и здоровое питание в сочетании с умеренностью и физкультурой делали свое дело, но двадцатилетний возраст он миновал так давно, что Павлу в какой-то степени было недоступно понять, насколько далеко это было за пределами даты его рождения. Мать – это хоть как-то понятно. Тут все объяснимо и привычно. Привычно с рождения, хотя на самом деле это осознание приходит позже, много позже. Но тут маг-директор повел себя как мальчишка, готовый к дворовой драке.
Он вскочил, при этом стул из-под него отлетел назад и опрокинулся, издав глухой деревянный звук. Аура его заискрилась, распухая на глазах. Служанка Вера, появившаяся в дверном проеме, чтобы убрать посуду, замерла, приоткрыв рот и порывисто уложив руки под грудь, словно ей не хватало воздуха.
Если быть откровенным, то Павел дрогнул. Гнев маг-директора мало кто хотел бы испытать на собственной шкуре. Да что там мало! На самом деле дураков куда меньше, чем это принято считать. Всех настоящих дураков, как правило, держат под присмотром, пусть и не всегда надежным. Практикующий маг Мамонтов себя к таковым не относил.
Он собрался с силами, ухмыльнулся и сказал:
– Иисус Перегуда?
– Не говори глупостей!
И вдруг он понял, что не боится. Дом этот, собаки, служанка, звание – не страшно. Или даже не так. Он Роману нужен больше, чем тот ему. В этом ощущении мало рационального, больше, как и всегда, ощущений, которые при желании можно позже, со временем, разложить на рацио, но в первый момент имеет значение именно вкус, ощущение отношений. Кто-то скажет «аура» – пусть так. Сверхчувство – так. Интуиция – тоже так. Говорят еще: "Жопой чувствую" – тоже сойдет. Названий, как и имен Бога, множество. Публичные маги предпочитают озвучивать это как "Я вижу". Практикующие тоже видят, но вот Павел от слова «вижу» предпочитал абстрагироваться. Отодвинуться, если угодно. Да и вообще, такого лучше вслух не произносить. Но он – чуял.
– А как же тогда? – вконец обнаглел Павел. – Отец наш сущий Роман? А я при тебе апостолом? И Илья этот тоже. Кто еще? На роль Марии Магдалины Аллу назначишь или еще кого присмотрел?
– Ты пьян! – резко произнес Перегуда, повернулся и пошел прочь, на ходу вытирая губы батистовой салфеткой, вырванной им из серебряного кольца-держателя. – Проспись. Завтра поговорим.
Служанка, упорхнувшая было, вернулась и, стараясь не смотреть на Павла, принялась убирать со стола.
– Вера, душа моя, – проговорил он, развалясь на стуле. – Принеси мне коньячку бутылочку.
– Какого пожелаете?
– Ну, что-нибудь получше. Французского. Найдется?
– Найдется, Павел Евгеньевич.
– А лучше пару. И попить что-нибудь. На опохмел и вообще.
– Пить здесь будете? – деловито осведомилась она.
– С собой, – он хмыкнул. – На вынос. Или это запрещено?
– Таких распоряжений не было, – ответила она и удалилась, неся тяжело нагруженный поднос с посудой.
Павел встал и подошел к камину. Давно он каминов не видел, с зимы, когда он с неделю жил в загородном доме одной очень непростой семьи – муж занимается бизнесом, а супруга подвизается на политическом поприще, время от времени мелькая на телевизионном экране. У них было что-то неладное с дочерью, великовозрастной девицей, ушедшей в академический отпуск с четвертого курса МГИМО. Сначала родители, как водится, предположили болезнь, потом, по прошествии времени, заподозрили симуляцию и усилили давление на дитя и, естественно, на врачей, которые должны были эту самую симуляцию либо ее отсутствие выявить со всей определенностью. Люди занятые и прагматичные, они и действовали прагматично, как математики, раскладывая проблему на ноль и единицу, «да» и нет". Высокооплачиваемые эскулапы, как то и водится, не ответили ничего определенного, оставляя себе возможность дать задний ход и вид на получение дополнительных гонораров. Впрочем, общий вердикт гласил: "Практически здорова".
