Как и полагалось по должности, первым пришел в себя капитан «Новгорода» — Реджинальд Мак-Кафли. Монотонное взревывание аварийной сирены каплями падало в темноту, окутывающую сознание, и в какое-то мгновение он понял, что пришел в себя. Не шевелясь, он несколько мгновений висел на привязных ремнях, потом открыл глаза.
Пространства впереди не было. Только плавали в желто-розовом тумане какие-то черные пятна. Мак-Кафли провел перед собой рукой, но ничего не увидел.
«Ослеп!» — мелькнуло в голове. Страх на секунду заставил его забыть боль. Обеими руками он схватился за шлем, сорвал его с головы. Слабый, мигающий свет аварийных ламп вспышкой ударил по глазам, отозвавшись, словно эхом, всплеском головной боли. Первое, что он увидел, был его шлем. Мгновение он держал его в руках, а потом с отвращением уронил в темноту: руки ходили ходуном, и по лицевому щитку шлема мелкой рябью ерзала зелено-розовая жижа с какими-то полупереваренными волокнами. Только сейчас он осознал, что глаза целы.
«Вижу! — с острой завистью к самому себе подумал он. — Вижу!»
Он попробовал повернуться, чтобы посмотреть, что стало с товарищами, но боль заставила его опустить глаза вниз. Пол рубки был залит темнотой. В ней смутно угадывались ноги. Не сводя с них глаз, капитан осторожно пошевелил руками, уже зная, что они у него есть. В суставах щелкало, но руки сгибались именно там, где нужно. Не желая испытывать судьбу, но готовый к любым неожиданностям, он слегка пошевелил пальцами ног. Острой боли не было, и Мак-Кафли понял, что не все еще плохо и что лично ему скорее всего повезло. Могло бы быть и значительно хуже.
Капитан отстегнул страховочный ремень кресла только с пятого раза. Посмотрев на свои сотрясаемые мелкой дрожью руки, он даже не попытался подняться, а, засунув ладони в подмышки, остался сидеть, прислушиваясь к ощущениям. Это оказалось на редкость увлекательным занятием. Уже десяток секунд спустя он понял, что в нем не осталось ничего, что не почувствовало на себе столь лихо произведенную аварийную посадку. Однако все, что он носил под кожей, вело себя прилично, только вежливым нытьем напоминая о том, что им плохо. Исключение, как всегда, представляла голова.
Там гудело и жужжало, причем звук не стоял на месте, а плавно перемещался от одного уха к другому. Капитан попробовал разобраться, что же это там шумит, но не смог и бросил. Может быть, это шумела кровь, подстегнутая транквилизаторами, может быть, эхо от грохота двигателей, а может быть, и вовсе жужжала там какая-нибудь шальная муха.
На всякий случай он легонько потряс головой, пытаясь вытряхнуть жужжащую надоедину, но едва он шевельнулся, как перед глазами закружились разноцветные круги, и он решил отложить это до ближайшего будущего.
— Вахта! — прохрипел он. Голос его метнулся в тесном пространстве и увяз в тишине, зажатый разбитыми стенами, С трудом повернув голову, капитан обежал глазами рубку. Одного взгляда оказалось достаточно. Он снова закрыл глаза. Смотреть на такое у него не хватило бы духу и тогда, когда он был полон сил, а уж в этом состоянии… Пока он мог позволить себе жалеть только людей.
Вахта молчала. С третьего раза Мак-Кафли непослушными пальцами отстегнул застежку плечевого ремня. Звонко Щелкнув, пряжка разделилась на две части, и он съехал по креслу вниз. Это движение наполнило тело такой болью, что он застонал.
Вместе с ним вахту несли еще двое. Они должны были сидеть рядом. Капитан скосил глаза (повернуть голову сил не было). Да, действительно. В креслах по левую Руку сидели двое. Вряд ли им досталось меньше, чем ему, но главное Мак-Кафли знал наверняка: оба были живы — над каждым креслом изумрудным светом горел личный индикатор.
