Скрип-скрип. Скрип – отозвалась качалка знакомым отвратительным голосом.
62
«Рено» Марка пытался пробиться через обычную вечернюю пробку. Ася сидела рядом, и от этого у Марка захватывало дух. Рядом – в последний раз… И от этого дух захватывало еще сильнее. Рано или поздно они пересекут центр города и вырвутся на просторы новостроек. Он остановится у дома, Ася скроется в подъезде, и не останется ни малейшего повода для новых встреч.
Ася теребила замок на сумочке. Нервничает, подумал Марк. Потом заставил себя признать очевидное: нервничает, потому что он выдал себя. Ей неприятно его внимание. Отказать неудобно, принимать – незачем… Она ведь только из вежливости разрешила подвезти себя домой. Надо смотреть правде в глаза, он не мальчишка, чтобы тешиться пустыми надеждами…
Сегодня в клинике они едва не поругались. Ася в штыки приняла его новую позицию.
– Послушайте, – рассердилась она, – не знаю, что за новый метод вы решили на мне испытать, но прошу вас: не надо экспериментов! У меня только-только все в голове встало на место. Это, конечно, благодаря вам. Вы замечательный врач, Марк Александрович. Теперь я знаю: мои сны – просто бред. Я вам говорила, в моей жизни был мутный период… Я боялась оставаться одна и встречалась с разными мужчинами. Некоторые из них говорили мне странные вещи. Наверное, я злоупотребляла алкоголем. Понимаете, я была на краю! Мои сны – лишь отражение этого кошмара. Вы же знаете, как причудливо искажаются во сне впечатления реальной жизни…
Марк молчал. Он должен был молчать. Получается, он и так уже наговорил лишнего. Главная заповедь медицины – не навреди. Лучшее – враг хорошего. Его пациентка – уже можно сказать «бывшая пациентка» – больше не чувствует дискомфорта. Это видно по ее лицу, по блестящим глазам, по небрежной сексуальности прически…
– Теперь я могу рассуждать логически, – говорила Ася. – Допустим, Егор приходил ко мне во сне. Тогда ему совершенно ни к чему эти фокусы с перевоплощением. Откуда я знаю какие-то факты из его жизни? Ну, я же навещала его отца. Он, конечно, рассказывал о сыне. А что-то я, признаюсь, домыслила. Я же не стенографировала сны, а записывала их на следующий день. Некоторая литературная обработка…
К черту заповеди! Догадка, осенившая Марка, была так проста, что он не мог ее не высказать:
– А что, если все, что вам снилось, было на самом деле? Нет, разумеется, не этими ночами, а раньше… Вы все забыли – об этом позаботились высшие силы. Но вспомните, что рассказывал Егору ангел Хархуфий: если часть воспоминаний осталась в подсознании, она может вернуться во сне…
– Врачу, исцелися сам, – тихо сказала Ася. – Простите. Вырвалось. Я, кажется, раскусила вашу методу, Марк Александрович. – Она улыбнулась. – Вы провоцируете меня, чтобы в споре с вами я избавилась от последних сомнений. Но это лишнее. Не скажу, что я совершенно здорова… Но мне надоело быть больной. И… Марк Александрович, вы же знаете, я нашла новую работу. Она отнимает много времени. Сегодня мне чудом удалось уйти. Так что… Я больше не смогу приходить к вам. Давайте прощаться?
Она выжидающе уставилась на него. Марк понимал как глупо выглядит его молчание. Думай, думай… Должен же быть какой-то беспроигрышный донжуанский ход…
– Разрешите подвезти вас домой?
Смеркалось. В город вернулась зима. А днем по-весеннему шпарило солнце, нагревая подоконник. И Ася явилась в ореоле этого света в сиреневой курточке, легкой не по сезону. Просто ей не терпелось стать красивой. И весеннее тепло разливалось у нее по щекам, по глазам…
На перекрестке горел зеленый, но поток машин не двигался. Водители огрызались друг на друга гудками. Ася в очередной раз нетерпеливо щелкнула замком. Даже Марк начинал терять терпение. Еще немного – и она сообразит, что на метро доберется быстрее. Покосившись на нее, он сказал – как в омут головой прыгнул:
– Ася Валентиновна, а давайте мы с вами заедем в одно местечко. Выпьем кофе, подождем, пока пробка рассосется…
Он так боялся спугнуть ее любым проявлением чувств, что говорил самым что ни на есть небрежным тоном. Ася помедлила, но все же кивнула.
«Рено» вырвался из западни в свободный переулок, закружил темными улицами, победно проскочил на желтый свет и притормозил напротив заветных дверей… Вот черт. Марк в досаде ударил по рулю. Ася взглянула на него удивленно. Одна из главных составляющих этого чудесного места не сработала, подвела: припарковаться было негде. Не судьба, вздохнул по-бабьи кто-то у Марка в голове. Но тут же замызганная «пятерка» неуклюже сдала задом, и Марк нырнул в освободившуюся дырку.
