Тот вяло трепыхался, стонал и размазывал кровь по избитой морде.
– Тут его нет, – определил Сергий. – Двигаем дальше!
Дальше по улице располагался дом в виде «Г», занимая весь угол между улицами Ракотида и Керамик. Дом был громоздкий, с толстыми облезлыми стенами из ракушечника, со сводами из выщербленных гранитных плит, опертых на колонны. Пологие скаты крыши краснели рядками черепицы, положенной на раствор. А обитали в этом дому нищие из нищих – носильщики, метельщики, чистильщики каналов, по которым в море сбрасывались нечистоты. Тут же проживали дешевые проститутки, обслуживающие матросов и портовых грузчиков, престарелые жонглеры и акробаты, потерявшие вместе со здоровьем и свои жалкие заработки. Сюда Сергий даже подниматься не стал – Зухосом тут и не пахло.
К обеду вышли к Агоре и соединились с теми, кто прочесывал Ракотис от улицы Сомы.
– Проверено, – завопил Эдик, увидав Сергия, – крокодилов нет!
– Гляди в оба, минер хренов… – пробурчал Сергий.
Итак, половина квартала была прочесана. Остался тот район, что лежал к западу от Агоры.
Полторы тысячи римлян шли тесно, дистанция между воинами в цепи становилась все меньше, и это подогревало азарт, придавало смелости малодушным. Дома, дворы, сады, парки, улицы и переулки – александрийская застройка уже рябила, сливаясь для Лобанова в одно расплывчатое пятно.
Ближе к вечеру, когда осталось обыскать всего три или четыре дома, тошнотворные сомнения закопошились в Роксолане – а тут ли Зухос?!
– Окружай! – шумел Сезий Турпион. – Клавдий, веди своих!
Легионеры побежали по лестницам вверх, спотыкаясь на ступеньках – набегались за день.
– Неужто упустили? – пробормотал Гефестай, подходя к Лобанову.
– Да не должны вроде…
И вот последний дом – богатая инсула для платежеспособных постояльцев, с балкончиками, с портиками вокруг, в нишах статуи, в арках – полуколонны. Весь контуберний собрался неподалеку, потом подошли девушки Кадешим.
Сергий стоял, слушал недовольные вопли хозяев, и рявканье озлившихся легионеров, и думал: «Неужто и тут пустой номер?»
– Ушел! – разнесся крик Неферит.
Паллакида выскочила из-под арки подъезда, и бросилась к Сергию.
– Ушел он! – выдохнула она. – Через погреб в катакомбы сквозанул, гад такой!
Лобанов зарычал.
– Сезий! – окликнул он. – Посылай своих вниз! Факелы только не забудьте! А катакомбы, – обернулся он к Неферит, – они куда ведут? За стены выходят?
– К Некрополю? Н-не знаю… Может, и выходят!
– Сезий! Пошли сотню в Некрополь, за стены!
Турпион махнул рукой, принимая совет. А Неферит задумалась. Сергий с силой потер лицо, и спросил ее:
– О чем думаешь? У тебя даже морщинка на лбу появилась!
Неферит слабо улыбнулась его тону, и покачала головой.
– Зухос не выйдет в Некрополе… – промолвила она. – Что ему там делать? С христианами он не дружен, да и вообще… Где спрячешься в Городе мертвых? И куда двинешься из него? Ведь Зухос бежит, он спасается! А куда бежать из Александрии? Обратно в Дельту? Глупо. На запад, в Киренаику? Так там все голо, не спрячешься! Нет, Зухос кто угодно, но не дурак! У него только один путь отступления…
– Порт! – быстро договорил Сергий, и сердце его забилось.
– Да! – подтвердила Неферит. – Египет для него закрыт, а иной дороги, кроме морской, просто нет.
– И поплывет он не куда-нибудь, а в Рим… – почесал в затылке Сергий. – Тут Торнай прав…
Оглядевшись, он обнаружил искомое – коня. Подбежав и вскочив в седло, Лобанов крикнул Гефестаю и Эдику:
– Скачите за мной! Все! В порт!