Для первого раза этого было достаточно. Он закрыл глаза. В голове кружились черные мухи. Чтобы отвлечься от боли, он попробовал представить себе что-нибудь спокойное, но память услужливо подсовывала картинку вчерашнего бедствия: верхнюю палубу «Новгорода», из которого с натугой вылезал реакторный блок. Красные лампочки аварийных ракет на реакторе мигали, докладывая о десятисекундной готовности отбросить реактор от «Новгорода», но… Именно этих секунд им не хватило. В этот момент реактор взорвался…
Капитан дернулся, заново переживая трагедию. Обрывок ремня выскользнул из руки, и он упал на пол. Человек попытался встать, но вал отчаяния и боли накатил на него, захлестнул, увлекая в темноту…
Во второй раз из беспамятства его подняли медицинские автоматы. Не открывая глаз, Мак-Кафли прислушивался к своему телу. Плечо жгло так, словно там лежал раскаленный уголь, но это было нестрашно. Жжение прекратилось и теплыми волнами покатилось по телу, утихомиривая боль. Это было необыкновенно приятно — чувствовать, как она словно пружина скручивается и прячется где-то, а вместо нее тело заполняет легкость. Несколько долгих секунд он наслаждался сознанием того, что все еще жив.
— Капитан, вы живы?
Он попробовал повернуться на голос, но тело мстительно напомнило, что голове и шее досталось, может быть, и не больше, чем другим частям тела, но они все же тоньше устроены, нежели рука или нога. Он остановил движение и повернул только глаза.
— Думаю, что да. А вы?
— Я мыслю, следовательно…
Ближайшее кресло заскрипело, человек застонал, и Мак-Кафли быстро сказал:
— Сидите, Мартин. Несколько минут ничего не изменят. Как там Сергей? Можете на него посмотреть?
Стон сменился кряхтением. Так, наверное, могла бы кряхтеть улитка, вылезая из своей раковины, или черепаха, покидавшая свой панцирь. Тень на противоположной. стене поднялась из куска мрака, что оказалось тенью кресла, и склонилась в сторону.
— Раз я существую, то, наверное, смогу…
Штурман выговаривал слова, кряхтя и шипя от боли, но все же двигаясь.
— Жи… вой!
Волна тепла наконец добежала до капитанских ступней, и он поднялся на ноги. Мак-Кафли помнил, что все это ненадолго, и каждую секунду, отпущенную ему медициной, нужно будет использовать с толком. Люди были живы. Пора было пожалеть технику. Очень медленно, оберегая шею от резких движений, он огляделся. Рубка представляла собой очень печальное зрелище. Главный пульт был расколот натрое. Черные извилистые трещины (это в изотермическом-то силикете!) уходили в темноту, откуда глазами хищников светились несколько транспарантов.
— Высота шесть тысяч метров, — прочитал Мартин. Он прищурился, потряс головой, не веря глазам, и Мак-Кафли позавидовал ему. — Мы что, летим?
В пульте затрещало. Черные трещины на мгновение осветились. Капитан посмотрел на высотомер и увидел, что тот показывает уже десять тысяч метров.
— Прилетели.
К горящему табло «Атмосфера» добавилось и еще одно — «Твердь», и тут же следом — «Жидкость».
— Приплыли, — поправил сам себя капитан. — Сергей, ты жив?
На пол полетел еще один колпак, и третий вахтенный простонал:
— Разве это жизнь?
— Что-то не так? — спросил Мартин, глядя, как тот Овивается в кресле, пытаясь отстегнуть ремни. — ожет, палец занозил?
Сергей не ответил. Держась за голову, он качался из стороны в сторону. Потом, морщась, стал ощупывать себя сквозь скафандр.
— Сколько же костей в человеке… Господи! Болит же каждая… — жалобно простонал он.
