И этот пафос, эта музейная серьезность, с которой тут все устроено, – они, конечно, смешны. Трогательны и смешны. Может, мне потому смешно, что я не еврей, – но, знаете, такой эффект, как когда дети хоронят птичку: ты понимаешь, что у них огромное горе, – но, глядя на их серьезность, попробуй не улыбнуться. Если евреи действительно считали себя богоизбранным народом, то они должны были чувствовать себя жертвой child abuse после Холокоста. Музей child abuse'a, воздвигнутый ребенком любимому папе. Прощенному папе. Я знаю, Отче, Ты этого не хотел. Ты хотел, вернее, не этого. Но они, похоже, не поняли.
Говорят, у евреев сильна коммерческая жилка. Вот уж не знаю. Будь оно так – они бы создали не этот скучный и пафосный каменный склеп, но пещеру ужасов, райд сквозь Аушвиц и Майданек, Иерусалимский Dungeon по примеру Лондонского, Нью-Йоркского, Токийского, Пекинского. Могут же лондонцы смеяться над Великим пожаром, застенками Тауэра, Джеком Потрошителем? Что-то подсказывает мне, что когда Лондон отстроят – ну, может, не сразу, может, через пять лет, – но в лондонский Dungeon добавят аттракцион по «мартовской пятнице», как в нью-йоркский добавили когда-то «Две Башни». А в Африке, в Блэк-Перле, ну, не через пять, но через сорок лет построят «Карантин» – не то аттракцион, не то мемориал, как лондонский Dungeon, только еще круче: в лодочке будут подвозить вас к берегу как бы Африки и стрелять, когда вы приближаетесь ближе чем на триста метров, – карантин держали пять лет, чтобы не завозили болезни на материк, но все равно не убереглись, – откуда-то прилетела W-4, считай – ветрянка, – и все кончено. А в Иерусалиме можно было сделать – да дофига всего; силиконовые эсэсовцы на входе, колючая проволока, все такое. Американцы из уничтожения индейцев худо-бедно сделали целый жанр – вестерн, а посмотрел бы я, как бы вы дали немцам создать жанр «геттстерна»! Стыдно, стыдно и грустно; материал пропадает. Надо бы когда-нибудь сделать это, просто для того, чтобы утвердить: история заканчивается, прошлое уходит, настоящее смеется на его костях… Но комедию мы отложим на другой раз, не сейчас, не надо. Это как раз то, о чем я говорил Эли – в чилли свои табу. Думаю, что и так меня съедят с потрохами. Быть мне отлученным за свинство от иудейской веры, – даром, что я никогда в ней и не состоял, не был.
Кроме того, просто – плохая экспозиция; я понимаю, да, что – если бы тут вообще не было никакой экспозиции, а просто на голой земле лежала табличка: «Это место посвящено памяти жертв Холокоста» – и то рассуждения «хорошо-плохо» были бы неуместны. Мне, с одной стороны, понятно, что это делалось в определенное время, в определенном состоянии духа и с определенными целями – открыто пропагандистскими, помимо исторических, так даже в документе, под стеклом представленном, написано: «Увековечить память и рассказать о ней людям», что-то такое. И понятно, что тут очень много эмоций уложено, что этот чрезмерный пафос в принципе объясним – но с таким пафосом создают не музеи, а арт-проекты. Впрочем, он называется «мемориалом»; это оправдание в какой-то мере.
Были бы деньги, не поставил бы меня этот гад в такие условия – я бы сделал вот что: я бы все основные элементы этого громадного заведения включил в фильм под разными невинными соусами; не отобьет ничто у меня любви к формалистским играм, это я уже понял. У меня бы и дерево с табличкой было посреди немногих дерев польского гетто, и лежала бы в сумке с чудом ухваченными личными вещами статуэтка в виде одинокого гордого обелиска, и в семейном альбоме, листаемом мирно в довоенных еще кадрах, мелькнула бы фотография мальчика-руки-вверх – но в сегодняшнем антураже, в белой кепочке с двумя хвостами, холо, в цвете; и тысячью свечей горела бы у меня ночь, когда бы американские солдаты с факелами в руках освобождали Треблинку. Все накрылось, от всего этого придется отказаться.
