«Везет дуракам», — подумал Флауэрс, устало прислоняясь к обитой медью стенке лифта. Почувствовав себя в безопасности, он снова вспомнил о Лии. Как там она? Все ли в порядке? Хорошо бы… А Расс… Отчего так знакомо его лицо? Перед его мысленным взором возникла картина — зал Медицинского центра. На стенах его висели десятки портретов, написанные маслом. На него сурово смотрели торжественные лица, которые не менее торжественно заявляли: «Мы продолжили великую традицию Эскулапа и оставили ее неприкосновенной и незапятнанной. Мы передаем ее тебе и велим жить в соответствии с ней, покуда сможешь».
«Хреновое это дело, — подумал тогда Флауэрс, глядя на чересчур серьезные лица. — Сделавшись президентом медицинского общества, лишний раз не улыбнешься».
Впрочем, один из президентов все же улыбался. Флауэрс наклонился к потемневшей медной пластинке и прочитал фамилию.
Сейчас он ни за что не мог ее вспомнить. Он даже чуть нагнулся, надеясь таким образом воспроизвести условия в тот момент. Мысленно постарался представить себе пластинку. Появились буквы. Зажмурив глаза, Флауэрс прочитал их:
ДОКТОР РАССЕЛ ПИРС
Президент с 1972 по 1983 г.
Вот оно! Как же он мог забыть! Тот, кто открыл эликсир жизни, разработал метод синтеза, названный его именем. Отец Лии! Доктор Рассел Пирс! А сейчас он умирал от старости в трущобах! Лифт резко остановился, дверь открылась. Подталкиваемый полицейскими, он вышел в холл, почти не отличимый от того, что был внизу.
Сереющая ночь за большими окнами обещала скорый рассвет.
— Куда это вы меня притащили? — мрачно спросил Флауэрс.
— В мэрию, дружок, — ответил сержант. — Пошли, пошли.
— Какого черта в мэрию? Никуда я не пойду. Сначала ответьте на мои вопросы.
— Ха! Слышь, Дэн, он упирается. Во дает! Иди доложи Коуку.
Дэн — здоровенный угрюмый детина — вышел через стеклянные двери в дальнем конце холла. Многозначительно ухмыльнувшись, сержант поправил кобуру на боку.
«Этот-то заряжен не усыпляющими иголками», — подумал Флауэрс и вздрогнул.
— Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли.
— А кто тебе сказал, дружок, что ты здесь не по своей воле? — с нарочитым удивлением спросил сержант. — Хочешь уйти? Валяй! Только будь осторожен. Ну, мало ли… несчастный случай. С лестницы, например, брякнешься. Она такая длинная, а жизнь так коротка.
Флауэрса потрясло открытие, что полиция города так низко пала.
Появился здоровяк Дэн. С ним пришел какой-то сморщенный человечек. Он задумчиво уставился на Флауэрса.
— Но он же всего лишь медик! — обиженно надул губы человечек. Разбитый в кровь рот его скривился.
— Другого не нашли, — недовольно сказал сержант.
— Ладно, — прогундосил Коук. — Может, сойдет. Идемте за мной, — махнул он Флауэрсу.
— Никуда я не пойду! — с вызовом ответил Флауэрс.
Довольно усмехнувшись, сержант неуловимо быстро ударил Флауэрса ладонью по лицу. Сочный звук оглушил его, комната закачалась, подогнулись колени. Встряхнув головой, Флауэрс выпрямился и изготовился к бою. Гнев красной пеленой застлал глаза.
Вперед выступил Дэн. Не обращая внимания на сжатые кулаки медика, он пнул его в пах.
Скорчившись от боли, Флауэрс лежал на полу. Медленно-медленно боль ушла, мышцы расслабились, и он с трудом поднялся на ноги.
— Веди себя тихо, — сквозь зубы процедил полицейский. — Будь послушным мальчиком, и все будет хорошо.
Стараясь удержать стон, Флауэрс изо всех сил сжал зубы. Под руки его провели через стеклянную дверь. Перед ним открылась большая комната. Длинный темный стол делил ее пополам. У правой стены на скамейке сидел тощий человек с лицом хорька.
