Что же выходит? Одним – все, а другим – ничего! Это при нашем-то бедственном соотношении (она так и сказала – «соотношении», а не «положении»). Вон, – продолжала она, бросив укоризненный взгляд на Клаву, – Клавка держится за своего Василя. Ни на шаг не отпускает! Была я с ним! Была! Ну и что?! Чего тут стыдиться? Только что же это за удовольствие, если дрожит он мелкой дрожью от страха: «Ах! Как бы Клавочка не узнала! Ах! Как бы не увидела!» Да разве я одна?! – и снова посмотрела на Клаву, но уже с явной насмешкой и злорадством. – Гуляет твой Васенька. Ох, как гуляет! Видишь, как осунулся, как кот в марте!
Клава взвыла от обиды и выбежала из зала, увлекая за собой Васю.
– Я ведь как хочу? – проникновенно, почти ласково, растягивая каждое слово, протянула Светка. – По справедливости!
– Это как же? По карточкам? – крикнул кто-то из зала.
– Можно и по карточкам! Только вот что я скажу вам! По карточкам или купонам – не важно. Важно, чтобы не было этого страха! Ведь страх при этом деле для мужика это все равно, что серпом по этим самым…
– Не забывайтесь! – снова вмешался Борис Иванович, не выдержав Светкиной откровенности. Но Светку уже нельзя было остановить:
– Вас-то, Борис Иванович, я не трогаю, нет смысла…
Борис Иванович открыл было рот, чтобы ответить, но густо покраснел и быстро сел.
Светка, как ни в чем не бывало, собралась продолжить речь. В это время дверь приоткрылась и в зал тихонько скользнул Вася. Светка, завидев его, приветливо помахала рукой:
– Вот и Вася вернулся! Сбежал от Клавы. Значит, интересно ему послушать, чем же это кончится!
– А кончится тем, – снова крикнули из зала, – что у Васи Клава главный талон отрежет!
Зал грохнул смехом. Вася, красный, как рак, вскочил со своего места:
– Дался вам Вася! Как-будто никого другого нету! – и бросился вон из зала.
– В том-то и дело, – крикнула ему вслед Светка, – что нету! Что бы вы, мужики делали, – она критически обвела зал взглядом, – если бы все не так как сейчас, а наоборот… на тридцать мужиков – одна баба? Да вы бы передавили друг друга. А нам что прикажете делать? Или вы хотите, чтобы мы, бабы, топить друг друга в озере начали? Отвечайте! Чего молчите?! Вот вы, – она повернулась к Наталье, – вы тут очень хорошо говорили про республику, про демократию… а на хрена мне ваша демократия, если я при ней буду, как засохшая ветка? Вон у вас дочка растет и я вижу, еще кто-то скоро будет, а я? Я ведь тоже хочу ребеночка! И она хочет! – она показала пальцем на одну из своих подруг, – и она! И она! – она по очереди показывала то на одну, то на другую девушку, – Все мы хотим. И что, мы не имеем на это права? Так, чтобы по закону, без страха?!
Светка закончила выступление и села на место. В зале воцарилась тишина. Давая ей слово, я думал, что легко смогу опровергнуть ее доводы. Но сейчас мне не приходило в голову ничего кроме банальных фраз, которые никак не подходили к создавшейся обстановке. Кто мог подумать, что эта «малявка» сможет овладеть аудиторией и говорить так красноречиво, убедительно. Конечно, я принципиально не принимал ее концепцию, но и не мог не признать справедливости ее доводов.
Чтобы выиграть время, я предоставил возможность высказаться желающим. Ребята говорили осторожно и было непонятно, соглашаются ли они со Светкой или, напротив, отвергают ее предложение. Девушки почти не поддерживали Светлану, правда, не в столь решительной форме. Одна даже сказала, что матриархат не надо понимать как власть женщин. Нет! Они готовы оставить власть в руках уже избранного правительства, тем более, что в технике и оружии, сказала она, мы, женщины, совсем не разбираемся. Но, – продолжала она решительным тоном, – брачные отношения и их регулирование должно находиться исключительно в руках женщин.
Тут вдруг не выдержал Александр Иванович. Он поднялся, поправил пенсне:
– Можно мне? – солидно спросил он, как подобает министру правительства и, получив согласие, медленно направился к трибуне и уже оттуда строгим взором окинул зал.
