Готов ли мистер Дефо сейчас назвать имена чеканщиков, о которых он хотел мне рассказать?
– У меня нет имен, – сказал Дефо.– Только подозрения.
– Подозрения, – повторил Ньютон.– Да, у меня тоже есть подозрения, мистер Дефо. И не пытайтесь одурачить их светлостей, как пытались одурачить меня.
– Это вы лжец, а не я, – не сдавался Дефо, решив разыграть свой лучший козырь.– Готовы ли вы на тест-акт в присутствии их светлостей, чтобы доказать, что вы действительно принадлежите англиканской церкви?
Тест-акт от 1673 года требовал, чтобы человек, находящийся на государственной службе, получил святое причастие по обряду англиканской церкви. Я знал, что Ньютон, не веривший в догматы Троицы, никогда не это не согласится, и на миг мне показалось, что все потеряно. Однако Ньютон тяжело вздохнул и опустил голову.
– Я сделаю все, что потребуют от меня их светлости, – сказал он, – даже если мне придется ублажать человека, который осужден за банкротство и сам давно стал сектантом.
– Это правда, мистер Дефо? – спросил милорд Галифакс.– Вы действительно банкрот?
– Да, милорд.
– А вы сами готовы совершить тест-акт?
– Доктор Ньютон ведет безнадежную игру с религией и Всемогущим Богом, – заявил Дефо, а потом опустил голову.– Но я, милорд, на это неспособен.
Убедившись в лицемерности мистера Дефо, их светлости отпустили его, предупредив, чтобы в следующий раз он думал о том, против кого выдвигает обвинения. После этого лорд Галифакс позаботился, чтобы лорд Харли от лица их светлостей принес извинения Ньютону за то, что ему пришлось защищаться от обвинений недостойных людей. Лорд Харли также сказал, что их светлости проводили расследование только в интересах Монетного двора. На этом слушание закончилось.
Когда мы вышли наружу, я искренне поздравил Ньютона и объявил, что и сам испытываю большое облегчение.
– Именно об этом Аристотель пишет в «Поэтике», – сказал я.– Заговор есть сердце трагедии. Этот заговор мог привести к тому, что вам пришлось бы покинуть свой пост. Или к чему-то еще худшему.
– Но этого не случилось, и во многом благодаря вашему усердию, позволившему нам узнать подноготную мистера Дефо, – заметил Ньютон.– Мистер Фатио тоже мне очень помог. Именно Фатио написал своим друзьям на континенте о графе Гаэтано. Но, откровенно говоря, мои враги плохо подготовились к слушаниям. Иначе мне было бы труднее одержать победу.
Я покачал головой.
– Только подумать, как ужасно все это могло закончиться. Вам следует немедленно вернуться домой.
– Почему?
– Ваша племянница, мисс Бартон, наверняка беспокоится об исходе слушаний, не так ли?
Однако мысли Ньютона были уже совсем о другом.
– Все эти события лишь отвлекли меня от главного, – сказал он.– От расшифровки проклятых посланий. Я уже столько времени ломаю над ними голову, но у меня ничего не получается.
В течение следующих нескольких недель Ньютон продолжал работать над шифром, и я решился предложить ему обратиться за помощью к доктору Уоллису из Оксфорда. Но Ньютон ответил на мое предложение презрительными насмешками.
– Попросить о помощи Уоллиса? – поглаживая кота, спросил он, словно не верил своим ушам.– Уж лучше я прислушаюсь к советам Мельхиора. Одно дело – взять у человека книги, и совсем другое – воспользоваться его мозгами. Прийти к нему с шляпой в руках и признаться, что я спасовал перед шифром? Он постарается перевернуть небо и землю, чтобы сделать то, что оказалось не под силу мне. И, проделав свою работу, заявит об этом всему миру. Его рассказам не будет конца. Уж лучше сразу воткнуть шило себе в бок, чем дать ему повод изводить меня.
Ньютон сердито покачал головой.
– Впрочем, ваше упоминание о докторе Уоллисе заставит меня продумать новый подход к решению задачи. Нет, я не похож на жалкого знатока арифметики, который может пользоваться тем, чему его научили, но стоит ему сделать ошибку, как он приходит в уныние и опускает руки; а уж если он сталкивается с чем-то новым, то шансов на успех и совсем нет. Да, вы придали мне сил, видит Бог, так оно и есть: нужно довести все случаи до конца, иначе я никогда не смогу успокоиться.