Он пустил коня рысью, но ожидать слишком долго не пришлось – бодрый топот за спиной возвестил о том, что подкрепление не отстает. Сергий оглянулся, и увидел контуберний в полном составе. И Сезия Турпиона впридачу.
Кавалькада поскакала напрямки, дворами и проулками, пересекла вечно шумную Канопскую, и вырвалась к гавани Эвност – длинному ряду причалов, поперек которого шли сухие доки под черепичными крышами. У причалов покачивалось несколько торговых судов, широких и пузатых. На рейде стояло огромное судно-катамаран, загруженное гранитным обелиском – пошла такая мода, увозить египетские древности и устанавливать на своих площадях и форумах.
Роксолан направил коня к говорливой компании матросов и купцов, и спросил:
– Никакие корабли после обеда не уходили?
Все обернулись, и посмотрели на него со странным выражением.
– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – нахмурился мореход, чьи голые мускулистые руки от пальцев до крутых плеч покрывала татуировка.
– Я – Сезий Турпион! – выехал вперед прими-пил. – И я повторяю вопрос своего товарища: уходили корабли после обеда?
Настроение в толпе несколько изменилось.
– Ситагога ушла сразу после обеда, – пробурчал мореход с тэту. – Моя ситагога! «Изида»!
– Да не ушла она! – поправил его купец-египтянин в белой тунике и с накрашенными глазами. – Угнали ее!
– Кто?! – Сергий аж с седла привстал.
– Да не знаем мы! – с досадой ответил татуированный. – С утра поставили мы ее под погрузку, а после обеда прихожу – нету! Ушла недогруженной! Ее еще дня два грузить, а где она?!
– Так… – протянул Лобанов, соображая, и сказал решительно: – Сезий, в Кибот!
Кони с места сорвались в галоп, и поскакали к военной гавани. Никто бы контуберний не пропустил, но Турпион послужил пропуском – примипила, приближенного к префекту, знали.
Киботская гавань была искусственной, ее вырыли еще при Птолемеях, дабы было где размещать военный флот и не мешать при этом флоту торговому. Гавань квадратом врезалась в берег, и радовала порядком – боевые триремы и либурны стояли как по линеечке, даже реи развернуты один в один. Кибот был окружен высокой каменной оградой – военный объект! – а на воротах скучали четверо стражей в анатомических панцирях и при мечах. Сезия Турпиона они узнали и вскинули руки в салюте, а при виде контуберния слегка напряглись. Сезий бросил небрежно:
– Они со мной! – и стража успокоилась, расступилась.
Контуберний проник на охраняемую территорию. Пробежавшись вдоль причалов, Искандер с Эдиком обнаружили небольшой миапарон, парусно-гребной корабль размером с сехери. Рассчитанным на десять гребцов, миапароном пользовались как кораблем курьерским или разведовательным, поскольку его отличала быстроходность. Что и требовалось доказать. Однако комендант Кибота, суровый, почти монументальный Авл Цезий по прозвищу Скилла, наотрез отказался передавать миопарон «неизвестно кому и непонятно зачем».
– Послушай, Скилла! – сказал Сезий, почти выходя из себя. – Я не для себя прошу! И не для них! Речь об интересах Рима!
Скилла презрительно усмехнулся, и выговорил:
– Ради Рима я всех трирем не пожалею! Но отдавать хороший корабль просто так…
– Мы заплатим! – рубанул Сергий.
– Обойдусь! – величественно сказал Скилла.
Тогда Роксолан перемигнулся с контубернием, и напряг волю. Вытянув руку, как это делали гипнотизеры, он произнес властно и раздельно:
– Ты отдаешь нам миапарон!
Скилла посмотрел на него и махнул рукой.
– Да забирайте… – сказал он, и Сергий опять не понял, что тут подействовало – его умение или просто в коменданте вредности убавилось?
– Пошли, пока он не передумал! – проговорил Лобанов.
Контуберний попрыгал на палубу миапарона, и сел на весла. Уахенеб, как более сведущий в мореходстве, занял место у кормила. Как и в любой другой день, дул северный ветер, поэтому порт Александрии покидали на веслах.
– Отойдем подальше, – крикнул Уахенеб, – ветер переменится!
