Неферит шепотом переводила:
– «О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…
Когда лучится она и расцветает!
Пред тобой ликуют небо и звезды,
Тебе воздают хвалу солнце и луна,
Тебя славят боги,
Тебе воздают хвалу богини.
О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…»
Нам выше! – опомнилась девушка, и повлекла контуберний на третий ярус, отданный под храм Амона-Ра.
Тамошние жрецы носили солнечный диск на шнурке, кинжал на перевязи и плеть за поясом, но смотрели без особой подозрительности, изрядно замордованные паломниками, которые шли, и шли, и шли.
Неферит шепнула местному «великому ясновидцу» тайные слова, и тот милостиво кивнул, делая рукою широкий жест: милости просим!
Сергий вошел в святая святых и осмотрелся. Раз в год в этих местах отмечали Праздник Долины, когда божественную статую Амона из Ипет-Сут погружали в маленькую ладью. Жрецы торжественно тащили ее До Зешер-Зешеру, вносили в эти стены, водружали на золотой постамент и оставляли бога на ночь, чтобы тот провел ее с Хатхор. Всю ночь в святилище горели факелы, а на заре их гасили, опуская в четыре емкости, наполненные ночным молоком от священных коров.
– И что теперь? – шепнул Сергий.
– Подожди! – шикнула Неферит и сразу же вернула лицу умиленное и просветленное выражение.
– О, Амон! – воззвала она самым ангельским голоском, на который была способна. – Царь всех богов, владыка вечности, властитель истины, творец всего сущего, расточитель благ! Ты, которому поклоняются все боги и богини и весь сонм небесных сил, ты, сотворивший сам себя до сотворения времен, дабы пребыть во веки веков…
«Великий ясновидец» заулыбался снисходительно и вышел вон. Неферит тут же прервала свой монолог, и сказала деловито:
– Помогайте!
Она кинулась к постаменту для ладьи Амона, и быстро проговорила:
– В древнем папирусе было сказано: «Причал, куда ладья Амона пристает на одну ночь, вращай вокруг севера противосолонь!»
– Ты думаешь, мы что-нибудь поняли? – возмутился Эдик.
– Ты за всех-то не отвечай, – проворчал Сергий, и спросил: – А где тут север, где юг?
– Мы заходили с востока, – сориентировался Гефестай, – значить, север там!
– Вот – причал! – хлопнул Сергий по золотому «доку» для амоновой ладьи. – Вот север! А ну-ка, Гефестай, толкай!
Гефестай уперся руками в южный конец постамента и приложил усилие. Постамент дрогнул.
– Понял! Понял! – шепотом «закричал» Эдик, и включился в работу.
Тут и Акун подмог, и Регебал. Постамент заскрипел, заскрежетал, и сдвинулся с места, вращаясь вокруг своего северного угла, и открывая узкий лаз с крутыми ступеньками, ведущими вниз.
– Опять под землю, – разворчался Искандер. – Что за привычка – все под землей прятать?
– Ты спускайся, спускайся… – посоветовал ему Сергий.
Быстро сойдя по ступеням локтя на четыре вниз, он посветил лампионом. Еще ниже в стену было вделано колесо из позолоченной бронзы – металл проступал из-под опавших чешуек. «Противосолонь – там, – подумал Лобанов, – значит, посолонь – здесь?» И крутанул колесо против часовой стрелки. Постамент наверху сдвинулся с гулом.
– Подожди! – прошипел Эдик. – Не закрывай!
– Спускайтесь быстрее! И лампионы, лампионы не забудьте! Тут аварийное освещение не горит!
Спустились все, и Сергий завертел колесо, слушая, как рокочут невидимые шестерни и гудит каменное тело постамента.
– Сергий, ты где? – донесся голос Неферит.
– Иду! – ответил Лобанов, спускаясь по ступеням с видом знатока. Ему ли, одолевшему пирамиду Хуфу, бояться подземелий Хатшепсут? Говорят, милая была женщина…
Ход опускался не круто, но был очень узок, идти приходилось боком. Потом ступеньки кончились, коридор расширился и вывел контуберний к железной двери – черной, с мельчайшими крапинками ржи. Выпуклый барельеф на двери изображал Тота, который лечил глаз окривевшему Хору.
