Нам нужно побольше узнать о сержанте Роэне и майоре Морнее. Займитесь этим в первую очередь.
Мы вернулись на Монетный двор, где ночная смена собралась возле кабинета смотрителя. Чеканщики громко говорили о том, что здесь становится опасно и, несмотря на войну с французами, они готовы прекратить работу.
– Нас всех здесь поубивают, если мы останемся, – заявил один из рабочих.– Нам надоели бесконечные провокации со стороны лорда Лукаса, а теперь еще эти ужасные убийства. Нет, здесь не подходящее место для работы богобоязненных людей.
– Мы должны в корне пресечь эти разговоры, – пробормотал Ньютон, – иначе война будет проиграна, поскольку королевским войскам будет нечем заплатить.
Ньютон терпеливо выслушал все протесты. Наконец он поднял руки, чтобы заставить людей замолчать, и обратился к возбужденным рабочим.
– Послушайте меня, – попросил он.– Нам гораздо больше следует бояться французов, чем убийцу. Скоро он будет пойман, даю вам слово.
– Как? – закричал кто-то.
– Я его поймаю, – твердо ответил Ньютон.– Но в любом случае вам должны заплатить за то, что вы верны короне, несмотря на чудовищные преступления, совершенные на Монетном дворе. Я поговорю с их свет л остями и потребую, чтобы вас поощрили за вашу важную работу. Каждый, кто останется, получит дополнительные пять гиней, когда эта огромная работа будет закончена. Даже если мне придется вынуть деньги из собственного кармана.
– А ваши слова относятся к тем, кто работает в дневную смену? – спросил другой рабочий.
– Да, и в дневную смену тоже, – заверил его Ньютон.
Рабочие переглянулись, закивали головами и постепенно вернулись к своим машинам. Ньютон облегченно вздохнул.
– А директор Монетного двора играет в карты, – заметил я.– Не думаю, что король понимает, какого верного слугу он имеет в вашем лице, доктор.
– Нам остается надеяться, что его светлости согласятся с вами, – улыбнулся Ньютон.– В противном случае я буду разорен. У вас с собой копия надписи, которую мы видели на стене возле лестницы Салли-Порт?
Я протянул Ньютону лист бумаги, который он тут же спрятал в рукав.
– Вечером я займусь решением этой головоломки, – сказал он.– Мне не нравится, когда надо мной пытаются подшутить, если речь идет о математике. Насколько мне известно, частота употребления гласных и согласных в английском языке подчиняется определенным законам, причем гласные встречаются гораздо чаще.
У меня не вызывало ни малейших сомнений, что он наслаждается предстоящей работой – такое наслаждение, наверное, испытывал пророк Даниил, открывая волю Бога Валтасару, когда рука человеческая писала на штукатурке стены огромного королевского дворца. Ну а я так сильно устал, что, несмотря на близость к моему дому обезглавленного трупа и на шум, производимый Монетным двором, мечтал только о том, чтобы добраться до постели.
Я проснулся, если можно так выразиться, поскольку мне почти не удалось поспать из-за легкой лихорадки. Но я попытался вести себя как стоик и пришел в кабинет Ньютона в обычное время. Ньютон сообщил мне, что нам предстоит посетить Бедлам.
– Нужно повидать вашего приятеля, мистера Твистлтона. Расспрашивая о нем сегодня утром, я узнал, что вчера вечером по приказу лорда Лукаса его отправили в Бедлам. После того, как было обнаружено тело Мерсера. Вам это не кажется странным?
– Вы рассчитываете, что вам удастся его допросить?
– А почему бы и нет?
– Но он же безумен, сэр.
– Природа редко дарует постоянное душевное равновесие даже самым лучшим своим сыновьям. И если безумие мистера Твистлтона таково, что позволяет ему говорить все, что приходит ему в голову, мы сумеем узнать его мысли.