Гребли, однако, долго. Уже и берег пропал за волнами, один маяк торчал над горизонтом.
– Так и стемнеет скоро, – тревожился Искандер, – и как мы ночью ситагогу эту найдем?
– Ситагога – лоханка большая, – проговорил Гефестай, – разглядим как-нибудь!
– Есть тут один плюс, – вставил Сергий, – нас тоже будет трудно разглядеть с ее палубы.
И тут задул соланус – ветер с востока.
– Ура, – спокойно сказал Эдик, и первым занялся парусом.
Слушаясь Уахенеба, контуберний тягал шкоты и брасы, гордени и топенанты. Стойкий соланус поддувал хорошо, миапарон даже кренился на левый борт, но ход развил скорый. Солнце окунулось за горизонт, перекрасив недавно еще лазурное море и синее небо во все оттенки красного и золотого. И вот тогда глазастый Фиванец заметил за окоемом маленький черный горбик. Это была ситагога.
– Верным путем идете, товарищи! – возвестил Эдик.
– Ты это уже говорил! – покривился Искандер. – Повторяешься!
– Верным курсом следуете, товарищи! – поправился тот. – Так лучше?
Искандер молча отмахнулся, и сказал:
– Вот будет фокус, если никакого Зухоса на ситагоге нет!
– А почему тогда она незагруженная ушла? – поинтересовался Гефестай. – Это ж тебе не сехери! Тут таких всего три плавает – «Сиракузы», «Церера» и «Изида»! И каждая везет столько зерна… Сейчас посчитаю…
– Что там считать? – перебил его Искандер. – И что спорить? Подгребем поближе, и все узнаем!
«Подгребать» пришлось долго. Уже и закат угас, и небо покрылось звездами, а черный силуэт ситагоги вырос не намного.
– Весла на воду! – скомандовал Сергий. – Добавим ходу!
Скорости прибавилось, и корма ситагоги «Изида» постепенно делалась ближе, нависая над миапароном. Еще бы! Палуба гигантского зерновоза качалась на высоте четвертого этажа! Груженая, ситагога опустилась бы пониже, но «Изида» шла порожняком.
– И как туда забраться? – шепотом спросил Эдик.
Гефестай, вместо ответа, прошел на нос и показал маленький бронзовый якорь.
– А добросишь?
Гефестай фыркнул, и посмотрел на Лобанова. Тот покачал головой.
– Лучше не надо, – сказал он, – наделаем шуму… Подойдем к рулевому веслу, я попробую по нему…
Уахенеб подвел корабль почти к самому рулевому веслу ситагоги – громадному бревну, окованному медными обручами. Скинув сандалии, Сергий примерился, перескочил с борта миапарона на рулевое весло, и чуть не сорвался – древесина скользила под пальцами.
– Держись! – придушенно крикнул Эдик.
– Держусь… – прокряхтел Роксолан.
Бревно под ним гуляло, и ползти по нему в темноте было делом не самым приятным. Цепляясь за обручи, Сергий добрался до солидной бревенчатой рамы, на которой держалось весло, привязанное толстенными канатами. Пара рулевых весел, по одному с каждого борта, соединялась поперечиной с рукоятками. За них-то и хваталась пара вахтенных – голых по пояс матросов, удерживавших корабль на курсе. То ли сонные, то ли пьяные, морячки еле стояли, и проскользнуть мимо них Роксолану удалось легко. Огромная палуба ситагоги уходила к носу локтей на сто двадцать. Две громадные мачты, растянутые массой веревочных снастей, несли на себе по два паруса каждая. И как морячки только поднимают их? Бантов не было, на мачту залезали по канату.
Палуба впереди чернела, как один бездонный трюм, но восходившая Луна подсветила ее, проложив косые тени – вот, дескать, твердый настил, ступай, не бойся.
Лобанов заскользил, пригибаясь, вдоль борта, и вышел к маленькой надстройке-будке, прикрывавшей спуск в каюты. Дверь надстройки была отперта. Сергий прислушался. Броде идет кто-то… Шум моря заглушал звуки, но шаги, шаркающие и шлепающие, были различимы. Потом по стенкам надстройки забегал свет, и снизу показалась лысая голова человека. Не лысая – бритая! Во рту у Сергия пересохло. Это Зухос!
