Удар грома не произвел бы большего оцепенения. В продолжение двух минут тягостное молчание подавляло группу потерпевших кораблекрушение. Женщины не издали ни звука. Уничтоженные, они переводили взгляд на мужчин, на отцов, братьев или мужей, от которых ждали спасения.
Но слово надежды не являлось. Положение было слишком ясно в своей драматической простоте, чтобы кто-либо мог питать иллюзию насчет ожидавшей всех участи. Пройти триста сорок километров! На это потребовалось бы по крайней мере семнадцать дней, допуская, что караван, в который входили женщины, дети и больные, ежедневно делал бы двадцать километров по этой песчаной почве. А вероятно ли, чтобы можно было совершить этот переход, не наткнувшись на одну из разбойничьих шаек мавров?
Среди всеобщего уныния кто-то вдруг сказал:
– Там, где сто человек не могут пройти, один пройдет.
Фразу эту произнес Робер, обращаясь прямо к капитану. Глаза последнего блеснули и приняли вопросительное выражение.
– Разве один из нас, – спросил Робер, – не может отправиться в качестве разведчика? Если мы находимся в трехстах, сорока километрах от Сен-Луи, то перед Сен-Луи имеется еще Портандик, а между Сенегалом и этой факторией тянутся леса камедных деревьев, в которых французские войска совершают частые обходы. До этого пункта самое большее сто двадцать километров, а их в случае надобности один человек может пройти в два дня. Нужно, значит, взять с собой провизии только на два дня. Тем временем ничто не мешает остальным пассажирам медленно следовать по берегу. При успехе ваш разведчик в четыре дня приведет эскорт, под защитой которого больше нечего будет бояться. Если угодно, я готов отправиться хоть сейчас.
– Клянусь, это сказано по-джентльменски! – воскликнул капитан Пип, горячо пожимая руку Роберу. – Только одно могу возразить: путешествие это касается меня и должно достаться мне по праву.
– Это заблуждение, капитан, – возразил Робер.
– Почему так? – спросил капитан, нахмурив брови.
– Прежде всего, – спокойно отвечал Робер, – возникает вопрос о возрасте. – Где я выдержу, там вы не устоите.
Капитан утвердительно кивнул.
– Кроме того, ваше место между теми, чьим руководителем и поддержкой вы являетесь. Генерал не бегает по аванпостам.
– Нет, – сказал капитан, снова пожимая руку Роберу, – но посылает туда своих избранных солдат. Вы, стало быть, отправитесь.
– Через час я пущусь в дорогу, – заявил Робер, тотчас же начавший приготовления.
Протест капитана остался без поддержки. Никто между всеми этими людьми, не хваставшими геройством, не вздумал оспаривать у Робера опасную честь, которую он выхлопотал себе. Что касается Рожера, то он находил вполне естественным решение своего друга. И он охотно бы исполнил эту задачу, если бы задумал ее. Ррбер опередил его. В следующий раз будет его черед, вот и все. Однако он предложил Роберу отправиться вместе с ним. Но тот отклонил это предложение и просил, без дальнейших объяснений, смотреть за Алисой, которую считал особенно подвергающейся опасности и которую покидал с сожалением.
Рожер согласился с этим и обещал точно выполнить поручение. Однако он был действительно взволнован, когда Робер, хорошо вооруженный и запасшийся амуницией и провизией на два дня, собрался в путь.
Молча пожали они друг другу руку.
Но Роберу предстояло другое расставание, более жестокое. Миссис Линд сей была тут же, и Робер чувствовал, как сердце его наполняется грустью. Если он таким образом обрек себя в жертву, то не потому, что не знал опасностей предприятия. Сколько шансов представлялось ему теперь никогда более не увидеть той, которая в данную минуту обволакивала его своим любящим взором? Призвав все свое мужество, он нашел силы улыбнуться и почтительно поклонился американке.
Та воздержалась от всякого обескураживающего слова страха или сожаления. Бледная, но владеющая собой, она твердо протянула руку тому, кто, быть может, умрет за всех.
– Благодарю! – лишь сказала она ему. – До скорого свидания.
– До скорого свидания! – ответил Робер, выпрямившись, с внезапной уверенностью, что успешно исполнит трудную задачу.
Потерпевшие крушение, оставаясь около «Санта-Марии», долго провожали взглядом отважного разведчика.
Они видели, как он удалялся по песку, как в последний раз посылал привет рукой… Через несколько минут он исчез за дюнами, окаймлявшими берет.