– Извините, что значит – регулировать? Это меня? Регулировать?! – он снял пенсне и тщательно протер стекла. Затем, надев их, еще раз осмотрел зал.
– Если мне, – он сделал ударение на последнем слове, – женщина не нравится, то… – он не договорил и так же медленно и солидно прошел на место.
Мужчины встретили его заявление одобрительным смехом. Кое-где раздались хлопки. Однако Паскевичу этого было достаточно, чтобы принять их за всеобщее одобрение. Он приостановился и, повернувшись к залу, благосклонно кивнул головой.
По существу, его выступление было грубым и бестактным, но он, надо признаться, был бесподобен в своем апломбе. После краткого, но выразительного выступления Паскевича в дискуссии наступила пауза и я решил ею воспользоваться.
– Я думаю, что мы пока закончим наш разговор. Вопрос сложный, и, не спорю, существенный. Его надо спокойно обдумать, а потом уже решать.
– Но решать придется! – подала с места реплику Светка.
– Возможно! – стараясь быть спокойным, ответил я. – Но, не исключено, что все уладится само собой. Это слишком интимный вопрос, чтобы по нему принимать какие-то официальные решения.
– А без них возможны конфликты! – не сдавалась Светка.
– Хорошо, если вы так настаиваете, то давайте создадим комиссию, которая объективно изучит общественное мнение и предоставит нам свои соображения.
Это была капитуляция. В комиссию изберут, конечно, Светку и ее сторонниц. Надо было что-то придумать.
– Однако, – продолжал я, – перед тем, как создать комиссию, мы можем принять предварительные условия. Первое: в нее не должны входить сторонники крайних мер, как с той, так и с другой стороны (этим самым я сразу же исключил Светку из состава комиссии). Второе: в комиссию должны войти также мужчины и замужние женщины. И третье: решения, выработанные комиссией, ни в коем случае не должны покушаться на права человека, его достоинства и личную свободу. Согласны?
Поднялся Алексей:
– Я думаю, что последний пункт должен распространяться и на детей. А именно: в любом случае ребенок должен знать своих родителей – и мать, и отца.
Светка пыталась что-то возразить, но ее слова потонули в одобрительном гуле.
– Принято! Есть еще дополнения или поправки?
– Я против! – Светка вскочила со своего места и горячо заговорила. – Эта поправка уничтожает достоинство женщины! Выходит что? Мужчина может с кем угодно, а женщина должна быть только с одним! Это несправедливо! Я протестую!
– Интересы женщины не должны противоречить интересам ребенка!
Кто это сказал? Голос послышался сзади. Ах, это Оксана. Умница!
– Итак, – обратился я к собранию, – есть поправка и есть протест против поправки. Голосуем! Кто за то, чтобы принять предложение с поправкой? Почти единогласно. – Теперь приступим к выборам комиссии.
В комиссию избрали пятерых девчат, одного парня и Наталью, как представительницу замужних женщин.
На этом собрание закончилось.
Через два часа новоиспеченное «правительство» собралось, как обычно, «у камина». Нужно было обсудить результаты собрания и на этой основе внести поправки в свои планы.
– В общем, все получилось довольно глупо! – высказал свое мнение Александр Иванович. – Все пошло как-то по-детски! Не надо было никакого собрания, а следовало оставить все как было раньше. Ведь, фактически, ничего не изменилось. Только какая-то игра в государство.
Конечно, я сам чувствовал, что вышло как-то не так и несколько напоминало глупый камуфляж или, еще хуже, буффонаду?
– Ну, не все сразу получается так, как надо! – попыталась смягчить выводы своего мужа Наталья. – На все нужно время.
– Вот здесь я согласен! – проговорил Алексей. – Нужно время. Года через два такое собрание было бы более уместно. Но с другой стороны… – он задумался, подыскивая слова, – с другой стороны, – повторил он, – кто знает, что будет с нами через два года? Я понимаю намерение нашего Президента. Чего он хотел? Он хотел, – продолжал Алексей, как-будто меня не было с нами, – заложить основы будущего демократического устройства. Поймите! Сейчас, в нашей ситуации, весьма неустойчивой, развитие дальнейших событий может пойти непредсказуемо. Одно из таких направлений нам уже известно. Мы в прошлом году столкнулись с этим. У нас пока все было благополучно. Но это видимость благополучия. Через год-два наши ребята подрастут, многим из них исполнится по двадцать лет. Появятся свои лидеры, за которыми пойдут остальные. Этого нельзя сбрасывать со счетов. Кто знает, какие фантазии придут в головы их лидеров, если не будет заложена прочная основа будущей организации, если не будут выработаны законы, ставящие барьер на пути авантюризма, диктатуры и тирании. Тираны могут быть и в маленьких общинах. Мы все смертны. Никто не знает, когда и при каких обстоятельствах мы можем погибнуть. Вдобавок, в такой ситуации, как наша. Ты, Саша, обратил внимание только на внешние обстоятельства. Но есть и другая сторона сегодняшнего мероприятия. Там закладывался первый камень фундамента нашего будущего.