«Тот-Кто-Велит» поднимался на палубу, держа перед собой бронзовый фонарь с окошками, заделанными слюдой. Роксолан мягко отступил в тень.
Покашливая и шаркая сандалиями, Зухос вышел на палубу. И вдруг замер. Моментально пригнулся, отшвыривая фонарь за борт, и развернулся к Сергию. Лицо Того-Кто-Велит, освещенное луной, казалось мертвенно-синим. Впечатление усиливалось резкими тенями в западинах глазниц.
– Привет, Зухос, – ухмыльнулся Лобанов, чувствуя в душе подъем. – Вот и свиделись!
Каар отступил, и уперся спиной в мачту.
– Сергий… – глухо проговорил он. – Сергий Роксолан…
– Догадлив, крокодил!
– Послушай, – сказал Зухос доверительно, – я не понимаю, зачем нам ссориться? Я уже предлагал тебе свою дружбу, повторяю снова – будь мне товарищем! И мы с тобой такие дела завернем… Ух! Ты представь только – я пройду во дворец к императору Адриану и стану его другом! Никто меня не увидит, а только принцепс будет говорить и делать то, что я ему скажу! Подговорю его назначить тебя прокуратором… Нет, сначала мы с Адрианом тебя во всадники выведем!
– Мы с Адрианом! – усмехнулся Сергий. – Скромник ты, однако…
Он медлил с применением силы – поджидал друзей, а перед тазами все стояла средневековая картинка: «Искушение Св. Антония»…
– А чего скромничать?! – горячо заговорил Зухос, медленно переводя руку к поясу. – Да кто он такой, этот Адриан?! Можно ли сравнивать его и меня? Или тебя? Разве мы не достойны трона?
– Не примерялся как-то, – пожал плечами Лобанов. – И вообще, у меня другое задание – тебя шлепнуть! Так что не отвлекай меня больше всеми этими глупостями и позволь исполнить мои прямые служебные обязанности…
Все это время он смотрел прямо в глаза Зухосу, хотя поймать их выражение в лунном свете было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Тут его нет, – определил Сергий. – Двигаем дальше!
Дальше по улице располагался дом в виде «Г», занимая весь угол между улицами Ракотида и Керамик. Дом был громоздкий, с толстыми облезлыми стенами из ракушечника, со сводами из выщербленных гранитных плит, опертых на колонны. Пологие скаты крыши краснели рядками черепицы, положенной на раствор. А обитали в этом дому нищие из нищих – носильщики, метельщики, чистильщики каналов, по которым в море сбрасывались нечистоты. Тут же проживали дешевые проститутки, обслуживающие матросов и портовых грузчиков, престарелые жонглеры и акробаты, потерявшие вместе со здоровьем и свои жалкие заработки. Сюда Сергий даже подниматься не стал – Зухосом тут и не пахло.
К обеду вышли к Агоре и соединились с теми, кто прочесывал Ракотис от улицы Сомы.
– Проверено, – завопил Эдик, увидав Сергия, – крокодилов нет!
– Гляди в оба, минер хренов… – пробурчал Сергий.
Итак, половина квартала была прочесана. Остался тот район, что лежал к западу от Агоры.
Полторы тысячи римлян шли тесно, дистанция между воинами в цепи становилась все меньше, и это подогревало азарт, придавало смелости малодушным. Дома, дворы, сады, парки, улицы и переулки – александрийская застройка уже рябила, сливаясь для Лобанова в одно расплывчатое пятно.
Ближе к вечеру, когда осталось обыскать всего три или четыре дома, тошнотворные сомнения закопошились в Роксолане – а тут ли Зухос?!
– Окружай! – шумел Сезий Турпион. – Клавдий, веди своих!
Легионеры побежали по лестницам вверх, спотыкаясь на ступеньках – набегались за день.
– Неужто упустили? – пробормотал Гефестай, подходя к Лобанову.
– Да не должны вроде…
И вот последний дом – богатая инсула для платежеспособных постояльцев, с балкончиками, с портиками вокруг, в нишах статуи, в арках – полуколонны. Весь контуберний собрался неподалеку, потом подошли девушки Кадешим.