«Я буду здесь через четыре дня», – утверждал Робер. Но до этого времени нельзя было жить под кровом выброшенного на берег судна, наклонившегося так, что пребывание в нем становилось опасным. Поэтому капитан устроил временный лагерь на песке с помощью парусов и шестов. Все было закончено до наступления ночи, и потерпевшие крушение могли уснуть под присмотром вооруженных матросов, сменявшихся по вахтам, как на море.
Тем не менее сон долго не приходил к ним в течение первой ночи, проведенной на этом берегу, изобиловавшем засадами. Многие из туристов оставались до зари с открытыми глазами, прислушиваясь к малейшему шелесту.
Миссис Линдсей провела ночь в особенном и непрестанном томлении. К одолевавшему ее страданию присоединилось еще новое беспокойство, причиной которого было необъяснимое отсутствие ее деверя. Сначала она не придавала никакого значения этому исчезновению, все-таки довольно странному. Но спустя некоторое время оно стало удивлять ее. Напрасно искала она Джека в толпе пассажиров и слуг. Его нельзя было найти.
Среди мрака и безмолвия ночи Алиса не могла оставить мыслей об удивительном исчезновении. Тщетно отгоняла она этот странный факт, он навязывался ее вниманию, и нечто более сильное, чем сама она, неодолимо сопоставляло перед ее возраставшим страхом имена Джека и Робера.
Ночь прошла без всяких приключений, и на рассвете все были на ногах.
Встав первой, Алиса тотчас же могла проверить справедливость своих подозрений.
Джека Линдсея не было между пассажирами.
Алиса хранила молчание по поводу этой отлучки, терзавшей ее. К чему говорить? «Зло, если только оно грозило, уже свершилось в этот час», – говорила она себе с ледянеющим при этой мысли сердцем.
Джек все время жил так одиноко, с самого начала путешествия, он держался так скрытно и так безлично, что его отсутствие не составляло большого пробела.
Никто, кроме Алисы, не заметил его отсутствия среди потерпевших крушение, одолеваемых другими заботами.
В течение этого дня приступлено было к выгрузке «Санта-Марии». Мало-помалу ящики с сухарями, консервами и пресной водой вытянулись в линию на песчаном берегу, где их расположили в виде траншеи.
Капитан Пип решил ждать на месте возвращения Робера Моргана. Допуская, что можно было бы взять с собой достаточное для перехода количество припасов, старый моряк становился, однако, в тупик перед вопросом о воде, и эта непреодолимая трудность подсказала ему решение. Не имелось достаточно фляжек, чтобы можно было обеспечить водой такое большое число людей. Таскать же с собой бочки с водой было неосуществимое предприятие. Напротив, оставаясь на месте, можно будет черпать воду из этих бочек в течение целого месяца. Поэтому не было ничего неблагоразумного в том, чтобы затянуть отъезд на несколько дней. Если бы к концу срока, который он сам назначил, Робер Морган не вернулся, то пришлось бы, во что бы то ни стало, принять энергичное решение. До тех же пор ящики со съестными припасами и бочки, наполненные водой, образуют оплот, который двумя концами будет опираться в море и под защитой которого такому многочисленному отряду нечего будет бояться быть застигнутым врасплох.
Весь день прошел в выгрузке и подготовке. Наклон «Санта-Марии» сильно осложнял работу.
Ввиду безопасности, внушенной спокойствием предыдущей ночи и усиливаемой еще изменениями в лагере, капитан Пип допустил в ночном карауле перемену, требуемую крайним утомлением экипажа. Вместо того чтобы сменяться повахтенно, только два человека стояли на страже и сменяли друг друга каждый час. При такой системе дежурства было меньше шансов, что часовые уснут; притом же двух человек было достаточно, чтобы поднять тревогу, при принятых новых предосторожностях.
Капитан Пип сам стал на караул в девять часов в компании с верным Артемоном. Через час он был замещен своим помощником, с тем чтобы часом позже в свой черед заместить его.
Прежде чем удалиться за оплот из ящиков, капитан бросил вокруг себя внимательный взгляд. Ничего необыкновенного не заметил он. Пустыня была тиха и молчалива, и Артемон, кроме того, не обнаруживал никакого беспокойства.
Посоветовав своему заместителю смотреть в оба, капитан вошел в палатку, где уже почивали многие пассажиры, и, одолеваемый усталостью, тотчас же заснул.
