Нам не желательно, а категорически необходимо знать свои возможные беды. Надо, как это делают военные, планируя наступление, позаботиться о коридорах для планомерного отхода, чтобы возможное отступление не превратилось в бегство.
И еще я преследовал одну корыстную цель. Не собрания я добивался — мозгового штурма. Обобщенная мысль людей, направленная в единое русло, неизбежно сталкивает, перелетает десятки разномастных идей, рождая при этом жизнеспособных мутантов. Один предлагает, другой развивает, третий формирует. Но каждый включается в творческий процесс придумывания.
Кроме чистого практического результата — решения предложенной задачи, достигаются побочные эффекты, например, ломка стереотипа мышления, а в нашем микроколлективе — отвлечение от трагичности происходящего. Лучше думать о том, что предпринять через минуту, час, день, чем представлять, когда и какой будет последняя минута. Нужно изменять ситуацию, а не страдать в ней.
Кроме того, при принятии коллегиального решения, а именно такое подразумевает мозговой штурм, никто в будущем не откажется от него, так как в этом решении присутствует и его творчество. Это будет понадежней расписки, заверенной печатью нотариальной конторы
Нет, нельзя отказываться от проведения общего собрания, кого бы и как это ни раздражало
— Я предлагаю тащить плот вперед, — кратко ответил я на поставленный Салифановым вопрос. — Назад хода нет, на месте хорошего ждать не приходится.
— Согласен! Стоило разводить трепотню, — перебил меня Сергей, сделав попытку подняться.
— Худший для нас вариант, — продолжил я старую тему, — это отсутствие в конце волока прохода в открытое море, — я говорил очевидные вещи, и Салифанов поморщился, выслушивая их.
Но необходимо было точно определить проблему, прежде чем предлагать методы борьбы с ней.
— Что делать, если в конечном итоге мы упремся в берег? — быстро нарисовал пальцем на песке два возможных вида берега. — Если этот, — указал я носком кеда, — перешеек узок. Мы разгружаем плот, срезаем часть камер и перетаскиваем его в самом узком месте до воды, — я резкой чертой рассек остров надвое. — Если с юга узкостей нет, мы обследуем остров на расстоянии пяти километров в обе стороны. Такой волок, я думаю, мы осилим даже против ветра.
Сергей с сомнением хмыкнул, но возражать не стал.
— Если остров равномерно широк, — обратился я ко второму рисунку, — мы полностью демонтируем плот и на его базе собираем меньший и его тянем к воде сколько необходимо.
— А если силенок не хватит? — начал включаться Сергей.
— Мы перетащим плот частями в несколько заходов. В крайнем случае соберем плот-лодку на три-четыре камеры и выйдем в море на нем.
— Это безумие! — убежденно сказала Войцева.
— Безумие — пассивно сидеть на острове, ожидая смерти, — поддержал меня Сергей.
— Далее, — продолжал я раскручивать пружину рассуждений, — предположим, что мы не можем уйти с острова вовсе.
Салифанов взглянул на меня с интересом. Первая часть моего «доклада», касающаяся ухода с острова, задела его мало. Наверное, он сам мозговал по этому поводу и ничего нового от меня не услышал. А вот возможность долговременного пребывания на острове им в расчет не бралось.
— Итак, мы заперты на острове, — повторил я, чувствуя воодушевление от того, что меня слушают. — Главная угроза для нас, — это звучало весомее и, главное, правильнее по смыслу, — отсутствие источников пресной воды Наш остаток составляет что-то около пятнадцати литров.
— Не больше двенадцати, — уточнил Сергей. Поправка существенная. Три литра в данном случае — это почти сутки жизни.
— Разбавив ее на пятьдесят процентов морской, мы доводим запас до двадцати четырех литров. Днем отсиживаемся в песчаных ямах под тентами, изготовленными из парусов и одеял. Одежду ежечасно смачиваем морской водой. Движение ограничиваем до минимума. Это позволит снизить водопотери раза в два-три. В самых низких местах острова попытаемся отрыть колодцы
— Безнадежно, если и докопаемся, то только до соленой, — высказал мнение Сергей.
— Попытаемся, — акцентировал я его внимание на слове. — Есть еще одна возможность разжиться водой, — я выдержал длинную паузу. Этой технической разработкой я не без основания гордился и мог позволить себе удовольствие эффектно ее преподнести.
— Не кокетничай. Мы оцениваем идеи, а не актерское мастерство, — скривился Салифанов. Сорвать аплодисменты не удалось.