Официантки-стюардессы приветливо улыбались постоянному посетителю. Пять крошечных канделябров вспыхнули на самом уютном столике. В кафе, как по заказу, не было ни души.
– Славное место. Вы часто здесь бываете? – спросила Ася, оглядываясь.
Понимает ли она, что он сейчас пустил ее в святая святых своей души? Вряд ли. Она впервые спросила Марка о нем самом, но он не стал пускаться в откровения. Она даже не попыталась изобразить на лице интерес – просто спросила, чтобы поддержать разговор. Он ответил односложно, после чего оба замолчали. Марк пил кофе, Ася – зеленый чай с лимоном. Потом она украдкой взглянула на часы. Проверила мобильный: не пропустила ли звонок. Решительно встала.
– Марк Александрович, мне, пожалуй, пора. Спасибо за попытку, но на метро я доберусь быстрее.
И тогда Марк достал свой последний патрон. Он спросил:
– Ася, а почему вы никогда не говорили, что ваш муж Алексей Мишкин и ваш бывший одноклассник Егор Гобза погибли, столкнувшись друг с другом?
63
Дом сэра Перси был отстроен за три дня. На том же самом месте: дружными усилиями мы поколдовали над дырой и превратили ее сначала в котлован, а потом в фундамент. Выросли стены, окна, башенка с флюгером. Я лично колдовал над входной дверью, стараясь повторить все детали, включая зеленоватый бронзовый колокольчик.
Наверное, восстановление заняло бы гораздо больше времени, если бы не Алекс. Он оказался настоящим волшебником. Никогда не видел, чтобы задуманные вещи возникали мгновенно, целиком, не требуя уточнений.
Мы сочли своим долгом восстановить дом именно таким, каким он был раньше – до последней дверной Ручки. На стройплощадке постоянно звучала бодрая перекличка:
– Кто-нибудь помнит, сколько на крыльце было ступеней?
– Елочки зеленые, кто напортачил с унитазом? Сэр Перси! Я же объяснял, этот шнурок не для красоты!
– Да-да, по потолку лепнина. И плафон с амурчиками.
– Алекс, я ценю ваше желание помочь и уважаю ваш творческий порыв. Но комната должна ограничиться тремя измерениями. Тремя!
– Я точно помню, амуров было пять. Уберите двух лишних!
– Да нет же, семь.
– Нет, пять!
При этом розовощекие амуры на потолке то появлялись, то пропадали.
В общем, было весело, как на школьном субботнике. Помнишь, Сурок? Мы всеми правдами-неправдами старались избежать этого мероприятия, а потом выяснялось, что убирать листья в парке очень весело.
У нас на счету были каждые руки – точнее голова. На помощь пришли все, кто хорошо помнил дом сэра Перси: и Билл Харт, и Самир, и даже пара-тройка экологинь, подружек Эсмеральды. Не было только Фаины. Впрочем, я и не ждал, что она придет.
За все это время я ни разу не побывал у себя дома. Хочет – пусть сама там живет. Нет – пусть дом стоит пустым…
И лишь однажды я отлучился со «стройки века», повинуясь странному желанию. Я решил навестить в Больнице Алана Нэя.
О том, что он в Больнице, я знал от экологических девиц. Они донесли, что в общине все говорят о пришествии святого Терентия. Молодые экологи в точности выполнили его завет: во время ночных бдений залатали небесный свод, а утром рейдом прошлись по Хани-Дью и уничтожили все «Т». Потом экологи один за другим потянулись в Больницу, чтобы навестить своего Чистого Учителя. И, когда увидели, как просвечивает сквозь него подушка, многим стало дурно.
Воспитательное значение этого момента трудно переоценить. В Атхарте очень легко творить пакости – до поры до времени. Ты уже точно знаешь, что ад не существует. Ты уверен, что двум смертям не бывать… Ан нет. Оказывается, и здесь ничто не остается безнаказанным.
Большинство питомцев Гиппиус покинуло общину, решив, что стихи писать куда безопаснее. А Болек ушел из Хани-Дью. Очень гордый парень. Жаль только, что не очень умный.
Когда я приехал в Больницу, меня встретил мой соотечественник, дородный дядька, представившийся Виктором Эдуардовичем. На мой вопрос о состоянии Нэя он развел руками:
– Увы. У мистера Нэя не тот недуг, чтобы можно было делать прогнозы. Мы здесь этим не занимаемся. Да и стоит ли заглядывать вперед, чтобы вылечить душу? Сначала надо привести в порядок «здесь» и «сейчас». Примириться с самим собой… Мы над этим работаем.