Мы наняли карету до Мурфилдса и поехали в Вифлеемскую королевскую больницу, великолепное творение Роберта Хука, которого Ньютон считал своим величайшим научным соперником. А посему я не слишком удивился, когда мой наставник уничижительно высказался относительно формы, размеров и внутреннего устройства больницы.
– Только безумец мог сделать сумасшедший дом похожим на дворец, – заявил он.– Только Хук мог решиться на такой чудовищный обман.
Однако внутри Бедлама я не нашел и намека на дворец.
При входе мы прошли мимо статуй Меланхолии и Безумия, бессмысленно застывших, как будто в глаза им взглянула ужасная Горгона. Но все же их участь была предпочтительнее, чем судьба тех, кто находился внутри, где непрестанно звучали крики и раскаты хохота, где все являло ужасающую картину человеческого страдания и омерзительного слабоумия, которая могла порадовать разве что самого Вельзевула. Тем не менее недостойные люди приходили сюда, чтобы посмеяться над несчастными обитателями Бедлама, многие из которых были прикованы цепями или содержались в клетках, как животные в Львиной башне. На мой непросвещенный взгляд – поскольку я ничего не знал о правилах содержания безумцев – атмосфера здесь напоминала Тайберн в воскресный день: грубость и жестокость, пьянство и отчаяние, не говоря уже о множестве шлюх, пытавшихся найти клиентов среди посетителей. Короче говоря, картина отражала огромный мир, полный ужаса и удовольствий, которые могли заставить нормального человека усомниться в существовании Бога на Небесах.
Мистер Твистлтон гремел своими цепями и умолял о пощаде. На его обнаженных плечах виднелись следы плети, а его и без того смущенный разум еще сильнее возбуждался из-за царившего вокруг шума и грохота. Тем не менее он сразу же меня узнал и поцеловал мне руку – наверное, рассчитывал, что я помогу ему вернуться к прежней жизни в Тауэре.
– Как ваши глаза, мистер Эллис? – сразу же спросил он.
– С ними все в порядке, благодарю вас, мистер Твистлтон.
– Сожалею, что причинил вам боль. Все дело в том, что я не люблю, когда на меня смотрят. Я ощущаю чужие взгляды, как обычные люди – жар солнца. Я напал на вас из-за того, что перепутал с другим джентльменом, мистером Ньютоном.
– Я здесь, мистер Твистлтон, – доброжелательно проговорил Ньютон, протягивая руку несчастному безумцу.– Но прошу вас, объясните, почему вы хотели выдавить мне глаза?
– От моих глаз нет ни малейшего проку. Но ваши глаза, доктор, самые жгучие из всех, что я видел. Мне вдруг показалось, что сам Бог заглядывает мне в душу. Простите мне подобные мысли, ваша честь. Теперь я вижу, что ваши глаза совсем не так жестоки, как мне казалось прежде.
– Значит, вы ищете прощения? В таком случае я вас прощаю.
– Мне нет прощения, сэр. Я совершил ужасную вещь. Но меня справедливо наказали – вы и сами видите, что я лишился разума. Даже ноги не повинуются мне, и теперь я почти не могу ходить.
– Но какую ужасную вещь вы совершили? – осведомился я.
Мистер Твистлтон покачал головой.
– Я не могу вспомнить, сэр, ведь я специально сошел с ума, чтобы забыть. Но это было нечто ужасное, сэр. И я постоянно слышу крики.
– Мистер Твистлтон, – сказал Ньютон, – это вы убили мистера Мерсера?
– Денни Мерсер мертв? Нет, сэр. Я его не убивал.
– А мистера Кеннеди? Это вы заперли его в Львиной башне?
– Только не я, сэр. Я хороший протестант. И я не желаю людям зла. Даже католикам. Даже французскому королю, который убил бы меня, если бы мог.
– А зачем ему вас убивать?
– Чтобы сделать из меня хорошего католика, разумеется.
– Вы знаете тайну? – спросил Ньютон.