Мак-Кафли знал, что инженер был непревзойденным мастером жаловаться на жизнь и вполне в состоянии был сделать упитанного слона из любой попавшейся под руку тощей мухи. По голосу инженера капитан уже понял, что пострадал тот не более чем другие и особенного внимания ему не требуется.
— Это потому, что их вдвое больше стало, — объяснил он ситуацию инженеру-ядерщику.
— Вдвое? Вчетверо! — возмутился тот. — Впятеро! Пострадавший — моя фамилия!
С кряхтением и пощелкиванием он повернулся к Мак-Кафли.
— Что еще скажешь? — спросил капитан.
Сергей бодро сверкнул глазом:
— Просыпается раз марсианин после банкета в Земном посольстве…
Анекдот был стар и настолько не подходил к тому, что тут творилось, что Мак-Кафли поморщился. Сергей чутко умолк и, тут же став серьезным, спросил:
— Капитан, что же все-таки произошло?
— Реактор взорвался, полагаю.
Инженер недоверчиво покачал толовой. Событие было не рядовым.
— И мы все еще живы?
Мак-Кафли пожал плечами. Что тут можно было сказать? Повезло… Космос велик, и в нем случается и не такое…
Он хотел все это сказать, но посмотрел на инженера и передумал, философия сейчас была совсем не к месту. — Ты же сам сказал, что это не жизнь. Сергей, поняв, что сказать капитану нечего, тут же вцепился в Мартина, требуя обстоятельного рассказа о том, что тот испытал в момент катаклизма.
Слушая бестолковый разговор, капитан перебирал кнопки на пульте.
Когда месяц назад они стартовали с окололунной станции «Зеленый дол», их тут было двенадцать душ. Трое коренных «новгородцев», трое механиков — ремонтная бригада управления Космогации, с чьей легкой руки они тут и оказались, и шесть человек биологов. Эти влезли в корабль в самый последний момент, чуть ли не по стенам, по совершенно смешному, с точки зрения капитана «Новгорода», поводу. В чью-то академическую голову пришла гениальная мысль устроить тут заповедник. Усмотрели в здешней фауне земные академики что-то уникальное — то ли мох какой, то ли зверя… Все они, и механики и биологи (не академики, конечно), находились в анабиозном отсеке «Новгорода», дожидаясь посадки на планету.
«Вот и дождались! — подумал невесело капитан. Мысль мелькнула, уступив место другой, от которой стало сухо в горле. — А дождались ли?»
А-отсек «Новгорода» был самым защищенным местом и на корабле, но у всего на свете есть свой предел, даже предел прочности А-отсека, и он мысленно застонал, представив себе то, что ему предстояло увидеть. Об этом подумал не только он.
— Капитан! — Мартин склонился над поручнями. — Свяжитесь-ка с А-отсеком. У меня что-то не выходит.
— У меня тоже, — откликнулся капитан, уже не один раз попробовавший дать команду на пробуждение. — Надо туда идти, поднять их…
— И обрадовать!
Сергей уже стоял около двери, переминаясь с ноги на ногу, явно желая выйти из рубки раньше Мак-Кафли и перехватить у него честь первооткрывателя. Капитан неожиданно усмехнулся. Если он все правильно представлял, то открытий за стеной рубки должно было хватить на всех.
— Обрадовать? Пожалуй. Очень подходящее слово… Осторожно переставляя ноги, он повернулся:
— Мартин, идти сможешь?
Штурман закряхтел. Кресло под ним неожиданно плавно повернулось, словно стояло оно не посреди разрушенной рубки, а в салоне новенького с иголочки лайнера, но едва Мартин встал, как оно, жалобно скрипнув, повалилось набок.
Цветочки кончились. Начинались ягодки.
