Ему было приятно называть ее "товарищ генерал", а про себя добавлять "Данюшка". Он знал. Даниэла тоже знала. А Юрий Лантин, при всей его власти, не знал... Это давало Карпову кое-какое удовлетворение и возможность что-то противопоставить силе, перед которой в противном случае он должен был просто согнуться.
Подхватив Даниэлу на руки, он развернул ее лицо к свету, заглянув в ее холодные серые глаза. Золотистые волосы ее были собраны на затылке в пучок, подчеркивая нежный овал щек и решительную линию подбородка. В ушах не было никаких украшений, хотя она и проколола их в свое время.
- Вот ты и познакомилась с моим напарником по "Лунному камню", - сказал он. - Но, товарищ генерал, видок у тебя был преотменный, когда я представлял его. Животики надорвать можно!
Даниэла не очень разделяла его веселья.
- "Лунный камень" - это одно, - сказала она. - А Ничирен - совсем другое. Какое отношение имеет Юрий Лантин к внешней разведке?
Карпов засмеялся. Придерживая ее сзади за талию переплетенными пальцами рук, он раскачивал ее взад и вперед.
- Юрий Лантин имеет отношение ко всему, чем занимается наша служба.
- По моему, ты руководишь Первым главным управлением, - заметила она, глядя на него в упор.
- Дорогая моя Данюшка, - мягко возразил он. - Конечно же, ты понимаешь, что есть кто-то и повыше начальника Первого главного управления. Помнишь, что я говорил? В словах, что наша служба - это целый мир, есть доля истины, но только доля. Для каждого из нас важно знать пределы нашей власти.
Она отвернулась и, расцепив его руки, держащие ее за талию, сделала вид, что смотрит на море. У нее было такое сильное ощущение, что кто-то чужой наблюдает за ними, что даже слегка закружилась голова. Она вздрогнула.
Карпов подошел к ней сзади, и она физически почувствовала своей спиной исходящее от него тепло.
- Что с тобой? Откуда такие черные мысли здесь, далеко от Москвы?
- Но не от ЦК, - с горечью в голосе откликнулась она.
- Вот как? - Он развернул ее к себе лицом. В глазах его была тревога. Это все из-за Лантина? Данюшка, но ведь он всегда там был. Просто ты теперь знаешь, о чем раньше только догадывалась. Разве это не к лучшему?
- Я не хочу, чтобы он снюхивался с моими оперативниками.
- Но Ничирен работает на всю Россию, не только на тебя. Слухи о его подвигах распространились слишком широко, чтобы ты могла владеть ими единолично. Разве ты не видишь, что он стал своего рода знаменитостью, и не только в масштабах нашего муравейника? Думаешь, почему Лантин отнесся к "Лунному камню" с серьезностью, которой он заслуживает, а не швырнул его небрежно среди прочих исходящих бумаг? Да потому, что он запомнил мое имя в связи с моими ежемесячными докладами, в которых я писал о работе Ничирена.
- Нечего из оперативников делать знаменитостей, - не сдавалась Даниэла. Во всяком случае, из моих.
- Придется с этим смириться, - сказал Карпов. - Как и с вмешательством в твою работу Юрия Лантина.
Он уже давно стоял, плотно прижавшись животом и грудью к ее теплой спине. Сейчас он начал постепенно поднимать руки выше, сначала лишь касаясь ее грудей, а затем и захватив их полностью. Он теребил их и мял, пока не почувствовал, что ее соски возбудились. Она любила, когда ее грудь ласкают мужские руки.
Он опять развернул ее к себе лицом, и Даниэла откинула голову назад, распуская волосы на голове, так что они мягкой волной покрыли плечи. Касаясь кончиком языка мягкой линии ее шеи, Карпов спустился пониже, к плечам и груди.
- Я не хочу о нем больше разговаривать, - хрипло сказал он.
- О ком? - шепотом спросила Даниэла.
Расстегнув пуговицы на ее блузке, он обнажил груди и трогал пальцами соски до тех пор, пока она не задышала открытым ртом часто и прерывисто.
