Рядом с жаровней лежала куча испорченного железа; не так давно бывшего чьими-то доспехами. Когда пламя колебалось, по полированной поверхности пробегали блики, быстрые, как ящерицы. Время от времени Трульд бросал на него взгляды, отводил глаза, но взгляд возвращался назад к бликам на металле.
Время пришло. Прервав власть пламени над собой, брайхкамер Трульд сказал в пространство:
— Всезнающего ко мне… За спиной скрипнула обувь. Кто-то из слуг пошел за
Всезнающим, но дурак, комком тряпок лежавший у стены, опередил его. Он сорвался с места и, гремя бубенчиками, прокатился к двери. Первым распахнув створки, он крикнул в коридор:
— Всезнающего к господину! Всезнающего сюда!
Голос его по-петушиному сорвался, в надежде вызвать смех хозяина, но дурак не угадал настроения. Брайхкамер повернулся к двери, чтобы обругать незадачливого весельчака, но взгляд его вновь напоролся на доспехи, и он ощутил прилив злости.
— Шута выпороть.
Шут взвыл горестно, но его уже подхватили крепкие руки внутренних золотых стражников, стоявших за дверью. Бубенцы зазвенели громче и радостнее. Дела в замке делались быстро. Сказывалась выучка. Брайхкамер еще не успел остыть от шутовской выходки, как того начали пороть. Несколько мгновений он с мрачным удовольствием слушал крики, извлекавшиеся из шута замковым экзекутором. Потом они стихли, и рядом раздались шаркающие шаги.
Брайхкамер сидел лицом к огню. Он не видел колдуна, но услышал его. Потом волна запаха докатилась до него и качнула пламя, когда колдун остановился за его спиной. С дрожью в душе предвидя неизбежное, брайхкамер глубоко вздохнул.
Он даже пах как-то иначе.
Он вообще был другой. Не от мира сего. Что-то чужое. Неопасное, но чужое было в нем…
«Дикарь, — с отчаянием подумал Трульд. — Дикарь без места в этом мире…»
Но все, что он думал, ему следовало держать при себе. Колдун был обидчив и почему-то считал себя выше самого Трульда.
— Как дела, благородный Трульд?
Брайхкамер выхватил взгляд из огня, повернулся.
— Я же просил тебя называть меня господином, — напомнил он. — Ты забыл?
— Нет, наверное, забыл ты, — весело проговорил колдун. — У меня нет господина. Только Карха.
Он нетерпеливо похрустывал пальцами, потирал ладони.
— Где они? Они уже прибыли в замок?
— Твое упрямство когда-нибудь будет стоить тебе кожи, — неторопливо ответил Трульд.
— Не сегодня, — нагло усмехнулся колдун, — Зачем я тебе без кожи?
Чародей был остер на язык и в карман за словом не лез. Чувствуя, что проигрывает поединок, Трульд ответил:
— А зачем ты сам себе без кожи? Колдун взмахнул руками. Плащ на нем взорвался бликами ярких цветов. Это был тот плащ.
— Ты знал, что надеть, — сказал Трульд. Это был плащ Императора. Когда два года назад он с помощью этого колдуна спас Императора от альригийцев, тот подарил колдуну свой плащ. Конечно, и сам Трульд не остался без награды. Вдобавок к своей голове, возвращенной ему Тайным Советом, он округлил свои владения за счет рудников Восточного Захребетья, но теперь этот плащ был защитой колдуна. Время от времени Император интересовался, как там живет это чудо природы.
— Хорошо, что хоть отобрать не может, — зло усмехнулся он. — Так что ты, милый, навсегда мой.
Скаля зубы, он вспомнил, как безуспешно пробовали в императорском дворце добиться того, что так легко получалось у него и колдуна. После более чем сотни попыток они наконец поняли то, что уже и так знал сам брайхкамер, — колдун и он были частями какого-то колдовства. Только они. И никто другой.
Первым это понял императорский библиотекарь Шумон Гэйльский. До сих пор брайхкамер был благодарен ему за то, что он расставил все по своим местам, назвав их Первым Чудом Империи. Император прислушался к нему, и они были отпущены.
Конечно, это было чудом. Может быть, не тем чудом, о котором говорили Братья по Вере, но все-таки чудом. Этот ненавистный червяк из неведомого племени колдунов был ключом к обладанию миром.
— Ты мне не ответил, — напомнил колдун.
— Значит, не счел нужным, — размеренно, словно говорил со своим шутом, пояснил хозяин замка Трульд. — Все-таки я тут главный? А?
Колдун поклонился, вновь заставив плащ сверкнуть радужными переливами.
— Ты мне нужен.