Экипаж был готов к приключениям, но капитан не спешил подниматься. Он остался сидеть и только спросил:
— Как там дверь? На всякий случай — раз уж чудеса начались, то почему бы им не продолжиться? — Сергей ткнул пальцем в кнопку замка. По всем правилам, которые действовали на «Новгороде» до катастрофы, дверь должна была зашипеть и открыться, но она не сделала ни того ни другого. Инженер на всякий случай постучал по ней кулаком — то ли от огорчения, то ли желая удостовериться, что она действительно не открылась. Стальная плита толщиной в полтора сантиметра была, может быть, и не лучшей защитой от космических неприятностей, но рубку управления отделяла от остального корабля вполне надежно.
— Аварийным попробуй, — подал голос Мартин. — Не ленись…
Сергей наклонился пониже, вроде как принюхался:
— А тут ленись не ленись… Напряжения нет.
— Сам напрягись.
Слева от косяка на стене был закреплен механизм ручного открытия — небольшое колесо, похожее на старинный штурвал, украденный с парусника. Не очень-то веря в удачу, инженер тронул рукоять, и она, неожиданно легко повернувшись, соскочила с оси. Грохот ударил по ушам. Сергей успел отдернуть ногу, обернулся и развел руками.
Мак-Кафли подошел к инженеру. Дверь на глазах превращалась в проблему.
— Та-а-ак! — протянул Мартин. — Проблема. Мало нам проблем…
Сергей несколько раз навалился на нее всем телом, но металлическую преграду строили умные люди, и именно поэтому она могла выдержать и не такие удары.
— Ломом бы ее, — сказал штурман откуда-то из темноты.
— Где ж его тут найдешь? — в сердцах ответил Сергей, оглядываясь в полутемной рубке. Ничего целого ему на глаза. не попалось — обломки и куски и ничего более.
— Вот как раз только его, может, и найдешь… Если мы уцелели, то уж лом и подавно.
Сергей возился с дверью минут десять, напомнив скрученному болью капитану играющую в вольере мартышку. Инженер тыкал пальцами в кнопки, крутил штурвал, бил в плиту плечом, стучал обломками, выбрав что покрупнее, и даже не пожалел для такого дела штурманского кресла. К концу забавы он, рассердившись, даже пнул ее ногой:
— У-У-У, животное!
Мак-Кафли, наблюдавший за всем этим, по его виду понял, что инженер ждет чуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Пространства впереди не было. Только плавали в желто-розовом тумане какие-то черные пятна. Мак-Кафли провел перед собой рукой, но ничего не увидел.
«Ослеп!» — мелькнуло в голове. Страх на секунду заставил его забыть боль. Обеими руками он схватился за шлем, сорвал его с головы. Слабый, мигающий свет аварийных ламп вспышкой ударил по глазам, отозвавшись, словно эхом, всплеском головной боли. Первое, что он увидел, был его шлем. Мгновение он держал его в руках, а потом с отвращением уронил в темноту: руки ходили ходуном, и по лицевому щитку шлема мелкой рябью ерзала зелено-розовая жижа с какими-то полупереваренными волокнами. Только сейчас он осознал, что глаза целы.
«Вижу! — с острой завистью к самому себе подумал он. — Вижу!»
Он попробовал повернуться, чтобы посмотреть, что стало с товарищами, но боль заставила его опустить глаза вниз. Пол рубки был залит темнотой. В ней смутно угадывались ноги. Не сводя с них глаз, капитан осторожно пошевелил руками, уже зная, что они у него есть. В суставах щелкало, но руки сгибались именно там, где нужно. Не желая испытывать судьбу, но готовый к любым неожиданностям, он слегка пошевелил пальцами ног. Острой боли не было, и Мак-Кафли понял, что не все еще плохо и что лично ему скорее всего повезло. Могло бы быть и значительно хуже.
Капитан отстегнул страховочный ремень кресла только с пятого раза. Посмотрев на свои сотрясаемые мелкой дрожью руки, он даже не попытался подняться, а, засунув ладони в подмышки, остался сидеть, прислушиваясь к ощущениям. Это оказалось на редкость увлекательным занятием. Уже десяток секунд спустя он понял, что в нем не осталось ничего, что не почувствовало на себе столь лихо произведенную аварийную посадку. Однако все, что он носил под кожей, вело себя прилично, только вежливым нытьем напоминая о том, что им плохо. Исключение, как всегда, представляла голова.