А девчонка чахла и вела себя все страннее. И вот тогда родители, обеспокоенные уже всерьез, кинулись искать причину, задействовав свои немалые административные ресурсы. Каким-то образом они вышли на фирму «Лад» и, собственно, на самого Петровича, который, посмеиваясь про себя, отправил Павла «врачевать». С «пациенткой» они были почти ровесниками, общий язык нашли хоть и не сразу, но довольно быстро, днем, когда предки пропадали на работе, имели возможность беспрепятственно общаться, и Павел потихоньку отыскал причину якобы беспричинного угасания молодки. Ситуация оказалась банальной до предела. Некий ее знакомый время от времени занимал у нее относительно небольшие суммы денег – сто, двести, триста долларов. В семейном бюджете такие суммы ничего не значили, и поэтому их исчезновение никого не занимало, тем более что родители выдавали своему единственному чаду по две-три тысячи карманных долларов в месяц. Знакомый же брал явно без отдачи, а когда девушка в ответ на очередную просьбу отказала, и отказала категорично, тот затаил обиду и нашел способ отомстить, наведя, как говорят в народе, порчу. Ясное дело, не сам, на это у него не было ни знаний, ни умения, ни даже предпосылок, если таковыми не считать природную злость и ненависть ко всем богатеям. Бывшая магиня, спившаяся и опустившаяся, растерявшая большинство своих навыков и, на беду, оказавшаяся соседкой мстительного пацана, припомнив старое и будучи в сильном подпитии, накидала на девку такого, что мало не покажется. Распутывать этот пьяный бред Павлу пришлось дня четыре. К счастью, девчонка оказалась крепенькой, в родителей пошла. Сейчас живет себе и радуется. Но зато после того случая коллектив ООО «Лад» еще месяц трудился, выявляя подобных спецов, готовых за пару бутылок водки натворить таких дел, от которых нормальным людям житья нет.
– Такие вам подойдут? – спросила Вера, вплывая в гостиную с подносом в руках, на котором, кроме двух бутылок коньяка, имелось штук пять разных наименований напитков безалкогольного содержания. При виде их Павел вспомнил, что в его холодильнике как раз безалкогольного питья хоть залейся, но говорить сейчас об этом было как-то неловко; попросил девушку, она принесла, а он, получается, выкаблучивается, как какой-нибудь зажравшийся нувориш, привыкший капризничать, словно набалованный ребенок. Некрасиво.
Он поднялся, пошатнувшись, и для равновесия схватился за спинку стула.
– Спасибо, – сказал он и сделал попытку перехватить поднос, но женщина мягко отвела его в сторону.
– Вы ступайте уж, Павел Евгеньевич, а я вам в комнаты принесу.
Не только смотреть на нее, но и слушать было приятно. Умеет Роман себе сотрудников выбирать. В принципе, с этой украиночкой Павел ни на что не рассчитывал, но от общества ее отказываться не стал.
– Годится, – согласился он. – Я иду первым, буду дорогу показывать.
– Как будто я дорогу не знаю, – парировала она с неудовольствием, за которым тем не менее угадывалась готовность слегка пококетничать. Общительная девушка. Ей, наверное, скучно здесь, с суровым Романом Георгиевичем. Такому хозяину глазки не построишь, хотя не исключено, что она и попробовала, только маг-директор наверняка поставил ее на место. Они, директора, такие.
Но продолжить приятное общение не получилось. Едва Вера поставила заставленный бутылками поднос на стол, как в кармане ее передника зазвонил телефон. Выражение ее лица сразу стало служебным.
– Так я ж на минутку только, человеку помогла, – проговорила она в трубку, оправдываясь, но, видно, звонивший ни возражений, ни оправданий слышать не хотел. – Да иду уж!
– Спасибо тебе, – поблагодарил Павел. – Сам бы я точно не донес.
– На здоровьице.
– Телефончик не оставишь?
– Так вон же ж стоит, – мотнула она головой на аппарат и вышла, ловко покачивая бедрами.
Налив стакан пополнее, Павел сел в кресло и нажал на кнопку телевизионного пульта. Показывали какое-то ток-шоу. Попрыгав по каналам и не найдя ничего интересного, остановился на новостном канале только ради того, чтобы не было так тоскливо. Отхлебнув из стакана пару раз, понял, даже с некоторым удивлением для себя, что пить больше не хочет, а хочет спать, как то и должно быть после сытного обеда. Да, в сущности, и нужды в питье не было – выкаблучиваться с пьянством сейчас не перед кем.