— Тогда смотрите сюда, — я начал выцарапывать на песке схему.
— Запасную трубу каркаса сгибаем в центре под прямым углом. Получившееся колено устанавливаем на два камня раструбами вверх. Заливаем внутрь морскую воду. Под трубой разводим костер или устанавливаем горящий примус.
— Опреснитель! — догадалась Войцева.
С ее глаз сползла наконец муть безразличия. До того на Татьянином лице явственно читалась мысль: «Могу тащить. Могу не тащить. Как скажут»
Сергей с размаху хлопнул меня открытой ладонью по плечу. Заговорщически подмигнул.
— Все-таки ты не дурак, хотя иногда стараешься им казаться, — отпустил сомнительный комплимент.
Но он улыбался! За такую улыбку, без обычного сарказма, можно было простить его злой язык.
— Погодите радоваться, еще неизвестно, сколько эта штука будет вырабатывать воды, — остудил я их. — Но смысл верен, будем гнать дистиллированную воду. На концы трубы наденем резиновые мешки, которые будем остужать, обливая морской водой. Примерно так, — обвел я чертеж вокруг, заключив в широкий круг.
— Могу подсказать еще один способ, — оживился Сергей, — я смутно помню, но принцип работы такой. В песке копается ямка, сверху накрывается полиэтиленовой пленкой, внутрь устанавливается емкость Испаряющаяся почвенная вода оседает на пленке и истекает вниз. Ах да, — припомнил Сергей, — в центр пленки укладывается камешек, чтобы получилась воронка.
Теперь у нас было уже два способа добычи воды!
Перешли к продовольственному вопросу. Голод для нас был не столь опасен, но сбрасывать его со счетов было нельзя. Пища — дело кока. Сергей стал рассуждать вслух:
— Первыми будем съедать плохие, подгнившие, плесневелые продукты. Лучшие храним сколько возможно. Упор делаем на тушенку.
Я подумал, что ослышался, но Сергей подтвердил.
— Она долго не протянет — жесть проржавела до дыр. Вчера одну вздувшуюся банку уже пришлось выбросить. Горячее питание — раз в день. В ходовые дни сухомятный полдник — пара кусков сахара и сухарик. Варим только каши, для них воды требуется меньше. Готовим по возможности на кострах, бензин на исходе. Калорийность усеченного пайка составит, — Сергей почесал в затылке, подсчитывая что-то в уме, — пятьсот-семьсот калорий, в будущем меньше. Во время ночевок будем на берегу устанавливать веревочные силки на морскую птицу. Попытаемся ловить рыбу. По моей линии все, — закончил Сергей.
Оставался последний вопрос повестки дня.
— Теперь о возможности подачи сигналов бедствия. Надо организовать постоянное наблюдение за небом. Возможно, над нами проходят маршруты Аэрофлота. Возле постоянного лагеря или в местах привалов необходимо заранее поставить сигнальные костры. Чтобы дым был заметнее, в огонь будем бросать куски резины от камер.
— Необходимо при движении держать на плоту банки, на треть заполненные песком. Если в них плеснуть бензин и поджечь, будет тот же эффект черного дыма, — подсказал Сергей.
— Кроме того, надо собрать на плот все блестящие предметы, вплоть до золотинок от конфет. Отблески зеркальных и блестящих поверхностей возможно заметить с самолета на расстоянии до тридцати километров. — Я понял, что мне не поверили, привел исторический прецедент. — Экспедиция Нобиле спаслась благодаря только золотинке от шоколада, наклеенной на кусок фанеры! Метод проверенный. В случае пролета самолета будем направлять на него отраженные солнечные лучи. Ночью — лунные или фонарик. На верхушке мачты надо закрепить пестрое полотнище. Вот теперь и у меня все.
— Тебе ночные бдения идут на пользу, — признал Сергей.
В путь собрались быстро. Хотя, что нищему собираться, только пояс затянуть. Встали по местам, или, как говорят на флоте, согласно штатному расписанию. Пальцы привычно обвились вокруг труб. Нам не надо было думать, как тащить плот. За трое суток приноровились. Тело само нашло наиболее удобные уклоны, ритм шагов. Оглянулись в последний раз на берег, где только что бурно дискутировали, и пошли. Кто знает, может, уже через несколько дней придется вернуться сюда, толкая плот уже в противоположную сторону.
Глава 16
Четвертые сутки волока…
— Кто в Аральске ходил в магазин? — спросил Салифанов, поднявшись от продуктового рюкзака.