«Хорек», — зло усмехнулся Флауэрс. — Жулик. Смеется, гад! Свободе радуется. Доволен, что меня полиция избивает».
Когда они достигли тяжелой двери из орехового дерева, Флауэрс уже смог идти самостоятельно.
— Куда вы меня ведете? — спросил он.
— Босс приболел, — ответил Коук, мелкой трусцой забегая вперед, чтобы открыть дверь. — Наверное, он уже проснулся.
— Какой еще босс?
Почти оскорбленный, Коук уставился на него.
— Джон Боун! Все его знают.
— Коук! — донесся из комнаты за дверью пронзительный вопль. — Ты куда пропал?!
— Здесь я, здесь, — испуганно ответил Коук. — И медик тоже.
Коук засуетился. Он метнулся к окнам, стал лихорадочно раздвигать занавеси на высоких окнах. В бледном утреннем свете стали видны мятые простыни на широкой постели, в которой сидел болезненно худой человек. Бледное лицо его заострилось от истощения, ноги и руки напоминали узловатые палки.
— Медик! — завизжал он. — Дурак, тупица! На кой хрен мне медик? Я умираю, и мне нужен настоящий врач, а не какой-то там сопливый медик!
— Но, босс, только его и смогли достать, — оправдывался Коук.
— А-а, черт с ним, — сдался Боун. Он сбросил ноги-палки с кровати и сунул их в тапочки. — Медик — так медик. — Он вытаращился на Флауэрса. — Что стоишь? Давай, лечи меня!
— Покажите ваш контракт.
— Что-о?! — завопил Боун. — Издеваешься? Стал бы я тебя похищать, будь у меня контракт.
— Нет контракта — нет лечения, — спокойно возразил Флауэрс и тут же получил удар по затылку.
Ударила его рука, но эффект был не хуже, чем от дубинки. Он пошатнулся и едва удержался на ногах. В глазах потемнело. Где-то далеко-далеко его собственный голос произнес:
— Так вы ничего не добьетесь…
Пришел в себя он на стуле возле кровати. За спиной стояли полицейские. Повернув голову, Флауэрс увидел маячившего в дверях донельзя довольного «хорька», тот с нескрываемым интересом наблюдал за сценой. Прямо перед ним стоял Коук. Вдоль окон, шлепая светло-голубыми тапочками, туда-сюда нервно ходил Боун. Шлепанье тапочек по полу сменялось шарканьем по толстому ковру.
— Медик, мне нужна помощь. Я умираю. Ваш долг — помочь мне.
— Все мы умираем, — пожал плечами Флауэрс. Боун в ярости топнул ногой и с ненавистью уставился на медика.
— Ну и что? Те, у кого есть мозги, могут замедлить этот процесс, а у меня они есть! Если я в состоянии платить за лечение, почему же мне в нем отказывают?
— Есть определенные этические нормы. Я связан ими, и только они имеют для меня значение, — устало ответил Флауэрс. — На мой взгляд, вам скорее нужен психиатр, чем терапевт. Вы типичный ипохондрик.
— Та-ак, — тихо произнес Боун. — Значит, по-вашему, я ипохондрик? Значит, я' вовсе не умираю. А боли в животе, выходит, воображаемые? И отвратительное гудение в голове тоже? М-да… все, конечно, бывает. Но я хотел бы вам кое-что показать.
Флауэрс не успел подняться сам — сильная грубая рука схватила его и через всю комнату поволокла к боссу. Боун стоял у окна и смотрел на город, позолоченный рассветом. Смог и не до конца развеявшиеся сумерки милосердно скрывали признаки упадка и запустения.
— Взгляните, — Боун ткнул тощей рукой в окно. — Это мой город! Я его политический босс. Последний из вымершего племени. Вместе со мной умрет и город. Только пока я жив, есть кому бороться за него. Умру я — и города не станет. Он развалится. Навсегда! Неужели вам не грустно при этой мысли?