– Смотри, Сергий! – сказала Неферит взволнованно. – Тот же уджат!
На двери находилось углубление в форме «Ока Хора».
Роксолан снял амулет, примерился, и вставил его в эту «замочную скважину». Надавил, и услышал тихий скрежет. Он сильнее нажал пальцами, и уджат вошел до конца. Механизм ржаво взвизгнул, рычажки сработали и утянули засов.
– Открывай! – выдохнул Эдик.
– Подожди!
Вниманием Лобанова завладел потолок – он был покрыт серебряным листом со следами швов. Кое-где листы провисали. Что за диво? Зачем тут серебро? Ясно, в давние времена даже плиты пола крыли серебром. Пол! Но не потолок…
– Пошли! – нетерпеливо дернулся Чанба, и Гефестай навалился на железную дверь. Сергий не воспротивился. Да и что ему было сказать? Неясные подозрения Лобанова посетили, но четко сказать о том, что же его обеспокоило, он не мог.
Дверь, равномерно скрипя, отворилась, и в мятущемся свете лампионов показалась статуя «Носатого», поднимавшего правую руку. На каменной ладони лежал ключ от третьей двери…
– Кхепер! – охнула Неферит, проскальзывая в проем двери. – Скарабей!
Гефестай услужливо приоткрыл дверь пошире… Тут-то все и случилось. Серебряный потолок загрохотал, глухо и гулко, тяжкий удар разнесся по коридору, а серебряный лист над растерявшимся Эдиком резко продавился в конус, стал расходиться лепестками…
– Уходи! – крикнул Роксолан, и дернул Сармата на себя, ожидая поток песка из пробитого вверху отверстия. Но из дыры в потолке хлынула… вода! Мощный бурлящий столб воды ударил в пол, брызгая на стены и наполняя воздух запахом тухлых яиц. Тысячу лет назад начерпанная из Нила, хранилась она долгие века, запертая в серебряном баке, пока не сработала ловушка.
– Скарабея взяла?! – проорал Сергий, перебарывая голосом грохот рушащейся воды.
– Что?! – закричала Неферит. – Взяла, взяла!
Вода быстро наполняла узкое хранилище.
– Лампионы берегите! Гефестай, колесо!
– Не крутится! – проревел кушан.
– Да ты не в ту сторону! Пустите!
Рабы, бледные и растерянные, прижались к стенам, освобождая Сергию проход. По грудь в вонючей воде, Лобанов добрел до Гефестая.
– Пошло! – заорал тот.
Рев воды стал спадать, потихоньку прорезался гул сдвигаемого постамента.
– Неферит! – позвал Сергий, оглядываясь на коридор. Вода заполнила его почти до потолка, только и было видно головы всплывших людей и пару лампионов, удерживаемых в руках.
– Здесь я! – выдохнула девушка, выныривая и отплевываясь.
– Ключик не потеряла?
– Держу!
– Поднимайся тогда первой!
– Ага!
Неферит подплыла, плескаясь, к ступеням, и взошла в отворяемый лаз. Мокрая туника красиво облепляла ее тело. «Об одном только и думаешь!» – выговорил себе Сергий и поднялся следом.
В святилище Амона-Ра он застал паллакиду и одного из жрецов, бледного как колонны Зешер-Зешеру. Роксолан молча обошел его, а Эдик не удержался. Отфыркиваясь, он воскликнул:
– А хороша водичка! Иди, освежись!
Жрец, впавший в столбняк, содрогнулся, на него напала икота.
– Сматываемся! – бросил Сергий.
Пересчитав всех, поднявшихся из глубин, он поманил Гефестая, и они вдвоем задвинули постамент на место. Силы их хватило, видать, детали притерлись.
Бегом покинув святилище Амона-Ра, контуберний спустился по пандусу.