– Наверное, персонал Больницы состоит из самых лучших врачей, – улыбнулся я. – На Земле мало кто из ваших коллег умеет лечить души.
– У нас мало бывших врачей, – сообщил мой собеседник. – Только те, кто умер лет сто назад. Нынешние доктора ничего не знают о душе. Они плохо адаптируются в Атхарте и совершенно бесполезны здесь. Лично я на Земле был священником. А вот и палата мистера Нэя. У него, правда, посетители…
– Кто? – напрягся я.
– Как всегда – двое. Страшненький юноша по прозвищу Табаки. И хмурая девушка…
– Фаина, – поморщился я.
Эта встреча совсем не входила в мои планы. Я открыл было рот, чтобы отказаться от визита, но Виктор Эдуардович уже распахнул дверь в палату.
Рассеянный свет струился из двух окон сквозь розово-дымчатую кисею. Такие невероятные складки умели создавать только руки Фаины… Посередине стояла кровать. Она показалась мне пустой, я не сразу разглядел очертания человеческого тела. Елочки зеленые… А я еще подумывал, не захватить ли больному, как водится, апельсинов. Какие уж тут апельсины.
Фаина, сгорбившись, сидела рядом с кроватью Нэя на табурете. При виде меня она вздрогнула.
– Я не знал, что ты здесь, – быстро сказал я. – Думал поговорить с Нэем. Он, видишь ли, кое в чем виноват лично передо мной. Так вот, я хотел сказать…
– Не с кем здесь говорить, – оборвала меня Фаина. – Его уже почти нет. Табаки! Погуляй.
С табурета в углу слез Табаки. Стараясь не задеть кровать, словно боясь подцепить заразу, он вышел из палаты.
– Сидит здесь, как сыч, на нервы действует… Как сэр Перси? – спросила Фаина.
– Восстанавливает дом. Мы ему помогаем.
В моих словах Фаине послышался упрек.
– Я тоже хотела, но… Врачи говорят, что в моем присутствии он становится более видимым.
Мы помолчали. Я откашлялся и спросил:
– Где ты живешь?
– Пока здесь, в соседней палате. А потом построю дом. Настоящую сказочную избушку на курьих ножках. В детстве я ужасно завидовала Бабе-яге. И чтоб была ступа, и ковер-самолет, и скатерть-самобранка. Я уже и место приглядела, но…
– Что – но?
– Это в лесу, недалеко от тебя. Ты будешь против.
– С какой стати? Я всегда рад хорошим соседям. И вообще… Может, в качестве соседей мы будем лучше понимать друг друга?
Эти слова вырвались у меня без всякого подтекста. Я вовсе не собирался искать пути к примирению. Но Фаина поняла меня именно так. Покачав головой, она перевела взгляд с меня на Нэя. Я закипел раздражением, как электрический чайник. Тоже мне, Татьяна Ларина. «Я вас люблю, к чему лукавить…» Сама себе выдумывает сложности там, где их нет.
– Я не собираюсь оправдываться, – глухо сказала Фаина, – но хочу, чтобы ты знал. Такие вещи обычно важны для мужского самолюбия… Я сама назначила Алану свидание, но вовсе не любовное. Я хотела… ну образумить его, что ли? А вышло, как вышло. Но я никогда не была влюблена в Алана Нэя.
– Так какого черта ты возишься с ним?! – не выдержал я.
Она криво улыбнулась:
– Ты не поймешь. Меня всю жизнь окружали подонки. Мне с ними уютнее, чем с приличными людьми.
Слушать подобные речи я не собирался. Чего ради? Я вернулся к машине. Возле нее стоял Табаки и чем-то острым царапал на крыле матерное слово. Заметив меня, он отскочил в сторону, застенчиво проблеял свое «гы-ы-ы» и скорчил виноватое лицо.
В общем, к сэру Перси я приехал злой как черт. И застал всю нашу строительную бригаду на крыльце.
Бэзил, привстав на задние лапы, зачем-то ковырял передними замочную скважину. У него над душой стояла Эсмеральда – почему-то в пушистом халате и домашних тапочках.
– Наконец-то! – не слишком любезно приветствовал меня сэр Перси. Он нервно посасывал потухшую трубку.
Билл Харт развел руками:
– Грег, старина! Ну как так можно!
И все смотрели на меня так, словно я накануне устроил пьяное безобразие.
– Да в чем дело? – хмуро поинтересовался я.
– Дело, собственно, в том, Грег, что эта чертова дверь – твоя работа, – отозвался Бэзил, продолжая свое загадочное занятие.
– Ну?
– Баранки гну! – фыркнул Алекс. – Замок ты сделал?
– Да… Французский…
– А ключ? О ключе ты подумал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47