– Да, сэр. Но я поклялся никому ее не раскрывать. Однако вам я бы ее поведал, сэр. Если бы помнил, что должен скрывать.– Несчастный безумец улыбнулся.– Но я полагаю, что тайна как-то связана с оружием. Ведь я был оружейником, так мне кажется.
– Быть может, ваша тайна имеет отношение к алхимии?
– К алхимии? – На лице мистера Твистлтона появилось недоумение.– Нет, сэр. Я вынимал из огня лишь мушкетные пули. А золото и вовсе редко попадало мне в руки.
Ньютон развернул лист с зашифрованным посланием, которое я переписал со стены около лестницы Салли-Порт, возле тела Даниеля Мерсера.
– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Ньютон.
– О да, – ответил несчастный безумец.– Это очень много для меня значит, сэр. Благодарю вас. Подождите немного, у меня есть для вас послание.
Порывшись в карманах штанов, он вытащил сложенный несколько раз потертый листочек и вручил его Ньютону, который развернул его, чтобы проверить, нет ли там похожего набора букв. Вероятно, мистер Твистлтон читал именно это письмо, когда я увидел его в «Каменной кухне».
– Но что все это значит? – спросил Ньютон.
– Что значит? – повторил мистер Твистлтон.– Кровь, конечно. За всем стоит кровь. Как только вы это поймете, вам сразу же станет ясен смысл всего. Но это тайна. Вы должны и сами все знать, сэр.
– А кровь еще прольется?
– Еще? Но, сэр, они едва только начали, сэр.– Мистер Твистлтон рассмеялся.– Однако без моего участия. Предстоит еще много убийств. Много крови. Ну, это так, понимаете? Все зависит от того, будет война или наступит мир.– Он слегка постукал себе по носу.– Больше я ничего не могу сказать, поскольку и сам не знаю. Никто не знает, когда речь заходит о таких вещах. Может быть, скоро. Может быть, нет. Может быть, никогда. Кто может утверждать с уверенностью? Но вы поможете, сэр. Вы поможете начать. Возможно, вы и сами еще ничего не ведаете. Но вы узнаете.
– Мистер Твистлтон, – мягко сказал Ньютон, – вам известен смысл выражения «Расе belloque»?
Твистлтон покачал головой.
– Нет, сэр. Это тоже тайна?
Я устало покачал головой, которая болела все сильнее, и высвободил ладонь из цепких пальцев несчастного.
– Да, это настоящее безумие.
– Безумие, да, – ответил мистер Твистлтон.– Мы сделаем так, что все в Лондоне сойдут с ума. И кто тогда будет лечить безумцев?
Сообразив, что мы собираемся уходить, мистер Твистлтон пришел в сильное возбуждение, и его состояние быстро ухудшилось: менее чем через минуту он принялся кричать, изо рта у него пошла пена. Его поведение оказалось заразительным, другие безумцы тут же начали бессвязно бредить и вопить, и поднялся такой вой, что даже демонам в аду пришлось бы несладко, а сам Сатана пожаловался бы на чудовищный шум. Тут же появились надзиратели, вооруженные хлыстами, и стали методично охаживать несчастных, мы же с моим наставником устремились к выходу, мечтая поскорее оказаться на свежем воздухе.
Когда мы прошли по галерее под меланхоличными взглядами статуй, Ньютон потряс головой и с облегчением вздохнул.
– Более всего на свете я боюсь потерять разум, – признался он.– В последний год моего пребывания в Кембридже у меня началась ужасная хандра, я несколько недель почти не спал и едва не стал жертвой настоящего помрачнения рассудка.
Симптомы, описанные Ньютоном, показались мне слишком хорошо знакомыми, поскольку мой озноб усиливался; однако я ничего не сказал наставнику, лишь спросил, возможно ли потерять разум после встречи с призраком, как рассказывал мне сержант Роэн.