Я бы иначе кадрировал снимок, где в мешках волокут трупы – я бы кадрировал так, чтобы мешок занял центральное положение в кадре, чтобы это был кадр не про ситуацию, а про мешок. Вот опять та же проблема: то они ради пафоса и впечатления поступаются подачей информации, то ради информации, ради вот тех скелетов в кадре, поступаются возможностью произвести очень сильное впечатление. И прекрасный детский рисунок, неловкий, конечно, не очень аккуратный – но странным, магическим образом на нем эффектно сделано лицо немецкого офицера: это какая высшая сила водила твоим карандашиком, мальчик? Скулы крепкие, взгляд жесткий, ракурс удачный; на этом рисунке лучше, чем на любой журналистской фотографии, чем на любом парадном портрете, чем на любой пленке Рифеншталь, видно, как остро эти люди в те годы ощущали себя богами, правителями мира, победоносной и великой силой, – да фактически же творцами, планирующими создать некий великий и утопический мир для собственной расы, воплощающими на практике ужас и фетиш многих фантастов более позднего времени: придет великая и чужая раса, сметет с лица Земли неугодных, поработит оставшихся, слепит наш мир по своим канонам. И ведь правда – были годы, когда они шли – и под ними прогибался мир, перед ними все цвело, за ними все горело, города стелились коврами, толпы сминались в ком дрожащих тел, дымом уходили в небо, разрезаемое на клочки по прихоти их самолетов, не было конца и края победам их власти, не было конца и края триумфу их воли…
Господи, какой фильм я сделал бы при таких ресурсах!
Глава 59
Ибн-Синна 46, кв.51. Три комн., 2 этаж на столбах, встроенная кухня, стац. комм 32 дюйма, стац. комм 11 дюймов, джет-спот, колл. какт.
«Колл. какт.», смутивший Лиса, оказался именно тем, чем сочла его Яэль: коллекцией кактусов. На самом деле квартира, как выяснилось, не трех, а четырехкомнатная, – но упоминать в объявлении четвертую комнату было бы не вполне уместно: она была целиком занята мясистыми листьями и разнообразными колючками, и причудливые кружевные тени с тяжелыми вкраплениями плотных кругов и треугольников от горшков и контейнеров создавали на полу сложный старомодный узор. Лис стоял за герметически закрывающейся дверью и смотрел сквозь стекло на то, как в мире кактусов капает вода из специальных трубок, мигают лампочками маленькие приборы для подачи удобрений, как ползают по листьям крошечные электронные тестеры. Странный довесок к неплохой, в общем-то, квартире, – мозаичные потолки, круглые огромные окна, дому, стало быть, лет десять или двенадцать, сейчас здесь строят иначе немножко, кажется. На совсем новый район жалко денег, Яэль говорит – и не надо, ну, и не надо, это Лису после скитаний хочется пижонствовать и барствовать; а на самом деле неплохо и тут – вот только кактусы… Кактусы – это хорошо или плохо? Внутри оранжереи находиться практически невозможно: жарко, душно, а главное – очень странно… Некоторые кактусы умеют, обьяснил хозяин, поворачивать листья и ветки вслед за перемещающимся обьектом – чтобы нельзя было напасть с тыла… По-моему, ужасно. Надо спросить Яэль, потому что в остальном квартира хорошая, стоит даже немножко меньше, чем планировали платить за съём, – потому что какие-то расходы есть на уход за кактусами, правда, сказал хозяин, я вам все напишу, объясню, тут раз в неделю приходит человек, все делает сам, вы ему только деньги отдавайте; и еще придется заплатить сразу за год вперед: они уезжают вроде как насовсем, хотят плату погодично. По крайней мере, сейчас они думают, что насовсем. Говорят, некоторые переселившиеся черные начинают возвращаться из Африки – не выдерживают обстановки «золотого гетто»; ну да посмотрим. В квартире что, кроме кактусов, непонятно? Непонятно, хорошо ли спланирована детская, потому что мне не нравится окно во всю стену: это безопасно? Насколько? Еще не нравится, что мало шкафов в стене – Яэль велела проверить, чтобы было много шкафов в стене, но не сказала, много – это сколько? Но тут один, а один не вяжется у меня все-таки со словом «много». И еще – джет-спот есть, а стоянки для машины нет, надо ставить на улице или покупать на крыше за отдельные деньги. Деньги хозяин выяснит, но пока что мне это не очень нравится, неприятно.