Он опустился па колени, и Даниэла задрала юбку. Гладя ее затянутые в чулки ноги, он трогал губами голую кожу между чулками и трусиками, вдыхая аромат ее плоти. Его сильные пальцы подымались все выше, заставляя ее возбуждаться все сильнее. Когда она, слегка постанывая, начала волнообразные движения нижней частью торса, он спустил с нее трусики и зарылся лицом в ее промежье. Даниэла охнула. Сначала она чувствовала только его щекочущее горячее дыхание. Затем, мало помалу, она начала ощущать, как он раскрывает ее изнутри, как цветок, лепесток за лепестком. Когда он достиг ее сокровенных глубин, она судорожно прижала к себе его голову, вцепившись пальцами в его жесткие, густые волосы, ритмично покачиваясь, осознавая разливавшееся по всем жилкам чувственное наслаждение. Бедра ее начали вздрагивать, и внутренние мышцы в нижней части живота сокращаться в предчувствии подступающего оргазма. Она тяжело дышала, ноздри ее трепетали. Бедра двигались все ритмичнее.
В последнее мгновение, когда она была уже на пределе, он отстранился от нее, и она невольно издала стоп разочарования, своими руками раздвигая себе ляжки, кончиками пальцев трогая там, где надо.
- Давай же, - шептала она. - Давай, давай.
Она чувствовала, как эротическое пламя пожирает ее изнутри, разбегаясь сполохами во все направления. Наслаждение удваивалось, утраивалось...
Она вскрикнула, осознав, что язык Карпова снова подключился к делу, заменив кончики ее пальцев. А потом он прижал ее к себе, и у нее появилось ощущение, что он всасывает ее в себя всю целиком. Снова и снова вскрикивала она, когда волны эмоций накрывали ее с головой, и как безумная металась она в его сильных руках.
Почти теряя сознание, она спустилась ниже. Ее рука скользнула в его брюки, сжала член, твердый, как камень. Он весь дрожал, когда она ощупывала и извлекала эту трепещущую плоть наружу.
Быстрым движением она наклонилась, тронула губами шелковистую кожицу. И как раз вовремя. При этом касании он так и взвился, брызгая семенем во все стороны. Но язык ее продолжал свои вкрадчивые, нежные движения...
Потом, когда они лежали рядом, она, забывшись, обвила его руками, прижимаясь к нему всем телом.
- Не надо! - сказал он, открывая глаза. - Ты знаешь, я терпеть не могу, когда сковывают мою свободу.
Даниэла не могла понять, почему он воспринимает ее объятие как сковывание его свободы. Она смотрела на его властное лицо, постепенно смягчающееся по мере того, как он погружался в сон, и думала о любви, простой и чистой. Это великое чувство не посещало ее с тех пор, как мать целовала ее на сон грядущий.
Карпов начал похрапывать, и она приподнялась на локте, глядя мимо его шерстистого плеча на бескрайний простор Черного моря. Сейчас море ее не радовало, как обычно, а казалось посыпанным горьким пеплом.
Может, она начинает пресыщаться своим любовником? А может, ее тяготит "Медея", страшная игра, в которую она вступила?
Даниэла встала с кровати и направилась в кабинет. Она остановилась у инкрустированного столика, вывезенного ею из Пекина несколько лет назад, когда "Медея" только начиналась. Крышка столика представляла собой доску для игры в вэй ци. Даниэла взяла черную шашку и, немного подумав, поставила ее на пересечение линий. Затем она перешла на другую сторону, задумчиво держа в руке белую шашку. Эта игра достаточно сложна, даже если у тебя есть противник, и ты обдумываешь свои собственные стратегические ходы. А играя за себя и за противника одновременно, рискуешь вообще никогда не закончить ее. Сейчас на доске была позиция, разрабатывать которую она начала около трех лет назад.
Даниэла почувствовала, как дрожь пробежала по ее спине. Юрий Лантин. Вот он стоит в своей небрежной позе, заполняя собой крошечное пространство ее офиса. Что скрыто в этих черных, как смоль, глазах? Интересно, сколько времени потребуется ему, с его поистине безграничными возможностями, чтобы пронюхать про "Медею"? Даниэла понимала, что такого допускать никак нельзя.
Она набрала целую пригоршню шашек, задумчиво подкидывая их на руке. Голова ее была закинута назад и глаза почти закрыты. Занятия сексом производили на нее всегда любопытный эффект: и думалось легче, и сосредоточиться было проще. Как быть с Лантиным? Необходимо найти способ, как нейтрализовать его. Но, учитывая огромную власть, которой он обладает как член Политбюро, найти этот способ - задачка не из легких. Но Даниэла знала, что нет на свете неразрешимых задач.
В отношениях с Лантиным следует следовать в духе той философии, которую проповедовал ее отец. Силу врага легче заметить и определить, чем его слабость, - сказал он однажды. - Ясли время торопит, то ты не можешь позволить себе роскошь тратить его на поиски слабостей врага. В таком случае лучше определить его силу и затем придумать способ, как использовать ее против него самого.