Слово взял Борис Иванович:
– Ну, что я скажу! – он обвел нас взглядом, как бы заранее извиняясь, – в общем, я согласен с Алексеем. Все правильно! Вот только финал все подпортил. Я имею в виду Светку с ее бредовыми идеями матриархата. – Он усмехнулся. – С одной стороны, конечно, в чем-то она и права. Но с другой – это же… – он замолчал, пожал плечами и, смущенно улыбаясь, сел на свое место.
– Послушай, Николай, ты ближе, подбрось пару поленьев в камин, – попросил Паскевич, – вечера что-то стали холодные.
– Пора, осень ведь, – заметил Борис Иванович. – А, действительно, похолодало. – Он поежился. – Скоро пора будет доставать зимнюю одежду. То-то девчата обрадуются шубкам.
– Им сейчас не шубки надобны, а кое-что другое, потеплее! – отпустил шутку Юрий.
– М-да! – глубокомысленно произнес Борис Иванович. – Жизнь есть жизнь. От нее никуда не денешься!
– Да что тут долго думать! – снова вскочил Паскевич. – Все решается довольно просто! Надо разделить женщин между мужчинами поровну и дело с концом!
– А может быть не поровну, а по потребности? – съязвил Алексей.
– Можно и по потребностям! А что? – Сашка высокомерно оглядел присутствующих.
– Интересно, какие же у тебя потребности? – Наталья насмешливо посмотрела на мужа. Тот сразу скис и сел на место.
– Я думаю, – продолжала Наталья, – коль скоро мы создали комиссию, то давайте не обсуждать этот вопрос до ее выводов.
– Что комиссия? – недовольно вдруг заговорил Николай. – Вам не кажется, что мы просто сняли с себя ответственность?
– Так демократия – это, прежде всего, разделение ответственности, – сказал я. – Мы и впредь будем придерживаться такого принципа. Во всех важных делах. Если нам это удастся, то мы, когда придет время, можем спокойно уйти с чувством исполненного долга.
Меня прервал осторожный стук в дверь.
– Войдите!
Дверь открылась и на пороге появилась Светка, сопровождаемая тремя другими членами Трибуната.
– У вас здесь совещание? – не то вопросительно, не то утвердительно произнесла она. – Мы, как члены Трибуната, хотим присутствовать на ваших совещаниях, если, – она запнулась, – если вы не возражаете?
Она остановилась, еще не решаясь войти в комнату. Остальные стояли за нею. Лицо каждого из них выражало один и тот же вопрос, видимо, сильно их волнующий. На лице Оксаны была написана решительность, двое же ребят были крайне смущены. Скорее всего девушки уговорили их идти к нам.
– Входите, конечно! Это ваше законное право! – я посторонился, давая пройти членам Трибуната. – Садитесь ближе. От имени всех здесь присутствующих я приношу вам извинения, что не поставили вас в известность о совещании!
Мы переглянулись с Алексеем. Демократия начинала действовать! «Вот первый ответ на твои возражения, Виктор! – мысленно обратился я к своему идеологическому противнику. Люди не хотят быть „винтиками“, не хотят по своей природе. „Винтиками“ делаете их вы! Что надо сделать, чтобы навсегда, на все грядущие поколения вытравить в людях чувство „маленького человека“? Это даже хорошо, что Светлана настроена оппозиционно. Сейчас не столь важно, чего она добивается и каковы ее взгляды. Важно то, что она может свободно их защищать. Цели и взгляды будут меняться, но останется свобода их изложения и эта свобода будет воспитывать терпимость к инакомыслию. Ибо без инакомыслия невозможна демократия, а, следовательно, невозможно сохранить цивилизацию».
Мы поговорили еще час, обсуждая текущие дела, и разошлись по домам.