Там гудело и жужжало, причем звук не стоял на месте, а плавно перемещался от одного уха к другому. Капитан попробовал разобраться, что же это там шумит, но не смог и бросил. Может быть, это шумела кровь, подстегнутая транквилизаторами, может быть, эхо от грохота двигателей, а может быть, и вовсе жужжала там какая-нибудь шальная муха.
На всякий случай он легонько потряс головой, пытаясь вытряхнуть жужжащую надоедину, но едва он шевельнулся, как перед глазами закружились разноцветные круги, и он решил отложить это до ближайшего будущего.
— Вахта! — прохрипел он. Голос его метнулся в тесном пространстве и увяз в тишине, зажатый разбитыми стенами, С трудом повернув голову, капитан обежал глазами рубку. Одного взгляда оказалось достаточно. Он снова закрыл глаза. Смотреть на такое у него не хватило бы духу и тогда, когда он был полон сил, а уж в этом состоянии… Пока он мог позволить себе жалеть только людей.
Вахта молчала. С третьего раза Мак-Кафли непослушными пальцами отстегнул застежку плечевого ремня. Звонко Щелкнув, пряжка разделилась на две части, и он съехал по креслу вниз. Это движение наполнило тело такой болью, что он застонал.
Вместе с ним вахту несли еще двое. Они должны были сидеть рядом. Капитан скосил глаза (повернуть голову сил не было). Да, действительно. В креслах по левую Руку сидели двое. Вряд ли им досталось меньше, чем ему, но главное Мак-Кафли знал наверняка: оба были живы — над каждым креслом изумрудным светом горел личный индикатор.
Для первого раза этого было достаточно. Он закрыл глаза. В голове кружились черные мухи. Чтобы отвлечься от боли, он попробовал представить себе что-нибудь спокойное, но память услужливо подсовывала картинку вчерашнего бедствия: верхнюю палубу «Новгорода», из которого с натугой вылезал реакторный блок. Красные лампочки аварийных ракет на реакторе мигали, докладывая о десятисекундной готовности отбросить реактор от «Новгорода», но… Именно этих секунд им не хватило. В этот момент реактор взорвался…
Капитан дернулся, заново переживая трагедию. Обрывок ремня выскользнул из руки, и он упал на пол. Человек попытался встать, но вал отчаяния и боли накатил на него, захлестнул, увлекая в темноту…
Во второй раз из беспамятства его подняли медицинские автоматы. Не открывая глаз, Мак-Кафли прислушивался к своему телу. Плечо жгло так, словно там лежал раскаленный уголь, но это было нестрашно. Жжение прекратилось и теплыми волнами покатилось по телу, утихомиривая боль. Это было необыкновенно приятно — чувствовать, как она словно пружина скручивается и прячется где-то, а вместо нее тело заполняет легкость. Несколько долгих секунд он наслаждался сознанием того, что все еще жив.
— Капитан, вы живы?
Он попробовал повернуться на голос, но тело мстительно напомнило, что голове и шее досталось, может быть, и не больше, чем другим частям тела, но они все же тоньше устроены, нежели рука или нога. Он остановил движение и повернул только глаза.
— Думаю, что да. А вы?
— Я мыслю, следовательно…
Ближайшее кресло заскрипело, человек застонал, и Мак-Кафли быстро сказал:
— Сидите, Мартин. Несколько минут ничего не изменят. Как там Сергей? Можете на него посмотреть?
Стон сменился кряхтением. Так, наверное, могла бы кряхтеть улитка, вылезая из своей раковины, или черепаха, покидавшая свой панцирь. Тень на противоположной. стене поднялась из куска мрака, что оказалось тенью кресла, и склонилась в сторону.