В своих рейдах по городу Флауэрс хорошо изучил эти развалины. Много раз он при этом думал, что лучше бы его стерла с лица земли какая-нибудь стихия — пожар или землетрясение, или еще что-то, неважно. Он искренне считал, что эта гигантская клоака должна быть уничтожена, как в свое время медицина уничтожила сотни инфекционных заболеваний вроде малярии, оспы…
— Мой город, — продолжал Боун. — Странно, мне всегда казалось, что он, словно живое существо, имеет свой характер, лицо, живет какой-то своей сложной жизнью, почти независимой от нас. Я ухаживаю за ним, как за больным ребенком, злюсь на него, иногда наказываю, но все же люблю, как собственное неразумное и неказистое дитя. И вот он умирает, и ничто его не может спасти, и медицина здесь бессильна, — голос Боуна задрожал, на глазах выступили слезы. — А я не способен ему помочь!.. — Голос его сорвался, он ударил кулаком по панели, закрывающей стену возле окна. — И мне остается только плакать. Будь проклята эта раковая опухоль на холме! Именно вы, доктора, с вашим извращенным понятием о милосердии и вашей закоснелой медициной убили его…
Флауэрс посмотрел туда, куда показывал костлявый палец. Там, на холме, подобно острову среди зараженного моря, с красноватым отблеском зари на стенах гордо стоял Медицинский центр.
— Да-да, именно вы убили его, — говорил Боун. — Вы слишком много болтали о канцерогенах, на всех углах кричали, что город чудовище и убийца, и призывали покинуть его. Вы даже не смогли сообразить, что вместе с людьми из города уйдет и богатство…
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — как можно мягче сказал Флауэрс. — Мы всего лишь представили факты, и не вина медицины, что люди предпочли спасаться именно так.
Боун горько усмехнулся.
— К сожалению, вы правы. Конечно, мы виноваты сами. А вина наша в том, что мы слишком верили в ваше могущество и милосердие. И мы кричали: «Помогите, спасите, оживите!» Мы свято исполняли рекомендации, глотали ваши таблетки, витамины. Вы услужливо подсовывали нам чудесные лекарства, рентгеноскопию, микрохирургию. Вы спрашивали нас: «Хотите, мы продлим вашу жизнь на год? И еще на год? И еще? А мы кричали: „Да-да! Хотим!“ Вы даже стали отбирать у неимущих органы и пересаживать их нам, а мы все вам позволяли, закрывая глаза на то, что милосердие ваше постепенно вытесняется мерзостью и чванством. Отчего, спросите вы. Все очень просто: из страха перед смертью, животного, дремучего страха. Как вы это называете? Ипохондрия? Что ж, пусть я ипохондрик. Но я всего лишь продукт окружающей среды, а средой этой является сам город, и связан я с ним сильнее, чем кто-либо. И умрем мы вместе, крича вам: „Спасите! Помогите! Умираем!“
— Я понимаю вас, — сказан Флауэрс, — но и вы поймите: я не имею права помогать вам.
На этот раз Боун выслушал его спокойно.
— Это вам только кажется. Но когда плоть возьмет свое и начнет вопить, что не в силах более терпеть, когда сдадут измочаленные болью нервы, вы начнете лечить меня.
Боун окинул Флауэрса пренебрежительным взглядом. Глаза его вспыхнули неистовым светом. Флауэрс невольно вздрогнул, и халат распахнулся, открыв взору Боуна катушку и кнопки на пряжке ремня.
Тот протянул руку. Флауэрс отшатнулся было, но бдительная охрана тут же завернула ему руки за спину.
— Смотри-ка, — сказал Боун. — Катушка. Что там на ней? — Он нажал кнопку перемотки, затем кнопку воспроизведения.
Послышались голоса. Прислонившись к стене, Боун слушал, задумчиво улыбаясь. Когда пленка кончилась, он улыбнулся еще шире и велел полицейским:
— Приведите обоих, и девушку, и старика. Они, похоже, пригодятся нам.
— Глупости, — сказал Флауэрс, стараясь скрыть беспокойство. — Мне они безразличны. Вы ничего этим не добьетесь.
— Вот это мы и проверим, — ответил Боун и приказал полицейским: — Суньте его в испорченный лифт, пусть пока отдохнет.