Я не понял его. Нет, общий смысл фразы уловил. Но Аральск, магазин, продавец, покупка — звучало как-то нереально. Это было так давно и так далеко, что мне трудно было связать их и голый, из песка и ракушечника остров, где мы находимся, в единое целое. Это было несоизмеримо! Несколько дней здесь зачеркнули всю прошлую жизнь. Словно ее и не было, а я читал про одного человека, который родился в центре Евро-Азиатского материка, рос себе, ходил в школу и в лес по грибы. Он мне был симпатичен, но его самого и мир, его окружающий, я не воспринимал как реально существующие. Прелестная выдумка, и только! Я мог умиляться, негодовать, даже всплакнуть над случившимися с ним историями, но потом, отодвинув в сторону книжку, пойти на ближайший бархан за сухими ветками саксаула. И вот это была правда. И нескончаемый ветер с моря, и измученные глаза Сергея и Татьяны, и квадратный тридцатиграммовый сухарик на обед, и двенадцать литров воды в баке. У меня не осталось биографии, кроме последних двух недель!
— Кто умудрился свалять такого дурака? — еще раз, уже со злостью в голосе, спросил Сергей. — Что теперь есть? Песок? Или кору с саксаула?
Он держал в вытянутой руке серый бумажный пакет, как будто проверял его на вес.
— Три килограмма муки вместо манки! Куда глаза глядели! — в его голосе сквозило почти отчаяние.
Все его рассчитанное на много дней меню летело к черту. Кто дал маху, сейчас установить было невозможно. Закупки было оптовыми, сбрасывали в рюкзаки кульки, пакеты, банки не глядя, что внутри. Местное население, наблюдавшее масштабы нашего «отоваривания», уже напирало на прилавок, предполагая перебои в снабжении. Мы стали невольными виновниками опустошения складских помещений магазина. В такой суматохе можно было сахар с уксусом перепутать, не говоря уже о манке с мукой, которые по внешнему виду напоминают друг друга. Удивительным лично для меня было то, что мука, в отличие от десятков наименований других продуктов, сдюжила весь путь. Выброс был более сорока процентов.
— Сегодня мне претензий насчет обеда прошу не предъявлять, — предупредил Салифанов, засыпая муку в кипящую морскую воду. Поколебавшись недолго над открытой банкой, Сергей ухнул всю тушенку в кастрюлю. Это было расточительством, но хранить мясо было негде, на жаре оно загнивало в считанные минуты.
Я бродил возле кострища, кося глазами в кастрюлю, испытывая недоверие к булькающей похлебке. Ни запах, ни внешний вид ее аппетита не вызывали. Во мне одновременно соседствовали голод и тошнота. Я очень хотел есть, но очень не хотел есть именно эту болтанку.
— Попробуешь? — спросил Сергей, протягивая мне ложку.
Я отрицательно замотал головой. Сергей уныло посмотрел на суп, подул на него для порядка и пропихнул ложку в рот. Снимал он пробу лишь по привычке, следуя выработанному поварскому рефлексу. Пересолить еду он не мог — куда уж дальше — вода морская. Злоупотреблять специями тем более: их у нас просто не было.
— Сойдет, — поморщился Сергей. Я видел, что ему очень хочется выплюнуть супчик в песок, но он, сделав усилие, проглотил его.
— Разбирайте ложки, — пригласил он всех к столу. Но на этот раз, как мы ни хотели есть, перебороть чувство отвращения не смогли. С трудом осилили на троих один половник.
— Зажрались? — ворчал Салифанов, вылавливая в супе кусочки мяса. — Мука им не еда!
Я лениво скоблил передними зубами обеденный сухарик, пытаясь забить привычным хлебным вкусом тошнотворные ощущения, вызванные мучной болтанкой. Конечно, не мука была тому виной — морская вода. Она могла нейтрализовать и более «крепкие» во вкусовых отношениях продукты.
Сергей еще недолго поковырялся в кастрюле и с сожалением выплеснул суп. В животе было тоскливо. Сухарик растравил желания. В желудке проснулись здоровые инстинкты. Он требовал калорий.
— Может, попробовать из муки лепешки испечь? — предложил Сергей безумную идею.
Пропадающая мука не давала ему покоя. Загорелся, его просто обуял кулинарный зуд.
— А что? Как сковородку используем крышку от кастрюли или плоский камень.
— Без жира лепешек не испечешь, — возразила Татьяна.