Он спал еще с полчаса, когда покой его нарушило сновидение. Во сне он увидел, как Артемон без всякой причины странно суетился. Собака, после тщетных попыток разбудить своего хозяина, ворча, высовывала морду из палатки, потом возвращалась и тащила его за полу. Но капитан упорно спал.
Тогда Артемон, не колеблясь более, вскочил на своего друга, стал лизать ему лицо быстрыми ударами языка, и даже, видя, что этого маневра недостаточно, отважился хватить зубами за ухо.
На этот раз капитан открыл глаза и увидел, что сон был явью. Одним прыжком поднялся он на ноги и бросился к выходу из шатра.
Артемон вдруг разразился неистовым лаем; капитан еще не успел сообразить, в чем дело, как был опрокинут и, падая, увидел, что товарищи его, внезапно разбуженные, были схвачены шайкой мавров, бурнусы которых придавали им ночью вид сборища призраков. В лагере поднялось всеобщее смятение; раздались отчаянные крики о помощи и рыдания женщин.
Глава тринадцатая
Экскурсия агентства Томпсона грозит принять совсем непредвиденные размеры
Между тем Робер Морган следовал ровным шагом по дороге к югу, вдоль прибрежной полосы моря. Дабы поднять дух товарищей, он несколько приукрасил истинное положение вещей. На самом деле ему предстояло отмахать по меньшей мере сто шестьдесят километров, прежде чем прибыть в район французского влияния.
Сто шестьдесят километров требует, при шести километрах ходьбы в час, трех дней пути, считая десяти часов в день.
Эти десять часов ходьбы Робер решил делать с первого же дня. Отправившись в три часа пополудни, он остановился только в час ночи, чтобы снова пуститься в дорогу на заре. Таким образом, он выигрывал сутки.
Солнце склонялось над горизонтом. Было еще светло, но свежесть, поднимавшаяся с моря, подбодряла ходока. Через час наступит ночь, и тогда легче будет шагать по этому песку, который дает ногам эластичную точку опоры.
Вокруг Робера расстилалась пустыня, полная захватывающей грусти. Ни одной птицы, ни одного живого существа не встречалось среди бесконечного пространства, которое его взгляд пробегал вплоть до горизонта, смотря по расположению дюн. На всем этом мрачном пространстве несколько групп жидких низеньких пальм только и указывали на таяющуюся в земле жизнь.
Буря прекратилась, и величественно наступала ночь. Над пустыней царили покой и безмолвие. Никакого шума, кроме рева моря, разбивающего свои волны о песок.
Вдруг Робер остановился. Иллюзия ли то или действительность? Пуля просвистела в двух сантиметрах от его уха, а за ней последовал сухой выстрел, быстро заглушенный шумом прибоя…
Робер быстро обернулся и вдруг с гневом и досадой заметил меньше чем в десяти шагах позади себя Джека Линдсея, который, склонившись на одно колено, целился в него.
Не теряя ни минуты, Робер бросился на негодяя, но сильный толчок внезапно остановил его. Мгновенно жгучая боль охватила его плечо, и он всей своей тяжестью упал вперед, лицом в песок.
Совершив свое черное дело, Джек Линдсей быстро удалился. Он даже не потрудился удостовериться в смерти своего врага. Впрочем, к чему? Не все ли равно, останется ли он в этой пустыне мертвый или раненый? Так или иначе посланец потерпевших крушение не достигнет своей цели и помощь не придет.
Остановить курьера своих товарищей по путешествию было важно. Но чтобы Джек Линдсей овладел одним из них, надо было, чтобы вся партия попала в его руки.
Джек Линдсей исчез за дюнами с намерением продолжать начатое им гнусное дело.
Робер все еще лежал на песке. С тех пор как он упал в этом месте, прошла ночь. Солнце описало в небе свою ежедневную кривую, пока не опустилось за горизонт; потом наступила вторая ночь, которая уже заканчивалась, ибо слабый свет начинал озарять небо на востоке.
В продолжение долгих часов ни на одну минуту не обнаружилось, остается ли еще в Робере дыхание жизни. Впрочем, если бы он даже был жив, то солнце, во второй раз выливая на него свои жгучие лучи, наверное, отметило бы его последний день.
Но вот что-то задвигалось около распростертого тела. Животное, которого нельзя было разглядеть в густом еще мраке, шевелилось и копало песок, куда уткнулся лицом свалившийся человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55