р-н Гиват Морицки, 2 круг, д. 6. Полдома, автономн., 21/2 комн., джет-спот, авт. стоян., 2-х стац. комм 32, крыша-сад, хорошие хозяева, спец. оборудование.
На этих хороших хозяев хорошо бы все-таки посмотреть – а их, как назло, нет сейчас, но, может, вечером, когда заберу Яэль и приедем вместе, они будут? Впрочем, тут в основном всякие университетские люди, наверное, и эти тоже, хотя – знаем мы одного учителя математики, уж лучше б он напивался, – хоть молча бы лежал. Полдома и сад-крыша – в данном климате это просто рай какой-то, тем более что сад на крыше – ну, не сад, конечно, дюжина растений в кадках и посредине шезлонг и пластиковый стол со стульями – но все равно прекрасно, ребенок может быть целыми днями на свежем воздухе – и при этом в безопасности, поставить тут вольер… Непонятно, почему такое счастье сдают так дешево, – ах вот почему, – «две с половиной комнаты» – это фактически две, потому что третья – крошечная и без окон, подсобка, и окно в ней прорубить невозможно: одна стена идет к соседям, другие две выходят в коридор и спальню. Зато, говорит маклер, здесь звукоизоляция очень хорошая, видите – показывает наклейку на стене – специально делали; может, детскую тут хотели? Если бы покупать – можно было бы сделать здесь стеклянную крышу и тогда детскую, но на сьемной квартире, конечно, ни под каким предлогом, разве что хозяин согласится сам – но это, говорит маклер, вряд ли. Ну, значит, этот вариант фактически отпадает; а что это за панель на стене? Ох, господи; так же разрыв сердца можно получить: с грохотом отъезжает панель, и под ней какие-то крюки, кольца вмонтированные, кожаные ремни, ни хрена себе, а ну вторая стенка? Крест с шипами, откидывается с грохотом какая-то треугольная доска, обшитая кожей, облепленная заклепками – дыба? Падают с потолка какие-то ремни и крепления – и шипит, включаясь, встроенная камера, помаргивает красным глазом; прекрасное спец. оборудование, веселая бы тут вышла детская… Только затем бы сюда вернулся, чтобы познакомиться лично с хорошими хозяевами.
Сахаров 31/1, 2 этаж. 3 комн., подсобн. пом., дет. ванная, стац. комм 32 дюйма, стоянка, дж.-спот, на долгий срок.
