Конечно, за всю Атхарту я не поручусь, но лично я не знаком ни с кем древнее сэра Перси.
– Ну, господа, доложу я вам, Венецианец превзошел самого себя! – сообщил нам Харт. – Такого карнавала еще не было. Я пришел в образе настоящего индейца сиу, но меня все равно узнали. Нашлась одна дамочка, мы с ней снимались когда-то…
Я взглянул на Бэзила – тот тихо фыркнул в блюдце с шампанским. Харт мировой парень, но у него есть два недостатка: ужасное обращение «старина» и запущенная звездная болезнь. Ему прекрасно известно, что на карнавал к Венецианцу, или Уго Леопарди Великолепному, приглашают только ВИП-персон. Неузнаваемыми, под маской, туда являются артисты, полководцы, писатели… У нас в Хани-Дью такой чести никто, кроме Харта, еще не удостаивался, так что поддержать разговор мы не могли.
– Скажите, Билл, эти неугомонные медиумы наконец оставили вас в покое? – сменил венецианскую тему Бэзил.
– Если бы, старина! – тяжело вздохнул бывший ковбой. – У меня такое ощущение, что без меня не проходит ни один спиритический сеанс. И если бы они еще задавали толковые вопросы! Одна тут интересовалась: как поживает дядя Осси? Почем я знаю, как поживает чей-то дядя? Можно подумать, я знаком со всеми покойниками на свете. Или вот еще популярные вопросы: упадет ли доллар на бирже? Кто выиграет Уимблдонский турнир? Будет ли третья мировая война? Откуда мне знать? Я прогнозов в глаза не видел. Я ведь приличный человек, а не какой-нибудь адъют… Что такое?
– Кхе-кхе, – многозначительно кашлянул Зануда.
– Грег у нас адъют, – сообщил кот.
– Грег, старина… – Билл картинно развел руками. Его серые глаза выражали искреннее раскаяние.
Я, разумеется, его простил, и мы выпили мировую. Мне не впервой сталкиваться с неприязненным отношением обитателей Атхарты к адъютам. Это совершенно земное предубеждение: если ты близок к власти, значит, лизоблюд и карьерист.
Однако настроение у меня испортилось. Я улучил момент и выскользнул на балкон.
Над озером догорал закат. Щелкали клювами цапли, их перья светились на солнце. Внизу во дворе поблескивал лакированными крыльями мой «Мустанг».
– Тебя тоже достала эта звезда экрана? – Бэзил бесшумно прошмыгнул в дверь, запрыгнул на балюстраду и сел, недовольно дергая хвостом. – Это надо: сто лет как в Атхарте, а все еще работает на публику! – Кот покачал головой.
Я усмехнулся. Не одного меня задевает ситуация, когда не я нахожусь в центре внимания! Впрочем, мне это было на руку: я как раз хотел расспросить Бэзила кое о чем.
– Скажи, Фил ничего тебе не рассказывал про одну из новоселов?
– Про девушку, которую ты силком притащил в Атхарту? – Бэзил уставился на меня круглыми, как у совы, глазами. – Как же, наслышан. Темпераментная особа. Фил хотел устроить ее в Больницу, но она послала весь персонал с его заботой в такие места, о которых я даже не слышал.
– А обо мне она что-нибудь говорила? – спросил я, чувствуя, что краснею. Хотя тогда было совершенно не с чего. Да и потом тоже не с чего. В смысле – чего уже краснеть? Что-то я запутался, Сурок, ты уж прости…
– О тебе она говорила такую ерунду, что передавать ее я не буду, – неожиданно резко ответил кот. – И, если не побрезгуешь советом друга, выброси эту девицу из головы. Фил говорит, она в Атхарте долго не протянет, а уж он понимает в таких вещах. Поверь, она не та, с кем можно коротать вечность. А теперь – к столу, к столу. Попробуем отвоевать у Билла Великолепного кусочек славы!