— Раз я существую, то, наверное, смогу…
Штурман выговаривал слова, кряхтя и шипя от боли, но все же двигаясь.
— Жи… вой!
Волна тепла наконец добежала до капитанских ступней, и он поднялся на ноги. Мак-Кафли помнил, что все это ненадолго, и каждую секунду, отпущенную ему медициной, нужно будет использовать с толком. Люди были живы. Пора было пожалеть технику. Очень медленно, оберегая шею от резких движений, он огляделся. Рубка представляла собой очень печальное зрелище. Главный пульт был расколот натрое. Черные извилистые трещины (это в изотермическом-то силикете!) уходили в темноту, откуда глазами хищников светились несколько транспарантов.
— Высота шесть тысяч метров, — прочитал Мартин. Он прищурился, потряс головой, не веря глазам, и Мак-Кафли позавидовал ему. — Мы что, летим?
В пульте затрещало. Черные трещины на мгновение осветились. Капитан посмотрел на высотомер и увидел, что тот показывает уже десять тысяч метров.
— Прилетели.
К горящему табло «Атмосфера» добавилось и еще одно — «Твердь», и тут же следом — «Жидкость».
— Приплыли, — поправил сам себя капитан. — Сергей, ты жив?
На пол полетел еще один колпак, и третий вахтенный простонал:
— Разве это жизнь?
— Что-то не так? — спросил Мартин, глядя, как тот Овивается в кресле, пытаясь отстегнуть ремни. — ожет, палец занозил?
Сергей не ответил. Держась за голову, он качался из стороны в сторону. Потом, морщась, стал ощупывать себя сквозь скафандр.
— Сколько же костей в человеке… Господи! Болит же каждая… — жалобно простонал он.
Мак-Кафли знал, что инженер был непревзойденным мастером жаловаться на жизнь и вполне в состоянии был сделать упитанного слона из любой попавшейся под руку тощей мухи. По голосу инженера капитан уже понял, что пострадал тот не более чем другие и особенного внимания ему не требуется.
— Это потому, что их вдвое больше стало, — объяснил он ситуацию инженеру-ядерщику.
— Вдвое? Вчетверо! — возмутился тот. — Впятеро! Пострадавший — моя фамилия!
С кряхтением и пощелкиванием он повернулся к Мак-Кафли.
— Что еще скажешь? — спросил капитан.
Сергей бодро сверкнул глазом:
— Просыпается раз марсианин после банкета в Земном посольстве…
Анекдот был стар и настолько не подходил к тому, что тут творилось, что Мак-Кафли поморщился. Сергей чутко умолк и, тут же став серьезным, спросил:
— Капитан, что же все-таки произошло?
— Реактор взорвался, полагаю.
Инженер недоверчиво покачал толовой. Событие было не рядовым.
— И мы все еще живы?
Мак-Кафли пожал плечами. Что тут можно было сказать? Повезло… Космос велик, и в нем случается и не такое…
Он хотел все это сказать, но посмотрел на инженера и передумал, философия сейчас была совсем не к месту. — Ты же сам сказал, что это не жизнь. Сергей, поняв, что сказать капитану нечего, тут же вцепился в Мартина, требуя обстоятельного рассказа о том, что тот испытал в момент катаклизма.
Слушая бестолковый разговор, капитан перебирал кнопки на пульте.
Когда месяц назад они стартовали с окололунной станции «Зеленый дол», их тут было двенадцать душ. Трое коренных «новгородцев», трое механиков — ремонтная бригада управления Космогации, с чьей легкой руки они тут и оказались, и шесть человек биологов. Эти влезли в корабль в самый последний момент, чуть ли не по стенам, по совершенно смешному, с точки зрения капитана «Новгорода», поводу. В чью-то академическую голову пришла гениальная мысль устроить тут заповедник. Усмотрели в здешней фауне земные академики что-то уникальное — то ли мох какой, то ли зверя… Все они, и механики и биологи (не академики, конечно), находились в анабиозном отсеке «Новгорода», дожидаясь посадки на планету.
