Итак, семнадцатая… тридцать четвертая… пятьдесят первая.
Все эти строки упорно повторяют одну и ту же мысль.
На 17-й читаю: «И остров общий с давних пор»…
На 34-й – «И знойный остров заточенья»
И, наконец, на 51-й прямо сказано: «Песчаный виден островок».
Вот что должны были прочитать Порошины, чтоб след Веригина и его открытия не потерялись!
Остров… островок… Значит, Веригин скрывался где-то на острове.
Но как же так? Ни морей, ни рек около Славска нет. Только болота и болота. С какого «острова» приходил, или приезжал, или приплывал Веригин к доктору Климову?
Остров на болоте? Возможно ли?
Едва дождался девяти часов утра. Позвонил в Институт болотоведения:
– Простите, извините, но бывают ли на болотах острова?
– Еще бы! Даже партизаны на них жили. И самолеты садились на такие острова.
– Спасибо!
Как же случилось, что я раньше не догадался заглянуть в шестой том академического издания Пушкина! Ведь вот он стоит передо мной в книжном шкафу за стеклом рядом с Бальзаком и Стендалем…
И кто только не виноват передо мной в том, что я не раскрыл десятой главы!
Конечно, во всем виноват ты, телефон. Эти звонки, суета, беготня, трамваи, такси, выхлопные газы под окном, бессонница, перенапряжение сердца, встречи неожиданные и запоздалые, нужные и напрасные.
Я обвинил всех и успокоился. А потом опять взялся за себя.
Хорош я! Хорош! Где глаза мои были? Где?
Итак, скорей в Славск. В болотах около Славска разыскать островок, где жил Веригин.
Самолет деловито побежал по дорожке. Собрал силы и поднялся в воздух. И тут, в самолете, посмотрев на уходящее здание аэропорта, я подумал:
«Да! Да! Всего в „Онегине“ восемь глав. Это известно из любой хрестоматии. Есть еще девятая глава, неполная, – „Путешествие Онегина“. Она печатается обычно отдельно. Десятая же хранилась непрочитанной чуть ли не полвека в частных собраниях. И только в 1937 году она была опубликована. И ключ к ней была цифра „16“. А открыл это ученый-пушкиновед П. О. Морозов».
Откуда Веригин мог знать об этой «потаенной главе» Пушкина?
Вероятно, Веригин вместе со своими друзьями познакомился в прошлом веке с десятой главой «Евгения Онегина», увидев ее в чьей-нибудь коллекции. Эта крамольная глава, наверно, ходила по рукам в списках. И, наверно, была кем-то расшифрована еще тогда. А может быть, цифра «16» была известна современникам Пушкина с его собственных слов?
Часть девятая
ДРУГОЙ СПОЕТ ОБ ЭТОМ ЛУЧШЕ
ПОТАЕННЫЙ ОСТРОВ БЕРЕЖНОЙ
В райисполкоме города Славска я рассказал о Веригине, который был здесь сто Лет назад под именем француза Лорена (в Славске его называли «мосье Пьер»). Преследуемый полицией, он, как видно из его шифровки, укрывался на каком-то острове.
Но какой же может быть остров в районе Славска?!
Предисполкома значительно улыбнулся:
– Понимаю ваше недоумение. Сейчас говорить не буду, а вот спешно соберу совещание, заслушаем ваше сообщение. А знающие люди внесут полную ясность в этот вопрос.
И вот что я узнал.
В неоглядном болотном океане вокруг Славска есть много островов. Сколько их? Никто не подсчитал. Их оставил здесь отступивший ледник. И нет ни пути, ни дороги к этим островам. Лишь пролетающим птицам дают они временный приют. А постоянно там живут только крысы да болотные гады.
Но средь этих островов есть один. Особенный. По названию «Бережной». Всего в нескольких километрах от Славска. И на этом острове Бережном жили люди… Никто не скажет, когда они заселили остров. Может, это было двести, а может, триста или четыреста лет назад. Спасаясь ли от царского войска, или от хищных бояр, или каких других разбойников и тиранов, люди проложили в болотах совсем незаметную тропинку к острову Бережному. Протянули узкую гать к заветному острову.
Сколько труда положили люди! Устилали хворост, в мешках и корзинах приносили песок, забивали сваи, укладывали кирпич, камни, доски.
Так через трясины и торфяники, через «окна» и зыбуны по земле, которая ходит ходуном, на несколько верст протянулась эта потаенная тропа. Шаг вправо от нее, шаг влево – все равно гибель. А мелкий ельничек, черный орешник, худые березки прятали ее от злого чужого глаза.