— Жир, жир, жир, — забубнил Салифанов, соображая, как разрешить эту проблему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
И еще я преследовал одну корыстную цель. Не собрания я добивался — мозгового штурма. Обобщенная мысль людей, направленная в единое русло, неизбежно сталкивает, перелетает десятки разномастных идей, рождая при этом жизнеспособных мутантов. Один предлагает, другой развивает, третий формирует. Но каждый включается в творческий процесс придумывания.
Кроме чистого практического результата — решения предложенной задачи, достигаются побочные эффекты, например, ломка стереотипа мышления, а в нашем микроколлективе — отвлечение от трагичности происходящего. Лучше думать о том, что предпринять через минуту, час, день, чем представлять, когда и какой будет последняя минута. Нужно изменять ситуацию, а не страдать в ней.
Кроме того, при принятии коллегиального решения, а именно такое подразумевает мозговой штурм, никто в будущем не откажется от него, так как в этом решении присутствует и его творчество. Это будет понадежней расписки, заверенной печатью нотариальной конторы
Нет, нельзя отказываться от проведения общего собрания, кого бы и как это ни раздражало
— Я предлагаю тащить плот вперед, — кратко ответил я на поставленный Салифановым вопрос. — Назад хода нет, на месте хорошего ждать не приходится.
— Согласен! Стоило разводить трепотню, — перебил меня Сергей, сделав попытку подняться.
— Худший для нас вариант, — продолжил я старую тему, — это отсутствие в конце волока прохода в открытое море, — я говорил очевидные вещи, и Салифанов поморщился, выслушивая их.
Но необходимо было точно определить проблему, прежде чем предлагать методы борьбы с ней.
— Что делать, если в конечном итоге мы упремся в берег? — быстро нарисовал пальцем на песке два возможных вида берега. — Если этот, — указал я носком кеда, — перешеек узок. Мы разгружаем плот, срезаем часть камер и перетаскиваем его в самом узком месте до воды, — я резкой чертой рассек остров надвое. — Если с юга узкостей нет, мы обследуем остров на расстоянии пяти километров в обе стороны. Такой волок, я думаю, мы осилим даже против ветра.
Сергей с сомнением хмыкнул, но возражать не стал.
— Если остров равномерно широк, — обратился я ко второму рисунку, — мы полностью демонтируем плот и на его базе собираем меньший и его тянем к воде сколько необходимо.
— А если силенок не хватит? — начал включаться Сергей.
— Мы перетащим плот частями в несколько заходов. В крайнем случае соберем плот-лодку на три-четыре камеры и выйдем в море на нем.
— Это безумие! — убежденно сказала Войцева.
— Безумие — пассивно сидеть на острове, ожидая смерти, — поддержал меня Сергей.
— Далее, — продолжал я раскручивать пружину рассуждений, — предположим, что мы не можем уйти с острова вовсе.
Салифанов взглянул на меня с интересом. Первая часть моего «доклада», касающаяся ухода с острова, задела его мало. Наверное, он сам мозговал по этому поводу и ничего нового от меня не услышал. А вот возможность долговременного пребывания на острове им в расчет не бралось.
— Итак, мы заперты на острове, — повторил я, чувствуя воодушевление от того, что меня слушают. — Главная угроза для нас, — это звучало весомее и, главное, правильнее по смыслу, — отсутствие источников пресной воды Наш остаток составляет что-то около пятнадцати литров.
— Не больше двенадцати, — уточнил Сергей. Поправка существенная. Три литра в данном случае — это почти сутки жизни.
— Разбавив ее на пятьдесят процентов морской, мы доводим запас до двадцати четырех литров. Днем отсиживаемся в песчаных ямах под тентами, изготовленными из парусов и одеял. Одежду ежечасно смачиваем морской водой. Движение ограничиваем до минимума. Это позволит снизить водопотери раза в два-три. В самых низких местах острова попытаемся отрыть колодцы
— Безнадежно, если и докопаемся, то только до соленой, — высказал мнение Сергей.
— Попытаемся, — акцентировал я его внимание на слове. — Есть еще одна возможность разжиться водой, — я выдержал длинную паузу. Этой технической разработкой я не без основания гордился и мог позволить себе удовольствие эффектно ее преподнести.
— Не кокетничай. Мы оцениваем идеи, а не актерское мастерство, — скривился Салифанов. Сорвать аплодисменты не удалось.
— Тогда смотрите сюда, — я начал выцарапывать на песке схему.