Медные двери лифта с лязгом захлопнулись, отрезая свет. Но на этот раз темнота оказалась страшной. Ужас овладел им. Он чувствовал себя подвешенным над холодной бездной, ледяная жуть перехватила дыхание. В панике он забарабанил кулаками по дверям и остановился, лишь ободрав в кровь костяшки пальцев. Он безуспешно нажимал на кнопки, пытаясь открыть дверь, сорвал ноготь. Крупная дрожь сотрясала его тело. Наконец от боли в руках и усталости он пришел в себя, постепенно успокоился, присел, нашарил в темноте свою сумку и включил фонарь. Отыскав бинт, он перевязал искалеченный палец.
Решив, что батарейки еще пригодятся, Флауэрс выключил фонарь. Скорчился в темноте, стараясь отбросить невеселые мысли.
Часа через два двери раздвинулись, и втолкнули Лию. Флауэрс вскочил и поддержал ее. Девушка в панике стала вырываться, отбиваясь руками и ногами и извиваясь всем телом.
— Это же я, — уговаривал ее Флауэрс. — Медик. Она вдруг затихла и сама прижалась к нему.
— Где мы? — шепотом спросила девушка.
— В мэрии, в сломанном лифте, — хрипло ответил он. — У Джона Боуна.
— Что ему от нас надо? — с удивительным спокойствием спросила Лия.
Ее мужество передалось и Флауэрсу.
— Ему нужна помощь.
— А ты, конечно, отказываешься. Ты ведь такой последовательный… Я успела позвонить в Медицинский центр. Может, они тебя выручат.
Реальность мгновенно погасила вспыхнувшую было надежду. Обычными методами им его не найти, а переворачивать трущобы ради простого медика… Остается действовать самостоятельно и надеяться на везение.
— Отца тоже схватили?
— Нет. Его еще раньше взяли с собой люди из Агентства. Они искали тебя, но кто-то из них узнал его.
— Странно… — недоверчиво протянул Флауэрс. — Зачем он им?
— Они поместят его в экспериментальную палату. Они воспользовались его старым контрактом — сто лет. Срок еще не кончился.
— Но он же знаменитость! Что они смогут с ним сделать?
— Сделают… Он слишком много знает. Они боятся, что партия антививисекторов однажды доберется до него и как-то использует против медицины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
«Хреновое это дело, — подумал тогда Флауэрс, глядя на чересчур серьезные лица. — Сделавшись президентом медицинского общества, лишний раз не улыбнешься».
Впрочем, один из президентов все же улыбался. Флауэрс наклонился к потемневшей медной пластинке и прочитал фамилию.
Сейчас он ни за что не мог ее вспомнить. Он даже чуть нагнулся, надеясь таким образом воспроизвести условия в тот момент. Мысленно постарался представить себе пластинку. Появились буквы. Зажмурив глаза, Флауэрс прочитал их:
ДОКТОР РАССЕЛ ПИРС
Президент с 1972 по 1983 г.
Вот оно! Как же он мог забыть! Тот, кто открыл эликсир жизни, разработал метод синтеза, названный его именем. Отец Лии! Доктор Рассел Пирс! А сейчас он умирал от старости в трущобах! Лифт резко остановился, дверь открылась. Подталкиваемый полицейскими, он вышел в холл, почти не отличимый от того, что был внизу.
Сереющая ночь за большими окнами обещала скорый рассвет.
— Куда это вы меня притащили? — мрачно спросил Флауэрс.
— В мэрию, дружок, — ответил сержант. — Пошли, пошли.
— Какого черта в мэрию? Никуда я не пойду. Сначала ответьте на мои вопросы.
— Ха! Слышь, Дэн, он упирается. Во дает! Иди доложи Коуку.
Дэн — здоровенный угрюмый детина — вышел через стеклянные двери в дальнем конце холла. Многозначительно ухмыльнувшись, сержант поправил кобуру на боку.
«Этот-то заряжен не усыпляющими иголками», — подумал Флауэрс и вздрогнул.
— Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли.