– Речь не о призраках, – ответил Ньютон.– Мистер Твистлтон перенес оспу. Вы видели язвы на его ногах? И еще вы должны были обратить внимание на его больные глаза, дрожащие губы и язык, а также частичный паралич. Типичные симптомы застарелого сифилиса.
– Пожалуй, мне бы следовало вымыть руки, – слабым голосом пробормотал я.
– У нас нет на это времени, – заявил Ньютон.– Нам нужно разыскать шляпного мастера.
– Шляпного мастера? – Я устало вздохнул.– Неужели вы хотите заказать себе новую шляпу, сэр? Мне казалось, вы из числа тех немногих людей, которых совершенно не интересуют шляпы. Так зачем же нам нужен шляпный мастер?
На что Ньютон ответил:
– Что? «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» – И, видя мое недоумение, добавил: – Книга Иова, глава тридцать девятая, стих тринадцатый.
В экипаже Ньютон похлопал меня по колену и с довольным видом показал письмо, которое вручил ему мистер Твистлтон. Мои усталые глаза увидели лишь бессмысленный набор букв, по-прежнему совершенно для меня непонятный:
ЫАЬРЁЮОБДЪСЮДСВОУХХОЧЦАЙТАЭЮОР
ВЪГШВШЗЕТТЯДФЕУАГХМНЪБГФТЧВЭЛЛ
ВЮГЧПГЗЪНУДАХЬНЬШГКЗГЙГЩЖЩЁЕЪС
ЦЖЪЫТШУЬЬТЮЖФЮЦЕЗСЛЪЭЙВПЧЛМЛЯ
ЗЖММАЬЛЩЭЪЮХЙЗТЪНЫЕЭЯМЭЬШЭЕОЛЁ
ПГНЭХЫЪЙЪФДЙЙЯИЮЙОРАЕАЗАДБИБУЕ
БЮКЁЩБМЬДЙСЮЁПШЧЛИЙЖФИВЪХГЭОЦЪ
ЁМАУЮЁЮЯКМХПГШШЫМЛХААЕПЯЁЙАЭЫВ
ЪОКЙПЖЛИФМЕИНКЬЪЕЛУПЩДЖЪНЪТАЪА
ЫНБЮОПИАБАЖООСОЗБТЮЛЁЛБЫОППСМЙ
УРТАШНЛКУЁРХЗАШТТЖТДОУРШПБЗМШЛ
УУАУХРФДБТЁЛДБУУЦПТЗМФБЪКПЁСЪФ
МЛЦЩЩНЬШЩЩЖЩСИДЖЪЭЖИТРЪДСЩОУ
ЕЫЩПЪИЖЁБЫИКЧЭЪЙСНВЮЙПЦОВЧОШЫ
ЭПОЩШЭРЁРЯЪЭЬЭБЕЗППДЧФЩОЕВЛШЩБХ
ТЯЖАГУСЪЩЩМТЫХЖДВЦЦЁЖАСЖВЖДЁ
СТЁАЖДЪВФШЖЗКЧГЪЛТЮДЁФХЕБКЪДГ
ВЬЗЕЛГЬВРЕЖТЩЧЫАЦЗФАЬОСПЙСКЛРЩ
СТЁСЁУЪНШЁШЁМЩЖЪЦДЮФЖЛАЬВЛЪЗ
ЬЁЕЯЁРФЛОЫИКЪЕОХЛЧДКУЯНТЕПНКЕБЯ
ЙАПЖГИТВЬЦЛВОЬВЦЯЭЯЪМГПОЕДЕИОЕИЛ
МРШЫРТГЁЯЯХФЁЙОТЁЦААЯЕЖИТЦСЬЫГСУ
Однако Ньютон заявил, что видит некую закономерность, которую обнаружил в предыдущих посланиях.
– Но мистер Твистлтон безумен, – возразил я.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ньютон.