Он повернулся к маленькому столику, на котором стояли два серебряных кубка. Взяв один из них, протянул его колдуну. Даже в полутьме было видно, как лицо его побледнело и расширились глаза. Он отшатнулся назад, завел руки за спину. Плащ, тяжелый от золотой вышивки, заскрипел. А может быть, это скрежетали зубы колдуна, сжатые бессилием.
— Ты их упустил… — тихо сказал он. Он не спрашивал. Он уже знал. Трульд понимал, что голос его был тих не из-за страха. Скорее от гнева и боли.
Он ничего ему не ответил. Его рука с кубком по-прежнему маячила около лица колдуна. Ему нечего было сказать. Глядя на него, старик забормотал что-то на своем варварском наречии, потом сорвался на крик:
— Ты должен был их взять! Должен! Ты же знал все!.. Глядя на брызжущего слюной старика, Трульд сам почувствовал, как в груди растет злоба. Этот дикарь, подобранный в лесу три года назад, этот ничтожный червяк пытался учить его. Того, по чьему приказу тысячи людей выходили на битвы, того, кого отмечает сам Император… Да, Император… Плащ опять кольнул его глаза светом.
Рука брайхкамера дрогнула. Напиток в бокале всколыхнулся. Несколько капель скатились по коже, обжигая ее. Гадкий запах перебродившего вина волной шибанул из кубков. Гнев еще крутился в нем, ища выход, но брайхкамер уже сжимал его мышцами живота, наслаждаясь своей властью над ним.
По большому счету колдун был прав. Он действительно упустил их. Ему было известно все — и место, и время, но… Хотя было сделано все, колдуны все-таки ушли. Вместе с этим проклятым Маввеем.
— Может быть, ты скажешь, что я ошибся?
— Нет. Все было так, как ты говорил. Мы выбрали правильное место, но…
— Но?
— У них было колдовство, о котором ты меня не предупредил…
Ударом ноги он выбросил из-под стола разрезанную наискось кирасу. Крови на ней уже не было, но она еще пахла ею. Край среза был покрыт волнистыми черными наплывами, словно великан отрезал кусок раскаленным ножом. Кое-где эти наплывы висели как капли, готовые сорваться вниз.
Он ждал вопросов, но колдун не спросил ничего. Он только водил пальцем по оплавленному краю. И брайхкамера вдруг словно осветило изнутри — колдун знал об этом!
Знал!
Словно в бреду. Всезнающий повторил несколько слов на непонятном языке.
— Ты знал?
В голосе Трульда было не просто осуждение. Когда он так спрашивал… Этот тон сулил смерть. Колдун не понял этого. Он охватил голову руками и опустился в кресло.
— Как они решились? Как? — пробормотал он.
— Ты знал? — повторил свой вопрос Трульд. Колдун молчал. Он даже не слышал Трульда. Брайхкамер опустил кубок на стол, обеими руками ухватил его за халат, поднимая в воздух.
— Восемнадцать человек. Восемнадцать полурыцарей не просто убиты, а убиты с помощью жуткого колдовства… Шестьдесят ослепших. Двадцать шесть переломанных рук и ног…
Лицо колдуна приблизилось, и Трульд увидел себя отражением в его глазах.
— Они не должны были… По всем правилам… Не должны… Как они…
Брайхкамер разжал ладони. Колдун выпал из них в кресло. Он с отвращением отбросил кирасу, словно она еще обжигала руки. Грохот металла оттолкнулся от пола и завяз в коврах, навешанных на стенах. Он остался сидеть, обхватив голову руками. Трульд пододвинул ему кубок:
— Пей. Нужно найти их… Колдун долго молчал, но все же ответил:
— Тебе их не взять. Если они решились на это… Нет.
— Почему?
Он задвигал руками, щелкнул пальцами.
— Есть определенные правила… Ты не поймешь… Пусти меня к ним! — Голос его был полон отчаяния. — Пусти!
— Тебя? К ним? Пустить?
Каждое слово, срывавшееся с языка Трульда, звучало и насмешкой, и оскорблением. Глупость колдуна и его отчаяние бальзамом пролились на душу брайхкамера, утихомиривая бушевавшие там чувства. Злоба ушла, растворившись в отчаянии Всезнающего.
— Не скрою, — насмешливо сказал он. — В жизни я сделал немало глупостей, и еще одна не будет лишней. Но только не эта!
Колдун сломался. Он жадно схватился за витую ножку кубка и залпом опрокинул его в себя. Дрожащими руками сжал горло, не давая драгоценному зелью вырваться назад, но уже не в кубок — слишком мало отверстие, — а на пол. Он закашлялся, налился кровью и требовательно посмотрел на Трульда.
Половина дела была сделана. Его половина.