Паломники глядели на них с изумлением. С «великолепной девятки» лило и капало, сырые сандалии оставляли мокрые следы на дороге процессий. Сергий сделал твердокаменное лицо и выпятил челюсть, а Неферит мило улыбалась: дескать, ничего такого, окунулись разок…
А в пахучих садах их уже ждали – десятки легионеров в полном боевом высунулись из-за мирровых деревец, поднялись из положения лежа, и грузной трусцой набежали, окружили контуберний. Кентурион, командовавший захватом, нетерпеливым жестом удалил Неферит за оцепление, и проревел:
– Зухос, сдавайся!
– Какой, к Орку, Зухос?! – взбеленился Сергий. – Тебе что, повылазило?!
– Ма-алчать! – рявкнул кентурион. – Луки к бою!
Десятка два нубийских лучников, черных, в одних набедренных повязках, просочилось между легионеров, обнаживших мечи. Туго натянулись луки…
– Я преторианец! – заорал Лобанов. – Мы все преторианцы! Мое имя – Сергий, и…
– Твое имя – Зухос! – прорычал кентурион, брызгая слюной. – Это ты, вороний корм, порешил моих друганов из охраны номарха! Моя бы воля, порубал бы тебя, пошинковал бы на фарш! Плотий! – рявкнул он. – Сервий! Вяжите этих засранцев! Только дернитесь! – погрозил служака Сергию со товарищи. – Я вам так дернусь… – не найдя слов для выражения, кентурион сплюнул под ноги.
Здоровенные амбалы в панцирях последнего размера, подошли с опаской, скручивая в могучих лапах кожаные ремни и позвякивая бронзовыми цепями.
– Сдаемся… – процедил Роксолан с отвращением, и протянул руки. – Парни, вы только не дергайтесь!
Амбал, обрадовавшись, тут же стянул его руки ремнем и завязал на два узла. Цепи приспособили на ноги.
– Опять попались… – уныло вздохнул Эдик.
– Ничего, – хмуро буркнул Гефестай, складывая запястья, – не впервой…
– Шагай, давай! – зычно скомандовал кентурион.
Легионеры перестроились в две шеренги и повели пленников к реке. Там их уже ждала барит – барка в семьдесят локтей длиною, с двумя парусами и рядом весел по бортам. И везде было полно легионеров – у сходен, на палубе, у квадратного отверстия трюма.
Кентурион, ранее похлопывавший по ноге витисом, тросточкой из виноградной лозы, указал им на трюмный лаз:
– Вниз!
Контуберний полез, куда было сказано, и расселся на резаной соломе. Лестницу тут же убрали, но люк не закрыли – для вентиляции и освещения.
– И куда нас? – подал голос Эдик.
Сверху заглянул ухмылявшийся кентурион.
– В каменоломни, Зухос! Через год вы все сдохнете, козлодеры вшивые!
– Сам ты… – прошипел Эдик, но уточнять не стал: вернулась гладиаторская привычка… Хорошая привычка – проглоти оскорбление, но не прощай и не забудь. А при случае вспомни – и отомсти!
Глава 7
Каменоломни «Пер-Ифсет»
Барка тащилась вверх по Нилу, одолевая течение с помощью развернутых парусов – северный ветер, благословение Египта, дул постоянно, с утра до вечера. Если бы легионеры сели за весла, то до места добрались бы куда быстрее, но римляне не спешили. Они несли службу – пили, ели, изредка спуская в трюм кувшин с теплой водой, разбавленной вином, и огрызки. Эдик гордо фыркал, а Сергий морщился, но ел, благо что руки им связали спереди. На второй день и Чанба «засунул свою гордость в одно место», как ему посоветовал Гефестай, и потянулся к плохо обглоданной журавлиной ножке – голод здорово понизил порог брезгливости.
– Что делать будем? – спросил Искандер, отпивая из кувшина, кое-как ухватывая его за ручку, и передавая сосуд Сергию.
Лобанов молча приложился к питью, делая хороший глоток.
– Не знаю пока, – сказал он и протянул кувшин Акуну.
– Осмотримся, – буркнул Гефестай, – тогда уж…
Сергий согласно кивнул.
– Может, Неферит подмогнет? – предположил Эдик.
