— И?
— И завтра он захочет встретиться с вами.
— Я не поеду.
— Правильно, потому что там может быть ордер на ваш арест.
Лавиния поиграла дребезжащим сломанным веером и отбросила его.
— Разумнее всего нам немедленно отплыть, — осторожно вставил Троглио.
— Н-да, — кивнула Лавиния, — но у меня есть дела в городе.
Гость с берега расплылся в улыбке:
— Я, собственно, по этому делу и приехал.
— Ну-ну.
— Вам не следует появляться в городе.
— Но мне нужны наличные деньги, — сузив глаза по своему обыкновению и внимательно рассматривая толстяка, сказала Лавиния.
— Я помогу вам.
— Каким образом?
— Вы сейчас дадите мне вексель на сто тысяч, а я сегодня ночью доставлю вам шестьдесят тысяч на борт «Агасфера».
Это было откровенным вымогательством. Троглио промолчал, стараясь предугадать, какой будет реакция его вспыльчивой хозяйки. Вообще-то, наглецов она не любила, но на этот раз у нее не было выхода.
— Ваша услужливость, мистер Майкельсон, будет мне стоить недешево, — усмехнулась мисс Биверсток, и толстяк низко поклонился. — Но, насколько я могу судить, вы все рассчитали верно.
Майкельсон поклонился еще ниже.
— Троглио, принеси бумагу.
Гость тут же достал из кармана своего камзола сложенный вдвое лист.
— Зачем терять время?
— Вы ехали сюда, будучи уверенным, что я приму ваше предложение?
— Я ехал сюда, будучи уверен в том, что вы умный человек, мисс.
— А если у прокурора ничего нет и вы меня надули? — спросила Лавиния, беря в руки перо. — Или вы, допустим, взяв сейчас это обязательство, исчезнете и я не получу вообще никаких денег?
— Неужели вы думаете, что я посмел бы шутить с Лавинией Биверсток, — сказал он очень серьезным голосом, и красавице это понравилось.
Майкельсон не обманул, и, приняв на борт сундук с деньгами, «Агасфер» вышел в море.
Капитан Фокс и Троглио зашли к своей хозяйке, чтобы узнать, куда держать путь.
— На Санта-Каталану.
— Что?! — воскликнул Троглио.
— Может, прямо к черту в ад? — спросил капитан.
— Судя по всему, мы можем выиграть, только находясь у самого жерла вулкана. Но никто ведь не заставляет нас прыгать туда.
Глава девятнадцатая
Осада
Через две недели плавания, прошедшего без происшествий, флотилия из четырех кораблей и пяти вспомогательных судов появилась у берегов Санта-Каталаны. Береговая охрана испанцев состояла из двух галеонов и нескольких судов помельче. Дон Мануэль не решился встретить неприятеля в открытом море. Он приказал снять пушки с обоих галеонов и укрепить ими батареи внешнего форта, а сами суда затопить у входа в бухту.
Завидев лес торчащих из воды мачт, сэр Блад помрачнел, втайне он надеялся на неопытность своего юного противника — теперь с этими надеждами приходилось прощаться. Судя по всему, с моря город неприступен.
По своей форме остров напоминал тень, отбрасываемую графином. Причем испанская крепость находилась в том месте, где должна быть пробка, и, чтобы ее атаковать, надо было преодолеть непроходимый лес на перешейке. Мрачно покуривая, капитан Блад приказал готовиться к высадке. С большим трудом им удалось найти подходящую бухту.
Высадку приходилось производить с соблюдением всех мер предосторожности. Испанцы, хорошо знающие эти места, вполне могли встретить их огнем. Один из шлюпов сел на камни. Тем не менее к концу дня на берегу благополучно оказалось больше тысячи человек и около шестидесяти пушек. По расчетам капитана Блада, в крепости тоже насчитывалось не меньше тысячи человек плюс команды затопленных галеонов.
Ночь была тревожной. Лагерь пришлось оцепить полусотней костров, до полутора сотен человек непрерывно бодрствовали с мушкетами и пистолетами наизготовку. Но испанцы ночью не пытались что-либо предпринять. Сражение в ночных джунглях, видимо, не относилось к числу любимых ими развлечений.
В течение следующего дня армия сэра Блада продиралась сквозь заросли и к вечеру вышла под стены города на достаточно ровный и голый участок «горлышка».
