Снялись в 10 часов утра. Оставили Оротаву на Тенерифе (Канарские острова), направляясь в Лондон (Англия). Свернули с прямого пути согласно инструкциям арматора. Румб на запад. В полдень обогнули мыс Тено. Опознали остров Гаспаре. Направились на юг. В половине второго повернули на юго-запад; оставили остров Гомера с правого борта. В пять часов шли вдоль берега Железного острова. В половине седьмого обогнули мыс Рестинга на Железном острове. Экипаж обедал. В семь часов обед в кают-компании. В восемь часов против порта Наоса котел подался на три дюйма у основания, причем погас огонь. Мистер Бишоп, старший механик, получил ожоги лица, вынося кочегара, лишившегося чувств и получившего тяжелые ожоги. Мистер Бишоп считает порчу котла непоправимой. Травил все паруса, идя под северо-восточным пассатным ветром. В половине девятого повернул на другой галс.
12 июня. В два часа повернул на другой галс, в четыре часа – тоже. На рассвете увидел Железный остров приблизительно в двадцати милях к северу. Перевязал флаг. Зондировал, но не находил дна. Продолжаем дрейфовать, относимые северо-восточными пассатными ветрами. В девять часов, находясь милях в тридцати от Железного острова, отдался течению. Взял курс на юг к островам Зеленого Мыса».
Поставив последнюю точку, капитан вытянулся на своей койке и тихо уснул.
К несчастью, не все пассажиры «Симью» обладали подобной силой духа, позволявшей капитану Пипу передавать в таких кратких и простых выражениях столь зловещие события. Тем не менее все успокоилось благодаря хладнокровию капитана, в которого все инстинктивно верили.
Однако часть ночи большинство пассажиров провели на спардеке, обсуждая подробности этого происшествия и вероятные его последствия. В этих группах Томпсон, конечно, не был в почете. Ведь он не только бил по карману своих клиентов, но еще подвергал опасности их жизнь. Он с непростительной бессовестностью ради экономии набил ими – слова мистера Бишопа были в этом отношении верны – старый пароход, почти пришедший в негодность и потерпевший аварию к концу путешествия. Теперь легко объяснялись последовательные скидки, которые делались агентством, за которые глупо ухватилось столько простофиль.
Вот случай, который Бекер мог занести в свою памятную книжку. Несомненно, это доставит ему солидное вознаграждение, если он когда-нибудь сможет обратиться к английским судьям.
Пока же, правда, эти судьи были далеко и океан, нечувствительный к наиболее обоснованным доводам, окружал со всех сторон пароход, лишенный возможности управляться. Что станется с ними? В какой уголок моря будет заброшено это судно, несомое по воле ветра и течения?
Однако, когда увидели, как капитан Пип со своего мостика спокойно распоряжался маневрами, когда, развернув все паруса, «Симью» принял прежний ход и взял курс на южный берег острова Железный, исчезнувшего во мраке ночи, все начали успокаиваться. На другой день туристы, несомненно, пристанут в какой-нибудь бухточке у скалы и смогут сесть на один из регулярных почтовых пароходов.
Мало-помалу спардек опустел. Все были на корме «Симью», когда рулевой пробил полночь.
На рассвете пассажиры показались на палубе в полном составе. Каково же было их разочарование, когда они увидели верстах в двадцати к северу берег острова Железный.
Нужно было по крайней мере присутствие капитана Пипа, продолжавшего как ни в чем не бывало свою вечную прогулку по мостику, чтобы вернуть пассажирам немного мужества. Но их опять охватила тоска, когда они увидели, как земля все больше удаляется.
Всякий спрашивал себя, что бы это значило. Наконец капитан попросил пассажиров собраться в большом зале и выслушать его сообщение.
В нескольких словах он ясно представил собравшимся положение дел.
«Симью», машина которого испортилась, мог рассчитывать лишь на свои паруса. Но пароход не особенно приспособлен для такого рода плавания. Он может подставить под ветер только незначительную площадь парусов. Кроме того, форма его подводной части пригодна не для всякого положения. В то время как парусное судно выигрывает при ветре, пароход дрейфует вследствие меньшего выгиба в своем корпусе и продвигается почти столько же вкось, сколько вперед.