– Так, джин выпущен из бутылки! – сказал на прощание Алексей.
– Это добрый джин, Алеша! – ответил я. – Надо только, чтобы никто не смог его снова загнать в бутылку.
– А помните тот мост через Буг? – спросил он, казалось, вне всякой связи с предыдущим.
– Помню, конечно.
– Я чертовски рад, что половина проезжей части была загромождена разбитыми машинами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Клава взвыла от обиды и выбежала из зала, увлекая за собой Васю.
– Я ведь как хочу? – проникновенно, почти ласково, растягивая каждое слово, протянула Светка. – По справедливости!
– Это как же? По карточкам? – крикнул кто-то из зала.
– Можно и по карточкам! Только вот что я скажу вам! По карточкам или купонам – не важно. Важно, чтобы не было этого страха! Ведь страх при этом деле для мужика это все равно, что серпом по этим самым…
– Не забывайтесь! – снова вмешался Борис Иванович, не выдержав Светкиной откровенности. Но Светку уже нельзя было остановить:
– Вас-то, Борис Иванович, я не трогаю, нет смысла…
Борис Иванович открыл было рот, чтобы ответить, но густо покраснел и быстро сел.
Светка, как ни в чем не бывало, собралась продолжить речь. В это время дверь приоткрылась и в зал тихонько скользнул Вася. Светка, завидев его, приветливо помахала рукой:
– Вот и Вася вернулся! Сбежал от Клавы. Значит, интересно ему послушать, чем же это кончится!
– А кончится тем, – снова крикнули из зала, – что у Васи Клава главный талон отрежет!
Зал грохнул смехом. Вася, красный, как рак, вскочил со своего места:
– Дался вам Вася! Как-будто никого другого нету! – и бросился вон из зала.
– В том-то и дело, – крикнула ему вслед Светка, – что нету! Что бы вы, мужики делали, – она критически обвела зал взглядом, – если бы все не так как сейчас, а наоборот… на тридцать мужиков – одна баба? Да вы бы передавили друг друга. А нам что прикажете делать? Или вы хотите, чтобы мы, бабы, топить друг друга в озере начали? Отвечайте! Чего молчите?! Вот вы, – она повернулась к Наталье, – вы тут очень хорошо говорили про республику, про демократию… а на хрена мне ваша демократия, если я при ней буду, как засохшая ветка? Вон у вас дочка растет и я вижу, еще кто-то скоро будет, а я? Я ведь тоже хочу ребеночка! И она хочет! – она показала пальцем на одну из своих подруг, – и она! И она! – она по очереди показывала то на одну, то на другую девушку, – Все мы хотим. И что, мы не имеем на это права? Так, чтобы по закону, без страха?!
Светка закончила выступление и села на место. В зале воцарилась тишина. Давая ей слово, я думал, что легко смогу опровергнуть ее доводы. Но сейчас мне не приходило в голову ничего кроме банальных фраз, которые никак не подходили к создавшейся обстановке. Кто мог подумать, что эта «малявка» сможет овладеть аудиторией и говорить так красноречиво, убедительно. Конечно, я принципиально не принимал ее концепцию, но и не мог не признать справедливости ее доводов.
Чтобы выиграть время, я предоставил возможность высказаться желающим. Ребята говорили осторожно и было непонятно, соглашаются ли они со Светкой или, напротив, отвергают ее предложение. Девушки почти не поддерживали Светлану, правда, не в столь решительной форме. Одна даже сказала, что матриархат не надо понимать как власть женщин. Нет! Они готовы оставить власть в руках уже избранного правительства, тем более, что в технике и оружии, сказала она, мы, женщины, совсем не разбираемся. Но, – продолжала она решительным тоном, – брачные отношения и их регулирование должно находиться исключительно в руках женщин.
Тут вдруг не выдержал Александр Иванович. Он поднялся, поправил пенсне:
– Можно мне? – солидно спросил он, как подобает министру правительства и, получив согласие, медленно направился к трибуне и уже оттуда строгим взором окинул зал.
– Извините, что значит – регулировать? Это меня? Регулировать?! – он снял пенсне и тщательно протер стекла. Затем, надев их, еще раз осмотрел зал.
– Если мне, – он сделал ударение на последнем слове, – женщина не нравится, то… – он не договорил и так же медленно и солидно прошел на место.