Серый саван, окутавший землю, постепенно расползался. Лазурное небо проглядывало сквозь разрывы среди туч.
Даниэла встрепенулась и, открыв глаза, посмотрела на доску. Ей показалось, что она нашла ответ на свой вопрос. Протянув руку, она сделала белой шашкой единственный ход, который можно было сделать в сложившейся ситуации. Следующим, сто шестьдесят вторым ходом черные выигрывали пять очков. Игра, наконец-то, была закончена.
И начиналась новая.
Медленно тянулись минуты. Джейк замедлил их течение, работая над своим дыханием, делая его более глубоким. Он как бы отцентрировал свою сущность, опустившись в низшие слои подсознания, где, по словам Фо Саана, все шесть человеческих чувств находятся в состоянии более высокой активности. Если при этом воспользоваться одним из них - зрением, например, - то увидишь всю комнату целиком. В таком состоянии и реагируешь, и движешься гораздо быстрее. Его очень полезно поддерживать в потенциально опасных ситуациях. В такой, например, как эта.
Двое молодчиков подвели его к ожидающему автомобилю и, усадив на заднее сидение, повезли в северо-восточном направлении, вглубь Тосима-ку. Через шумный Икебукуро, обогнув слева раскиданные на большой площади корпуса университета Риккио. Потом направо к Йамате-дори примерно с милю и налево, вглубь Канамечо.
Здесь кварталы стали длиннее, дома - более импозантными. Появились лужайки, каменные ворота, высокие заборы из бамбука. Не доезжая до университетской площадки для игры в бейсбол, они въехали в железные ворота. Зелень японского кедра и самшита подымалась над высоким забором, напоминающим крепостные стены. Деревья были старые и ухоженные.
Джейк успел заметить и сам дом, прежде чем заросли снова заслонили его. Машина остановилась, и они пошли дальше пешком через обширное пространство, посыпанное мелкой, словно руками отобранной галькой, над которой возвышались круглые камни разной величины. Он обратил внимание на группу из трех камней постепенно уменьшающегося размера.
Его вели к дому, чуть ли не подталкивая в спину, словно они опаздывали на назначенную встречу. Войдя в двери, быстро проследовали по узкому коридору, оклеенному серо-белыми обоями. Мимо ряда закрытых дверей. Напротив одной из них они остановились и сняли обувь, глазами приказав Джейку сделать то же. Затем его ввели сквозь раздвинутую содзи - раздвижную дверь, сделанную из полупрозрачной рисовой бумаги, натянутой на деревянную раму, - в комнату на шесть татами. Стены ее были покрашены в традиционный охристый цвет. Потолок из кедровых досок, вдоль правой стены - токонома - своего рода альков в традиционном японском доме: экибана на небольшом возвышении и изречение на свитке бумаги. На слегка приподнятом постаменте стояла изящная глиняная ваза, покрытая розовато-лиловой глазурью, в которой был один-единственный цветок красоднев - красно-коричневое садовое растение, цветущее один день. На стене за вазой висел свиток рисовой бумаги, на котором каллиграф вывел изречение: Где реет знамя полководца, там и его армия; куда он укажет перстом, туда и двинутся его полки; насколько строго он накажет солдата-ослушника, настолько и укрепится дух его войска. Таким путем выигрывается сражение.
Джейк подумал, а что если он и в самом деле сейчас увидит полководца?
Содзи слева раздвинулась, и появился один из тех, кто привез его из гостиницы. Он почтительно придерживал раздвижную дверь, пока через деревянную перемычку перешагивал незнакомый человек. Пружинистыми спортивными шагами он приблизился и остановился перед Джейком, слегка расставив ноги. У него был уверенный вид судьи, когда тот собирается занять свое кресло для того, чтобы вести заседание.
Джейк отнесся к его появлению с должным вниманием. У человека были широкие плечи и узкая талия. Мощная грудная клетка постепенно и словно неохотно переходила в толстенную бычью шею, заканчивающуюся круглым, как луна, но не по-лунному хмурым лицом. На бритой голове - пробивающийся ежик волос и маленькие, прижатые уши. Темные раскосые глаза под неожиданно густыми бровями. Широкий, почти безгубый рот.
Он был щегольски одет в темный костюм европейского покроя, блекло-розовую рубашку и галстук в полоску. Маленькая золотая булавка в лацкане пиджака была единственным украшением, которое Джейк поначалу заметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96