Капитан, хотя и без особой надежды, пытался взять этот ход, единственный, который мог приблизить его к Канарским островам. Всю ночь лавировали, пытаясь идти вперед против пассатных ветров. Однако судно сильно отнесло ветром и течением, которое являлось отраслью Гольфстрима и следовало с севера на юг вдоль восточного берега Африки.
При таких условиях было бы бессмысленно упорствовать. Лучше было воспользоваться течением и ветром, чтобы возможно скорее достичь какого-нибудь порта.
Тогда же два пункта представились ему: французские владения в Сенегале и острова Зеленого Мыса. Капитан избрал последние. Расстояние до них было то же самое, и, таким образом, он избегал африканского берега, приближаться к которому боялся на пароходе, располагающем такими слабыми двигательными средствами.
Впрочем, беспокоиться было нечего. Ветер дул свежий, а в этой области пассатов надо было считать очень вероятным, что он еще продержится. Дело, в общем, шло лишь о затяжке путешествия, но риск его не увеличивался сколько-нибудь.
Окончив речь, капитан поклонился, поднялся на мостик и, проделав маневры, необходимые для того, чтобы направить судно на новый путь, стал снова спокойно шагать по мостику, сопровождаемый своим неизменным спутником – Артемоном.
Что касается пассажиров, то они положительно были подавлены. В зале водворилось глубокое молчание.
Конечно, все это происходило по вине администратора. Никто не сомневался на этот счет. Однако он имел такой несчастный, уничтоженный вид, что ни у кого не хватало духу делать ему упреки. Кем он был теперь, как не потерпевшим крушение, как и другие?
Вдруг среди глубокого молчания раздался веселый смех. Все подняли головы и с удивлением увидели, что виновником этой веселости был Рожер де Сорг, которого искренне забавляли возникшие неожиданности.
– Ей-Богу, – сказал он, дружески хлопая по плечу Томпсона, – странные путешествия совершаешь с английскими агентствами! Ехать с Канарских островов на пароходе и пристать к островам Зеленого Мыса на парусном судне – вот так штука!
И Рожер, заразив своей неудержимой веселостью обеих пассажирок-американок, поднялся с ними на спардек, между тем как в зале языки начинали развязываться. Смех его несколько рассеял подавленное настроение пассажиров, и они стали теперь смотреть на дополнительный переезд уже с более легким сердцем, хотя и не доходили до оптимизма веселого французского офицера.
Надо признаться, положение вполне оправдывало этот остаток беспокойства. То не была простая прогулка на «Симью». Оставалось пройти расстояние в семьсот двадцать морских миль. При скорости пять узлов в час, сообщаемой пароходу течением и парусами, это расстояние требовало по крайней мере недели плавания. А за неделю чего только не могло произойти в причудливом царстве Нептуна!
Тем не менее, так как отчаяние нисколько не помогло бы несчастью, покорились судьбе. Мало-помалу пароход принял свой обычный вид, а жизнь-прежнее течение, монотонность которого в известные часы прерывала еда.
Вопрос о еде получил новое значение. Туристы усердствовали, как это бывает в вагоне железной дороги, больше вследствие безделья, чем аппетита. Томпсон не противился и даже поощрял такое развлечение, в тщетной надежде добиться прощения.
Это развлечение особенно ценил Пипербом из Роттердама. Не отставая от администратора, он слышал взрыв, слушал сообщение капитана Пипа. Понял ли он, что необходимо было переменить маршрут? Взгляды его, не раз направлявшиеся на компас и на солнце, позволяли предполагать это. Во всяком случае, беспокойство, если только он испытывал его, не отражалось на его аппетите. Он продолжал проявлять себя как большой ценитель кулинарных комбинаций. Еда хотя и подразделялась на breakfast, lunch, tea, dinner (утренний завтрак, завтрак, чай, обед), но он удостаивал их всех одинаково удивительного внимания. Желудок его был положительно бездонный. Рядом с этой пропастью пьяница Джонсон витал, пожалуй, еще в большем блаженстве. Благодаря непрестанным усилиям он наконец дошел до того пункта, когда хмель переходит в болезнь, и держался этого деликатного предела с помощью разных тонких комбинаций. Он отказался от прогулок по спардеку. Только изредка замечали его. Теперь он почти всегда спал, пробуждаясь лишь для того, чтобы выпить необходимое количество и затем опять заснуть. О несчастном случае, превратившем «Симью» в парусное судно, а также о новом направлении, которое оно должно было принять, он решительно ничего не знал. Впрочем, если б и знал, то не испытал бы ни малейшего волнения. Мог ли бы он на суше больше напиваться, чем на этом судне, хорошо снабженном разными спиртными напитками, что сообщало ему восхитительное ощущение, точно он находится в кабаке?
