Я разжег камин, чтобы согреть комнату, и предложил принести мисс Бартон шаль, но она отказалась. Когда сумерки сгустились, я зажег свечу и поднес ее к лицу Ньютона, чтобы проверить, произошли ли какие-нибудь изменения. Как только я поднес свечу к глазам Ньютона, я увидел, что зрачок слегка переместился, и мне показалось, что мой наставник постепенно приходит в себя. Я предложил мисс Бартон повторить мой эксперимент, что она и проделала.
Постепенно сон завладел нами, и уже наступил рассвет, когда Мельхиор разбудил меня, прыгнув ко мне на колени. Наши плечи и шеи сильно затекли, и в первый момент я не сообразил, почему ночевал в кабинете. Но через несколько мгновений я все вспомнил и перевел взгляд на кресло у камина, где сидел Ньютон. Оно опустело! Я вскочил на ноги и позвал мисс Бартон.
– Все в порядке, – сказал Ньютон, который стоял возле окна.– Успокойтесь. Со мной все хорошо. Я наблюдал за восходом солнца. Очень вам рекомендую насладиться столь великолепным зрелищем.
Мисс Бартон радостно улыбнулась мне, и на короткое мгновение все лучшее во мне возродилось к жизни, хотя Ньютон выглядел несколько отстраненным. Потом она поцеловала в щеку сначала Ньютона, а потом и меня. Казалось, она напилась воды из той реки в Гадесе, которая заставляет человека забыть прошлое. Мы подошли к Ньютону и втроем наблюдали за восходом, радуясь выздоровлению доктора и находя удовольствие в обществе друг друга.
– Но, сэр! – воскликнула мисс Бартон, обращаясь к дяде.– Вы нас очень напугали. Что случилось? Мы были уверены, что разум вас покинул.
– Прошу прощения за то, что так встревожил вас, – прошептал он.– Иногда наступают моменты, когда размышления настолько овладевают мной, что со стороны создается впечатление, будто я перенес удар десницы Господней. Причины остаются для меня тайной, поэтому у меня нет никаких других объяснений. Могу лишь добавить, что после таких странных эпизодов наступает удивительная ясность мысли. Не волнуйтесь, со мной уже случались подобные вещи.
Однако я взглянул ему в лицо и увидел, что он очень бледен, словно тяжкий груз все еще давит ему на сердце.
– Вы уверены, что полностью пришли в себя, сэр? – спросила мисс Бартон.– Быть может, лучше позвать врача, чтобы он убедился, что вы и в самом деле здоровы?
– Да, сэр, – вмешался я.– Вы очень бледны.
– Быть может, вам следует поесть, – предложила мисс Бартон.– Или хотя бы выпить кофе.
– Моя дорогая, я полностью пришел в себя, – настаивал Ньютон.– Вы правильно сделали, послушавшись мистера Эллиса.
– Вы слышали нашу беседу? – спросил я.
– О да, видел и слышал все, что происходило в этой комнате.
– Все? – резко спросила мисс Бартон.
Судя по тому, как она покраснела, речь шла о ее контактах с ночным горшком.
– Все, – подтвердил Ньютон, и его признание заставило мисс Бартон нахмуриться.
– Но, сэр, – вмешался я, чтобы сменить тему и не смущать мисс Бартон, – быть может, вам только кажется, что вы полностью оправились. Мисс Бартон говорила о враче не сегодня утром, а вчера. С тех пор, как я нашел вас в этом кресле, прошло почти двадцать четыре часа.
– Так много? – выдохнул Ньютон и на мгновение закрыл глаза.
– Да, сэр.
– Я размышлял о шифре, – рассеянно сказал он.
– Сегодня вам нужно выступать в Высоком суде, – напомнил я.
Ньютон тряхнул головой.
– Не стоит сейчас говорить об этом.
– Тогда что я могу сделать, сэр?
– Тут ничего нельзя сделать.
– Я согласен с мисс Бартон, – заявил я.– Сначала нужно позавтракать. Должен сказать, что я ужасно проголодался.
Никогда в жизни я не ел с таким аппетитом. Однако Ньютон выпил лишь немного кофе и поел подсушенного хлеба, словно ему совсем не хотелось есть. Несомненно, его занимал предстоящий визит в суд и встреча с их свет л остями, сейчас уже неизбежная. После завтрака мы отвезли мисс Бартон на Джермин-стрит, после чего Ньютон неожиданно заявил:
– Я совершенно уверен, что девушка влюблена.
– Но почему вы так решили, сэр? – холодно спросил я, заметно покраснев.