— А кто тебе сказал, дружок, что ты здесь не по своей воле? — с нарочитым удивлением спросил сержант. — Хочешь уйти? Валяй! Только будь осторожен. Ну, мало ли… несчастный случай. С лестницы, например, брякнешься. Она такая длинная, а жизнь так коротка.
Флауэрса потрясло открытие, что полиция города так низко пала.
Появился здоровяк Дэн. С ним пришел какой-то сморщенный человечек. Он задумчиво уставился на Флауэрса.
— Но он же всего лишь медик! — обиженно надул губы человечек. Разбитый в кровь рот его скривился.
— Другого не нашли, — недовольно сказал сержант.
— Ладно, — прогундосил Коук. — Может, сойдет. Идемте за мной, — махнул он Флауэрсу.
— Никуда я не пойду! — с вызовом ответил Флауэрс.
Довольно усмехнувшись, сержант неуловимо быстро ударил Флауэрса ладонью по лицу. Сочный звук оглушил его, комната закачалась, подогнулись колени. Встряхнув головой, Флауэрс выпрямился и изготовился к бою. Гнев красной пеленой застлал глаза.
Вперед выступил Дэн. Не обращая внимания на сжатые кулаки медика, он пнул его в пах.
Скорчившись от боли, Флауэрс лежал на полу. Медленно-медленно боль ушла, мышцы расслабились, и он с трудом поднялся на ноги.
— Веди себя тихо, — сквозь зубы процедил полицейский. — Будь послушным мальчиком, и все будет хорошо.
Стараясь удержать стон, Флауэрс изо всех сил сжал зубы. Под руки его провели через стеклянную дверь. Перед ним открылась большая комната. Длинный темный стол делил ее пополам. У правой стены на скамейке сидел тощий человек с лицом хорька.
«Хорек», — зло усмехнулся Флауэрс. — Жулик. Смеется, гад! Свободе радуется. Доволен, что меня полиция избивает».
Когда они достигли тяжелой двери из орехового дерева, Флауэрс уже смог идти самостоятельно.
— Куда вы меня ведете? — спросил он.
— Босс приболел, — ответил Коук, мелкой трусцой забегая вперед, чтобы открыть дверь. — Наверное, он уже проснулся.
— Какой еще босс?
Почти оскорбленный, Коук уставился на него.
— Джон Боун! Все его знают.
— Коук! — донесся из комнаты за дверью пронзительный вопль. — Ты куда пропал?!
— Здесь я, здесь, — испуганно ответил Коук. — И медик тоже.
Коук засуетился. Он метнулся к окнам, стал лихорадочно раздвигать занавеси на высоких окнах. В бледном утреннем свете стали видны мятые простыни на широкой постели, в которой сидел болезненно худой человек. Бледное лицо его заострилось от истощения, ноги и руки напоминали узловатые палки.
— Медик! — завизжал он. — Дурак, тупица! На кой хрен мне медик? Я умираю, и мне нужен настоящий врач, а не какой-то там сопливый медик!
— Но, босс, только его и смогли достать, — оправдывался Коук.
— А-а, черт с ним, — сдался Боун. Он сбросил ноги-палки с кровати и сунул их в тапочки. — Медик — так медик. — Он вытаращился на Флауэрса. — Что стоишь? Давай, лечи меня!
— Покажите ваш контракт.
— Что-о?! — завопил Боун. — Издеваешься? Стал бы я тебя похищать, будь у меня контракт.
— Нет контракта — нет лечения, — спокойно возразил Флауэрс и тут же получил удар по затылку.
Ударила его рука, но эффект был не хуже, чем от дубинки. Он пошатнулся и едва удержался на ногах. В глазах потемнело. Где-то далеко-далеко его собственный голос произнес:
— Так вы ничего не добьетесь…
Пришел в себя он на стуле возле кровати. За спиной стояли полицейские. Повернув голову, Флауэрс увидел маячившего в дверях донельзя довольного «хорька», тот с нескрываемым интересом наблюдал за сценой. Прямо перед ним стоял Коук. Вдоль окон, шлепая светло-голубыми тапочками, туда-сюда нервно ходил Боун. Шлепанье тапочек по полу сменялось шарканьем по толстому ковру.