Но самым счастливым из всех, как всегда, был мистер Абсиртус Блокхед, почтенный бакалейщик, которого природа наделила таким завидным характером. Когда несчастный случай произошел, он только что испытал истинную радость. В первый раз по истечении нескольких дней дочери его и сам он могли садиться в кресла, не издавая крика боли. Все трое радовались приятной перемене, как вдруг свист пара заставил их преждевременно покинуть положение, от которого они уже немного отвыкли.
Конечно, Блокхед пожалел тогда бедняг, появившихся на палубе, конечно, он испытал кое-какое беспокойство. Но какое-то тщеславное удовлетворение от близости такой большой опасности примешалось вскоре к этому чувству. Другое дело, когда капитан Пип окончательно переменил путь. Мысль о предстоящем посещении Зеленого Мыса повергла мистера Блокхеда в океан гипотез.
До тех пор по крайней мере он не скупился на советы, чтобы облегчить общее несчастье. Он старался как мог ускорить слишком медленный ход судна. Прежде всего, он подал капитану мысль увеличить парусность, отдав ветру все простыни и салфетки с «Симью». Предложение это не имело никакого успеха, но Блокхед не счел себя побежденным и лично пытался осуществить на практике свою теорию.
С утра до вечера можно было видеть его сидящим на корме со своей женой, сыном и дочерьми, причем все пятеро терпеливо держали под ветром свои носовые платки, как маленькие паруса. Устав от этого монотонного упражнения, они поднимались и, выровнявшись в линию, дули что было духу в паруса «Симью».
Если бы Блокхед обладал знаниями Архимеда, то понимал бы, что для успешного действия на какое-нибудь тело надо располагать точкой опоры вне этого тела. Но Блокхед не был Архимедом и не сомневался, что путешествие чувствительно сократится благодаря этим похвальным усилиям, потешавшим его товарищей.
Вследствие ли раздувания щек или по какой-либо другой причине, но верно то, что на третий день страшная зубная боль заставила Блокхеда прекратить эту вероломную конкуренцию Борею. За каких-нибудь два часа его щеку разнесло поразительным образом и физиономия его приняла самый курьезный вид. Благодаря такому необыкновенному флюсу Блокхед служил потехой на пароходе, и товарищи, лишившись зрелища его опытов мореплавателя, просто переменили развлечение.
Но как это мисс Мэри и мисс Бесси оказывали содействие своему почтенному отцу? Забывали они, что ли, свой долг? Отказались ли они вырвать Тигга у смерти?
Да, надо признаться, что они действительно отказались от этого.
Ах, не без страдания и не без борьбы эти два ангела милосердия оставили миссию, которую на них возлагала любовь к ближнему! К несчастью, им пришлось убедиться, что новая хранительница окончательно взялась за то, чтобы удержать на земле душу, готовую отлететь, Что произошло во время восхождения на Тейд, в котором они не могли принять участия вследствие жестокой поясничной боли?
Мисс Мэри и мисс Бесси не знали, но они могли заметить результаты этой прогулки. С той поры мисс Маргарет Хамильтон решительно завладела Тиггом, и обе любезные сестры должны были считать себя побежденными.
Тем не менее они не переставали интересоваться несчастным, которому раньше уделяли столько внимания, и предвещали, что Тигг, лишенный их помощи, станет жертвой самых жестоких событий.
– Увидишь, дорогая моя, – говорила мисс Мэри с мрачным видом, – приключится с ним беда!