Сергий стоял, слушал недовольные вопли хозяев, и рявканье озлившихся легионеров, и думал: «Неужто и тут пустой номер?»
– Ушел! – разнесся крик Неферит.
Паллакида выскочила из-под арки подъезда, и бросилась к Сергию.
– Ушел он! – выдохнула она. – Через погреб в катакомбы сквозанул, гад такой!
Лобанов зарычал.
– Сезий! – окликнул он. – Посылай своих вниз! Факелы только не забудьте! А катакомбы, – обернулся он к Неферит, – они куда ведут? За стены выходят?
– К Некрополю? Н-не знаю… Может, и выходят!
– Сезий! Пошли сотню в Некрополь, за стены!
Турпион махнул рукой, принимая совет. А Неферит задумалась. Сергий с силой потер лицо, и спросил ее:
– О чем думаешь? У тебя даже морщинка на лбу появилась!
Неферит слабо улыбнулась его тону, и покачала головой.
– Зухос не выйдет в Некрополе… – промолвила она. – Что ему там делать? С христианами он не дружен, да и вообще… Где спрячешься в Городе мертвых? И куда двинешься из него? Ведь Зухос бежит, он спасается! А куда бежать из Александрии? Обратно в Дельту? Глупо. На запад, в Киренаику? Так там все голо, не спрячешься! Нет, Зухос кто угодно, но не дурак! У него только один путь отступления…
– Порт! – быстро договорил Сергий, и сердце его забилось.
– Да! – подтвердила Неферит. – Египет для него закрыт, а иной дороги, кроме морской, просто нет.
– И поплывет он не куда-нибудь, а в Рим… – почесал в затылке Сергий. – Тут Торнай прав…
Оглядевшись, он обнаружил искомое – коня. Подбежав и вскочив в седло, Лобанов крикнул Гефестаю и Эдику:
– Скачите за мной! Все! В порт!
Он пустил коня рысью, но ожидать слишком долго не пришлось – бодрый топот за спиной возвестил о том, что подкрепление не отстает. Сергий оглянулся, и увидел контуберний в полном составе. И Сезия Турпиона впридачу.
Кавалькада поскакала напрямки, дворами и проулками, пересекла вечно шумную Канопскую, и вырвалась к гавани Эвност – длинному ряду причалов, поперек которого шли сухие доки под черепичными крышами. У причалов покачивалось несколько торговых судов, широких и пузатых. На рейде стояло огромное судно-катамаран, загруженное гранитным обелиском – пошла такая мода, увозить египетские древности и устанавливать на своих площадях и форумах.
Роксолан направил коня к говорливой компании матросов и купцов, и спросил:
– Никакие корабли после обеда не уходили?
Все обернулись, и посмотрели на него со странным выражением.
– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – нахмурился мореход, чьи голые мускулистые руки от пальцев до крутых плеч покрывала татуировка.
– Я – Сезий Турпион! – выехал вперед прими-пил. – И я повторяю вопрос своего товарища: уходили корабли после обеда?
Настроение в толпе несколько изменилось.
– Ситагога ушла сразу после обеда, – пробурчал мореход с тэту. – Моя ситагога! «Изида»!
– Да не ушла она! – поправил его купец-египтянин в белой тунике и с накрашенными глазами. – Угнали ее!
– Кто?! – Сергий аж с седла привстал.
– Да не знаем мы! – с досадой ответил татуированный. – С утра поставили мы ее под погрузку, а после обеда прихожу – нету! Ушла недогруженной! Ее еще дня два грузить, а где она?!
– Так… – протянул Лобанов, соображая, и сказал решительно: – Сезий, в Кибот!
Кони с места сорвались в галоп, и поскакали к военной гавани. Никто бы контуберний не пропустил, но Турпион послужил пропуском – примипила, приближенного к префекту, знали.