И только в 1812 году, когда неведомыми путями до острова дошла весть о нашествии Наполеона, опустел потаенный остров. Народ ушел выручать родину, воевать с врагом. Ушел вместе со своими семьями. Держа на поводу коня, а в корзинке курицу или цыплят, они шли гуськом, один за другим по узенькой гати с острова на «твердую» землю.
Наполеона прогнали. Но на остров после войны уже никто не вернулся. И Бережной стал необитаем. А о потаенной тропке все, казалось, забыли.
Тогда, на совещании, я убедился: никто не сомневался, что на Бережном я найду следы Веригина. Но радость смешалась в моей душе с грустью: нет уж на свете краеведа Савича. А ведь он-то, наверно, дознался до тайны острова и вызвал меня телеграммой в Славск. А я опоздал… И вот теперь я один буду искать следы Веригинал
ЯДОВИТЫЕ КНИГИ, КУБКИ И БЕССМЕРТНОЕ РАСТЕНИЕ ИЗ ГВИАНЫ
Под вертолетом, куда ни посмотри, – болота и болота… Но вот и остров. Ледник, отступая, отчеканил его рельеф. Я спустился с вертолета на высокий песчаный обрывистый берег.
Вертолет улетел.
…Если бы в шумный московский день, где за окном гул и грохот грузовых, шуршание легковых машин и гудки, гудки прогулочных теплоходов, через большое раскрытое окно на третьем этаже глянула с улицы продолговатая морда динозавра с его маленькими глазками, я бы не удивился так, как удивился сейчас лягушке. Прыгнув из травы, она скользко тронула мою руку. Я схватил ее. Она но сопротивлялась. Спокойно сидела на моей ладони. Выпуклые большие глаза неотрывно и без страха уставились на меня. Дышала она сильно и часто, набирая воздух, точно силясь сказать мне что-то важное. Она вела себя так, словно никогда и не видела человека: не пугалась и меня.
Но при чем же тут мое удивление?
Дело в том, что схватил я лягушку потому, что на ее левой передней лапке что-то блеснуло. Я всмотрелся. Кольцо! Плоское кольцо. Я осторожно потер его, и на блеснувшей поверхности стала проступать нацарапанная чем-то острым мелкая-мелкая надпись:
"№ 17, 1866, Вер…»
Вот это сюрприз!
Прошло более ста лет с того дня, когда Веригин сделал эту надпись…
Ты поедешь со мной в Москву, небывалое сокровище, оставленное Веригиным. В Москву! В научный институт. Ты – семнадцатое подопытное животное, воспринявшее наследственный ген тысячелетней жизни, взятый Веригиным у растений. И сколько же их здесь, на этом острове среди болот, таких подопытных существ – насекомых, птиц, крыс?
Заповедный, чудесный остров!
Лягушку № 17 я осторожно опустил в свой емкий портфель, привезенный из Карловых Вар. Устлал его травой. Оставил приоткрытым для доступа воздуха.
Я стоял над обрывом. А внизу – болото.
Надо мной – две сосны, а меж ними – валун, похожий на огромного спящего безрогого вола. Ледник оставил его на память о своем отступлении. Тут же торчат из земли какие-то сгнившие столбы. Возможно, здесь были врыты стол, скамейка, стоял навес.
Раздвинул кусты. И сверху увидел на черном зеркале болота что-то напоминающее гать.
В два ряда растут елочки и березки. Качающаяся трясина. Двадцать – тридцать шагов гать идет по болоту. И вдруг – вода. Гать затоплена.
А что, если еще при Веригине оборвалась ниточка, которая связывала его со Славском, с его другом доктором, со всем остальным большим миром?
Один! Совсем один! Летом и зимой! Чем он питался? Голубика? Клюква? Мед пчел?..
Так думал я, стоя у края обрыва, над гатью, которая тянулась и обрывалась в двадцати шагах от края болота.
Но хватит! Уж очень черна вода болота, затопившая гать. Пора приниматься за дело. Надо осмотреть остров.
Сделал несколько шагов. Сколько здесь, на острове, валунов! И все – разные геометрические фигуры. Будто ледник, отступая, поглядывал в гигантский раскрытый учебник стереометрии. Ветер перелистывал перед ледником страницы книги, а ледник по рисункам учебника обтачивал фигуры валунов и оставлял их здесь на память о себе.
Я поднялся на самую высокую точку обрыва. Понял: остров полого опускается к юго-западу и там постепенно затопляется болотом.
Осторожно обходя старые замшелые валуны, я увидел несколько развалившихся хат, заросших крапивой, лопухом и кипреем.
«Но где же жил Веригин?» – подумал я. И тут же решил: сначала пересеку остров, а затем обойду вокруг.
Я медленно шел, стараясь запомнить все, что мне встречалось по пути.