– Лучше на нее не рассчитывать, – покачал головой Лобанов. – Будем надеяться только на себя. Кстати… Нас везут «на зону», так что «не верьте, не бойтесь, не просите»! И не выступайте! Всему свое время…
Неделя прошла, пока барка дотащилась до второго порога Нила. В этих местах берега сужались, почти не оставляя места под поля, огромные скалистые утесы вздымались из воды, блестя на солнце фиолетовыми и желтыми боками, а вода нильская пенилась, скатываясь с переката Семне, грохотала и бурлила, вскидывалась над окатанными камнями, пласталась над глубокими местами, свивала и развивала потоки.
Остров Уронарти попирала древняя крепость – цельный глинобитный куб в тридцать локтей вышины, заделанный камнем и подпертый мощными контрфорсами, два из которых были надстроены квадратными наблюдательными башенками. Узкая крутая лестница вела на верхнюю площадку крепости, обнесенную парапетом. Наверху стоял лишь дом коменданта и навесы для дозорных, а казарма, склад, каптерка и прочее хозяйство прятались в глубине целика. Невысокая стена окружала основание крепости, разрываясь у пристани, сложенной из огромных известняковых глыб. На скале, что напротив, висела древняя каменная доска с грозным запретом неграм из страны Куш и Уауат совать нос в пределы Та-Кем. В пределах видимости, в самом узком месте, виднелись еще две крепости.
Видом этим Сергий с друзьями любовался с палубы барки. Конвоиры не спеша готовились к этапированию – вязали контуберний одной тяжелой цепью, крепя эти вериги к ошейникам и поясам.
– И по этапу, – хрипло запел Эдик, пародируя Уголовного авторитета, – снова гонят Зэ-Ка!
– Тормози базар, Сармат! – хмуро посоветовал Искандер.
– Все путем, братан! – вскричал Эдик, строя пальцами козюльки. – Мотаем срок всей бригадой! Будем зону держать, по понятиям!
Барка подвалила к берегу, попала под защиту могучего каменного мола, и качка утишила колебания. Заскрипело дерево борта, сдирая стружку о камень причала. Стрелки-нубийцы, оживленно тараторя, перескочили на берег и прокинули сходни, сбитые из досок, исшарканных и занозистых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– «О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…
Когда лучится она и расцветает!
Пред тобой ликуют небо и звезды,
Тебе воздают хвалу солнце и луна,
Тебя славят боги,
Тебе воздают хвалу богини.
О, как благостно и приятно, когда расцветает
Золотая…»
Нам выше! – опомнилась девушка, и повлекла контуберний на третий ярус, отданный под храм Амона-Ра.
Тамошние жрецы носили солнечный диск на шнурке, кинжал на перевязи и плеть за поясом, но смотрели без особой подозрительности, изрядно замордованные паломниками, которые шли, и шли, и шли.
Неферит шепнула местному «великому ясновидцу» тайные слова, и тот милостиво кивнул, делая рукою широкий жест: милости просим!
Сергий вошел в святая святых и осмотрелся. Раз в год в этих местах отмечали Праздник Долины, когда божественную статую Амона из Ипет-Сут погружали в маленькую ладью. Жрецы торжественно тащили ее До Зешер-Зешеру, вносили в эти стены, водружали на золотой постамент и оставляли бога на ночь, чтобы тот провел ее с Хатхор. Всю ночь в святилище горели факелы, а на заре их гасили, опуская в четыре емкости, наполненные ночным молоком от священных коров.
– И что теперь? – шепнул Сергий.
– Подожди! – шикнула Неферит и сразу же вернула лицу умиленное и просветленное выражение.
– О, Амон! – воззвала она самым ангельским голоском, на который была способна. – Царь всех богов, владыка вечности, властитель истины, творец всего сущего, расточитель благ! Ты, которому поклоняются все боги и богини и весь сонм небесных сил, ты, сотворивший сам себя до сотворения времен, дабы пребыть во веки веков…
«Великий ясновидец» заулыбался снисходительно и вышел вон. Неферит тут же прервала свой монолог, и сказала деловито:
– Помогайте!
Она кинулась к постаменту для ладьи Амона, и быстро проговорила:
– В древнем папирусе было сказано: «Причал, куда ладья Амона пристает на одну ночь, вращай вокруг севера противосолонь!»