Самое лучшее, что здесь есть, – это детская ванная, причем сравнительно большая – два на два, и она же превращается во вторую подсобку, если ванну вот тут и вот тут отсоединить. Прекрасная штука, сразу – ванночка с перилами, с прозрачным низом, с нескользящим покрытием; голубые стены в корабликах, в стенах торчат бибикающие рыбки, стол для пеленания с бордюром, безопасные розетки, ящики со сдвижными дверцами, все углы круглые, все поверхности обиты мягким, ковровый пол с просушкой и подогревом, бэби-пруф выемка в стене с лекарствами и шампунями, автономное отопление, ноу-вайрс, – оборудовать подобную штуку стоит бешеных денег, немудрено, что они хотят такую квартплату. У самих четверо погодков, понятно, что стоило превратить подсобку в такое чудо, но сейчас уже младшенькому шесть, жить в трехкомнатной квартире – даже такой большой, гостиная у них разгорожена ширмами, между прочим – жить в трехкомнатной совсем уже невозможно. Хотят сдавать дорого – прекрасно оборудованная детская, вся квартира бэби-пруф, сигнализация на окнах, – но цена такая, мамочки… непонятно даже, как маклер меня сюда затащил. Видимо, чует во мне будущего безумного отца – а я сейчас, стоя в детской ванной, глядя на бибикающую уточку, подвешенную к потолку, думаю о том, что будет, если уточка сорвется и детке брызнет в глаза водою, да он же испугается! – о, я сейчас хорошо понимаю, каким отцом я буду. Вот так, наверное, и становятся взрослыми: когда вдруг оказывается рядом кто-нибудь маленький, беспомощный, зависимый, тобой на свет произведенный по любви и по выбору, а не навязанный тебе в качестве младшего брата судьбой-злодейкой… Бабушка, правда, говорила, что взрослыми становятся не тогда, когда заводят ребенка, а тогда, когда умирает последний, кто помнит ребенком тебя самого, – но тогда я уже не просто взрослый – я древний. Не считать же Виталика, в самом деле.
Глава 60
– А вот интересно, товарищ Завьялов, ваши коллеги никогда не пробовали фделать фильм про Голема? Ну, найти какого-нибудь карлика помассивней, загримировать немного – и фделать. Как почему карлика? Сказано же «размером с маленького ребенка», что означает, уфловно говоря, не выше метра двадцати, наверное. Впрочем, у Майринка все немного по-другому, я знаю, но это уже поздние напластования. Майринк же на фамом деле ничего не знал про каббалистическую традицию, его скорее интересовала, так сказать, алхимическая часть. Так сказать, трансфигурация. Что, как вы фами понимаете, пан Фокуп, неудивительно для жителя Праги. Все-таки Прага – это Майринк прежде всего, тут вы со мной фогласитесь, при всем вашем чешском патриотизме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Говорят, у евреев сильна коммерческая жилка. Вот уж не знаю. Будь оно так – они бы создали не этот скучный и пафосный каменный склеп, но пещеру ужасов, райд сквозь Аушвиц и Майданек, Иерусалимский Dungeon по примеру Лондонского, Нью-Йоркского, Токийского, Пекинского. Могут же лондонцы смеяться над Великим пожаром, застенками Тауэра, Джеком Потрошителем? Что-то подсказывает мне, что когда Лондон отстроят – ну, может, не сразу, может, через пять лет, – но в лондонский Dungeon добавят аттракцион по «мартовской пятнице», как в нью-йоркский добавили когда-то «Две Башни». А в Африке, в Блэк-Перле, ну, не через пять, но через сорок лет построят «Карантин» – не то аттракцион, не то мемориал, как лондонский Dungeon, только еще круче: в лодочке будут подвозить вас к берегу как бы Африки и стрелять, когда вы приближаетесь ближе чем на триста метров, – карантин держали пять лет, чтобы не завозили болезни на материк, но все равно не убереглись, – откуда-то прилетела W-4, считай – ветрянка, – и все кончено. А в Иерусалиме можно было сделать – да дофига всего; силиконовые эсэсовцы на входе, колючая проволока, все такое. Американцы из уничтожения индейцев худо-бедно сделали целый жанр – вестерн, а посмотрел бы я, как бы вы дали немцам создать жанр «геттстерна»! Стыдно, стыдно и грустно; материал пропадает. Надо бы когда-нибудь сделать это, просто для того, чтобы утвердить: история заканчивается, прошлое уходит, настоящее смеется на его костях… Но комедию мы отложим на другой раз, не сейчас, не надо. Это как раз то, о чем я говорил Эли – в чилли свои табу. Думаю, что и так меня съедят с потрохами. Быть мне отлученным за свинство от иудейской веры, – даром, что я никогда в ней и не состоял, не был.