Я заметил: чем человек умнее, тем полнее его уверенность в том, что он способен решить задачу, которая не под силу другим. Это лишь подтверждает теорию Платона, что знание предполагает истинную веру, но идет гораздо дальше.
После этого я ни разу не видел Ньютона без свинцового карандаша и бумаги, исписанной буквами и алгебраическими формулами, при помощи которых он пытался разобраться в шифре. Иногда я даже забывал, что он продолжает исполнять свои основные обязанности. Но я хорошо помню момент, когда Ньютон наконец разгадал шифр.
Неожиданно появились слухи о том, что мир с Францией уже почти подписан. Переговоры шли с мая, в голландском городе Рисвике. Это было хорошее известие, поскольку флот стоял на якоре в Торбее и находился в ужасном состоянии из-за нехватки провизии и недостатка хороших денег. Мой брат Чарльз даже сказал, что нам пришлось занять денег у голландцев, чтобы расплатиться с английскими матросами, а в таких случаях мир является лучшим решением проблемы.
Наступило 27 августа 1697 года, и я до сих пор помню, как Ньютон не обратил ни малейшего внимания на мои слова о скором заключении мира, а торжествующе заявил, что ему удалось расшифровать все письма, которые имеют прямое отношение к нашему расследованию.
Я принял его слова на веру – он даже не пытался скрыть своего удовлетворения – и тепло поздравил его; тем не менее Ньютон непременно хотел показать мне остроумную систему шифрования, чтобы я убедился, что он действительно прав. Ньютон присел за свой стол и сбросил Мельхиора с многочисленных бумаг, аккуратно разложенных по всей поверхности.
– Честно говоря, – начал он, с трудом сдерживая возбуждение, – решающая мысль, которая привела меня к успеху, появилась только несколько дней назад, но тогда она была еще очень смутной. Однако теперь я вижу, что все дело в постоянных и функциях, которые являются лишь более примитивной системой моих производных. Шифр основан на использовании короткого повторяющегося слова, известного обоим участникам переписки, – оно и является ключом. Предположим, это ваша фамилия. Шифровальщик несколько раз повторяет ключевое слово под своим посланием, вот так.
И Ньютон написал на листе бумаги:
ГОСПОДЬ МОЙ СВЕТ И СПАСЕНИЕ
ЭЛЛИСЭЛ ЛИС ЭЛЛИ С ЭЛЛИСЭЛЛ
– Обратите внимание, – продолжал он, – что каждой букве алфавита соответствует одно число от единицы до тридцати трех.
Буква Г в нашем послании – четвертая буква алфавита. Мы добавляем число 4 к числу стоящей под ним буквы ключа Э, то есть 31. Получается 35, то есть сумма номеров двух букв превышает 33. Обычно эту проблему решают так: мы начинаем заново выписывать алфавит после буквы Я. Тогда буква А становится тридцать четвертой, и так далее. В нашем случае 35 соответствует букве Б. Так мы определили первую букву шифра. Когда процесс будет завершен, наш шифр примет такой вид:
Человек, желающий расшифровать это послание, должен повторить всю процедуру в обратном порядке. Он записывает шифрованное сообщение, а под ним располагает повторяющееся ключевое слово, после чего вычитает номера букв. Э, имеющая номер 31, вычитается из Б, имеющей номер 2, – получается -29, то есть отрицательное число. В этом случае добавляется 33. Получается 4 – буква Г. Аналогичным образом, если мы рассмотрим третье слово шифра – ПШСЬ, то заметим, что если вычесть букву Э ключевого слова из буквы шифра П, то получим -14. Итак, -14 + 33 = 19, что соответствует букве С из слова «свет».
Я неуверенно кивнул, постепенно начиная понимать принцип действия шифра.
