Иногда в бульон добавляли вкусных личинок и червей, а однажды принесли кусочек чего-то очень восхитительного, похожего на мясо, хотя такого мяса ему раньше пробовать не доводилось. Каждый день начинался с порции травяного хлеба, такого теплого, что его, должно быть, только что испекли.
Когда Тигхи захотелось помочиться, он перекатился к краю матраца и пописал на пол так, как привык это делать дома. Он даже попытался забросать лужу землей, опять-таки потому, что дома поступил бы именно так. Однако когда Тигхи потянулся рукой к земле и начал ковырять ее пальцами, это движение отдалось резкой болью в ногах. Не успел юноша засыпать свою мочу, как прибежал служитель и на своем тарабарском языке и при помощи жестов и мимики объяснил, что так делать не следует. Его лицо выражало крайнее отвращение. Служитель показал Тигхи на горшок, стоявший с другой стороны матраца, и объяснил, что юноша должен мочиться именно в этот сосуд. В горшке лежали листья платана, и Тигхи не сразу, но понял, что должен вынуть их и использовать, когда ему захочется опорожнить кишечник. Горшок же предназначался только для мочи.
Усвоив наконец чужестранную концепцию отправления естественных надобностей, Тигхи сделал так, как ему говорили, и использовал непривычные приспособления в соответствии с полученными инструкциями. Время от времени служители куда-то выносили горшок, очевидно, чтобы опорожнить, потому что назад горшок возвращался пустым, и каждый раз, когда Тигхи наполнял платановый лист своими экскрементами, его аккуратно заворачивали и уносили. Может быть, они использовали его кал как удобрение для своих огородов, а может, сбрасывали с края мира. Тигхи не мог этого знать.
В помещение внесли еще одного больного. Из носа и ушей у него капала кровь, и он скулил, как маленький поросенок. На полчаса больной стал центром всеобщего внимания. Все четыре служителя хлопотали вокруг, наклоняясь к нему, стирали с его лица кровь и что-то прикладывали к его губам. Однако через некоторое время человек переставал издавать какие-либо звуки и замер, а еще через полчаса с той стороны стал доноситься какой-то странный запах. Служители вынесли безжизненное тело, и Тигхи опять остался в одиночестве.
Вскоре до него дошло, что на лицах у этих людей не краска, как он думал вначале. Нет, таков был естественный цвет их кожи: пепельно-белый, отчего лица напоминали религиозные маски. Однажды утром над ним наклонился главный медицинский служитель, осматривавший его ноги, и Тигхи понял, что этот особенный пепельный цвет не был краской, нанесенной сверху, но доходил до самых пор его кожи. Такого же цвета были и череп, а также руки и ноги.
Головной убор также оказался не головным убором, а огромной массой вьющихся волос. Их волосы были странными, не такими, как у Тигхи, более густыми, что ли; каждая прядь курчавилась наружу, и на расстоянии казалось, что голова покрыта буйно разросшимся мхом. Волосы волнами ниспадали им на плечи. Все они носили одну и ту же одежду: темно-синие халаты, доходившие до колен, и черные гетры на босых белых ногах.
Эти люди были настолько странными, что Тигхи иногда казалось, будто они едва ли имеют какое-либо отношение к человеческой расе, и он – поскольку ему все равно было нечем занять свои мозги, кроме как ткать различные фантазии, – предполагал, что в своем падении действительно достиг подножия стены и обнаружил, что здесь живут дьяволы. Или звери. Или какие-то другие чужие существа. Возможно, подумал Тигхи, он умер, но затем такое предположение показалось ему лишенным всяких оснований, потому что жизнь слишком явственно заявляла о себе голодом, жаждой и сильными болями в ногах. Может, Тигхи и достиг подножия стены, но смерти ему удалось избежать, хоть в это и трудно было поверить.
Падение. Теперь оно представлялось Тигхи каким-то нереальным, туманным. Нет, его не было. Никуда он не падал. Или же пролетел рук пятьдесят и при падении на землю повредил ноги. Вот и все. Однако пятьюдесятью руками ниже Уютного Утеса на стене не было никаких деревень, и Тигхи знал это, как и то, что никаких деревень не было и тысячью руками ниже, и десятью тысячами. Прямо под деревней начинался очень длинный участок мировой стены, по которому не мог пройти никто. И все же сейчас Тигхи находился в какой-то деревне. Как это объяснить?