– Ты думаешь, мы что-нибудь поняли? – возмутился Эдик.
– Ты за всех-то не отвечай, – проворчал Сергий, и спросил: – А где тут север, где юг?
– Мы заходили с востока, – сориентировался Гефестай, – значить, север там!
– Вот – причал! – хлопнул Сергий по золотому «доку» для амоновой ладьи. – Вот север! А ну-ка, Гефестай, толкай!
Гефестай уперся руками в южный конец постамента и приложил усилие. Постамент дрогнул.
– Понял! Понял! – шепотом «закричал» Эдик, и включился в работу.
Тут и Акун подмог, и Регебал. Постамент заскрипел, заскрежетал, и сдвинулся с места, вращаясь вокруг своего северного угла, и открывая узкий лаз с крутыми ступеньками, ведущими вниз.
– Опять под землю, – разворчался Искандер. – Что за привычка – все под землей прятать?
– Ты спускайся, спускайся… – посоветовал ему Сергий.
Быстро сойдя по ступеням локтя на четыре вниз, он посветил лампионом. Еще ниже в стену было вделано колесо из позолоченной бронзы – металл проступал из-под опавших чешуек. «Противосолонь – там, – подумал Лобанов, – значит, посолонь – здесь?» И крутанул колесо против часовой стрелки. Постамент наверху сдвинулся с гулом.
– Подожди! – прошипел Эдик. – Не закрывай!
– Спускайтесь быстрее! И лампионы, лампионы не забудьте! Тут аварийное освещение не горит!
Спустились все, и Сергий завертел колесо, слушая, как рокочут невидимые шестерни и гудит каменное тело постамента.
– Сергий, ты где? – донесся голос Неферит.
– Иду! – ответил Лобанов, спускаясь по ступеням с видом знатока. Ему ли, одолевшему пирамиду Хуфу, бояться подземелий Хатшепсут? Говорят, милая была женщина…
Ход опускался не круто, но был очень узок, идти приходилось боком. Потом ступеньки кончились, коридор расширился и вывел контуберний к железной двери – черной, с мельчайшими крапинками ржи. Выпуклый барельеф на двери изображал Тота, который лечил глаз окривевшему Хору.
– Смотри, Сергий! – сказала Неферит взволнованно. – Тот же уджат!
На двери находилось углубление в форме «Ока Хора».
Роксолан снял амулет, примерился, и вставил его в эту «замочную скважину». Надавил, и услышал тихий скрежет. Он сильнее нажал пальцами, и уджат вошел до конца. Механизм ржаво взвизгнул, рычажки сработали и утянули засов.
– Открывай! – выдохнул Эдик.
– Подожди!
Вниманием Лобанова завладел потолок – он был покрыт серебряным листом со следами швов. Кое-где листы провисали. Что за диво? Зачем тут серебро? Ясно, в давние времена даже плиты пола крыли серебром. Пол! Но не потолок…
– Пошли! – нетерпеливо дернулся Чанба, и Гефестай навалился на железную дверь. Сергий не воспротивился. Да и что ему было сказать? Неясные подозрения Лобанова посетили, но четко сказать о том, что же его обеспокоило, он не мог.
Дверь, равномерно скрипя, отворилась, и в мятущемся свете лампионов показалась статуя «Носатого», поднимавшего правую руку. На каменной ладони лежал ключ от третьей двери…
– Кхепер! – охнула Неферит, проскальзывая в проем двери. – Скарабей!
Гефестай услужливо приоткрыл дверь пошире… Тут-то все и случилось. Серебряный потолок загрохотал, глухо и гулко, тяжкий удар разнесся по коридору, а серебряный лист над растерявшимся Эдиком резко продавился в конус, стал расходиться лепестками…
– Уходи! – крикнул Роксолан, и дернул Сармата на себя, ожидая поток песка из пробитого вверху отверстия. Но из дыры в потолке хлынула… вода! Мощный бурлящий столб воды ударил в пол, брызгая на стены и наполняя воздух запахом тухлых яиц. Тысячу лет назад начерпанная из Нила, хранилась она долгие века, запертая в серебряном баке, пока не сработала ловушка.