– Как я уже говорил ранее, – объяснял Ньютон, – шифр, с которым мы имеем дело, использует принцип повторения ключевого слова. Однако такая система слишком легко поддается расшифровке, поскольку ключ постоянно находится перед глазами того, кто пытается прочитать послание. Например, легко заметить, что буква П появляется в шифре дважды и оба раза заменяет одну и ту же букву Э. Аналогично буква С встречается два раза и дважды заменяет букву Л. Это слабость, присущая данная системе. Вот почему тот, кто придумал ключ, добавил остроумную числовую переменную, которая производит перемещение внутри ключа, весьма эффективно позволяя скрыть одинаковые фрагменты. И при этом все делается достаточно просто: само ключевое слово изменяется серией последовательных преобразований. В данной системе ключевое слово становится функцией буквы О. Первые пять букв сообщения зашифрованы обычным способом:
Но при работе со следующими пятью буквами ключ меняется на основании пяти букв шифра – Б, Ы, Ю, Щ и Б – в зависимости от того, расположены ли буквы шифра по алфавиту до или после О. Любые зашифрованные буквы между П и Я вызывают шаг на одну букву. Но для всех букв до О включительно изменения не происходит. Иными словами, буквы от А до О наши константы, а от П до Я – переменные. Например, при:
вторая буква шифра Ы располагается в алфавите после О, следовательно, Л в ключевом слове меняется на М. Это же справедливо для Ю и Щ, но не для Б, так что следующее ключевое слово принимает вид ЭММЙС, и мы получаем:
Аналогичным образом Ъ, Щ и Ь изменяют последние три буквы нашего нового ключевого слова ЭММЙС, так что оно становится ЭМНКТ. Вот что у нас получилось теперь:
Чтобы разгадать шифр, нужно вычитать цифровые значения букв ключевого слова – не забывая изменять само ключевое слово по описанному мною правилу! – из цифровых значений шифра, при необходимости прибавляя 33. Например, Б имеет номер 2, вычитаем Э – номер 31, получается -29, прибавляем 33, получаем 4, что соответствует букве Г. Аналогично, последняя буква нашего шифра Ь имеет номер 30, вычитаем Т – номер 20, получается 10, что соответствует И. Блестящее использование переменных делает этот шифр практически неуязвимым.
– Но как же вам удалось его разгадать, сэр?
– Я едва не отказался от попыток решить эту задачу, из-за того что мистер Скруп неумело воспользовался шифром, – признался Ньютон.– Он оказался достаточно сообразителен, чтобы использовать математические серии из образца, показанного ему Джорджем Мейси. Но он просто добавлял единицу к первой букве и вычитал единицу из второй; затем прибавлял двойку ко второй букве и вычитал двойку из четвертой, и так далее. Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что послание, начертанное мелом на стене рядом с телом Мерсера, было первой строкой письма, которое оказалось у Мейси. И я сразу догадался, что в этом случае шифр использовался без понимания его сути. Человек лишь хотел сбить меня с толку. Только после того, как я перестал обращать внимание на послание Скрупа, мне удалось уловить некие закономерности. Что касается разгадки основного шифра, то должен признать: мне повезло. Ничто так не подрывает надежность шифра, как человеческие слабости. Дело в том, что математика враждебна сущности человека, по природе своей склонного к ошибкам. В каждом письме заговорщики использовали две фразы для выражения своих фанатичных устремлений. Ибо, как вы вскоре убедитесь, мы действительно имеем дело с опасными фанатиками, угрожающими благополучию государства.
Ньютон пытался показать мне математические уравнения, составленные им за время работы над шифром, но его рассуждения показались мне столь сложными, что я быстро перестал понимать, о чем идет речь. Позднее я лучше разобрался в проблеме, поскольку по просьбе Ньютона скопировал письмо, которое он написал Уоллису, где подробно объяснял все этапы работы по разгадке шифра, не касаясь, впрочем, математических основ происходящего: Ньютон заявил, что не собирается показывать Уоллису достижения своего разума.
Но в тот момент от всей этой алгебры у меня разболелась голова, словно мне пришлось снова вернуться в школу или на ложе болезни, так как Ньютон пытался помочь мне поправиться, объясняя свои любимые производные. Тем не менее послания были расшифрованы, и мы узнали об ужасных событиях, происходящих в Тауэре.
– Две фразы, которые они постоянно повторяют, звучат так: «Помни святого Варфоломея» и «Помни сэра Эдмунда Берри Годфри».
– То же самое написано на клинке кинжала майора Морнея! – воскликнул я.
– Совершенно верно, – кивнул Ньютон.– Это также часть фразы, использованной Скрупом, чтобы сбить меня с толку. Первое сообщение мы обнаружили на теле мистера Кеннеди, куда его положил мистер Скруп, который получил его от мистера Мейси, – но ни один из них не знал, что оно означает. Я подозреваю, что люди, использовавшие этот шифр, были настолько уверены в его надежности, что не слишком тщательно оберегали свою переписку. Вероятно, Мейси случайно наткнулся на одно из их посланий.
Ньютон прочитал свой перевод:
– «Помни сэра Эдмунда Берри Годфри. Дорогой доктор Дэвис, вряд ли нам стоит встречаться, как вы предлагаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– У меня нет имен, – сказал Дефо.– Только подозрения.