– Тогда я не понимаю, почему вы всерьез воспринимаете это письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Мы вернулись на Монетный двор, где ночная смена собралась возле кабинета смотрителя. Чеканщики громко говорили о том, что здесь становится опасно и, несмотря на войну с французами, они готовы прекратить работу.
– Нас всех здесь поубивают, если мы останемся, – заявил один из рабочих.– Нам надоели бесконечные провокации со стороны лорда Лукаса, а теперь еще эти ужасные убийства. Нет, здесь не подходящее место для работы богобоязненных людей.
– Мы должны в корне пресечь эти разговоры, – пробормотал Ньютон, – иначе война будет проиграна, поскольку королевским войскам будет нечем заплатить.
Ньютон терпеливо выслушал все протесты. Наконец он поднял руки, чтобы заставить людей замолчать, и обратился к возбужденным рабочим.
– Послушайте меня, – попросил он.– Нам гораздо больше следует бояться французов, чем убийцу. Скоро он будет пойман, даю вам слово.
– Как? – закричал кто-то.
– Я его поймаю, – твердо ответил Ньютон.– Но в любом случае вам должны заплатить за то, что вы верны короне, несмотря на чудовищные преступления, совершенные на Монетном дворе. Я поговорю с их свет л остями и потребую, чтобы вас поощрили за вашу важную работу. Каждый, кто останется, получит дополнительные пять гиней, когда эта огромная работа будет закончена. Даже если мне придется вынуть деньги из собственного кармана.
– А ваши слова относятся к тем, кто работает в дневную смену? – спросил другой рабочий.
– Да, и в дневную смену тоже, – заверил его Ньютон.
Рабочие переглянулись, закивали головами и постепенно вернулись к своим машинам. Ньютон облегченно вздохнул.
– А директор Монетного двора играет в карты, – заметил я.– Не думаю, что король понимает, какого верного слугу он имеет в вашем лице, доктор.
– Нам остается надеяться, что его светлости согласятся с вами, – улыбнулся Ньютон.– В противном случае я буду разорен. У вас с собой копия надписи, которую мы видели на стене возле лестницы Салли-Порт?
Я протянул Ньютону лист бумаги, который он тут же спрятал в рукав.
– Вечером я займусь решением этой головоломки, – сказал он.– Мне не нравится, когда надо мной пытаются подшутить, если речь идет о математике. Насколько мне известно, частота употребления гласных и согласных в английском языке подчиняется определенным законам, причем гласные встречаются гораздо чаще.
У меня не вызывало ни малейших сомнений, что он наслаждается предстоящей работой – такое наслаждение, наверное, испытывал пророк Даниил, открывая волю Бога Валтасару, когда рука человеческая писала на штукатурке стены огромного королевского дворца. Ну а я так сильно устал, что, несмотря на близость к моему дому обезглавленного трупа и на шум, производимый Монетным двором, мечтал только о том, чтобы добраться до постели.
Я проснулся, если можно так выразиться, поскольку мне почти не удалось поспать из-за легкой лихорадки. Но я попытался вести себя как стоик и пришел в кабинет Ньютона в обычное время. Ньютон сообщил мне, что нам предстоит посетить Бедлам.
– Нужно повидать вашего приятеля, мистера Твистлтона. Расспрашивая о нем сегодня утром, я узнал, что вчера вечером по приказу лорда Лукаса его отправили в Бедлам. После того, как было обнаружено тело Мерсера. Вам это не кажется странным?
– Вы рассчитываете, что вам удастся его допросить?
– А почему бы и нет?
– Но он же безумен, сэр.
– Природа редко дарует постоянное душевное равновесие даже самым лучшим своим сыновьям. И если безумие мистера Твистлтона таково, что позволяет ему говорить все, что приходит ему в голову, мы сумеем узнать его мысли.
Мы наняли карету до Мурфилдса и поехали в Вифлеемскую королевскую больницу, великолепное творение Роберта Хука, которого Ньютон считал своим величайшим научным соперником. А посему я не слишком удивился, когда мой наставник уничижительно высказался относительно формы, размеров и внутреннего устройства больницы.