15
Я сошла с ума, думала Ася. Все это бред, тяжелый сон, от которого просыпаешься в испарине, задыхаясь, с гулко бьющимся сердцем. Она украдкой щипала себя за руку, но все вокруг оставалось неизменным – и красивый август в лесопарке, и последнее тепло, и первые желтые листья, и далекий шум залива. Но что она делает здесь рядом с высоким, молодым и совершенно незнакомым брюнетом?
– Иди сюда, Сурок! – окликнул ее спутник. – Здесь обалденный гном!
Ася по-старинному подобрала юбку, чтобы не мести траву кружевным подолом, и пошла через газон. Темноволосый красавец ждал ее, беспечно улыбаясь и обнимая за плечо толстого деревянного коротышку.
Сурок… Ася улыбнулась. В школе она обижалась на это производное от фамилии прозвище. Она-то отождествляла себя с кошкой, с рысью, с пантерой… А сурок – ну что это за зверь! Толстый, сонный и неповоротливый. А вот теперь защемило сердце – как тогда, когда она, спрятавшись в девчоночьем туалете, строчила на подоконнике записку. «Кончаю, страшно перечесть», – написала она, как пушкинская Татьяна, и тут же, истерически рассмеявшись, разорвала все в клочья. На чистом листе она вывела твердой рукой: «Отныне и навсегда, если ты хочешь, твоя Сурок – с тобою».
А потом, скользя по паркету наимоднейшими туфлями – на выпускной ее собрали, как принцессу, – она подбежала к нему и неловко сунула сложенную треугольником записку. Егор взглянул на нее исподлобья и молча положил записку в карман.
Она весь вечер танцевала с другим, и на пароходе другой накидывал пиджак на ее плечи. А когда она шла домой – одна, сквозь сиреневую ночь, держа в руках туфли, ужасно намявшие ноги, – бальное платье показалось ей золушкиными лохмотьями.
Он не ответил. Она нелюбима. Ей уже семнадцать, и жизнь прошла зря.
Асе вдруг стало так горько от той, первой обиды, что она с досадой пнула самодовольного гнома ногой.
– Слушай, а почему ты мне тогда не ответил?
Сейчас прикинется, что не помнит. Когда – тогда? На что не ответил? Да и что может знать чужой красивый парень лет на восемь моложе ее о том далеком выпускном вечере? Егор умер, она задает свой вопрос в пустоту…
– А я тебе не поверил, – ответил Егор. Он обеими руками схватил Асину ладонь и заставил ее сесть рядом прямо на траву. – Решил, ты меня разыгрываешь. Все мальчишки в классе были в тебя влюблены.
– Что-то не замечала, – проворчала Ася.
Егор засмеялся:
– А ты хоть понимаешь, как выглядела со стороны? К такой девочке с глупостями не подъедешь. А я был совсем не мажором. Я испугался, что ты надо мной посмеешься.
Как глупо, подумала Ася. Потерять счастье из-за недомолвок… Ведь если бы тогда состоялся этот школьный роман, пусть даже он был бы недолгим, все в моей жизни сложилось бы по-другому. Это только мудрецы считают, что несбывшаяся мечта лучше былого…
– А потом я увидел, что ты ждешь ответа, – продолжил Егор, – и понял: ты не шутишь. Я перечитывал твою записку и думал о том, как мы будем вместе – год за годом, до самой старости… Навсегда… Меня подкосило твое «навсегда». Я испугался, что это на всю жизнь.
Ася закрыла глаза.
– Тогда я хотела именно этого, – тихо сказала она.
– Тогда я был идиотом, – жестко ответил Егор. – В юности все боятся одиночества и несвободы. На самом деле надо бояться либо того, либо другого. Видишь, теперь я умер и стал умным. Иди ко мне, Сурок. Проверим, как умеет целоваться мой новый таксист.