Кроме того, просто – плохая экспозиция; я понимаю, да, что – если бы тут вообще не было никакой экспозиции, а просто на голой земле лежала табличка: «Это место посвящено памяти жертв Холокоста» – и то рассуждения «хорошо-плохо» были бы неуместны. Мне, с одной стороны, понятно, что это делалось в определенное время, в определенном состоянии духа и с определенными целями – открыто пропагандистскими, помимо исторических, так даже в документе, под стеклом представленном, написано: «Увековечить память и рассказать о ней людям», что-то такое. И понятно, что тут очень много эмоций уложено, что этот чрезмерный пафос в принципе объясним – но с таким пафосом создают не музеи, а арт-проекты. Впрочем, он называется «мемориалом»; это оправдание в какой-то мере.
Были бы деньги, не поставил бы меня этот гад в такие условия – я бы сделал вот что: я бы все основные элементы этого громадного заведения включил в фильм под разными невинными соусами; не отобьет ничто у меня любви к формалистским играм, это я уже понял. У меня бы и дерево с табличкой было посреди немногих дерев польского гетто, и лежала бы в сумке с чудом ухваченными личными вещами статуэтка в виде одинокого гордого обелиска, и в семейном альбоме, листаемом мирно в довоенных еще кадрах, мелькнула бы фотография мальчика-руки-вверх – но в сегодняшнем антураже, в белой кепочке с двумя хвостами, холо, в цвете; и тысячью свечей горела бы у меня ночь, когда бы американские солдаты с факелами в руках освобождали Треблинку. Все накрылось, от всего этого придется отказаться.
Я бы иначе кадрировал снимок, где в мешках волокут трупы – я бы кадрировал так, чтобы мешок занял центральное положение в кадре, чтобы это был кадр не про ситуацию, а про мешок. Вот опять та же проблема: то они ради пафоса и впечатления поступаются подачей информации, то ради информации, ради вот тех скелетов в кадре, поступаются возможностью произвести очень сильное впечатление. И прекрасный детский рисунок, неловкий, конечно, не очень аккуратный – но странным, магическим образом на нем эффектно сделано лицо немецкого офицера: это какая высшая сила водила твоим карандашиком, мальчик? Скулы крепкие, взгляд жесткий, ракурс удачный; на этом рисунке лучше, чем на любой журналистской фотографии, чем на любом парадном портрете, чем на любой пленке Рифеншталь, видно, как остро эти люди в те годы ощущали себя богами, правителями мира, победоносной и великой силой, – да фактически же творцами, планирующими создать некий великий и утопический мир для собственной расы, воплощающими на практике ужас и фетиш многих фантастов более позднего времени: придет великая и чужая раса, сметет с лица Земли неугодных, поработит оставшихся, слепит наш мир по своим канонам. И ведь правда – были годы, когда они шли – и под ними прогибался мир, перед ними все цвело, за ними все горело, города стелились коврами, толпы сминались в ком дрожащих тел, дымом уходили в небо, разрезаемое на клочки по прихоти их самолетов, не было конца и края победам их власти, не было конца и края триумфу их воли…
Господи, какой фильм я сделал бы при таких ресурсах!
Глава 59
Ибн-Синна 46, кв.51. Три комн., 2 этаж на столбах, встроенная кухня, стац. комм 32 дюйма, стац. комм 11 дюймов, джет-спот, колл. какт.