— Запасную трубу каркаса сгибаем в центре под прямым углом. Получившееся колено устанавливаем на два камня раструбами вверх. Заливаем внутрь морскую воду. Под трубой разводим костер или устанавливаем горящий примус.
— Опреснитель! — догадалась Войцева.
С ее глаз сползла наконец муть безразличия. До того на Татьянином лице явственно читалась мысль: «Могу тащить. Могу не тащить. Как скажут»
Сергей с размаху хлопнул меня открытой ладонью по плечу. Заговорщически подмигнул.
— Все-таки ты не дурак, хотя иногда стараешься им казаться, — отпустил сомнительный комплимент.
Но он улыбался! За такую улыбку, без обычного сарказма, можно было простить его злой язык.
— Погодите радоваться, еще неизвестно, сколько эта штука будет вырабатывать воды, — остудил я их. — Но смысл верен, будем гнать дистиллированную воду. На концы трубы наденем резиновые мешки, которые будем остужать, обливая морской водой. Примерно так, — обвел я чертеж вокруг, заключив в широкий круг.
— Могу подсказать еще один способ, — оживился Сергей, — я смутно помню, но принцип работы такой. В песке копается ямка, сверху накрывается полиэтиленовой пленкой, внутрь устанавливается емкость Испаряющаяся почвенная вода оседает на пленке и истекает вниз. Ах да, — припомнил Сергей, — в центр пленки укладывается камешек, чтобы получилась воронка.
Теперь у нас было уже два способа добычи воды!
Перешли к продовольственному вопросу. Голод для нас был не столь опасен, но сбрасывать его со счетов было нельзя. Пища — дело кока. Сергей стал рассуждать вслух:
— Первыми будем съедать плохие, подгнившие, плесневелые продукты. Лучшие храним сколько возможно. Упор делаем на тушенку.
Я подумал, что ослышался, но Сергей подтвердил.
— Она долго не протянет — жесть проржавела до дыр. Вчера одну вздувшуюся банку уже пришлось выбросить. Горячее питание — раз в день. В ходовые дни сухомятный полдник — пара кусков сахара и сухарик. Варим только каши, для них воды требуется меньше. Готовим по возможности на кострах, бензин на исходе. Калорийность усеченного пайка составит, — Сергей почесал в затылке, подсчитывая что-то в уме, — пятьсот-семьсот калорий, в будущем меньше. Во время ночевок будем на берегу устанавливать веревочные силки на морскую птицу. Попытаемся ловить рыбу. По моей линии все, — закончил Сергей.
Оставался последний вопрос повестки дня.
— Теперь о возможности подачи сигналов бедствия. Надо организовать постоянное наблюдение за небом. Возможно, над нами проходят маршруты Аэрофлота. Возле постоянного лагеря или в местах привалов необходимо заранее поставить сигнальные костры. Чтобы дым был заметнее, в огонь будем бросать куски резины от камер.
— Необходимо при движении держать на плоту банки, на треть заполненные песком. Если в них плеснуть бензин и поджечь, будет тот же эффект черного дыма, — подсказал Сергей.
— Кроме того, надо собрать на плот все блестящие предметы, вплоть до золотинок от конфет. Отблески зеркальных и блестящих поверхностей возможно заметить с самолета на расстоянии до тридцати километров. — Я понял, что мне не поверили, привел исторический прецедент. — Экспедиция Нобиле спаслась благодаря только золотинке от шоколада, наклеенной на кусок фанеры! Метод проверенный. В случае пролета самолета будем направлять на него отраженные солнечные лучи. Ночью — лунные или фонарик. На верхушке мачты надо закрепить пестрое полотнище. Вот теперь и у меня все.
— Тебе ночные бдения идут на пользу, — признал Сергей.
В путь собрались быстро. Хотя, что нищему собираться, только пояс затянуть. Встали по местам, или, как говорят на флоте, согласно штатному расписанию. Пальцы привычно обвились вокруг труб. Нам не надо было думать, как тащить плот. За трое суток приноровились. Тело само нашло наиболее удобные уклоны, ритм шагов. Оглянулись в последний раз на берег, где только что бурно дискутировали, и пошли. Кто знает, может, уже через несколько дней придется вернуться сюда, толкая плот уже в противоположную сторону.
Глава 16
Четвертые сутки волока…
— Кто в Аральске ходил в магазин? — спросил Салифанов, поднявшись от продуктового рюкзака.