– Скарабея взяла?! – проорал Сергий, перебарывая голосом грохот рушащейся воды.
– Что?! – закричала Неферит. – Взяла, взяла!
Вода быстро наполняла узкое хранилище.
– Лампионы берегите! Гефестай, колесо!
– Не крутится! – проревел кушан.
– Да ты не в ту сторону! Пустите!
Рабы, бледные и растерянные, прижались к стенам, освобождая Сергию проход. По грудь в вонючей воде, Лобанов добрел до Гефестая.
– Пошло! – заорал тот.
Рев воды стал спадать, потихоньку прорезался гул сдвигаемого постамента.
– Неферит! – позвал Сергий, оглядываясь на коридор. Вода заполнила его почти до потолка, только и было видно головы всплывших людей и пару лампионов, удерживаемых в руках.
– Здесь я! – выдохнула девушка, выныривая и отплевываясь.
– Ключик не потеряла?
– Держу!
– Поднимайся тогда первой!
– Ага!
Неферит подплыла, плескаясь, к ступеням, и взошла в отворяемый лаз. Мокрая туника красиво облепляла ее тело. «Об одном только и думаешь!» – выговорил себе Сергий и поднялся следом.
В святилище Амона-Ра он застал паллакиду и одного из жрецов, бледного как колонны Зешер-Зешеру. Роксолан молча обошел его, а Эдик не удержался. Отфыркиваясь, он воскликнул:
– А хороша водичка! Иди, освежись!
Жрец, впавший в столбняк, содрогнулся, на него напала икота.
– Сматываемся! – бросил Сергий.
Пересчитав всех, поднявшихся из глубин, он поманил Гефестая, и они вдвоем задвинули постамент на место. Силы их хватило, видать, детали притерлись.
Бегом покинув святилище Амона-Ра, контуберний спустился по пандусу.
Паломники глядели на них с изумлением. С «великолепной девятки» лило и капало, сырые сандалии оставляли мокрые следы на дороге процессий. Сергий сделал твердокаменное лицо и выпятил челюсть, а Неферит мило улыбалась: дескать, ничего такого, окунулись разок…
А в пахучих садах их уже ждали – десятки легионеров в полном боевом высунулись из-за мирровых деревец, поднялись из положения лежа, и грузной трусцой набежали, окружили контуберний. Кентурион, командовавший захватом, нетерпеливым жестом удалил Неферит за оцепление, и проревел:
– Зухос, сдавайся!
– Какой, к Орку, Зухос?! – взбеленился Сергий. – Тебе что, повылазило?!
– Ма-алчать! – рявкнул кентурион. – Луки к бою!
Десятка два нубийских лучников, черных, в одних набедренных повязках, просочилось между легионеров, обнаживших мечи. Туго натянулись луки…
– Я преторианец! – заорал Лобанов. – Мы все преторианцы! Мое имя – Сергий, и…
– Твое имя – Зухос! – прорычал кентурион, брызгая слюной. – Это ты, вороний корм, порешил моих друганов из охраны номарха! Моя бы воля, порубал бы тебя, пошинковал бы на фарш! Плотий! – рявкнул он. – Сервий! Вяжите этих засранцев! Только дернитесь! – погрозил служака Сергию со товарищи. – Я вам так дернусь… – не найдя слов для выражения, кентурион сплюнул под ноги.
Здоровенные амбалы в панцирях последнего размера, подошли с опаской, скручивая в могучих лапах кожаные ремни и позвякивая бронзовыми цепями.
– Сдаемся… – процедил Роксолан с отвращением, и протянул руки. – Парни, вы только не дергайтесь!
Амбал, обрадовавшись, тут же стянул его руки ремнем и завязал на два узла. Цепи приспособили на ноги.
– Опять попались… – уныло вздохнул Эдик.
– Ничего, – хмуро буркнул Гефестай, складывая запястья, – не впервой…
– Шагай, давай! – зычно скомандовал кентурион.
Легионеры перестроились в две шеренги и повели пленников к реке. Там их уже ждала барит – барка в семьдесят локтей длиною, с двумя парусами и рядом весел по бортам. И везде было полно легионеров – у сходен, на палубе, у квадратного отверстия трюма.