Стены крепости были сложены из местного чрезвычайно прочного камня. Стоило первым корсарским треуголкам показаться из сельвы, как высокий каменный борт окутался клубами порохового дыма, а через секунду прилетела волна грохота. В этом залпе не было никакого смысла — ядра не преодолели и половины расстояния.
— Они приказывают нам лечь в дрейф, Питер, — сказал Хантер.
— Придется повиноваться, — ответил капитан.
Целый день ушел на постройку полевых укреплений.
— Да, крепкий орешек, — говорили одни.
— Не беда, капитан что-нибудь придумает, — отвечали другие.
И они были правы — в том смысле, что надо было что-то придумывать. В лоб, с фронта, эту твердыню не взять. Для настоящей осады не было ни времени, ни средств. Артиллерия была установлена скорее для страха, чем для поддержки штурма; после того как они дали два залпа, капитан Блад приказал прекратить стрельбу. Столь ничтожны были достигнутые их огнем результаты.
Все, что понимал капитан Блад и его офицеры, прекрасно видел и дон Мануэль со своими подчиненными. Обнаружив, что пираты не так страшны, как им рисовалось, они воспрянули духом. Бодрость и уверенность в себе у них быстро стали переходить в самоуверенность. Этому очень способствовала артиллерийская дуэль с батареями внешнего форта, в которую ввязался Реомюр на своем корабле.
Когда «Бретань» подошла к крепости и по ней были выпущены несколько ядер, француз немедленно вступил в бой. Известно, что пиратские канониры превосходят всех на голову, а испанских — так и на две. Они засыпали форт лавиной огня, отчего каменным укреплениям хуже не стало, а в ответ получили всего несколько ядер, зато деревянный корабль приобрел значительные повреждения, и пришлось ретироваться.
Когда Реомюр доложил об этом сэру Бладу, тот выслушал его и сказал, обращаясь не только к проштрафившемуся, но и ко всем остальным офицерам:
— Если нечто подобное повторится — расстреляю.
Затем Реомюр получил приказ оставить корабль и возглавить своего рода штрафную роту в передней линии.
Так вот, благодаря этой артиллерийской победе, испанцы пришли к выводу, что хваленые корсары вполне могут быть биты. Россказни об их неодолимости являются именно россказнями. Плюс к этому в крепости нашли убежище самые разные островитяне, в том числе и те, у кого остались плантации, усадьбы и мастерские. Они приходили в ярость при одной мысли, что там теперь хозяйничают «грязные английские свиньи». Все они стали искать пути для спасения имущества. Силы пиратов невелики, доблесть отнюдь не легендарна — отчего же не ударить по ним, пока они не все сожрали и разграбили.
Дон Мануэль сопротивлялся сколько мог. Не будучи опытным военным, он обладал природным чутьем, которое подсказывало ему, что, для того чтобы выстоять, надо запастись терпением. Он попытался убедить в этом своих подчиненных. Он говорил, что им на помощь наверняка идет уже эскадра из метрополии, что с нею вместе они окружат шайку бандитов и уничтожат их без труда, нужно только тянуть время. Но постепенно давление взяло верх. У него не было еще такого авторитета среди гарнизонных вояк, как у капитана Блада среди корсаров.
И вот однажды рано утром за стенами Санта-Каталаны загремели трубы и барабаны, а затем со скрипом и грохотом распахнулись ворота, и из них вышли три сотни испанцев. Они начали строиться в густом тумане между стенами и позициями корсаров.
Реомюр, сосланный в передовую линию, отреагировал мгновенно. Здесь его резкость и порывистость были как нельзя более кстати.
— Мушкетеры! — заорал он, вытаскивая шпагу. — За мной!
И еще не успевшие прийти в себя, но уже пришедшие в ярость корсары ринулись в атаку, в туман и там врубились в нестройные ряды испанцев.
В тропиках быстро темнеет и еще быстрей рассветает. Через полчаса от предутреннего тумана не осталось и следа, зато были отчетливо видны следы схватки: почти полсотни заколотых и застреленных кирасиров. Если бы у француза было побольше людей, он сумел бы на плечах отступающих ворваться в город. Но он только постучал эфесом своей шпаги в обшитые железом ворота и крикнул, что скоро он со всеми испанцами сделает то же самое.
Потом он приказал своим людям отходить.
Представ перед капитаном Бладом, он покорно снял шляпу и сказал, что готов понести наказание за то, что вступил в бой без приказа.
— Ну что ж, — сказал капитан Блад — но в его голосе не было особенной радости, — победителей действительно не судят.