– Подозрения, – повторил Ньютон.– Да, у меня тоже есть подозрения, мистер Дефо. И не пытайтесь одурачить их светлостей, как пытались одурачить меня.
– Это вы лжец, а не я, – не сдавался Дефо, решив разыграть свой лучший козырь.– Готовы ли вы на тест-акт в присутствии их светлостей, чтобы доказать, что вы действительно принадлежите англиканской церкви?
Тест-акт от 1673 года требовал, чтобы человек, находящийся на государственной службе, получил святое причастие по обряду англиканской церкви. Я знал, что Ньютон, не веривший в догматы Троицы, никогда не это не согласится, и на миг мне показалось, что все потеряно. Однако Ньютон тяжело вздохнул и опустил голову.
– Я сделаю все, что потребуют от меня их светлости, – сказал он, – даже если мне придется ублажать человека, который осужден за банкротство и сам давно стал сектантом.
– Это правда, мистер Дефо? – спросил милорд Галифакс.– Вы действительно банкрот?
– Да, милорд.
– А вы сами готовы совершить тест-акт?
– Доктор Ньютон ведет безнадежную игру с религией и Всемогущим Богом, – заявил Дефо, а потом опустил голову.– Но я, милорд, на это неспособен.
Убедившись в лицемерности мистера Дефо, их светлости отпустили его, предупредив, чтобы в следующий раз он думал о том, против кого выдвигает обвинения. После этого лорд Галифакс позаботился, чтобы лорд Харли от лица их светлостей принес извинения Ньютону за то, что ему пришлось защищаться от обвинений недостойных людей. Лорд Харли также сказал, что их светлости проводили расследование только в интересах Монетного двора. На этом слушание закончилось.
Когда мы вышли наружу, я искренне поздравил Ньютона и объявил, что и сам испытываю большое облегчение.
– Именно об этом Аристотель пишет в «Поэтике», – сказал я.– Заговор есть сердце трагедии. Этот заговор мог привести к тому, что вам пришлось бы покинуть свой пост. Или к чему-то еще худшему.
– Но этого не случилось, и во многом благодаря вашему усердию, позволившему нам узнать подноготную мистера Дефо, – заметил Ньютон.– Мистер Фатио тоже мне очень помог. Именно Фатио написал своим друзьям на континенте о графе Гаэтано. Но, откровенно говоря, мои враги плохо подготовились к слушаниям. Иначе мне было бы труднее одержать победу.
Я покачал головой.
– Только подумать, как ужасно все это могло закончиться. Вам следует немедленно вернуться домой.
– Почему?
– Ваша племянница, мисс Бартон, наверняка беспокоится об исходе слушаний, не так ли?
Однако мысли Ньютона были уже совсем о другом.
– Все эти события лишь отвлекли меня от главного, – сказал он.– От расшифровки проклятых посланий. Я уже столько времени ломаю над ними голову, но у меня ничего не получается.
В течение следующих нескольких недель Ньютон продолжал работать над шифром, и я решился предложить ему обратиться за помощью к доктору Уоллису из Оксфорда. Но Ньютон ответил на мое предложение презрительными насмешками.
– Попросить о помощи Уоллиса? – поглаживая кота, спросил он, словно не верил своим ушам.– Уж лучше я прислушаюсь к советам Мельхиора. Одно дело – взять у человека книги, и совсем другое – воспользоваться его мозгами. Прийти к нему с шляпой в руках и признаться, что я спасовал перед шифром? Он постарается перевернуть небо и землю, чтобы сделать то, что оказалось не под силу мне. И, проделав свою работу, заявит об этом всему миру. Его рассказам не будет конца. Уж лучше сразу воткнуть шило себе в бок, чем дать ему повод изводить меня.
Ньютон сердито покачал головой.
– Впрочем, ваше упоминание о докторе Уоллисе заставит меня продумать новый подход к решению задачи. Нет, я не похож на жалкого знатока арифметики, который может пользоваться тем, чему его научили, но стоит ему сделать ошибку, как он приходит в уныние и опускает руки; а уж если он сталкивается с чем-то новым, то шансов на успех и совсем нет. Да, вы придали мне сил, видит Бог, так оно и есть: нужно довести все случаи до конца, иначе я никогда не смогу успокоиться.