— Медик, мне нужна помощь. Я умираю. Ваш долг — помочь мне.
— Все мы умираем, — пожал плечами Флауэрс. Боун в ярости топнул ногой и с ненавистью уставился на медика.
— Ну и что? Те, у кого есть мозги, могут замедлить этот процесс, а у меня они есть! Если я в состоянии платить за лечение, почему же мне в нем отказывают?
— Есть определенные этические нормы. Я связан ими, и только они имеют для меня значение, — устало ответил Флауэрс. — На мой взгляд, вам скорее нужен психиатр, чем терапевт. Вы типичный ипохондрик.
— Та-ак, — тихо произнес Боун. — Значит, по-вашему, я ипохондрик? Значит, я' вовсе не умираю. А боли в животе, выходит, воображаемые? И отвратительное гудение в голове тоже? М-да… все, конечно, бывает. Но я хотел бы вам кое-что показать.
Флауэрс не успел подняться сам — сильная грубая рука схватила его и через всю комнату поволокла к боссу. Боун стоял у окна и смотрел на город, позолоченный рассветом. Смог и не до конца развеявшиеся сумерки милосердно скрывали признаки упадка и запустения.
— Взгляните, — Боун ткнул тощей рукой в окно. — Это мой город! Я его политический босс. Последний из вымершего племени. Вместе со мной умрет и город. Только пока я жив, есть кому бороться за него. Умру я — и города не станет. Он развалится. Навсегда! Неужели вам не грустно при этой мысли?
В своих рейдах по городу Флауэрс хорошо изучил эти развалины. Много раз он при этом думал, что лучше бы его стерла с лица земли какая-нибудь стихия — пожар или землетрясение, или еще что-то, неважно. Он искренне считал, что эта гигантская клоака должна быть уничтожена, как в свое время медицина уничтожила сотни инфекционных заболеваний вроде малярии, оспы…
— Мой город, — продолжал Боун. — Странно, мне всегда казалось, что он, словно живое существо, имеет свой характер, лицо, живет какой-то своей сложной жизнью, почти независимой от нас. Я ухаживаю за ним, как за больным ребенком, злюсь на него, иногда наказываю, но все же люблю, как собственное неразумное и неказистое дитя. И вот он умирает, и ничто его не может спасти, и медицина здесь бессильна, — голос Боуна задрожал, на глазах выступили слезы. — А я не способен ему помочь!.. — Голос его сорвался, он ударил кулаком по панели, закрывающей стену возле окна. — И мне остается только плакать. Будь проклята эта раковая опухоль на холме! Именно вы, доктора, с вашим извращенным понятием о милосердии и вашей закоснелой медициной убили его…
Флауэрс посмотрел туда, куда показывал костлявый палец. Там, на холме, подобно острову среди зараженного моря, с красноватым отблеском зари на стенах гордо стоял Медицинский центр.
— Да-да, именно вы убили его, — говорил Боун. — Вы слишком много болтали о канцерогенах, на всех углах кричали, что город чудовище и убийца, и призывали покинуть его. Вы даже не смогли сообразить, что вместе с людьми из города уйдет и богатство…
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — как можно мягче сказал Флауэрс. — Мы всего лишь представили факты, и не вина медицины, что люди предпочли спасаться именно так.
Боун горько усмехнулся.
— К сожалению, вы правы. Конечно, мы виноваты сами. А вина наша в том, что мы слишком верили в ваше могущество и милосердие. И мы кричали: «Помогите, спасите, оживите!» Мы свято исполняли рекомендации, глотали ваши таблетки, витамины. Вы услужливо подсовывали нам чудесные лекарства, рентгеноскопию, микрохирургию. Вы спрашивали нас: «Хотите, мы продлим вашу жизнь на год? И еще на год? И еще? А мы кричали: „Да-да! Хотим!“ Вы даже стали отбирать у неимущих органы и пересаживать их нам, а мы все вам позволяли, закрывая глаза на то, что милосердие ваше постепенно вытесняется мерзостью и чванством. Отчего, спросите вы. Все очень просто: из страха перед смертью, животного, дремучего страха. Как вы это называете? Ипохондрия? Что ж, пусть я ипохондрик. Но я всего лишь продукт окружающей среды, а средой этой является сам город, и связан я с ним сильнее, чем кто-либо. И умрем мы вместе, крича вам: „Спасите! Помогите! Умираем!“
— Я понимаю вас, — сказан Флауэрс, — но и вы поймите: я не имею права помогать вам.