Ася не успела вздрогнуть от цинизма его последних слов, как закружились над головой желтеющие дубовые кроны… Губы темноволосого юноши оказались теплыми и жадными. И лишь звенел тревожной нотой остаток здравого смысла: а что, собственно, происходит? После четырех лет вдовства она обнимается с мужчиной на холодной траве, в довольно людном лесопарке – это еще куда ни шло. Но этот мужчина – лишь очередное вместилище души ее старинного друга. Мертвого друга. И это уже полнейший бред. Тяжелый сон. Ася изо всех сил ударила ладонью по лакированному башмаку гнома…
Господи боже мой! Задыхаясь, она вскочила в постели. Сердце колотилось так, что был страшно. Ладонь горела. Обо что она ее ударила? О спинку кровати? Голова была мутной и тяжелой. При этом каждое слово, каждый образ, каждое прикосновение минувшего сна Ася помнила мучительно ясно.
16
Птицы (настоящие, из Хатуссы) летели на юго-запад. Вообще-то в Атхарте стороны света – понятие условное. Атхарта бесконечна. Но человеку неуютно в бесконечности, и он разлиновывает ее на параллели и меридианы, как будто ищет знакомые, осмысленные корни в иностранных словах. Море было на западе. Ганг тек с севера на юг. «Шамбала» Вираты находилась к северо-востоку от моего дома. А птицы сегодня утром летели на юго-запад…
Я стоял на крыльце и слушал их жалобные крики. Сердце сжималось от невнятной тревоги, как будто было не иллюзией, а вполне материальной мышцей. Что-то случилось? Ерунда. Что может случиться в Атхарте, когда самое худшее уже позади? Инфаркт мне во всяком случае не грозит. Но когда зазвонил телефон, я едва не подпрыгнул.
Вирата был краток. Он срочно ждал меня в офисе.
Что за спешка? Я безо всякого удовольствия придумал себе завтрак: стакан апельсинового сока, две охотничьи колбаски с горошком, чашку горячего шоколада и пончик. Обычно я не признавал «готовых завтраков». Я придумывал свежие, сочные, только что сорванные апельсины и давил их ручной соковыжималкой, какая была у меня в детстве. Деревянной лопаточкой переворачивал на сковороде шипящий бекон, разбивал яйца, нарезал ароматную зелень… Но сегодня надо было торопиться. Конечно, я мог вообще обойтись без завтрака, но это настолько вошло в привычку, что, кажется, я даже научился испытывать чувство голода.
Через час я остановился у серебристо-стеклянного здания «Шамбалы».
– Здорово! – приветствовал меня куривший на крыльце Дилан, один из аналитиков.
Кстати, интересный парень. На Земле он увлекался моделированием – собирал самолетики. А в Атхарте завел себе настоящий ангар, в котором бок о бок стояли маленькие «сесны», великолепные «фантомы», коллекционные «мессершмитты» и многое другое. И самое главное, все это летало!
Дилан кивнул на машину:
– Классная иллюзия. Особенно удался визг тормозов.
– Что у нас плохого? – поинтересовался я.
– Мне не докладывают, – пожал плечами Дилан. – Но хорошего явно ничего. Босс светится, как вывеска ночного клуба.
Я покачал головой. Когда Вирата был в дурном настроении, он излучал ярко-фиолетовые сполохи – единственный, пожалуй, признак его божественной сути. Заметив свет в Отделе Плановых Чудес, я отправился искать босса туда, но быстро' понял свою ошибку: сияние было теплым и, не побоюсь этого слова, благостным. К нам пожаловал ангел Хархуфий. Как бы я ни спешил, я не мог пройти мимо и не перекинуться с ним парой слов.
Раньше я робел перед Хархуфием. Ангелы слишком не люди… У них световые полосы-«крылья» за спиной и огромные тускло-голубые глаза. Но Хархуфий – отличный парень, а потом уже все остальное. Он даже сохранил некоторые черты индивидуальности: азиатские скулы и великолепный орлиный нос. Кроме того, он посвящен в «кухонные» тайны «Шамбалы» и готов рассказывать о них часами. Помню, меня потрясла такая история…
Один наш питерский парень получил от родителей старенькую «девятку». Машина три года стояла в гараже, порядком заржавела и вообще требовала вложений, как прорва. Когда она наконец оказалась на ходу, парень поехал на дачу. И что ты думаешь? Прямо на шоссе оказалась неогороженная яма… Машина снова отправилась к мастерам. Те сказали: продавай, пока не поздно. Движок стуканет со дня на день, и вообще машинка заколдованная… Парень не продал. Движок стуканул. С маниакальным упорством парень собрал денег и поменял движок.