Один из медицинских служителей был старше других трех. Тигхи понял это, наблюдая за ними. Старший лекарь был ниже ростом, чем остальные, но двое мужчин и одна женщина подчинялись ему. Внимательно слушая их тарабарщину, Тигхи уловил слово «Вивре», которое употребляли остальные трое лекарей. Этот человек никогда не произносил его сам. Следовательно, это было имя или должность.
В следующий раз, когда этот человек стал осматривать его, Тигхи произнес слово «Вивре».
Странное, пепельно-бледное лицо человека расплылось в широкой улыбке.
– Аоуи, – ответил он. – Вивре.
А затем на Тигхи обрушился поток чужих слов и звуков, которые совершенно обескуражили юношу.
Однажды, когда Тигхи был еще совсем маленьким, к ним в деревню поднялся странствующий торговец из Давильни, которые принес украшения и трубки из плексигласа. Торговля шла бойко, и торговец задержался в деревне на несколько дней. Тигхи, которому было, как всегда, скучно, несколько раз разговаривал с ним. Тигхи хорошо помнил, что торговец произносил слова с какой-то странной интонацией.
– Ты говоришь очень забавно, – сказал ему маленький Тигхи.
Торговец рассмеялся и объяснил, что научился правильно говорить, лишь став зрелым мужчиной, а до этого говорил на совершенно ином наречии. Для маленького Тигхи это было настоящим открытием.
Оказывается, люди, живущие на стене, разговаривают не на одном языке!
– Скажи что-нибудь на твоем другом языке, – попросил мальчик.
– Что сказать? – удивился торговец.
– Все равно.
И тогда торговец разразился потоком слов, показавшихся Тигхи бессмысленной тарабарщиной.
После той встречи Тигхи в течение многих недель экспериментировал со своими собственными тарабарскими словами. Своему па он объяснил, что изобретает новый язык. Однако эта бессмысленная речь звучала глупо даже в его собственных ушах, и довольно скоро мальчик оставил это занятие.
Теперь эта игра заменяла ему весь мир. По мере того как боль постепенно уходила из ноги, Тигхи все больше сосредоточивал свое внимание на речи лекарей, на словах, которыми они обменивались. Это были имена или названия их должностей – вот и все, что он мог пока понять, несмотря на все усилия.
Однажды явилась целая процессия, и все эти люди пришли с одной целью – посмотреть на Тигхи. Должно быть, их было не меньше дюжины. Они сразу заполнили собой все помещение. Некоторые были так высоки, что им приходилось наклонять голову, чтобы не задеть потолок. Все были такие же пепельнолицые, как и медицинские служители, и у всех были одинаковые черные (или коричневые) волосы, свалявшиеся в большие, спутанные комья. Некоторые вплели в волосы украшения из пластика и других ценных вещей. Все одеты в одинаковую униформу темно-синего цвета. Впрочем, у некоторых униформа была более красивой, с рукавами, расшитыми желтой нитью.
Они обступили матрац Тигхи со всех сторон и принялись глазеть на него, громко тараторя на своем языке и (так ему показалось) смеясь. Обескураженный внезапным вторжением, Тигхи испугался.
Когда один из посетителей наклонился и начал ощупывать его, тыкая пальцами в разные места, Тигхи попытался увернуться. Раздался громкий смех. Оглушительные, гулкие звуки, скуластые лица и копны густых, спутанных волос, которые тряслись в такт движениям голов.
Затем делегация удалилась так же быстро и внезапно, как и появилась. Пришельцы ненадолго задержались у двери, чтобы поговорить с Вивре.
Вскоре наступила тишина, и Вивре, подойдя к Тигхи, опять осмотрел его.
Вся левая сторона тела Тигхи была покрыта ссадинами и синяками, которые начали желтеть. Кровоподтеки и синяки густо усыпали и левую ногу. Он потрогал эти места и обнаружил несколько глубоких шрамов, которые уже почти зажили.
Язык, на котором говорили эти странные бледнокожие люди, каким-то образом начал проникать в сознание Тигхи. В общей сумятице звуков он научился выделять отдельные слова.
«Полтете» означало суп (или жидкость?).
«Хомб» означало человек или, возможно, мужчина.
«Вивре» – имя. Так звали главного медицинского служителя. Это был крупный мужчина, высокий и широкоплечий, с белым до ужаса лицом и огромной массой спутанных волос, из-за которых мужчина казался еще выше.
Тигхи повторял иностранные слова, с которых начинался утренний осмотр, в течение нескольких дней, прежде чем понял их истинное значение. Это неизменно вызывало благожелательные улыбки медицинского персонала. Теперь он знал, что «нее» означает «новый», а «ор» – «день».