«Колл. какт.», смутивший Лиса, оказался именно тем, чем сочла его Яэль: коллекцией кактусов. На самом деле квартира, как выяснилось, не трех, а четырехкомнатная, – но упоминать в объявлении четвертую комнату было бы не вполне уместно: она была целиком занята мясистыми листьями и разнообразными колючками, и причудливые кружевные тени с тяжелыми вкраплениями плотных кругов и треугольников от горшков и контейнеров создавали на полу сложный старомодный узор. Лис стоял за герметически закрывающейся дверью и смотрел сквозь стекло на то, как в мире кактусов капает вода из специальных трубок, мигают лампочками маленькие приборы для подачи удобрений, как ползают по листьям крошечные электронные тестеры. Странный довесок к неплохой, в общем-то, квартире, – мозаичные потолки, круглые огромные окна, дому, стало быть, лет десять или двенадцать, сейчас здесь строят иначе немножко, кажется. На совсем новый район жалко денег, Яэль говорит – и не надо, ну, и не надо, это Лису после скитаний хочется пижонствовать и барствовать; а на самом деле неплохо и тут – вот только кактусы… Кактусы – это хорошо или плохо? Внутри оранжереи находиться практически невозможно: жарко, душно, а главное – очень странно… Некоторые кактусы умеют, обьяснил хозяин, поворачивать листья и ветки вслед за перемещающимся обьектом – чтобы нельзя было напасть с тыла… По-моему, ужасно. Надо спросить Яэль, потому что в остальном квартира хорошая, стоит даже немножко меньше, чем планировали платить за съём, – потому что какие-то расходы есть на уход за кактусами, правда, сказал хозяин, я вам все напишу, объясню, тут раз в неделю приходит человек, все делает сам, вы ему только деньги отдавайте; и еще придется заплатить сразу за год вперед: они уезжают вроде как насовсем, хотят плату погодично. По крайней мере, сейчас они думают, что насовсем. Говорят, некоторые переселившиеся черные начинают возвращаться из Африки – не выдерживают обстановки «золотого гетто»; ну да посмотрим. В квартире что, кроме кактусов, непонятно? Непонятно, хорошо ли спланирована детская, потому что мне не нравится окно во всю стену: это безопасно? Насколько? Еще не нравится, что мало шкафов в стене – Яэль велела проверить, чтобы было много шкафов в стене, но не сказала, много – это сколько? Но тут один, а один не вяжется у меня все-таки со словом «много». И еще – джет-спот есть, а стоянки для машины нет, надо ставить на улице или покупать на крыше за отдельные деньги. Деньги хозяин выяснит, но пока что мне это не очень нравится, неприятно.
р-н Гиват Морицки, 2 круг, д. 6. Полдома, автономн., 21/2 комн., джет-спот, авт. стоян., 2-х стац. комм 32, крыша-сад, хорошие хозяева, спец. оборудование.
На этих хороших хозяев хорошо бы все-таки посмотреть – а их, как назло, нет сейчас, но, может, вечером, когда заберу Яэль и приедем вместе, они будут? Впрочем, тут в основном всякие университетские люди, наверное, и эти тоже, хотя – знаем мы одного учителя математики, уж лучше б он напивался, – хоть молча бы лежал. Полдома и сад-крыша – в данном климате это просто рай какой-то, тем более что сад на крыше – ну, не сад, конечно, дюжина растений в кадках и посредине шезлонг и пластиковый стол со стульями – но все равно прекрасно, ребенок может быть целыми днями на свежем воздухе – и при этом в безопасности, поставить тут вольер… Непонятно, почему такое счастье сдают так дешево, – ах вот почему, – «две с половиной комнаты» – это фактически две, потому что третья – крошечная и без окон, подсобка, и окно в ней прорубить невозможно: одна стена идет к соседям, другие две выходят в коридор и спальню. Зато, говорит маклер, здесь звукоизоляция очень хорошая, видите – показывает наклейку на стене – специально делали; может, детскую тут хотели? Если бы покупать – можно было бы сделать здесь стеклянную крышу и тогда детскую, но на сьемной квартире, конечно, ни под каким предлогом, разве что хозяин согласится сам – но это, говорит маклер, вряд ли. Ну, значит, этот вариант фактически отпадает; а что это за панель на стене? Ох, господи; так же разрыв сердца можно получить: с грохотом отъезжает панель, и под ней какие-то крюки, кольца вмонтированные, кожаные ремни, ни хрена себе, а ну вторая стенка? Крест с шипами, откидывается с грохотом какая-то треугольная доска, обшитая кожей, облепленная заклепками – дыба? Падают с потолка какие-то ремни и крепления – и шипит, включаясь, встроенная камера, помаргивает красным глазом; прекрасное спец. оборудование, веселая бы тут вышла детская… Только затем бы сюда вернулся, чтобы познакомиться лично с хорошими хозяевами.