– Только безумец мог сделать сумасшедший дом похожим на дворец, – заявил он.– Только Хук мог решиться на такой чудовищный обман.
Однако внутри Бедлама я не нашел и намека на дворец.
При входе мы прошли мимо статуй Меланхолии и Безумия, бессмысленно застывших, как будто в глаза им взглянула ужасная Горгона. Но все же их участь была предпочтительнее, чем судьба тех, кто находился внутри, где непрестанно звучали крики и раскаты хохота, где все являло ужасающую картину человеческого страдания и омерзительного слабоумия, которая могла порадовать разве что самого Вельзевула. Тем не менее недостойные люди приходили сюда, чтобы посмеяться над несчастными обитателями Бедлама, многие из которых были прикованы цепями или содержались в клетках, как животные в Львиной башне. На мой непросвещенный взгляд – поскольку я ничего не знал о правилах содержания безумцев – атмосфера здесь напоминала Тайберн в воскресный день: грубость и жестокость, пьянство и отчаяние, не говоря уже о множестве шлюх, пытавшихся найти клиентов среди посетителей. Короче говоря, картина отражала огромный мир, полный ужаса и удовольствий, которые могли заставить нормального человека усомниться в существовании Бога на Небесах.
Мистер Твистлтон гремел своими цепями и умолял о пощаде. На его обнаженных плечах виднелись следы плети, а его и без того смущенный разум еще сильнее возбуждался из-за царившего вокруг шума и грохота. Тем не менее он сразу же меня узнал и поцеловал мне руку – наверное, рассчитывал, что я помогу ему вернуться к прежней жизни в Тауэре.
– Как ваши глаза, мистер Эллис? – сразу же спросил он.
– С ними все в порядке, благодарю вас, мистер Твистлтон.
– Сожалею, что причинил вам боль. Все дело в том, что я не люблю, когда на меня смотрят. Я ощущаю чужие взгляды, как обычные люди – жар солнца. Я напал на вас из-за того, что перепутал с другим джентльменом, мистером Ньютоном.
– Я здесь, мистер Твистлтон, – доброжелательно проговорил Ньютон, протягивая руку несчастному безумцу.– Но прошу вас, объясните, почему вы хотели выдавить мне глаза?
– От моих глаз нет ни малейшего проку. Но ваши глаза, доктор, самые жгучие из всех, что я видел. Мне вдруг показалось, что сам Бог заглядывает мне в душу. Простите мне подобные мысли, ваша честь. Теперь я вижу, что ваши глаза совсем не так жестоки, как мне казалось прежде.
– Значит, вы ищете прощения? В таком случае я вас прощаю.
– Мне нет прощения, сэр. Я совершил ужасную вещь. Но меня справедливо наказали – вы и сами видите, что я лишился разума. Даже ноги не повинуются мне, и теперь я почти не могу ходить.
– Но какую ужасную вещь вы совершили? – осведомился я.
Мистер Твистлтон покачал головой.
– Я не могу вспомнить, сэр, ведь я специально сошел с ума, чтобы забыть. Но это было нечто ужасное, сэр. И я постоянно слышу крики.
– Мистер Твистлтон, – сказал Ньютон, – это вы убили мистера Мерсера?
– Денни Мерсер мертв? Нет, сэр. Я его не убивал.
– А мистера Кеннеди? Это вы заперли его в Львиной башне?
– Только не я, сэр. Я хороший протестант. И я не желаю людям зла. Даже католикам. Даже французскому королю, который убил бы меня, если бы мог.
– А зачем ему вас убивать?
– Чтобы сделать из меня хорошего католика, разумеется.
– Вы знаете тайну? – спросил Ньютон.