– Я ведь с ней живу, мистер Эллис. Неужели вы думаете, что моя племянница остается для меня невидимой? Я не читаю по ночам сонеты, но, как мне кажется, могу заметить странные проявления любви. Более того, я ручаюсь, что знаю, кто сей счастливец.
И он улыбнулся мне понимающей улыбкой, а я обнаружил, что улыбаюсь, точно идиот. Мне вдруг вновь показалось, что у меня еще остается надежда.
После Джермин-стрит мистер Уостон отвез нас в Уайтхолл, на встречу с их светлостями. Прежде мне не доводилось видеть Ньютона таким встревоженным. Даже когда Скруп навел на нас пистолет, он был гораздо спокойнее.
– Это всего лишь неофициальная встреча, – сказал он, словно пытаясь успокоить самого себя.– В письме их светлостей этот факт подчеркивается. И я очень рассчитываю, что вопрос будет решен быстро. Но я бы хотел попросить вас записывать мои слова, чтобы я точно знал, что говорил.
Таким образом, меня впустили в зал, где члены Высокого суда проводили свои заседания. Их лица не внушали особых надежд. Судьи смотрели на Ньютона так, словно предпочли бы оказаться в другом месте или чувствовали исходившее от него презрение и им совсем не хотелось, чтобы его могучий разум выставил их глупцами.
Я сумел довольно быстро понять суть обвинений, выдвинутых в адрес доктора Ньютона. Похоже, мой наставник недооценил, в каком трудном положении он оказался – если такое вообще можно сказать об Исааке Ньютоне, – поскольку вскоре после того, как мы вошли в зал суда, их светлости изложили суть ситуации и сообщили о своем неприятии сомнений в истинности религиозных постулатов. Затем привратник ввел в зал графа Гаэтано – того человека, который пытался убедить моего наставника, что способен превратить свинец в золото.
Гаэтано давал показания стоя; он заметно нервничал и говорил не слишком убедительно, тем не менее я не ожидал, что услышу от итальянца столь наглую ложь, и несколько раз был так возмущен его словами, что с трудом мог их записывать.
Он обвинил Ньютона в вымогательстве взятки за подтверждение того, что граф получил настоящее золото. Он также заявил, будто Ньютон угрожал выступить перед Королевским обществом и дать показания под присягой, что граф мошенник, если тот не заплатит ему пятьдесят гиней; а когда граф предупредил Ньютона об опасностях ложной клятвы, мой наставник рассмеялся ему в лицо и сказал, что может легко поклясться на Библии в чем угодно, поскольку не верит в то, что там написано.
Напомнив Ньютону, что с 1676 года закон английского королевства является хранителем Библии, их светлости заявили, что против Ньютона выдвинуты очень серьезные обвинения, хотя сейчас его не собираются судить. Речь идет лишь о том, может ли он и дальше оставаться смотрителем Монетного двора. Милорд Харли вел расследование против Ньютона, а милорд Галифакс выступал его защитником.
Ньютон встал, чтобы ответить на обвинения итальянца. Он говорил совершенно спокойно, без малейших эмоций, словно обсуждал отвлеченную научную проблему на заседании Королевского общества; но я видел, как сильно он потрясен обвинениями, в коих смешались обстоятельства неудачного превращения свинца в золото и сомнительный характер клятвы Ньютона.
– С разрешения их светлостей я бы хотел предъявить письмо от голландского посла в Лондоне, – сказал Ньютон.
Их светлости кивнули, после чего Ньютон передал мне письмо. Я взял его, подошел к столу и с поклоном положил перед судьями, а потом вернулся на свое место рядом с Ньютоном.
– В нем написано, что граф украл пятнадцать тысяч марок у кузена посла при королевском дворе в Вене.
– Наглая ложь, – заявил граф.
– Граф Гаэтано, – сказал милорд Галифакс, передавая письмо другим судьям.– Вы уже произнесли свою речь, и теперь вам не следует перебивать доктора Ньютона.
– Благодарю вас, милорд. Посол сообщает мне в своем письме, – продолжал Ньютон, – о своей готовности лично засвидетельствовать, что этот граф путешествовал по Европе и собирал деньги под тем предлогом, что он способен продемонстрировать превращение свинца в золото. В Лондоне он носит имя графа Гаэтано, но в Италии и Испании называется графом де Руджеро, а в Австрии и Германии – фельдмаршалом герцога Баварского.
Ньютон подождал, пока судьи осмыслят его слова, а затем добавил:
– На самом же деле этого человека зовут Доменико Мануэль, он сын неаполитанского ювелира и ученик Ласкариса, еще одного шарлатана и мошенника.
– Вздор, – фыркнул граф.– Чепуха. Голландский посол – такой же бессовестный лжец, как и вы, доктор Ньютон; или пьяница, окончательно отупевший от неумеренного употребления спиртного, как и все его соплеменники.