– Он покончит с собой, – отвечала мисс Бесси с содроганием.
Осуществление этого мрачного предсказания не казалось по меньшей мере близким. Покуда Тигг, принятый семьей Хамильтон, проявлял самую постыдную неблагодарность в отношении своих двух ангелов-хранителей, и мисс Маргарет Хамильтон, по-видимому, не особенно досадовала на слабость своей памяти.
Отец ее был не так доволен. Кое-чего недоставало для равновесия в его жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
12 июня. В два часа повернул на другой галс, в четыре часа – тоже. На рассвете увидел Железный остров приблизительно в двадцати милях к северу. Перевязал флаг. Зондировал, но не находил дна. Продолжаем дрейфовать, относимые северо-восточными пассатными ветрами. В девять часов, находясь милях в тридцати от Железного острова, отдался течению. Взял курс на юг к островам Зеленого Мыса».
Поставив последнюю точку, капитан вытянулся на своей койке и тихо уснул.
К несчастью, не все пассажиры «Симью» обладали подобной силой духа, позволявшей капитану Пипу передавать в таких кратких и простых выражениях столь зловещие события. Тем не менее все успокоилось благодаря хладнокровию капитана, в которого все инстинктивно верили.
Однако часть ночи большинство пассажиров провели на спардеке, обсуждая подробности этого происшествия и вероятные его последствия. В этих группах Томпсон, конечно, не был в почете. Ведь он не только бил по карману своих клиентов, но еще подвергал опасности их жизнь. Он с непростительной бессовестностью ради экономии набил ими – слова мистера Бишопа были в этом отношении верны – старый пароход, почти пришедший в негодность и потерпевший аварию к концу путешествия. Теперь легко объяснялись последовательные скидки, которые делались агентством, за которые глупо ухватилось столько простофиль.
Вот случай, который Бекер мог занести в свою памятную книжку. Несомненно, это доставит ему солидное вознаграждение, если он когда-нибудь сможет обратиться к английским судьям.
Пока же, правда, эти судьи были далеко и океан, нечувствительный к наиболее обоснованным доводам, окружал со всех сторон пароход, лишенный возможности управляться. Что станется с ними? В какой уголок моря будет заброшено это судно, несомое по воле ветра и течения?
Однако, когда увидели, как капитан Пип со своего мостика спокойно распоряжался маневрами, когда, развернув все паруса, «Симью» принял прежний ход и взял курс на южный берег острова Железный, исчезнувшего во мраке ночи, все начали успокаиваться. На другой день туристы, несомненно, пристанут в какой-нибудь бухточке у скалы и смогут сесть на один из регулярных почтовых пароходов.
Мало-помалу спардек опустел. Все были на корме «Симью», когда рулевой пробил полночь.
На рассвете пассажиры показались на палубе в полном составе. Каково же было их разочарование, когда они увидели верстах в двадцати к северу берег острова Железный.
Нужно было по крайней мере присутствие капитана Пипа, продолжавшего как ни в чем не бывало свою вечную прогулку по мостику, чтобы вернуть пассажирам немного мужества. Но их опять охватила тоска, когда они увидели, как земля все больше удаляется.
Всякий спрашивал себя, что бы это значило. Наконец капитан попросил пассажиров собраться в большом зале и выслушать его сообщение.
В нескольких словах он ясно представил собравшимся положение дел.
«Симью», машина которого испортилась, мог рассчитывать лишь на свои паруса. Но пароход не особенно приспособлен для такого рода плавания. Он может подставить под ветер только незначительную площадь парусов. Кроме того, форма его подводной части пригодна не для всякого положения. В то время как парусное судно выигрывает при ветре, пароход дрейфует вследствие меньшего выгиба в своем корпусе и продвигается почти столько же вкось, сколько вперед.
Капитан, хотя и без особой надежды, пытался взять этот ход, единственный, который мог приблизить его к Канарским островам. Всю ночь лавировали, пытаясь идти вперед против пассатных ветров. Однако судно сильно отнесло ветром и течением, которое являлось отраслью Гольфстрима и следовало с севера на юг вдоль восточного берега Африки.