– Добрый новый день, больной, – обычно говорил Вивре. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Да, – отвечал Тигхи. – Да.
Настоящий прорыв наступил, когда он научился задавать вопросы.
Как вы говорите?
Что это?
Скажите мне…
– Как вы говорите? – начинал Тигхи и затем прикасался к своей ступне.
– А, ступня, – отвечал Вивре на своем странном языке.
– Как вы говорите? – прикасался Тигхи к ноге выше ступни.
– Нога, да. Вы анапрехал троп хорошо, да.
«Троп» значит «очень», подумал Тигхи.
– Как вы говорите живот, рука, ладонь, лицо, голова, волосы?
– Волосы, – повторил Вивре, улыбнувшись. – Твои волосы очень малпуа, месхаламме дела троппа.
– Как вы говорите.
И Тигхи жестами обозначал величину, расставив руки и надув щеки.
– Что? Что? – спрашивал Вивре. – Вы имеете в виду – эмпхеу? Нет, нет, вы хотите сказать гранда.
Это значило «большой». Слово было очень похоже на родное «гранд» и поэтому легко запомнилось.
– Большие волосы, – произнес Тигхи, показав на пышную шевелюру Вивре. – Большие волосы!
Вивре засмеялся, встряхнул своими кудрями и, наклонившись к Тигхи, взял в руки прядь его волос, гораздо более редких и коротких.
Тигхи делал попытки завязать разговор и с другими медицинскими служителями, но они игнорировали его, словно сговорившись. Они даже не снисходили до такой милости, как обменяться взглядами. Тигхи не понимал этого. Может, они сердились на него? Или же в силу своего низкого положения и подумать не могли о том, чтобы заговорить с кем-нибудь вроде него?
В течение нескольких дней Вивре совершенно не был расположен к продолжению языковой игры с Тигхи. Он расхаживал по помещению, громко топая, и покрикивал на своих подчиненных. Лишившись единственного способа чем-то занять свои мозги, Тигхи чуть ли не сходил с ума от скуки и с огромным нетерпением ждал, когда пройдет черная полоса в настроении Вивре, чтобы узнать от него новые слова и закрепить их в памяти. Однако Тигхи быстро научился не беспокоить Вивре, если тот был не в духе.
Вивре объяснил ему, что люди, приходившие посмотреть на Тигхи, были частью армии. Великой армии! После визита этих важных военных чинов разные люди то и дело просовывали свои головы в приоткрытую дверь палаты и осведомлялись насчет Тигхи у Вивре или у других санитаров. Время от времени до Тигхи долетали обрывки их разговоров.
– Так значит, это он и есть? Парень себстинапул?
Иногда речь была слишком быстрой, или собеседники употребляли только незнакомые слова, или их акцент значительно отличался от акцента Вивре, и Тигхи не мог уловить ничего.
Отношение Вивре к этим случайным посетителям вызывало у юноши удивление. Иногда он прогонял их прочь, бросаясь к двери из дальнего угла палаты и свирепо вопя. Но бывали случаи, когда он сиял улыбкой и приглашал гостя внутрь палаты.
– Это Белливра, – говорил он. – Это Прир-Валлио. Господа, скажите «добрый новый день» господину Тигхи.
– Господин Тигхи, – говорил гость, кивая.
– Добрый новый день, – вежливо отвечал Тигхи.
Гость скалился в улыбке, гладил его по голове и внимательно осматривал с головы до ног, задавая при этом Вивре пару-тройку вопросов.
– Похоже, я становлюсь знаменитостью, – как-то раз после очередного такого визита сказал Тигхи старшему лекарю, используя слово из его собственного языка.
Однако юноша еще недостаточно хорошо знал новый язык, чтобы выразить эту идею понятным образом.
Он узнал новые слова: голодный, скучно, сердце, легкое, дыхание, вверх, вниз, трудно, сломанный, матрац, помочиться, справить большую нужду. Он научился спрягать глагол «падать» по лицам в настоящем и прошедшем времени: я падаю, ты падаешь; я упал, они упали.
– Вы упали! – с улыбкой произнес Вивре, однако его глаза не смеялись. В них скорее было нечто похожее на благоговейный страх. – Определенно. Вы упали.
Однажды утром к Тигхи явилось странное ощущение надежды, родившееся почему-то не в голове, а где-то в глубине тела, пожалуй, в животе. Как обычно, он объяснял и задавал вопросы, постоянно запинаясь и делая паузы, и вдруг набрел на слово, обозначавшее родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77