На другой день утром он выехал в город, его остановили гаишники и потребовали дуть в трубочку. Парень дунул, ничего не опасаясь, так как накануне выпил только две бутылки пива. Трубочка показала роковую отметку. Возмущенный водитель потребовал экспертизу – в крови обнаружили алкоголь.
Начался новый этап хождения по мукам. Парень приготовил деньги на взятку, но в последний момент «нужный человек» чего-то испугался и передал дело в суд. Бедолага занял у всех и собрал новую сумму, больше прежней. И снова потерпел фиаско: в последний момент сменился судья, и парня таки лишили прав на два года. Он потом плакался друзьям, как несправедливо обошлась с ним судьба.
А Хархуфий рассказал мне, что каждая несчастная случайность была тщательно спланирована Фэйт. Ее курьеры убрали заграждение от ямы, воплощались в чиновников и гаишников; ее ангелы даже поработали с составом крови. А все для того, чтобы отвести от парня неминуемую смерть в автокатастрофе.
Я слушал ангела и вспоминал, не было ли мне знаков, намеков, что не стоит такого-то числа такого-то года выезжать из дому. Нет, знаков не было. Видимо, моя жизнь не представляла особой ценности для Фэйт.
Увидев меня, Хархуфий улыбнулся. Нет, не губами – лица у ангелов довольно невыразительные, – а как-то изнутри. У него на ладони светился маленький шарик – человеческое желание.
– Это девушка по имени Николь, – сообщил он. – Ей пятнадцать лет, и она ждет телефонного звонка от случайного знакомого. По прогнозам, он так и не позвонит. Он по ошибке стер ее телефон в мобильнике. К счастью, он еще не знает об этом, и мы восстановим номер.
– Ничего себе! – присвистнул я. Это было настоящее чудо, которое не мог сделать курьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Ну, господа, доложу я вам, Венецианец превзошел самого себя! – сообщил нам Харт. – Такого карнавала еще не было. Я пришел в образе настоящего индейца сиу, но меня все равно узнали. Нашлась одна дамочка, мы с ней снимались когда-то…
Я взглянул на Бэзила – тот тихо фыркнул в блюдце с шампанским. Харт мировой парень, но у него есть два недостатка: ужасное обращение «старина» и запущенная звездная болезнь. Ему прекрасно известно, что на карнавал к Венецианцу, или Уго Леопарди Великолепному, приглашают только ВИП-персон. Неузнаваемыми, под маской, туда являются артисты, полководцы, писатели… У нас в Хани-Дью такой чести никто, кроме Харта, еще не удостаивался, так что поддержать разговор мы не могли.
– Скажите, Билл, эти неугомонные медиумы наконец оставили вас в покое? – сменил венецианскую тему Бэзил.
– Если бы, старина! – тяжело вздохнул бывший ковбой. – У меня такое ощущение, что без меня не проходит ни один спиритический сеанс. И если бы они еще задавали толковые вопросы! Одна тут интересовалась: как поживает дядя Осси? Почем я знаю, как поживает чей-то дядя? Можно подумать, я знаком со всеми покойниками на свете. Или вот еще популярные вопросы: упадет ли доллар на бирже? Кто выиграет Уимблдонский турнир? Будет ли третья мировая война? Откуда мне знать? Я прогнозов в глаза не видел. Я ведь приличный человек, а не какой-нибудь адъют… Что такое?
– Кхе-кхе, – многозначительно кашлянул Зануда.
– Грег у нас адъют, – сообщил кот.
– Грег, старина… – Билл картинно развел руками. Его серые глаза выражали искреннее раскаяние.
Я, разумеется, его простил, и мы выпили мировую. Мне не впервой сталкиваться с неприязненным отношением обитателей Атхарты к адъютам. Это совершенно земное предубеждение: если ты близок к власти, значит, лизоблюд и карьерист.