– Да, сэр. Но я поклялся никому ее не раскрывать. Однако вам я бы ее поведал, сэр. Если бы помнил, что должен скрывать.– Несчастный безумец улыбнулся.– Но я полагаю, что тайна как-то связана с оружием. Ведь я был оружейником, так мне кажется.
– Быть может, ваша тайна имеет отношение к алхимии?
– К алхимии? – На лице мистера Твистлтона появилось недоумение.– Нет, сэр. Я вынимал из огня лишь мушкетные пули. А золото и вовсе редко попадало мне в руки.
Ньютон развернул лист с зашифрованным посланием, которое я переписал со стены около лестницы Салли-Порт, возле тела Даниеля Мерсера.
– Вам это о чем-нибудь говорит? – спросил Ньютон.
– О да, – ответил несчастный безумец.– Это очень много для меня значит, сэр. Благодарю вас. Подождите немного, у меня есть для вас послание.
Порывшись в карманах штанов, он вытащил сложенный несколько раз потертый листочек и вручил его Ньютону, который развернул его, чтобы проверить, нет ли там похожего набора букв. Вероятно, мистер Твистлтон читал именно это письмо, когда я увидел его в «Каменной кухне».
– Но что все это значит? – спросил Ньютон.
– Что значит? – повторил мистер Твистлтон.– Кровь, конечно. За всем стоит кровь. Как только вы это поймете, вам сразу же станет ясен смысл всего. Но это тайна. Вы должны и сами все знать, сэр.
– А кровь еще прольется?
– Еще? Но, сэр, они едва только начали, сэр.– Мистер Твистлтон рассмеялся.– Однако без моего участия. Предстоит еще много убийств. Много крови. Ну, это так, понимаете? Все зависит от того, будет война или наступит мир.– Он слегка постукал себе по носу.– Больше я ничего не могу сказать, поскольку и сам не знаю. Никто не знает, когда речь заходит о таких вещах. Может быть, скоро. Может быть, нет. Может быть, никогда. Кто может утверждать с уверенностью? Но вы поможете, сэр. Вы поможете начать. Возможно, вы и сами еще ничего не ведаете. Но вы узнаете.
– Мистер Твистлтон, – мягко сказал Ньютон, – вам известен смысл выражения «Расе belloque»?
Твистлтон покачал головой.
– Нет, сэр. Это тоже тайна?
Я устало покачал головой, которая болела все сильнее, и высвободил ладонь из цепких пальцев несчастного.
– Да, это настоящее безумие.
– Безумие, да, – ответил мистер Твистлтон.– Мы сделаем так, что все в Лондоне сойдут с ума. И кто тогда будет лечить безумцев?
Сообразив, что мы собираемся уходить, мистер Твистлтон пришел в сильное возбуждение, и его состояние быстро ухудшилось: менее чем через минуту он принялся кричать, изо рта у него пошла пена. Его поведение оказалось заразительным, другие безумцы тут же начали бессвязно бредить и вопить, и поднялся такой вой, что даже демонам в аду пришлось бы несладко, а сам Сатана пожаловался бы на чудовищный шум. Тут же появились надзиратели, вооруженные хлыстами, и стали методично охаживать несчастных, мы же с моим наставником устремились к выходу, мечтая поскорее оказаться на свежем воздухе.
Когда мы прошли по галерее под меланхоличными взглядами статуй, Ньютон потряс головой и с облегчением вздохнул.
– Более всего на свете я боюсь потерять разум, – признался он.– В последний год моего пребывания в Кембридже у меня началась ужасная хандра, я несколько недель почти не спал и едва не стал жертвой настоящего помрачнения рассудка.
Симптомы, описанные Ньютоном, показались мне слишком хорошо знакомыми, поскольку мой озноб усиливался; однако я ничего не сказал наставнику, лишь спросил, возможно ли потерять разум после встречи с призраком, как рассказывал мне сержант Роэн.