Мужчины встретили его заявление одобрительным смехом. Кое-где раздались хлопки. Однако Паскевичу этого было достаточно, чтобы принять их за всеобщее одобрение. Он приостановился и, повернувшись к залу, благосклонно кивнул головой.
По существу, его выступление было грубым и бестактным, но он, надо признаться, был бесподобен в своем апломбе. После краткого, но выразительного выступления Паскевича в дискуссии наступила пауза и я решил ею воспользоваться.
– Я думаю, что мы пока закончим наш разговор. Вопрос сложный, и, не спорю, существенный. Его надо спокойно обдумать, а потом уже решать.
– Но решать придется! – подала с места реплику Светка.
– Возможно! – стараясь быть спокойным, ответил я. – Но, не исключено, что все уладится само собой. Это слишком интимный вопрос, чтобы по нему принимать какие-то официальные решения.
– А без них возможны конфликты! – не сдавалась Светка.
– Хорошо, если вы так настаиваете, то давайте создадим комиссию, которая объективно изучит общественное мнение и предоставит нам свои соображения.
Это была капитуляция. В комиссию изберут, конечно, Светку и ее сторонниц. Надо было что-то придумать.
– Однако, – продолжал я, – перед тем, как создать комиссию, мы можем принять предварительные условия. Первое: в нее не должны входить сторонники крайних мер, как с той, так и с другой стороны (этим самым я сразу же исключил Светку из состава комиссии). Второе: в комиссию должны войти также мужчины и замужние женщины. И третье: решения, выработанные комиссией, ни в коем случае не должны покушаться на права человека, его достоинства и личную свободу. Согласны?
Поднялся Алексей:
– Я думаю, что последний пункт должен распространяться и на детей. А именно: в любом случае ребенок должен знать своих родителей – и мать, и отца.
Светка пыталась что-то возразить, но ее слова потонули в одобрительном гуле.
– Принято! Есть еще дополнения или поправки?
– Я против! – Светка вскочила со своего места и горячо заговорила. – Эта поправка уничтожает достоинство женщины! Выходит что? Мужчина может с кем угодно, а женщина должна быть только с одним! Это несправедливо! Я протестую!
– Интересы женщины не должны противоречить интересам ребенка!
Кто это сказал? Голос послышался сзади. Ах, это Оксана. Умница!
– Итак, – обратился я к собранию, – есть поправка и есть протест против поправки. Голосуем! Кто за то, чтобы принять предложение с поправкой? Почти единогласно. – Теперь приступим к выборам комиссии.
В комиссию избрали пятерых девчат, одного парня и Наталью, как представительницу замужних женщин.
На этом собрание закончилось.
Через два часа новоиспеченное «правительство» собралось, как обычно, «у камина». Нужно было обсудить результаты собрания и на этой основе внести поправки в свои планы.
– В общем, все получилось довольно глупо! – высказал свое мнение Александр Иванович. – Все пошло как-то по-детски! Не надо было никакого собрания, а следовало оставить все как было раньше. Ведь, фактически, ничего не изменилось. Только какая-то игра в государство.
Конечно, я сам чувствовал, что вышло как-то не так и несколько напоминало глупый камуфляж или, еще хуже, буффонаду?
– Ну, не все сразу получается так, как надо! – попыталась смягчить выводы своего мужа Наталья. – На все нужно время.
– Вот здесь я согласен! – проговорил Алексей. – Нужно время. Года через два такое собрание было бы более уместно. Но с другой стороны… – он задумался, подыскивая слова, – с другой стороны, – повторил он, – кто знает, что будет с нами через два года? Я понимаю намерение нашего Президента. Чего он хотел? Он хотел, – продолжал Алексей, как-будто меня не было с нами, – заложить основы будущего демократического устройства. Поймите! Сейчас, в нашей ситуации, весьма неустойчивой, развитие дальнейших событий может пойти непредсказуемо. Одно из таких направлений нам уже известно. Мы в прошлом году столкнулись с этим. У нас пока все было благополучно. Но это видимость благополучия. Через год-два наши ребята подрастут, многим из них исполнится по двадцать лет. Появятся свои лидеры, за которыми пойдут остальные. Этого нельзя сбрасывать со счетов. Кто знает, какие фантазии придут в головы их лидеров, если не будет заложена прочная основа будущей организации, если не будут выработаны законы, ставящие барьер на пути авантюризма, диктатуры и тирании. Тираны могут быть и в маленьких общинах. Мы все смертны. Никто не знает, когда и при каких обстоятельствах мы можем погибнуть. Вдобавок, в такой ситуации, как наша. Ты, Саша, обратил внимание только на внешние обстоятельства. Но есть и другая сторона сегодняшнего мероприятия. Там закладывался первый камень фундамента нашего будущего.