— Вы опять недовольны, командир?! — вскричал Реомюр. Остальные офицеры тоже в недоумении переглянулись: в чем дело?
— Мне что, нужно было отступить?!
— Теперь испанцев ни за что не удастся выманить из крепости, — сказал капитан Блад, — тебе, конечно нужно было бы отступить. И это моя вина, что я не посвятил тебя в детали моего плана. Просто я не думал, что они так рано обнаглеют.
— Каков будет следующий план? — спросил Хантер.
— Я уже начал придумывать.
Сэр Блад был прав, неудачная вылазка охладила пыл горожан. Теперь дон Мануэль был избавлен от необходимости объяснять кому бы то ни было, почему не стоит соваться за крепостные стены. Все согласились с мыслью, что самое умное — сидеть и спокойно ждать подкрепления. Алькальд был рад, что заплатил за этот опыт недорого. Могло быть хуже.
* * *
После того как к Энтони вернулась память, он содержался в колодках. Их придумали арабы для своих невольников. От обычных кандалов они отличались почти артистическим изяществом и при этом были невероятно прочны. Если человек не двигался, он не испытывал особых неудобств. Троглио предложил сковать пленнику и руки тоже, но Лавиния рассудила, что это будет уже лишнее. Как может сбежать человек, находящийся в запертой каюте корабля, плывущего в открытом море, когда на ногах у него эти замечательные деревяшки?
После злополучного любовного свидания в подвале бриджфордского дома страсть Лавинии к молодому Бладу, как и следовало ожидать, превратилась в лютую ненависть. Его заковали, его морили голодом или кормили пересоленной пищей, а пить давали морскую воду. Лавиния с трудом удерживалась от того, чтобы не повесить его на рее или не бросить акулам. Но, видимо, она ощущала некую его ценность. Ей пока было трудно решить, каким образом можно его использовать. Одно, пожалуй, можно было сказать точно — она не хотела отдавать Энтони ни Элен, ни смерти.
Постепенно у нее стало формироваться и еще одно соображение, продиктованное второй, более рациональной стороной ее натуры. На это ее навел визит Майкельсона. Она вполне допускала, что, может быть, во всех английских колониальных банках наложен арест на ее счета. Несомненно, эта скотина Фортескью не мог об этом не позаботиться. Таким образом, нельзя было игнорировать тот факт, что Энтони Блад является для нее весьма ценным пленником. Взвесив все и прислушавшись к своим настроениям, Лавиния решила вернуть с помощью Энтони хотя бы часть тех денег, которые были за него же уплачены в свое время дону Диего. Деньги, ушедшие к дяде, нужно попробовать вернуть через племянника.
Узнав, что пиратская эскадра направилась к Санта-Каталане, Лавиния сразу сообразила, где находится Элен. Кроме того, зная характер своей бывшей рабыни, она понимала, что дону Мануэлю будет с ней непросто. То, что он сумел выкрасть Элен, говорило о его хитрости и решительности, но, как показывал личный опыт Лавинии, для успеха в любовных делах этого мало. Дон Мануэль не может не ухватиться за возможность завладеть Энтони. Голова брата против неприступности сестры — хорошая цена.
Через неделю после начала осады «Агасфер», которому сопутствовали ветра, уже дрейфовал у северной оконечности Санта-Каталаны. С его борта была слышна канонада у стен крепости. Капитан Фокс был настороже, готовый при виде любого приближающегося паруса отойти от острова подальше.
Когда стемнело, с борта спустили шлюпку. В нее вместе с шестью гребцами спустился Троглио, ему было поручено деликатное дело. Не только, кстати, деликатное, но и опасное. Трудно проникнуть в город, находящийся в осаде. Но генуэзец верил, что нет в мире таких ворот, которые нельзя было бы открыть золотым ключиком.
* * *
Не бездействовал в это время и дон Диего. Рана его зажила, и он уже начал привыкать к своей черной повязке, считая даже, что у него на лице она находится на своем месте, придавая ему дополнительную мрачность и свирепость.
Ему донесли о приготовлениях сэра Блада, и он почел за лучшее скрыться из Мохнатой Глотки, но, сообразив, что удар направляется не против него, дон Диего вернулся в свой дом. Он был занят исключительно тем, что лелеял планы мести дону Мануэлю. На свете наконец появился испанец, которого он ненавидел больше, чем любого англичанина. Он знал, что рано или поздно рассчитается с этим наглым молокососом, и жалел, что война, развернувшаяся вокруг Санта-Каталаны заставляет его повременить с этим делом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40