И вот на юго-западной части острова, на самом спуске, я увидел довольно странные растения, посаженные через равные интервалы. Они росли в строгом порядке, тянулись шагов на триста – пятьсот, как бы окаймляли одну сторону острова. С листьев одного такого растения рвалась, билась, пыталась улететь стрекоза.
Росянка! Она привлекала стрекозу и теперь не отпускала ее. Росянка собиралась позавтракать стрекозой.
Лента росянок вдруг оборвалась. А через сто шагов началась лента других растений. Вот они стоят здесь, у края острова, в болоте, приподняв свои головки, похожие на кубки… Я читал и на рисунках видел, как эти тропические насекомоядные растения заманивают своим запахом гигантских бабочек, мелких птичек и постепенно их пожирают.
Жители тропиков! Каким чудом попали вы сюда?
А вот и третья маленькая лента. Растения, чьи головки напоминают раскрытые книги. Снова – насекомоядные жители тропиков. «Растения-книги» раскрыты – ждут добычу. Подлетит стрекоза или бабочка, прикоснется к сладкому, пахучему соку«книга» захлопнется. Она начнет пожирать свою живую жертву.
Растения далеких джунглей! Растения-хищники! И вы были участниками опытов искателя утерянного тысячелетия!
Сто лет прошло! И сегодня у вас, потомки обитателей тропиков, как и у ваших далеких предков, кубки полны яда и раскрыты ваши смертоносные «книги».
Пройдя несколько шагов, я остановился, полный удивления, перед огромными корнями, которые широко и мощно лежали на земле в тени кроны.
Аргентинское омбу! Нет человека, говорят и ученые и мифы, который видел бы умершее омбу. Будто никогда не умирает это дерево. Ботаники рассказывают, что засухи оно не боится, а когда мороз губит его листья, то на смену им вырастают другие.
Скажи, бессмертное дерево, чем ты помогло Веригину в его поиске утраченного человеком тысячелетия?
Несколько поодаль от омбу я увидел растение с веерообразными листьями. Оно показалось мне знакомым. Ну конечно, священное растение из Гвианы. Я сразу узнал его по описанию Веригина. Значит, не зря собрал он лилово-синие бархатистые семена этого удивительного растения.
Однако где же на острове было жилье Веригина? Я вернулся к развалившимся хатам. Солнце уже перевалило за полдень. Скоро за мной прилетит вертолет. А вдруг не прилетит? Не хотел бы я остаться на ночь здесь, где у болот покачиваются кубки, полные яда, и где зловещие «книги», растения-хищники, пребывают в голодном томлении – ждут, скоро ли к ним попадет очередная жертва.
Однако я устал. Сел на бревно. Рука скользнула по длинному прохладному листу какого-то растения. Глянули замер: во все стороны (как щупальца осьминога!) распластались по земле листья длиной в метр. И ты, дерево по имени «вельвичия мирабилис», оказалось здесь? Что привело тебя из Африки в нашу страну, на этот островок среди бескрайних болот?
Семь тысяч лет живет секвойя. Но сегодня ученые утверждают: самое долговечное дерево на земле не секвойя, а вельвичия. Здесь, на этом островке, среди болот, твой ствол прячется в земле совсем так, как в Юго-Западной Африке, где он вынужден спасаться от пыльных иссушающих бурь. Сырые болотные ветры трогают, колеблют твои метровые листья, бессмертное дерево. И рядом с тобой обыкновенный наш иван-чай покачивает свои маленькие ланцетные листики.
До свиданья, бессмертное дерево. Иду дальше. Не успокоюсь, пока не найду, где жил Веригин.
«ДРУГОЙ СПОЕТ ОБ ЭТОМ ЛУЧШЕ»
Густые кусты, папоротник, сосенки и сосны. А там, вда – ли, чернеют стены хаты с провалившейся крышей. «Здесь он жил», – сказал я себе. Остановился. Перевел дыхание. Что-то ждет меня там? Что найду в этом доме?
Вот остаток крыльца. Все заросло травой и кустарником. Крыша хаты совсем провалилась. Лишь местами по краям ее осталась щепа.
Лежит большая тесовая дверь, сорвавшаяся с петель. И высокая бледно-зеленая трава, проросшая меж ступенек сгнившего крыльца, хочет войти в хату.
В сенях полутьма. По сгнившим ступенькам я вошел в сени. Что-то резко ударило меня по ноге. Разглядел – крысы. Дверь из сеней в хату закрыта, а за ней какие-то звуки. Толкнул дверь. Рванул, Приоткрыл. И сразу оказался в большой, светлой комнате. Рам нет. Сквозь проемы окон свесились в комнату ветки. Они качаются на легком ветру и мерно и часто бьют, ударяются по длинному ветхому столу. Так вот откуда удары, шорохи. Потолок провалился, и одна доска свесилась, уперлась в этот длинный стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32