Это заявление совсем не понравилось их свет л остям. Всеобщее неудовольствие выразил милорд Галифакс:
– Граф Гаэтано или как там вас зовут, вам бы следовало знать, что наш дорогой король Вильгельм является дальним родственником голландского посла и в его жилах течет голландская кровь.
Итальянец явно не ожидал такого поворота дела.
– О нет, я вовсе не собирался обвинить его величество в пьянстве. Да и не все голландцы пьяницы. Однако посол ошибается…
– Молчите, сэр, – приказал лорд Галифакс.
После этого Ньютон без особого труда убедил суд, что все обвинения графа беспочвенны. Наконец их светлости приказали взять графа Гаэтано под стражу и увести в Ньюгейт для дальнейшего расследования.
– Боюсь, что опасность еще не миновала, – прошептал Ньютон, когда Гаэтано выводили из Уайтхолла.
– Приведите следующего свидетеля, – приказал милорд Харли.– Пусть войдет мистер Даниель Дефо.
– Как он выбрался из Ньюгейта? – прошептал я.
И хотя все во мне сжималось от мысли о том, что может этот человек рассказать о моем наставнике, я заставил себя уверенно улыбнуться, чтобы показать Дефо – он не сможет испортить безупречную репутацию Исаака Ньютона.
Вне всякого сомнения, арест итальянца произвел заметное впечатление на мистера Дефо: когда он вошел в зал, сразу же стало видно, что он потрясен неожиданным поворотом событий. Однако он быстро оправился от удивления и показал себя весьма непреклонным свидетелем.
Его обвинение против Ньютона состояло из двух частей: во-первых, доктор посещал французскую реформистскую церковь; во-вторых, он является близким другом мистера Фатио, швейцарского гугенота (того самого, которому меня представили перед тем, как я заболел лихорадкой).
– Этого мистера Фатио, – объяснял Дефо, – подозревают в принадлежности к культу диссентеров, которые считают, что способны вернуть к жизни мертвеца с любого кладбища.
– Что вы на это ответите, доктор Ньютон? – спросил лорд Харли.
Ньютон встал и поклонился.
– То, что сказал этот человек, совершенная правда, милорд, – ответил Ньютон, и судьи тут же начали перешептываться.– Однако я уверен, что смогу все объяснить к полному удовлетворению ваших свет л остей. Я посетил французскую церковь для того, чтобы получить сведения, которые помогли бы мне пролить свет на ряд совершенных в Тауэре убийств, о коих вам, несомненно, известно. Один из убитых, майор Морней, являлся прихожанином французской церкви, и я отправился туда в надежде поговорить с его друзьями и выяснить, были ли у него причины покончить жизнь самоубийством. Что же до мистера Фатио, то он еще совсем молодой человек, и мы с ним расходимся по ряду вопросов. Однако он член Королевского общества и мой друг, и я очень надеюсь, что его разум позволит ему преодолеть заблуждения юности и прислушаться к доводам, которые я часто ему привожу, пытаясь убедить в ошибочности его святотатственных взглядов.
В этот момент Ньютон бросил взгляд в мою сторону, словно его слова относились и ко мне.
– Я верю, – продолжал Ньютон, – что мы живем в стране, где глупых людей можно вывести из состояния невежества при помощи советов старших и мудрых, а не посредством жестоких пыток и казней, как это происходит в менее счастливых странах, чем Англия, – например, во Франции.
– Но действительно ли вы, доктор Ньютон, приказали бросить мистера Дефо в тюрьму? – спросил лорд Харли.
– Милорд, а что еще я мог сделать с человеком, которого застал на месте преступления? Он обыскивал мой кабинет в Монетном дворе, где хранится множество секретных бумаг, связанных с перечеканкой.
– Так ли это, сэр? – спросил лорд Харли у Дефо.– Вас арестовали в кабинете доктора Ньютона?
– Да, так, – сказал Дефо.– Но я не рылся в документах Монетного двора.
– А что вы делали в этом кабинете? – осведомился лорд Галифакс.– Ведь вы вошли в него, когда доктор Ньютон и его помощник отсутствовали?
– Я не знал, что они ушли. Мне лишь хотелось поскорее сообщить смотрителю информацию о некоторых чеканщиках.
– Кабинет смотрителя Монетного двора закрыт в наше отсутствие, – заявил Ньютон.– Ни я, ни мой помощник не впускали туда мистера Дефо. Более того, так называемая «важная информация» являлась не чем иным, как ложью, при помощи которой мистер Дефо рассчитывал оправдать свое проникновение в мой кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45