– Речь не о призраках, – ответил Ньютон.– Мистер Твистлтон перенес оспу. Вы видели язвы на его ногах? И еще вы должны были обратить внимание на его больные глаза, дрожащие губы и язык, а также частичный паралич. Типичные симптомы застарелого сифилиса.
– Пожалуй, мне бы следовало вымыть руки, – слабым голосом пробормотал я.
– У нас нет на это времени, – заявил Ньютон.– Нам нужно разыскать шляпного мастера.
– Шляпного мастера? – Я устало вздохнул.– Неужели вы хотите заказать себе новую шляпу, сэр? Мне казалось, вы из числа тех немногих людей, которых совершенно не интересуют шляпы. Так зачем же нам нужен шляпный мастер?
На что Ньютон ответил:
– Что? «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу?» – И, видя мое недоумение, добавил: – Книга Иова, глава тридцать девятая, стих тринадцатый.
В экипаже Ньютон похлопал меня по колену и с довольным видом показал письмо, которое вручил ему мистер Твистлтон. Мои усталые глаза увидели лишь бессмысленный набор букв, по-прежнему совершенно для меня непонятный:
ЫАЬРЁЮОБДЪСЮДСВОУХХОЧЦАЙТАЭЮОР
ВЪГШВШЗЕТТЯДФЕУАГХМНЪБГФТЧВЭЛЛ
ВЮГЧПГЗЪНУДАХЬНЬШГКЗГЙГЩЖЩЁЕЪС
ЦЖЪЫТШУЬЬТЮЖФЮЦЕЗСЛЪЭЙВПЧЛМЛЯ
ЗЖММАЬЛЩЭЪЮХЙЗТЪНЫЕЭЯМЭЬШЭЕОЛЁ
ПГНЭХЫЪЙЪФДЙЙЯИЮЙОРАЕАЗАДБИБУЕ
БЮКЁЩБМЬДЙСЮЁПШЧЛИЙЖФИВЪХГЭОЦЪ
ЁМАУЮЁЮЯКМХПГШШЫМЛХААЕПЯЁЙАЭЫВ
ЪОКЙПЖЛИФМЕИНКЬЪЕЛУПЩДЖЪНЪТАЪА
ЫНБЮОПИАБАЖООСОЗБТЮЛЁЛБЫОППСМЙ
УРТАШНЛКУЁРХЗАШТТЖТДОУРШПБЗМШЛ
УУАУХРФДБТЁЛДБУУЦПТЗМФБЪКПЁСЪФ
МЛЦЩЩНЬШЩЩЖЩСИДЖЪЭЖИТРЪДСЩОУ
ЕЫЩПЪИЖЁБЫИКЧЭЪЙСНВЮЙПЦОВЧОШЫ
ЭПОЩШЭРЁРЯЪЭЬЭБЕЗППДЧФЩОЕВЛШЩБХ
ТЯЖАГУСЪЩЩМТЫХЖДВЦЦЁЖАСЖВЖДЁ
СТЁАЖДЪВФШЖЗКЧГЪЛТЮДЁФХЕБКЪДГ
ВЬЗЕЛГЬВРЕЖТЩЧЫАЦЗФАЬОСПЙСКЛРЩ
СТЁСЁУЪНШЁШЁМЩЖЪЦДЮФЖЛАЬВЛЪЗ
ЬЁЕЯЁРФЛОЫИКЪЕОХЛЧДКУЯНТЕПНКЕБЯ
ЙАПЖГИТВЬЦЛВОЬВЦЯЭЯЪМГПОЕДЕИОЕИЛ
МРШЫРТГЁЯЯХФЁЙОТЁЦААЯЕЖИТЦСЬЫГСУ
Однако Ньютон заявил, что видит некую закономерность, которую обнаружил в предыдущих посланиях.
– Но мистер Твистлтон безумен, – возразил я.
– Вне всякого сомнения, – согласился Ньютон.
– Тогда я не понимаю, почему вы всерьез воспринимаете это письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45