Однако настроение у меня испортилось. Я улучил момент и выскользнул на балкон.
Над озером догорал закат. Щелкали клювами цапли, их перья светились на солнце. Внизу во дворе поблескивал лакированными крыльями мой «Мустанг».
– Тебя тоже достала эта звезда экрана? – Бэзил бесшумно прошмыгнул в дверь, запрыгнул на балюстраду и сел, недовольно дергая хвостом. – Это надо: сто лет как в Атхарте, а все еще работает на публику! – Кот покачал головой.
Я усмехнулся. Не одного меня задевает ситуация, когда не я нахожусь в центре внимания! Впрочем, мне это было на руку: я как раз хотел расспросить Бэзила кое о чем.
– Скажи, Фил ничего тебе не рассказывал про одну из новоселов?
– Про девушку, которую ты силком притащил в Атхарту? – Бэзил уставился на меня круглыми, как у совы, глазами. – Как же, наслышан. Темпераментная особа. Фил хотел устроить ее в Больницу, но она послала весь персонал с его заботой в такие места, о которых я даже не слышал.
– А обо мне она что-нибудь говорила? – спросил я, чувствуя, что краснею. Хотя тогда было совершенно не с чего. Да и потом тоже не с чего. В смысле – чего уже краснеть? Что-то я запутался, Сурок, ты уж прости…
– О тебе она говорила такую ерунду, что передавать ее я не буду, – неожиданно резко ответил кот. – И, если не побрезгуешь советом друга, выброси эту девицу из головы. Фил говорит, она в Атхарте долго не протянет, а уж он понимает в таких вещах. Поверь, она не та, с кем можно коротать вечность. А теперь – к столу, к столу. Попробуем отвоевать у Билла Великолепного кусочек славы!
15
Я сошла с ума, думала Ася. Все это бред, тяжелый сон, от которого просыпаешься в испарине, задыхаясь, с гулко бьющимся сердцем. Она украдкой щипала себя за руку, но все вокруг оставалось неизменным – и красивый август в лесопарке, и последнее тепло, и первые желтые листья, и далекий шум залива. Но что она делает здесь рядом с высоким, молодым и совершенно незнакомым брюнетом?
– Иди сюда, Сурок! – окликнул ее спутник. – Здесь обалденный гном!
Ася по-старинному подобрала юбку, чтобы не мести траву кружевным подолом, и пошла через газон. Темноволосый красавец ждал ее, беспечно улыбаясь и обнимая за плечо толстого деревянного коротышку.
Сурок… Ася улыбнулась. В школе она обижалась на это производное от фамилии прозвище. Она-то отождествляла себя с кошкой, с рысью, с пантерой… А сурок – ну что это за зверь! Толстый, сонный и неповоротливый. А вот теперь защемило сердце – как тогда, когда она, спрятавшись в девчоночьем туалете, строчила на подоконнике записку. «Кончаю, страшно перечесть», – написала она, как пушкинская Татьяна, и тут же, истерически рассмеявшись, разорвала все в клочья. На чистом листе она вывела твердой рукой: «Отныне и навсегда, если ты хочешь, твоя Сурок – с тобою».
А потом, скользя по паркету наимоднейшими туфлями – на выпускной ее собрали, как принцессу, – она подбежала к нему и неловко сунула сложенную треугольником записку. Егор взглянул на нее исподлобья и молча положил записку в карман.
Она весь вечер танцевала с другим, и на пароходе другой накидывал пиджак на ее плечи. А когда она шла домой – одна, сквозь сиреневую ночь, держа в руках туфли, ужасно намявшие ноги, – бальное платье показалось ей золушкиными лохмотьями.
Он не ответил. Она нелюбима. Ей уже семнадцать, и жизнь прошла зря.
Асе вдруг стало так горько от той, первой обиды, что она с досадой пнула самодовольного гнома ногой.
– Слушай, а почему ты мне тогда не ответил?