Я заметил: чем человек умнее, тем полнее его уверенность в том, что он способен решить задачу, которая не под силу другим. Это лишь подтверждает теорию Платона, что знание предполагает истинную веру, но идет гораздо дальше.
После этого я ни разу не видел Ньютона без свинцового карандаша и бумаги, исписанной буквами и алгебраическими формулами, при помощи которых он пытался разобраться в шифре. Иногда я даже забывал, что он продолжает исполнять свои основные обязанности. Но я хорошо помню момент, когда Ньютон наконец разгадал шифр.
Неожиданно появились слухи о том, что мир с Францией уже почти подписан. Переговоры шли с мая, в голландском городе Рисвике. Это было хорошее известие, поскольку флот стоял на якоре в Торбее и находился в ужасном состоянии из-за нехватки провизии и недостатка хороших денег. Мой брат Чарльз даже сказал, что нам пришлось занять денег у голландцев, чтобы расплатиться с английскими матросами, а в таких случаях мир является лучшим решением проблемы.
Наступило 27 августа 1697 года, и я до сих пор помню, как Ньютон не обратил ни малейшего внимания на мои слова о скором заключении мира, а торжествующе заявил, что ему удалось расшифровать все письма, которые имеют прямое отношение к нашему расследованию.
Я принял его слова на веру – он даже не пытался скрыть своего удовлетворения – и тепло поздравил его; тем не менее Ньютон непременно хотел показать мне остроумную систему шифрования, чтобы я убедился, что он действительно прав. Ньютон присел за свой стол и сбросил Мельхиора с многочисленных бумаг, аккуратно разложенных по всей поверхности.
– Честно говоря, – начал он, с трудом сдерживая возбуждение, – решающая мысль, которая привела меня к успеху, появилась только несколько дней назад, но тогда она была еще очень смутной. Однако теперь я вижу, что все дело в постоянных и функциях, которые являются лишь более примитивной системой моих производных. Шифр основан на использовании короткого повторяющегося слова, известного обоим участникам переписки, – оно и является ключом. Предположим, это ваша фамилия. Шифровальщик несколько раз повторяет ключевое слово под своим посланием, вот так.
И Ньютон написал на листе бумаги:
ГОСПОДЬ МОЙ СВЕТ И СПАСЕНИЕ
ЭЛЛИСЭЛ ЛИС ЭЛЛИ С ЭЛЛИСЭЛЛ
– Обратите внимание, – продолжал он, – что каждой букве алфавита соответствует одно число от единицы до тридцати трех.
Буква Г в нашем послании – четвертая буква алфавита. Мы добавляем число 4 к числу стоящей под ним буквы ключа Э, то есть 31. Получается 35, то есть сумма номеров двух букв превышает 33. Обычно эту проблему решают так: мы начинаем заново выписывать алфавит после буквы Я. Тогда буква А становится тридцать четвертой, и так далее. В нашем случае 35 соответствует букве Б. Так мы определили первую букву шифра. Когда процесс будет завершен, наш шифр примет такой вид:
Человек, желающий расшифровать это послание, должен повторить всю процедуру в обратном порядке. Он записывает шифрованное сообщение, а под ним располагает повторяющееся ключевое слово, после чего вычитает номера букв. Э, имеющая номер 31, вычитается из Б, имеющей номер 2, – получается -29, то есть отрицательное число. В этом случае добавляется 33. Получается 4 – буква Г. Аналогичным образом, если мы рассмотрим третье слово шифра – ПШСЬ, то заметим, что если вычесть букву Э ключевого слова из буквы шифра П, то получим -14. Итак, -14 + 33 = 19, что соответствует букве С из слова «свет».
Я неуверенно кивнул, постепенно начиная понимать принцип действия шифра.