Слово взял Борис Иванович:
– Ну, что я скажу! – он обвел нас взглядом, как бы заранее извиняясь, – в общем, я согласен с Алексеем. Все правильно! Вот только финал все подпортил. Я имею в виду Светку с ее бредовыми идеями матриархата. – Он усмехнулся. – С одной стороны, конечно, в чем-то она и права. Но с другой – это же… – он замолчал, пожал плечами и, смущенно улыбаясь, сел на свое место.
– Послушай, Николай, ты ближе, подбрось пару поленьев в камин, – попросил Паскевич, – вечера что-то стали холодные.
– Пора, осень ведь, – заметил Борис Иванович. – А, действительно, похолодало. – Он поежился. – Скоро пора будет доставать зимнюю одежду. То-то девчата обрадуются шубкам.
– Им сейчас не шубки надобны, а кое-что другое, потеплее! – отпустил шутку Юрий.
– М-да! – глубокомысленно произнес Борис Иванович. – Жизнь есть жизнь. От нее никуда не денешься!
– Да что тут долго думать! – снова вскочил Паскевич. – Все решается довольно просто! Надо разделить женщин между мужчинами поровну и дело с концом!
– А может быть не поровну, а по потребности? – съязвил Алексей.
– Можно и по потребностям! А что? – Сашка высокомерно оглядел присутствующих.
– Интересно, какие же у тебя потребности? – Наталья насмешливо посмотрела на мужа. Тот сразу скис и сел на место.
– Я думаю, – продолжала Наталья, – коль скоро мы создали комиссию, то давайте не обсуждать этот вопрос до ее выводов.
– Что комиссия? – недовольно вдруг заговорил Николай. – Вам не кажется, что мы просто сняли с себя ответственность?
– Так демократия – это, прежде всего, разделение ответственности, – сказал я. – Мы и впредь будем придерживаться такого принципа. Во всех важных делах. Если нам это удастся, то мы, когда придет время, можем спокойно уйти с чувством исполненного долга.
Меня прервал осторожный стук в дверь.
– Войдите!
Дверь открылась и на пороге появилась Светка, сопровождаемая тремя другими членами Трибуната.
– У вас здесь совещание? – не то вопросительно, не то утвердительно произнесла она. – Мы, как члены Трибуната, хотим присутствовать на ваших совещаниях, если, – она запнулась, – если вы не возражаете?
Она остановилась, еще не решаясь войти в комнату. Остальные стояли за нею. Лицо каждого из них выражало один и тот же вопрос, видимо, сильно их волнующий. На лице Оксаны была написана решительность, двое же ребят были крайне смущены. Скорее всего девушки уговорили их идти к нам.
– Входите, конечно! Это ваше законное право! – я посторонился, давая пройти членам Трибуната. – Садитесь ближе. От имени всех здесь присутствующих я приношу вам извинения, что не поставили вас в известность о совещании!
Мы переглянулись с Алексеем. Демократия начинала действовать! «Вот первый ответ на твои возражения, Виктор! – мысленно обратился я к своему идеологическому противнику. Люди не хотят быть „винтиками“, не хотят по своей природе. „Винтиками“ делаете их вы! Что надо сделать, чтобы навсегда, на все грядущие поколения вытравить в людях чувство „маленького человека“? Это даже хорошо, что Светлана настроена оппозиционно. Сейчас не столь важно, чего она добивается и каковы ее взгляды. Важно то, что она может свободно их защищать. Цели и взгляды будут меняться, но останется свобода их изложения и эта свобода будет воспитывать терпимость к инакомыслию. Ибо без инакомыслия невозможна демократия, а, следовательно, невозможно сохранить цивилизацию».
Мы поговорили еще час, обсуждая текущие дела, и разошлись по домам.
– Так, джин выпущен из бутылки! – сказал на прощание Алексей.
– Это добрый джин, Алеша! – ответил я. – Надо только, чтобы никто не смог его снова загнать в бутылку.
– А помните тот мост через Буг? – спросил он, казалось, вне всякой связи с предыдущим.
– Помню, конечно.
– Я чертовски рад, что половина проезжей части была загромождена разбитыми машинами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60