Киботская гавань была искусственной, ее вырыли еще при Птолемеях, дабы было где размещать военный флот и не мешать при этом флоту торговому. Гавань квадратом врезалась в берег, и радовала порядком – боевые триремы и либурны стояли как по линеечке, даже реи развернуты один в один. Кибот был окружен высокой каменной оградой – военный объект! – а на воротах скучали четверо стражей в анатомических панцирях и при мечах. Сезия Турпиона они узнали и вскинули руки в салюте, а при виде контуберния слегка напряглись. Сезий бросил небрежно:
– Они со мной! – и стража успокоилась, расступилась.
Контуберний проник на охраняемую территорию. Пробежавшись вдоль причалов, Искандер с Эдиком обнаружили небольшой миапарон, парусно-гребной корабль размером с сехери. Рассчитанным на десять гребцов, миапароном пользовались как кораблем курьерским или разведовательным, поскольку его отличала быстроходность. Что и требовалось доказать. Однако комендант Кибота, суровый, почти монументальный Авл Цезий по прозвищу Скилла, наотрез отказался передавать миопарон «неизвестно кому и непонятно зачем».
– Послушай, Скилла! – сказал Сезий, почти выходя из себя. – Я не для себя прошу! И не для них! Речь об интересах Рима!
Скилла презрительно усмехнулся, и выговорил:
– Ради Рима я всех трирем не пожалею! Но отдавать хороший корабль просто так…
– Мы заплатим! – рубанул Сергий.
– Обойдусь! – величественно сказал Скилла.
Тогда Роксолан перемигнулся с контубернием, и напряг волю. Вытянув руку, как это делали гипнотизеры, он произнес властно и раздельно:
– Ты отдаешь нам миапарон!
Скилла посмотрел на него и махнул рукой.
– Да забирайте… – сказал он, и Сергий опять не понял, что тут подействовало – его умение или просто в коменданте вредности убавилось?
– Пошли, пока он не передумал! – проговорил Лобанов.
Контуберний попрыгал на палубу миапарона, и сел на весла. Уахенеб, как более сведущий в мореходстве, занял место у кормила. Как и в любой другой день, дул северный ветер, поэтому порт Александрии покидали на веслах.
– Отойдем подальше, – крикнул Уахенеб, – ветер переменится!
Гребли, однако, долго. Уже и берег пропал за волнами, один маяк торчал над горизонтом.
– Так и стемнеет скоро, – тревожился Искандер, – и как мы ночью ситагогу эту найдем?
– Ситагога – лоханка большая, – проговорил Гефестай, – разглядим как-нибудь!
– Есть тут один плюс, – вставил Сергий, – нас тоже будет трудно разглядеть с ее палубы.
И тут задул соланус – ветер с востока.
– Ура, – спокойно сказал Эдик, и первым занялся парусом.
Слушаясь Уахенеба, контуберний тягал шкоты и брасы, гордени и топенанты. Стойкий соланус поддувал хорошо, миапарон даже кренился на левый борт, но ход развил скорый. Солнце окунулось за горизонт, перекрасив недавно еще лазурное море и синее небо во все оттенки красного и золотого. И вот тогда глазастый Фиванец заметил за окоемом маленький черный горбик. Это была ситагога.
– Верным путем идете, товарищи! – возвестил Эдик.
– Ты это уже говорил! – покривился Искандер. – Повторяешься!
– Верным курсом следуете, товарищи! – поправился тот. – Так лучше?
Искандер молча отмахнулся, и сказал:
– Вот будет фокус, если никакого Зухоса на ситагоге нет!
– А почему тогда она незагруженная ушла? – поинтересовался Гефестай. – Это ж тебе не сехери! Тут таких всего три плавает – «Сиракузы», «Церера» и «Изида»! И каждая везет столько зерна… Сейчас посчитаю…
– Что там считать? – перебил его Искандер. – И что спорить? Подгребем поближе, и все узнаем!
«Подгребать» пришлось долго. Уже и закат угас, и небо покрылось звездами, а черный силуэт ситагоги вырос не намного.
– Весла на воду! – скомандовал Сергий. – Добавим ходу!
Скорости прибавилось, и корма ситагоги «Изида» постепенно делалась ближе, нависая над миапароном. Еще бы! Палуба гигантского зерновоза качалась на высоте четвертого этажа! Груженая, ситагога опустилась бы пониже, но «Изида» шла порожняком.
– И как туда забраться? – шепотом спросил Эдик.