При таких условиях было бы бессмысленно упорствовать. Лучше было воспользоваться течением и ветром, чтобы возможно скорее достичь какого-нибудь порта.
Тогда же два пункта представились ему: французские владения в Сенегале и острова Зеленого Мыса. Капитан избрал последние. Расстояние до них было то же самое, и, таким образом, он избегал африканского берега, приближаться к которому боялся на пароходе, располагающем такими слабыми двигательными средствами.
Впрочем, беспокоиться было нечего. Ветер дул свежий, а в этой области пассатов надо было считать очень вероятным, что он еще продержится. Дело, в общем, шло лишь о затяжке путешествия, но риск его не увеличивался сколько-нибудь.
Окончив речь, капитан поклонился, поднялся на мостик и, проделав маневры, необходимые для того, чтобы направить судно на новый путь, стал снова спокойно шагать по мостику, сопровождаемый своим неизменным спутником – Артемоном.
Что касается пассажиров, то они положительно были подавлены. В зале водворилось глубокое молчание.
Конечно, все это происходило по вине администратора. Никто не сомневался на этот счет. Однако он имел такой несчастный, уничтоженный вид, что ни у кого не хватало духу делать ему упреки. Кем он был теперь, как не потерпевшим крушение, как и другие?
Вдруг среди глубокого молчания раздался веселый смех. Все подняли головы и с удивлением увидели, что виновником этой веселости был Рожер де Сорг, которого искренне забавляли возникшие неожиданности.
– Ей-Богу, – сказал он, дружески хлопая по плечу Томпсона, – странные путешествия совершаешь с английскими агентствами! Ехать с Канарских островов на пароходе и пристать к островам Зеленого Мыса на парусном судне – вот так штука!
И Рожер, заразив своей неудержимой веселостью обеих пассажирок-американок, поднялся с ними на спардек, между тем как в зале языки начинали развязываться. Смех его несколько рассеял подавленное настроение пассажиров, и они стали теперь смотреть на дополнительный переезд уже с более легким сердцем, хотя и не доходили до оптимизма веселого французского офицера.
Надо признаться, положение вполне оправдывало этот остаток беспокойства. То не была простая прогулка на «Симью». Оставалось пройти расстояние в семьсот двадцать морских миль. При скорости пять узлов в час, сообщаемой пароходу течением и парусами, это расстояние требовало по крайней мере недели плавания. А за неделю чего только не могло произойти в причудливом царстве Нептуна!
Тем не менее, так как отчаяние нисколько не помогло бы несчастью, покорились судьбе. Мало-помалу пароход принял свой обычный вид, а жизнь-прежнее течение, монотонность которого в известные часы прерывала еда.
Вопрос о еде получил новое значение. Туристы усердствовали, как это бывает в вагоне железной дороги, больше вследствие безделья, чем аппетита. Томпсон не противился и даже поощрял такое развлечение, в тщетной надежде добиться прощения.
Это развлечение особенно ценил Пипербом из Роттердама. Не отставая от администратора, он слышал взрыв, слушал сообщение капитана Пипа. Понял ли он, что необходимо было переменить маршрут? Взгляды его, не раз направлявшиеся на компас и на солнце, позволяли предполагать это. Во всяком случае, беспокойство, если только он испытывал его, не отражалось на его аппетите. Он продолжал проявлять себя как большой ценитель кулинарных комбинаций. Еда хотя и подразделялась на breakfast, lunch, tea, dinner (утренний завтрак, завтрак, чай, обед), но он удостаивал их всех одинаково удивительного внимания. Желудок его был положительно бездонный. Рядом с этой пропастью пьяница Джонсон витал, пожалуй, еще в большем блаженстве. Благодаря непрестанным усилиям он наконец дошел до того пункта, когда хмель переходит в болезнь, и держался этого деликатного предела с помощью разных тонких комбинаций. Он отказался от прогулок по спардеку. Только изредка замечали его. Теперь он почти всегда спал, пробуждаясь лишь для того, чтобы выпить необходимое количество и затем опять заснуть. О несчастном случае, превратившем «Симью» в парусное судно, а также о новом направлении, которое оно должно было принять, он решительно ничего не знал. Впрочем, если б и знал, то не испытал бы ни малейшего волнения. Мог ли бы он на суше больше напиваться, чем на этом судне, хорошо снабженном разными спиртными напитками, что сообщало ему восхитительное ощущение, точно он находится в кабаке?