«Вот и дождались! — подумал невесело капитан. Мысль мелькнула, уступив место другой, от которой стало сухо в горле. — А дождались ли?»
А-отсек «Новгорода» был самым защищенным местом и на корабле, но у всего на свете есть свой предел, даже предел прочности А-отсека, и он мысленно застонал, представив себе то, что ему предстояло увидеть. Об этом подумал не только он.
— Капитан! — Мартин склонился над поручнями. — Свяжитесь-ка с А-отсеком. У меня что-то не выходит.
— У меня тоже, — откликнулся капитан, уже не один раз попробовавший дать команду на пробуждение. — Надо туда идти, поднять их…
— И обрадовать!
Сергей уже стоял около двери, переминаясь с ноги на ногу, явно желая выйти из рубки раньше Мак-Кафли и перехватить у него честь первооткрывателя. Капитан неожиданно усмехнулся. Если он все правильно представлял, то открытий за стеной рубки должно было хватить на всех.
— Обрадовать? Пожалуй. Очень подходящее слово… Осторожно переставляя ноги, он повернулся:
— Мартин, идти сможешь?
Штурман закряхтел. Кресло под ним неожиданно плавно повернулось, словно стояло оно не посреди разрушенной рубки, а в салоне новенького с иголочки лайнера, но едва Мартин встал, как оно, жалобно скрипнув, повалилось набок.
Цветочки кончились. Начинались ягодки.
Экипаж был готов к приключениям, но капитан не спешил подниматься. Он остался сидеть и только спросил:
— Как там дверь? На всякий случай — раз уж чудеса начались, то почему бы им не продолжиться? — Сергей ткнул пальцем в кнопку замка. По всем правилам, которые действовали на «Новгороде» до катастрофы, дверь должна была зашипеть и открыться, но она не сделала ни того ни другого. Инженер на всякий случай постучал по ней кулаком — то ли от огорчения, то ли желая удостовериться, что она действительно не открылась. Стальная плита толщиной в полтора сантиметра была, может быть, и не лучшей защитой от космических неприятностей, но рубку управления отделяла от остального корабля вполне надежно.
— Аварийным попробуй, — подал голос Мартин. — Не ленись…
Сергей наклонился пониже, вроде как принюхался:
— А тут ленись не ленись… Напряжения нет.
— Сам напрягись.
Слева от косяка на стене был закреплен механизм ручного открытия — небольшое колесо, похожее на старинный штурвал, украденный с парусника. Не очень-то веря в удачу, инженер тронул рукоять, и она, неожиданно легко повернувшись, соскочила с оси. Грохот ударил по ушам. Сергей успел отдернуть ногу, обернулся и развел руками.
Мак-Кафли подошел к инженеру. Дверь на глазах превращалась в проблему.
— Та-а-ак! — протянул Мартин. — Проблема. Мало нам проблем…
Сергей несколько раз навалился на нее всем телом, но металлическую преграду строили умные люди, и именно поэтому она могла выдержать и не такие удары.
— Ломом бы ее, — сказал штурман откуда-то из темноты.
— Где ж его тут найдешь? — в сердцах ответил Сергей, оглядываясь в полутемной рубке. Ничего целого ему на глаза. не попалось — обломки и куски и ничего более.
— Вот как раз только его, может, и найдешь… Если мы уцелели, то уж лом и подавно.
Сергей возился с дверью минут десять, напомнив скрученному болью капитану играющую в вольере мартышку. Инженер тыкал пальцами в кнопки, крутил штурвал, бил в плиту плечом, стучал обломками, выбрав что покрупнее, и даже не пожалел для такого дела штурманского кресла. К концу забавы он, рассердившись, даже пнул ее ногой:
— У-У-У, животное!
Мак-Кафли, наблюдавший за всем этим, по его виду понял, что инженер ждет чуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52