На этот раз Боун выслушал его спокойно.
— Это вам только кажется. Но когда плоть возьмет свое и начнет вопить, что не в силах более терпеть, когда сдадут измочаленные болью нервы, вы начнете лечить меня.
Боун окинул Флауэрса пренебрежительным взглядом. Глаза его вспыхнули неистовым светом. Флауэрс невольно вздрогнул, и халат распахнулся, открыв взору Боуна катушку и кнопки на пряжке ремня.
Тот протянул руку. Флауэрс отшатнулся было, но бдительная охрана тут же завернула ему руки за спину.
— Смотри-ка, — сказал Боун. — Катушка. Что там на ней? — Он нажал кнопку перемотки, затем кнопку воспроизведения.
Послышались голоса. Прислонившись к стене, Боун слушал, задумчиво улыбаясь. Когда пленка кончилась, он улыбнулся еще шире и велел полицейским:
— Приведите обоих, и девушку, и старика. Они, похоже, пригодятся нам.
— Глупости, — сказал Флауэрс, стараясь скрыть беспокойство. — Мне они безразличны. Вы ничего этим не добьетесь.
— Вот это мы и проверим, — ответил Боун и приказал полицейским: — Суньте его в испорченный лифт, пусть пока отдохнет.
Медные двери лифта с лязгом захлопнулись, отрезая свет. Но на этот раз темнота оказалась страшной. Ужас овладел им. Он чувствовал себя подвешенным над холодной бездной, ледяная жуть перехватила дыхание. В панике он забарабанил кулаками по дверям и остановился, лишь ободрав в кровь костяшки пальцев. Он безуспешно нажимал на кнопки, пытаясь открыть дверь, сорвал ноготь. Крупная дрожь сотрясала его тело. Наконец от боли в руках и усталости он пришел в себя, постепенно успокоился, присел, нашарил в темноте свою сумку и включил фонарь. Отыскав бинт, он перевязал искалеченный палец.
Решив, что батарейки еще пригодятся, Флауэрс выключил фонарь. Скорчился в темноте, стараясь отбросить невеселые мысли.
Часа через два двери раздвинулись, и втолкнули Лию. Флауэрс вскочил и поддержал ее. Девушка в панике стала вырываться, отбиваясь руками и ногами и извиваясь всем телом.
— Это же я, — уговаривал ее Флауэрс. — Медик. Она вдруг затихла и сама прижалась к нему.
— Где мы? — шепотом спросила девушка.
— В мэрии, в сломанном лифте, — хрипло ответил он. — У Джона Боуна.
— Что ему от нас надо? — с удивительным спокойствием спросила Лия.
Ее мужество передалось и Флауэрсу.
— Ему нужна помощь.
— А ты, конечно, отказываешься. Ты ведь такой последовательный… Я успела позвонить в Медицинский центр. Может, они тебя выручат.
Реальность мгновенно погасила вспыхнувшую было надежду. Обычными методами им его не найти, а переворачивать трущобы ради простого медика… Остается действовать самостоятельно и надеяться на везение.
— Отца тоже схватили?
— Нет. Его еще раньше взяли с собой люди из Агентства. Они искали тебя, но кто-то из них узнал его.
— Странно… — недоверчиво протянул Флауэрс. — Зачем он им?
— Они поместят его в экспериментальную палату. Они воспользовались его старым контрактом — сто лет. Срок еще не кончился.
— Но он же знаменитость! Что они смогут с ним сделать?
— Сделают… Он слишком много знает. Они боятся, что партия антививисекторов однажды доберется до него и как-то использует против медицины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16