Сахаров 31/1, 2 этаж. 3 комн., подсобн. пом., дет. ванная, стац. комм 32 дюйма, стоянка, дж.-спот, на долгий срок.
Самое лучшее, что здесь есть, – это детская ванная, причем сравнительно большая – два на два, и она же превращается во вторую подсобку, если ванну вот тут и вот тут отсоединить. Прекрасная штука, сразу – ванночка с перилами, с прозрачным низом, с нескользящим покрытием; голубые стены в корабликах, в стенах торчат бибикающие рыбки, стол для пеленания с бордюром, безопасные розетки, ящики со сдвижными дверцами, все углы круглые, все поверхности обиты мягким, ковровый пол с просушкой и подогревом, бэби-пруф выемка в стене с лекарствами и шампунями, автономное отопление, ноу-вайрс, – оборудовать подобную штуку стоит бешеных денег, немудрено, что они хотят такую квартплату. У самих четверо погодков, понятно, что стоило превратить подсобку в такое чудо, но сейчас уже младшенькому шесть, жить в трехкомнатной квартире – даже такой большой, гостиная у них разгорожена ширмами, между прочим – жить в трехкомнатной совсем уже невозможно. Хотят сдавать дорого – прекрасно оборудованная детская, вся квартира бэби-пруф, сигнализация на окнах, – но цена такая, мамочки… непонятно даже, как маклер меня сюда затащил. Видимо, чует во мне будущего безумного отца – а я сейчас, стоя в детской ванной, глядя на бибикающую уточку, подвешенную к потолку, думаю о том, что будет, если уточка сорвется и детке брызнет в глаза водою, да он же испугается! – о, я сейчас хорошо понимаю, каким отцом я буду. Вот так, наверное, и становятся взрослыми: когда вдруг оказывается рядом кто-нибудь маленький, беспомощный, зависимый, тобой на свет произведенный по любви и по выбору, а не навязанный тебе в качестве младшего брата судьбой-злодейкой… Бабушка, правда, говорила, что взрослыми становятся не тогда, когда заводят ребенка, а тогда, когда умирает последний, кто помнит ребенком тебя самого, – но тогда я уже не просто взрослый – я древний. Не считать же Виталика, в самом деле.
Глава 60
– А вот интересно, товарищ Завьялов, ваши коллеги никогда не пробовали фделать фильм про Голема? Ну, найти какого-нибудь карлика помассивней, загримировать немного – и фделать. Как почему карлика? Сказано же «размером с маленького ребенка», что означает, уфловно говоря, не выше метра двадцати, наверное. Впрочем, у Майринка все немного по-другому, я знаю, но это уже поздние напластования. Майринк же на фамом деле ничего не знал про каббалистическую традицию, его скорее интересовала, так сказать, алхимическая часть. Так сказать, трансфигурация. Что, как вы фами понимаете, пан Фокуп, неудивительно для жителя Праги. Все-таки Прага – это Майринк прежде всего, тут вы со мной фогласитесь, при всем вашем чешском патриотизме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61