Содрогаясь от отвращения, Трульд повторил его движение. Рука с кубком поднялась вверх и опустилась. Обжигающий комок скользнул вниз, в живот. Словно саламандра, он попытался вскарабкаться вверх, обдирая когтями внутренности рыцаря, но тот дважды ударил себя по груди, разбивая там столб холодного пламени на куски.
Это было мерзко, но это было неизбежной частью его счастья. Ключом к его власти над миром, к власти, которой он так жаждал…
Не торопясь, он бросил в жаровню несколько горстей опилок и две щепотки арского порошка. Пламя в жаровне вспыхнуло. Жирный чад поплыл по комнате, прилипая к лицу и вызывая видения… Головы Трульда и колдуна сблизились, и теперь уже ничего не могло остановить того, что должно было случиться.
Мир вокруг расплылся, сделался зыбким и… исчез, уступив место видениям.
Пламя жаровни стало выше, превратившись в пламя лесного костра. Он разгонял темноту шага на два-три вокруг себя. Огненные ладони, казалось, отодвигали темноту от сидевших рядом людей, но та, словно упругая лягушачья кожа, возвращалась назад, едва огонь слабел.
Люди полулежали у огня, расслабленные от тяжелого пути. Лица их были серыми от усталости. Их было трое. Маввей и двое колдунов. С еще не притупившимся любопытством брайхкамер «смотрел» на них, отыскивая черты сходства с Всезнающим.
«Люди как люди, — подумал он. — Запах разве только, а поди ты…»
Один из них поднялся. Вслед за ним поднялся и Маввей.
— Нужно идти, — сказал он. — Нужно…
Не говоря ни слова, второй колдун тоже поднялся и, забросив чудной квадратный какой-то мешок, наверное с колдовскими принадлежностями, пошел вперед.
Трульд напрягся. По лбу словно провели чем-то горячим. Поляна с костром провалилась куда-то вниз. Огонъ превратился в точку, и теперь все было видно далеко окрест. Несколько мгновений он видел их так, словно стоял рядом и в то же время сверху. Света Мульпа хватило на то, чтобы разобраться, куда они идут; Мир вокруг колебался, расползаясь клочьями. Его воля еще пыталась удержаться там, но мир трещал по швам.
Трульд зарычал, но действие зелья уже заканчивалось. Волшебство теряло силу. Лес сдвинулся со своего места, закружился, вспыхнул, расплылся какой-то слякотью, и Трулъд снова ощутил себя в замке. Теперь он знал. Теперь оба они знали.
— Река. Они будут там до полуночи, — сказал колдун. Он схватился за горло, и его вырвало прямо на ковер.
Кричать уже не было сил, и брайхкамер коснулся тонкой бронзовой пластины. На мелодичный звон в дверях возник слуга.
— Начальника Проникателей сюда, — прошептал брайхкамер, — Немедленно.
…То, что река где-то близко, первым учуял Маввей. Охотничий навык не подвел, и когда ветер стал самую малость прохладнее, он снисходительно подбодрил шатавшихся от усталости колдунов:
— Еще немного. Река совсем рядом.
Невидимый ими в темноте, Маввей в который уже раз усмехнулся. Без смеха на них глядеть было невозможно. Грязные и шатающиеся, они были похожи на парочку конюхов, загулявших в отсутствие хозяина и теперь спешивших вернуться в теплую и сухую конюшню.
Сам он, часто развлекавшийся охотой, и то с трудом продирался сквозь заросли, а колдуны… Это было печальное зрелище. С лицами, исхлестанными ветками, они ощупью пробирались там, где не было никакой опасности, и падали в тех местах, где, на взгляд Маввея, легко прошли бы и слепой, и одноногий. Первые поприща он с большим удовольствием смотрел на их муки — их неумение ходить по ночному лесу и незнание очевидных вещей позволяло ему испытать притупившееся за последнее время чувство собственной значимости, а потом, когда усталость взяла свое, пришло уважение. Колдуны безропотно шлиследом, не жалуясь и не прося поблажек.
Этот путь через ночной лес был неимоверно труден и, наверное, никому не нужен. Можно было бы остановиться, отдохнуть до рассвета, но Хэст гнал их вперед, доказывая и колдунам, и самому себе, что не только на колдовстве стоит мир, но и на силе, на храбрости и на дворянской удали.
Когда лес кончился, до реки осталось совсем немного. Сергей облегченно вздохнул. Как бы там ни было, их ждал заслуженный отдых, хотя бы на те несколько мгновений, пока Мартин будет извлекать лодку, активировать ее… Он представил все это в подробностях — как Мартин присаживается, его суставы хрустят, и он застывает на несколько секунд, чтобы боль, опоясывающая спину, успела утихнуть, потом он медленно непослушными пальцами роется в чреве своего НАЗа, — и блаженно улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52