Встал, прошелся по комнате, посмотрел в окно, понаблюдал пару минут за дюжим малым, который мел и без того чистую дорожку, приоткрыл окно, чтобы запустить чистый воздух, и как был, в одежде, упал на кровать. При этом подумал, что в последние дни он засыпал и просыпался в самых разных местах и в разное время. Нельзя сказать, что сон сам по себе его не радовал, наоборот, только все это здорово смахивало на неприкаянность. Радовало хоть то, что местами его ночевок не были тепловые коллекторы и сырые подвалы, как это бывает у бездомных.
Уставившись в потолок, попытался привести в порядок свои мысли и проанализировать ситуацию. Выпитое давило на разум, поэтому отдельные факты и соображения никак не желали выстраиваться в логичную цепочку, а мчались порознь и в разные стороны, напоминая стаю испуганных ворон не только своей хаотичностью, но и чернотой. Отчего-то так получилось, что в последние дни все у него идет не просто наперекосяк, а вразнос, причем беспросветность становится только гуще.
Он начал погружаться в сон и не делал попыток сопротивляться этому. Мысли приняли какой-то отвлеченный, не имеющий к действительности характер, даже некий сонный сюжет стал завязываться, какой-то сад либо роща появились, как вдруг раздался какой-то посторонний шум, не имеющий к начинающемуся сну никакого отношения.
Некоторое время Павел пытался не впускать в себя посторонние звуки, надеясь, что они скоро закончатся, а сам он спокойно заснет. Он знал за собой эту особенность, что если просыпался, то уже долго не мог заснуть, даже если организм настоятельно требовал отдыха.
Надеждам его не суждено было сбыться, потому что шум, перешедший в скандальный, пронзительный бабий крик, совершенно, казалось, неуместный в этой респектабельной усадьбе маг-директора, где для завершения образа не хватало разве что сонного, но солидного мажордома – хотя, может, он и был, черт его знает, – так вот этот крик, визгливый и надсадный, заставлял тело покрываться мурашками. Все, пропал сон.
Павел резко провел ладонью по лицу и встал. Окно закрыть, что ли? Может, тогда это прекратится? А еще ему было интересно, кто, какая сволочь могла устроить здесь такой балаган. Или, может, что-то случилось? Образ двух мордатых ротвейлеров, черных с желтым, так и маячил перед глазами.
Он подошел к окну и увидел сначала большой черный «Мерседес» с распахнутой задней дверцей, а уже потом женщину в длинном сером пальто. Она стояла чуть поодаль, возбужденно размахивала руками и, не стесняясь в выражениях, громко отчитывала охранника, выскочившего из сторожевой будки в одной рубашке. Не в том смысле, что он был без брюк и бос, но в том, что одет явно не по погоде. Морозец был хоть и невелик, однако ж не май месяц.
Картина была неприятной, что усугублялось алкогольной мутью в голове, не успевшей рассосаться за время короткого отдыха, но начавшей превращаться в головную боль.
Он попытался сосредоточиться, всматриваясь в женщину. Что-то в ней казалось знакомым.
Павел видел ее практически сзади, а это позволяло ему разглядеть только прическу – свеженькую, сегодняшнего изготовления. Он напрягся, мягким толчком заставляя ее развернуться к себе лицом. Этим нехитрым приемом ему удавалось разглядеть немало хорошеньких девушек хоть в том же метро.
То ли из-за выпитого он не смог рассчитать силы внушения, то ли женщина оказалась куда более чувствительной к внешним воздействиям – такое порой тоже случалось, – но она вдруг резко замолчала, будто кто-то одним движением выключил громкость, и повернулась к нему лицом, уперевшись в него взглядом.
Теперь он ее узнал. И она его узнала.
Еще до того, как глаза их встретились, он ощутил на своем теле щупальца, даже скорее усики, какие бывают у пчел или других насекомых, при помощи которых они идентифицируют предметы и своих сородичей.
Немая сцена длилась несколько секунд, не больше. Потом Алла, резко махнув охраннику, отпустила его и решительным шагом направилась в гостевой дом.
Он слышал, как открылась входная дверь, как громко – нарочито громко – прозвучали шаги по коридору, но не сделал и шага навстречу, оставаясь стоять у окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49