Кентурион, ранее похлопывавший по ноге витисом, тросточкой из виноградной лозы, указал им на трюмный лаз:
– Вниз!
Контуберний полез, куда было сказано, и расселся на резаной соломе. Лестницу тут же убрали, но люк не закрыли – для вентиляции и освещения.
– И куда нас? – подал голос Эдик.
Сверху заглянул ухмылявшийся кентурион.
– В каменоломни, Зухос! Через год вы все сдохнете, козлодеры вшивые!
– Сам ты… – прошипел Эдик, но уточнять не стал: вернулась гладиаторская привычка… Хорошая привычка – проглоти оскорбление, но не прощай и не забудь. А при случае вспомни – и отомсти!
Глава 7
Каменоломни «Пер-Ифсет»
Барка тащилась вверх по Нилу, одолевая течение с помощью развернутых парусов – северный ветер, благословение Египта, дул постоянно, с утра до вечера. Если бы легионеры сели за весла, то до места добрались бы куда быстрее, но римляне не спешили. Они несли службу – пили, ели, изредка спуская в трюм кувшин с теплой водой, разбавленной вином, и огрызки. Эдик гордо фыркал, а Сергий морщился, но ел, благо что руки им связали спереди. На второй день и Чанба «засунул свою гордость в одно место», как ему посоветовал Гефестай, и потянулся к плохо обглоданной журавлиной ножке – голод здорово понизил порог брезгливости.
– Что делать будем? – спросил Искандер, отпивая из кувшина, кое-как ухватывая его за ручку, и передавая сосуд Сергию.
Лобанов молча приложился к питью, делая хороший глоток.
– Не знаю пока, – сказал он и протянул кувшин Акуну.
– Осмотримся, – буркнул Гефестай, – тогда уж…
Сергий согласно кивнул.
– Может, Неферит подмогнет? – предположил Эдик.
– Лучше на нее не рассчитывать, – покачал головой Лобанов. – Будем надеяться только на себя. Кстати… Нас везут «на зону», так что «не верьте, не бойтесь, не просите»! И не выступайте! Всему свое время…
Неделя прошла, пока барка дотащилась до второго порога Нила. В этих местах берега сужались, почти не оставляя места под поля, огромные скалистые утесы вздымались из воды, блестя на солнце фиолетовыми и желтыми боками, а вода нильская пенилась, скатываясь с переката Семне, грохотала и бурлила, вскидывалась над окатанными камнями, пласталась над глубокими местами, свивала и развивала потоки.
Остров Уронарти попирала древняя крепость – цельный глинобитный куб в тридцать локтей вышины, заделанный камнем и подпертый мощными контрфорсами, два из которых были надстроены квадратными наблюдательными башенками. Узкая крутая лестница вела на верхнюю площадку крепости, обнесенную парапетом. Наверху стоял лишь дом коменданта и навесы для дозорных, а казарма, склад, каптерка и прочее хозяйство прятались в глубине целика. Невысокая стена окружала основание крепости, разрываясь у пристани, сложенной из огромных известняковых глыб. На скале, что напротив, висела древняя каменная доска с грозным запретом неграм из страны Куш и Уауат совать нос в пределы Та-Кем. В пределах видимости, в самом узком месте, виднелись еще две крепости.
Видом этим Сергий с друзьями любовался с палубы барки. Конвоиры не спеша готовились к этапированию – вязали контуберний одной тяжелой цепью, крепя эти вериги к ошейникам и поясам.
– И по этапу, – хрипло запел Эдик, пародируя Уголовного авторитета, – снова гонят Зэ-Ка!
– Тормози базар, Сармат! – хмуро посоветовал Искандер.
– Все путем, братан! – вскричал Эдик, строя пальцами козюльки. – Мотаем срок всей бригадой! Будем зону держать, по понятиям!
Барка подвалила к берегу, попала под защиту могучего каменного мола, и качка утишила колебания. Заскрипело дерево борта, сдирая стружку о камень причала. Стрелки-нубийцы, оживленно тараторя, перескочили на берег и прокинули сходни, сбитые из досок, исшарканных и занозистых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47