Гефестай, вместо ответа, прошел на нос и показал маленький бронзовый якорь.
– А добросишь?
Гефестай фыркнул, и посмотрел на Лобанова. Тот покачал головой.
– Лучше не надо, – сказал он, – наделаем шуму… Подойдем к рулевому веслу, я попробую по нему…
Уахенеб подвел корабль почти к самому рулевому веслу ситагоги – громадному бревну, окованному медными обручами. Скинув сандалии, Сергий примерился, перескочил с борта миапарона на рулевое весло, и чуть не сорвался – древесина скользила под пальцами.
– Держись! – придушенно крикнул Эдик.
– Держусь… – прокряхтел Роксолан.
Бревно под ним гуляло, и ползти по нему в темноте было делом не самым приятным. Цепляясь за обручи, Сергий добрался до солидной бревенчатой рамы, на которой держалось весло, привязанное толстенными канатами. Пара рулевых весел, по одному с каждого борта, соединялась поперечиной с рукоятками. За них-то и хваталась пара вахтенных – голых по пояс матросов, удерживавших корабль на курсе. То ли сонные, то ли пьяные, морячки еле стояли, и проскользнуть мимо них Роксолану удалось легко. Огромная палуба ситагоги уходила к носу локтей на сто двадцать. Две громадные мачты, растянутые массой веревочных снастей, несли на себе по два паруса каждая. И как морячки только поднимают их? Бантов не было, на мачту залезали по канату.
Палуба впереди чернела, как один бездонный трюм, но восходившая Луна подсветила ее, проложив косые тени – вот, дескать, твердый настил, ступай, не бойся.
Лобанов заскользил, пригибаясь, вдоль борта, и вышел к маленькой надстройке-будке, прикрывавшей спуск в каюты. Дверь надстройки была отперта. Сергий прислушался. Броде идет кто-то… Шум моря заглушал звуки, но шаги, шаркающие и шлепающие, были различимы. Потом по стенкам надстройки забегал свет, и снизу показалась лысая голова человека. Не лысая – бритая! Во рту у Сергия пересохло. Это Зухос!
«Тот-Кто-Велит» поднимался на палубу, держа перед собой бронзовый фонарь с окошками, заделанными слюдой. Роксолан мягко отступил в тень.
Покашливая и шаркая сандалиями, Зухос вышел на палубу. И вдруг замер. Моментально пригнулся, отшвыривая фонарь за борт, и развернулся к Сергию. Лицо Того-Кто-Велит, освещенное луной, казалось мертвенно-синим. Впечатление усиливалось резкими тенями в западинах глазниц.
– Привет, Зухос, – ухмыльнулся Лобанов, чувствуя в душе подъем. – Вот и свиделись!
Каар отступил, и уперся спиной в мачту.
– Сергий… – глухо проговорил он. – Сергий Роксолан…
– Догадлив, крокодил!
– Послушай, – сказал Зухос доверительно, – я не понимаю, зачем нам ссориться? Я уже предлагал тебе свою дружбу, повторяю снова – будь мне товарищем! И мы с тобой такие дела завернем… Ух! Ты представь только – я пройду во дворец к императору Адриану и стану его другом! Никто меня не увидит, а только принцепс будет говорить и делать то, что я ему скажу! Подговорю его назначить тебя прокуратором… Нет, сначала мы с Адрианом тебя во всадники выведем!
– Мы с Адрианом! – усмехнулся Сергий. – Скромник ты, однако…
Он медлил с применением силы – поджидал друзей, а перед тазами все стояла средневековая картинка: «Искушение Св. Антония»…
– А чего скромничать?! – горячо заговорил Зухос, медленно переводя руку к поясу. – Да кто он такой, этот Адриан?! Можно ли сравнивать его и меня? Или тебя? Разве мы не достойны трона?
– Не примерялся как-то, – пожал плечами Лобанов. – И вообще, у меня другое задание – тебя шлепнуть! Так что не отвлекай меня больше всеми этими глупостями и позволь исполнить мои прямые служебные обязанности…
Все это время он смотрел прямо в глаза Зухосу, хотя поймать их выражение в лунном свете было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47