Я не понял его. Нет, общий смысл фразы уловил. Но Аральск, магазин, продавец, покупка — звучало как-то нереально. Это было так давно и так далеко, что мне трудно было связать их и голый, из песка и ракушечника остров, где мы находимся, в единое целое. Это было несоизмеримо! Несколько дней здесь зачеркнули всю прошлую жизнь. Словно ее и не было, а я читал про одного человека, который родился в центре Евро-Азиатского материка, рос себе, ходил в школу и в лес по грибы. Он мне был симпатичен, но его самого и мир, его окружающий, я не воспринимал как реально существующие. Прелестная выдумка, и только! Я мог умиляться, негодовать, даже всплакнуть над случившимися с ним историями, но потом, отодвинув в сторону книжку, пойти на ближайший бархан за сухими ветками саксаула. И вот это была правда. И нескончаемый ветер с моря, и измученные глаза Сергея и Татьяны, и квадратный тридцатиграммовый сухарик на обед, и двенадцать литров воды в баке. У меня не осталось биографии, кроме последних двух недель!
— Кто умудрился свалять такого дурака? — еще раз, уже со злостью в голосе, спросил Сергей. — Что теперь есть? Песок? Или кору с саксаула?
Он держал в вытянутой руке серый бумажный пакет, как будто проверял его на вес.
— Три килограмма муки вместо манки! Куда глаза глядели! — в его голосе сквозило почти отчаяние.
Все его рассчитанное на много дней меню летело к черту. Кто дал маху, сейчас установить было невозможно. Закупки было оптовыми, сбрасывали в рюкзаки кульки, пакеты, банки не глядя, что внутри. Местное население, наблюдавшее масштабы нашего «отоваривания», уже напирало на прилавок, предполагая перебои в снабжении. Мы стали невольными виновниками опустошения складских помещений магазина. В такой суматохе можно было сахар с уксусом перепутать, не говоря уже о манке с мукой, которые по внешнему виду напоминают друг друга. Удивительным лично для меня было то, что мука, в отличие от десятков наименований других продуктов, сдюжила весь путь. Выброс был более сорока процентов.
— Сегодня мне претензий насчет обеда прошу не предъявлять, — предупредил Салифанов, засыпая муку в кипящую морскую воду. Поколебавшись недолго над открытой банкой, Сергей ухнул всю тушенку в кастрюлю. Это было расточительством, но хранить мясо было негде, на жаре оно загнивало в считанные минуты.
Я бродил возле кострища, кося глазами в кастрюлю, испытывая недоверие к булькающей похлебке. Ни запах, ни внешний вид ее аппетита не вызывали. Во мне одновременно соседствовали голод и тошнота. Я очень хотел есть, но очень не хотел есть именно эту болтанку.
— Попробуешь? — спросил Сергей, протягивая мне ложку.
Я отрицательно замотал головой. Сергей уныло посмотрел на суп, подул на него для порядка и пропихнул ложку в рот. Снимал он пробу лишь по привычке, следуя выработанному поварскому рефлексу. Пересолить еду он не мог — куда уж дальше — вода морская. Злоупотреблять специями тем более: их у нас просто не было.
— Сойдет, — поморщился Сергей. Я видел, что ему очень хочется выплюнуть супчик в песок, но он, сделав усилие, проглотил его.
— Разбирайте ложки, — пригласил он всех к столу. Но на этот раз, как мы ни хотели есть, перебороть чувство отвращения не смогли. С трудом осилили на троих один половник.
— Зажрались? — ворчал Салифанов, вылавливая в супе кусочки мяса. — Мука им не еда!
Я лениво скоблил передними зубами обеденный сухарик, пытаясь забить привычным хлебным вкусом тошнотворные ощущения, вызванные мучной болтанкой. Конечно, не мука была тому виной — морская вода. Она могла нейтрализовать и более «крепкие» во вкусовых отношениях продукты.
Сергей еще недолго поковырялся в кастрюле и с сожалением выплеснул суп. В животе было тоскливо. Сухарик растравил желания. В желудке проснулись здоровые инстинкты. Он требовал калорий.
— Может, попробовать из муки лепешки испечь? — предложил Сергей безумную идею.
Пропадающая мука не давала ему покоя. Загорелся, его просто обуял кулинарный зуд.
— А что? Как сковородку используем крышку от кастрюли или плоский камень.
— Без жира лепешек не испечешь, — возразила Татьяна.
— Жир, жир, жир, — забубнил Салифанов, соображая, как разрешить эту проблему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36