Но самым счастливым из всех, как всегда, был мистер Абсиртус Блокхед, почтенный бакалейщик, которого природа наделила таким завидным характером. Когда несчастный случай произошел, он только что испытал истинную радость. В первый раз по истечении нескольких дней дочери его и сам он могли садиться в кресла, не издавая крика боли. Все трое радовались приятной перемене, как вдруг свист пара заставил их преждевременно покинуть положение, от которого они уже немного отвыкли.
Конечно, Блокхед пожалел тогда бедняг, появившихся на палубе, конечно, он испытал кое-какое беспокойство. Но какое-то тщеславное удовлетворение от близости такой большой опасности примешалось вскоре к этому чувству. Другое дело, когда капитан Пип окончательно переменил путь. Мысль о предстоящем посещении Зеленого Мыса повергла мистера Блокхеда в океан гипотез.
До тех пор по крайней мере он не скупился на советы, чтобы облегчить общее несчастье. Он старался как мог ускорить слишком медленный ход судна. Прежде всего, он подал капитану мысль увеличить парусность, отдав ветру все простыни и салфетки с «Симью». Предложение это не имело никакого успеха, но Блокхед не счел себя побежденным и лично пытался осуществить на практике свою теорию.
С утра до вечера можно было видеть его сидящим на корме со своей женой, сыном и дочерьми, причем все пятеро терпеливо держали под ветром свои носовые платки, как маленькие паруса. Устав от этого монотонного упражнения, они поднимались и, выровнявшись в линию, дули что было духу в паруса «Симью».
Если бы Блокхед обладал знаниями Архимеда, то понимал бы, что для успешного действия на какое-нибудь тело надо располагать точкой опоры вне этого тела. Но Блокхед не был Архимедом и не сомневался, что путешествие чувствительно сократится благодаря этим похвальным усилиям, потешавшим его товарищей.
Вследствие ли раздувания щек или по какой-либо другой причине, но верно то, что на третий день страшная зубная боль заставила Блокхеда прекратить эту вероломную конкуренцию Борею. За каких-нибудь два часа его щеку разнесло поразительным образом и физиономия его приняла самый курьезный вид. Благодаря такому необыкновенному флюсу Блокхед служил потехой на пароходе, и товарищи, лишившись зрелища его опытов мореплавателя, просто переменили развлечение.
Но как это мисс Мэри и мисс Бесси оказывали содействие своему почтенному отцу? Забывали они, что ли, свой долг? Отказались ли они вырвать Тигга у смерти?
Да, надо признаться, что они действительно отказались от этого.
Ах, не без страдания и не без борьбы эти два ангела милосердия оставили миссию, которую на них возлагала любовь к ближнему! К несчастью, им пришлось убедиться, что новая хранительница окончательно взялась за то, чтобы удержать на земле душу, готовую отлететь, Что произошло во время восхождения на Тейд, в котором они не могли принять участия вследствие жестокой поясничной боли?
Мисс Мэри и мисс Бесси не знали, но они могли заметить результаты этой прогулки. С той поры мисс Маргарет Хамильтон решительно завладела Тиггом, и обе любезные сестры должны были считать себя побежденными.
Тем не менее они не переставали интересоваться несчастным, которому раньше уделяли столько внимания, и предвещали, что Тигг, лишенный их помощи, станет жертвой самых жестоких событий.
– Увидишь, дорогая моя, – говорила мисс Мэри с мрачным видом, – приключится с ним беда!
– Он покончит с собой, – отвечала мисс Бесси с содроганием.
Осуществление этого мрачного предсказания не казалось по меньшей мере близким. Покуда Тигг, принятый семьей Хамильтон, проявлял самую постыдную неблагодарность в отношении своих двух ангелов-хранителей, и мисс Маргарет Хамильтон, по-видимому, не особенно досадовала на слабость своей памяти.
Отец ее был не так доволен. Кое-чего недоставало для равновесия в его жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55