Сейчас прикинется, что не помнит. Когда – тогда? На что не ответил? Да и что может знать чужой красивый парень лет на восемь моложе ее о том далеком выпускном вечере? Егор умер, она задает свой вопрос в пустоту…
– А я тебе не поверил, – ответил Егор. Он обеими руками схватил Асину ладонь и заставил ее сесть рядом прямо на траву. – Решил, ты меня разыгрываешь. Все мальчишки в классе были в тебя влюблены.
– Что-то не замечала, – проворчала Ася.
Егор засмеялся:
– А ты хоть понимаешь, как выглядела со стороны? К такой девочке с глупостями не подъедешь. А я был совсем не мажором. Я испугался, что ты надо мной посмеешься.
Как глупо, подумала Ася. Потерять счастье из-за недомолвок… Ведь если бы тогда состоялся этот школьный роман, пусть даже он был бы недолгим, все в моей жизни сложилось бы по-другому. Это только мудрецы считают, что несбывшаяся мечта лучше былого…
– А потом я увидел, что ты ждешь ответа, – продолжил Егор, – и понял: ты не шутишь. Я перечитывал твою записку и думал о том, как мы будем вместе – год за годом, до самой старости… Навсегда… Меня подкосило твое «навсегда». Я испугался, что это на всю жизнь.
Ася закрыла глаза.
– Тогда я хотела именно этого, – тихо сказала она.
– Тогда я был идиотом, – жестко ответил Егор. – В юности все боятся одиночества и несвободы. На самом деле надо бояться либо того, либо другого. Видишь, теперь я умер и стал умным. Иди ко мне, Сурок. Проверим, как умеет целоваться мой новый таксист.
Ася не успела вздрогнуть от цинизма его последних слов, как закружились над головой желтеющие дубовые кроны… Губы темноволосого юноши оказались теплыми и жадными. И лишь звенел тревожной нотой остаток здравого смысла: а что, собственно, происходит? После четырех лет вдовства она обнимается с мужчиной на холодной траве, в довольно людном лесопарке – это еще куда ни шло. Но этот мужчина – лишь очередное вместилище души ее старинного друга. Мертвого друга. И это уже полнейший бред. Тяжелый сон. Ася изо всех сил ударила ладонью по лакированному башмаку гнома…
Господи боже мой! Задыхаясь, она вскочила в постели. Сердце колотилось так, что был страшно. Ладонь горела. Обо что она ее ударила? О спинку кровати? Голова была мутной и тяжелой. При этом каждое слово, каждый образ, каждое прикосновение минувшего сна Ася помнила мучительно ясно.
16
Птицы (настоящие, из Хатуссы) летели на юго-запад. Вообще-то в Атхарте стороны света – понятие условное. Атхарта бесконечна. Но человеку неуютно в бесконечности, и он разлиновывает ее на параллели и меридианы, как будто ищет знакомые, осмысленные корни в иностранных словах. Море было на западе. Ганг тек с севера на юг. «Шамбала» Вираты находилась к северо-востоку от моего дома. А птицы сегодня утром летели на юго-запад…
Я стоял на крыльце и слушал их жалобные крики. Сердце сжималось от невнятной тревоги, как будто было не иллюзией, а вполне материальной мышцей. Что-то случилось? Ерунда. Что может случиться в Атхарте, когда самое худшее уже позади? Инфаркт мне во всяком случае не грозит. Но когда зазвонил телефон, я едва не подпрыгнул.
Вирата был краток. Он срочно ждал меня в офисе.
Что за спешка? Я безо всякого удовольствия придумал себе завтрак: стакан апельсинового сока, две охотничьи колбаски с горошком, чашку горячего шоколада и пончик. Обычно я не признавал «готовых завтраков». Я придумывал свежие, сочные, только что сорванные апельсины и давил их ручной соковыжималкой, какая была у меня в детстве. Деревянной лопаточкой переворачивал на сковороде шипящий бекон, разбивал яйца, нарезал ароматную зелень… Но сегодня надо было торопиться. Конечно, я мог вообще обойтись без завтрака, но это настолько вошло в привычку, что, кажется, я даже научился испытывать чувство голода.