– Как я уже говорил ранее, – объяснял Ньютон, – шифр, с которым мы имеем дело, использует принцип повторения ключевого слова. Однако такая система слишком легко поддается расшифровке, поскольку ключ постоянно находится перед глазами того, кто пытается прочитать послание. Например, легко заметить, что буква П появляется в шифре дважды и оба раза заменяет одну и ту же букву Э. Аналогично буква С встречается два раза и дважды заменяет букву Л. Это слабость, присущая данная системе. Вот почему тот, кто придумал ключ, добавил остроумную числовую переменную, которая производит перемещение внутри ключа, весьма эффективно позволяя скрыть одинаковые фрагменты. И при этом все делается достаточно просто: само ключевое слово изменяется серией последовательных преобразований. В данной системе ключевое слово становится функцией буквы О. Первые пять букв сообщения зашифрованы обычным способом:
Но при работе со следующими пятью буквами ключ меняется на основании пяти букв шифра – Б, Ы, Ю, Щ и Б – в зависимости от того, расположены ли буквы шифра по алфавиту до или после О. Любые зашифрованные буквы между П и Я вызывают шаг на одну букву. Но для всех букв до О включительно изменения не происходит. Иными словами, буквы от А до О наши константы, а от П до Я – переменные. Например, при:
вторая буква шифра Ы располагается в алфавите после О, следовательно, Л в ключевом слове меняется на М. Это же справедливо для Ю и Щ, но не для Б, так что следующее ключевое слово принимает вид ЭММЙС, и мы получаем:
Аналогичным образом Ъ, Щ и Ь изменяют последние три буквы нашего нового ключевого слова ЭММЙС, так что оно становится ЭМНКТ. Вот что у нас получилось теперь:
Чтобы разгадать шифр, нужно вычитать цифровые значения букв ключевого слова – не забывая изменять само ключевое слово по описанному мною правилу! – из цифровых значений шифра, при необходимости прибавляя 33. Например, Б имеет номер 2, вычитаем Э – номер 31, получается -29, прибавляем 33, получаем 4, что соответствует букве Г. Аналогично, последняя буква нашего шифра Ь имеет номер 30, вычитаем Т – номер 20, получается 10, что соответствует И. Блестящее использование переменных делает этот шифр практически неуязвимым.
– Но как же вам удалось его разгадать, сэр?
– Я едва не отказался от попыток решить эту задачу, из-за того что мистер Скруп неумело воспользовался шифром, – признался Ньютон.– Он оказался достаточно сообразителен, чтобы использовать математические серии из образца, показанного ему Джорджем Мейси. Но он просто добавлял единицу к первой букве и вычитал единицу из второй; затем прибавлял двойку ко второй букве и вычитал двойку из четвертой, и так далее. Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что послание, начертанное мелом на стене рядом с телом Мерсера, было первой строкой письма, которое оказалось у Мейси. И я сразу догадался, что в этом случае шифр использовался без понимания его сути. Человек лишь хотел сбить меня с толку. Только после того, как я перестал обращать внимание на послание Скрупа, мне удалось уловить некие закономерности. Что касается разгадки основного шифра, то должен признать: мне повезло. Ничто так не подрывает надежность шифра, как человеческие слабости. Дело в том, что математика враждебна сущности человека, по природе своей склонного к ошибкам. В каждом письме заговорщики использовали две фразы для выражения своих фанатичных устремлений. Ибо, как вы вскоре убедитесь, мы действительно имеем дело с опасными фанатиками, угрожающими благополучию государства.
Ньютон пытался показать мне математические уравнения, составленные им за время работы над шифром, но его рассуждения показались мне столь сложными, что я быстро перестал понимать, о чем идет речь. Позднее я лучше разобрался в проблеме, поскольку по просьбе Ньютона скопировал письмо, которое он написал Уоллису, где подробно объяснял все этапы работы по разгадке шифра, не касаясь, впрочем, математических основ происходящего: Ньютон заявил, что не собирается показывать Уоллису достижения своего разума.
Но в тот момент от всей этой алгебры у меня разболелась голова, словно мне пришлось снова вернуться в школу или на ложе болезни, так как Ньютон пытался помочь мне поправиться, объясняя свои любимые производные. Тем не менее послания были расшифрованы, и мы узнали об ужасных событиях, происходящих в Тауэре.
– Две фразы, которые они постоянно повторяют, звучат так: «Помни святого Варфоломея» и «Помни сэра Эдмунда Берри Годфри».
– То же самое написано на клинке кинжала майора Морнея! – воскликнул я.
– Совершенно верно, – кивнул Ньютон.– Это также часть фразы, использованной Скрупом, чтобы сбить меня с толку. Первое сообщение мы обнаружили на теле мистера Кеннеди, куда его положил мистер Скруп, который получил его от мистера Мейси, – но ни один из них не знал, что оно означает. Я подозреваю, что люди, использовавшие этот шифр, были настолько уверены в его надежности, что не слишком тщательно оберегали свою переписку. Вероятно, Мейси случайно наткнулся на одно из их посланий.
Ньютон прочитал свой перевод:
– «Помни сэра Эдмунда Берри Годфри. Дорогой доктор Дэвис, вряд ли нам стоит встречаться, как вы предлагаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45