Через час я остановился у серебристо-стеклянного здания «Шамбалы».
– Здорово! – приветствовал меня куривший на крыльце Дилан, один из аналитиков.
Кстати, интересный парень. На Земле он увлекался моделированием – собирал самолетики. А в Атхарте завел себе настоящий ангар, в котором бок о бок стояли маленькие «сесны», великолепные «фантомы», коллекционные «мессершмитты» и многое другое. И самое главное, все это летало!
Дилан кивнул на машину:
– Классная иллюзия. Особенно удался визг тормозов.
– Что у нас плохого? – поинтересовался я.
– Мне не докладывают, – пожал плечами Дилан. – Но хорошего явно ничего. Босс светится, как вывеска ночного клуба.
Я покачал головой. Когда Вирата был в дурном настроении, он излучал ярко-фиолетовые сполохи – единственный, пожалуй, признак его божественной сути. Заметив свет в Отделе Плановых Чудес, я отправился искать босса туда, но быстро' понял свою ошибку: сияние было теплым и, не побоюсь этого слова, благостным. К нам пожаловал ангел Хархуфий. Как бы я ни спешил, я не мог пройти мимо и не перекинуться с ним парой слов.
Раньше я робел перед Хархуфием. Ангелы слишком не люди… У них световые полосы-«крылья» за спиной и огромные тускло-голубые глаза. Но Хархуфий – отличный парень, а потом уже все остальное. Он даже сохранил некоторые черты индивидуальности: азиатские скулы и великолепный орлиный нос. Кроме того, он посвящен в «кухонные» тайны «Шамбалы» и готов рассказывать о них часами. Помню, меня потрясла такая история…
Один наш питерский парень получил от родителей старенькую «девятку». Машина три года стояла в гараже, порядком заржавела и вообще требовала вложений, как прорва. Когда она наконец оказалась на ходу, парень поехал на дачу. И что ты думаешь? Прямо на шоссе оказалась неогороженная яма… Машина снова отправилась к мастерам. Те сказали: продавай, пока не поздно. Движок стуканет со дня на день, и вообще машинка заколдованная… Парень не продал. Движок стуканул. С маниакальным упорством парень собрал денег и поменял движок.
На другой день утром он выехал в город, его остановили гаишники и потребовали дуть в трубочку. Парень дунул, ничего не опасаясь, так как накануне выпил только две бутылки пива. Трубочка показала роковую отметку. Возмущенный водитель потребовал экспертизу – в крови обнаружили алкоголь.
Начался новый этап хождения по мукам. Парень приготовил деньги на взятку, но в последний момент «нужный человек» чего-то испугался и передал дело в суд. Бедолага занял у всех и собрал новую сумму, больше прежней. И снова потерпел фиаско: в последний момент сменился судья, и парня таки лишили прав на два года. Он потом плакался друзьям, как несправедливо обошлась с ним судьба.
А Хархуфий рассказал мне, что каждая несчастная случайность была тщательно спланирована Фэйт. Ее курьеры убрали заграждение от ямы, воплощались в чиновников и гаишников; ее ангелы даже поработали с составом крови. А все для того, чтобы отвести от парня неминуемую смерть в автокатастрофе.
Я слушал ангела и вспоминал, не было ли мне знаков, намеков, что не стоит такого-то числа такого-то года выезжать из дому. Нет, знаков не было. Видимо, моя жизнь не представляла особой ценности для Фэйт.
Увидев меня, Хархуфий улыбнулся. Нет, не губами – лица у ангелов довольно невыразительные, – а как-то изнутри. У него на ладони светился маленький шарик – человеческое желание.
– Это девушка по имени Николь, – сообщил он. – Ей пятнадцать лет, и она ждет телефонного звонка от случайного знакомого. По прогнозам, он так и не позвонит. Он по ошибке стер ее телефон в мобильнике. К счастью, он еще не знает об этом, и мы восстановим номер.
– Ничего себе! – присвистнул я. Это было настоящее чудо, которое не мог сделать курьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47