Единственное, что помнилось совершенно отчетливо: утро после Ночи Освобождения. Раннее утро, солнце уже встало, но еще не греет, воздух свежий и такой чистый, каким он никогда не бывал во времена выхлопных газов и дымящих заводских труб. Она вышла на улицу, шатаясь и почти ничего не видя сквозь непролитые слезы. Ей странно и непривычно было, что теперь можно выходить, что нет больше нужды прятаться за замками и навешенными на стены защитными щитами.
А на улице... Жители высыпали на проспекты, точно так же как и в Ночь Вторжения, но теперь воздух наполнен был их эйфорией и пьяной, какой-то совершенно ненормальной радостью. Они запрокидывали головы и смотрели на небо. Жемчужно-голубое. Свободное. Чистое. Они смотрели на небо и смеялись.
Избранная тоже смотрела. И плакала, еще не до конца понимая, сколь страшную цену пришлось заплатить за это небо. Потери Сопротивления были ужасающи. Погиб Михайлов, погибли почти все координаторы. Их группе тоже досталось: Юрий и Ли-старший были ранены, Ирина неделю пролежала в коме... А Виктории пришлось решать, что же делать дальше.
Потом завертелось: чем кормить жителей Таиланда? Как остановить наводнение в Праге? Что делать, когда в ментал вдруг провалилось целое племя массаев? Как не опуститься до употребления в пищу разумных китов?..
Нет, Виктория, безусловно, получила вожделенную свободу. После исчезновения Олега ей никто больше не мог указывать. Попытки были, но заканчивались они одинаково безрезультатно. После столь суровой школы манипуляцию Избранная чуяла в зародыше, а давить силой... Это на нее-то?
К своим однокашникам Виктория прислушивалась, но те были и сами заняты по горло, так что на вопрос: «Что же делать?» — обычно ограничивались коротким олеговским: «Думать!» При этом все они почему-то беспрекословно подчинялись любому ее капризу. Что, учитывая размах власти, которую подгребла под себя вся эта честная компания, оставлял Избранную с пугающе широким кругом возможностей. Зачастую она не имела ни малейшего представления, что с этими возможностями надо делать.
Оставался внутренний голос. Но и тут свалить ответственность не получалось. Строптивое подсознание иногда предлагало забавные комментарии, разряжавшие обстановку, но гораздо чаще подкидывало новые, еще более запутывающие вопросы. Решения, находимые при участи alter ego, всегда были дерзкими и нетрадиционными до безумия, но как-то так получалось, что приходила к ним сама Виктория, а отнюдь не ее ехидный внутренний советчик.
В результате девушка обнаружила себя с целым ворохом никем не контролируемой свободы, с одной стороны, и ворохом дел, с которыми, кроме нее, справляться было некому, — с другой. И оставить несчастных китов на съедение почему-то не получалось... Хотя видела их Избранная разве что по телевизору.
Она пыталась найти помощников. Создала Совет, наскоро протащила сотню безумных законов и декларацию прав «разумных существ планеты Земля», разработанную еще Олегом. Совет усиленно работал, ежедневно заседая в пресловутом Зале и пытаясь разобраться в творящемся на «планете Земля» хаосе. Но Виктория вдруг обнаружила, что может в обход этого Совета творить все, что ей вздумается. Или, точнее, все, что требовалось, чтобы вышеназванная планета не накрылась медным тазиком.
И ей безумно надоела такая свобода. Любая свобода, если на то пошло. Вот пришел бы добрый дядя, взял за ручку, рассказал, как не дать людям и прочим разумным вцепиться друг в другу в глотки. Ведь, если вцепятся, перепадет и самой Виктории. А Виктория не хотела, чтобы ей опять перепало от равнодушного, не интересующегося проблемами одиноких детей мира.
Девушка вздохнула, уныло оглядела комнату. Это был ее первый свободный вечер за очень долгое время, она использовала каждый грамм своего влияния, чтобы его выкроить. Было очень глупо теперь сидеть на диване, закутавшись в одеяло, и ничего не делать. Однако проблема заключалась в том, что, как именно ей теперь отдыхать, Виктория представляла весьма смутно.
Телевидения не было. А даже если бы и было, что за охота пялиться в ящик, по которому все равно ничего умного не показывают? Читать... Упражняться в материализации объектов из ментала в реальность и обратно... Ползать по информационной сети...
Но Олег слишком часто заставлял ее учиться из-под палки, чтобы можно было заниматься этим для собственного удовольствия!
Пить? При одной мысли об алкоголе она почувствовала, как дыхание судорожно учащается, точно легкие пытаются нагнать побольше воздуха. Боль в груди, тошнота, отвращение... Нет, спасибо, вино не для нас. Мы вполне можем от пары глотков концы отдать.
Пойти на тусовку? Видеть ей сейчас никого не хотелось. И без того надоели, подхалимы. В официальных документах ее королевой никто не называл, но в частных разговорах Виктория иначе и не упоминалась. Чуть насмешливо и вместе с тем уважительно: «королева ментала». Сначала это было прозвищем, что-то вроде никнейма времен Интернета. Потом... Потом до некоторых начало доходить, что она умела на самом деле вытворять с мысленным пространством. И с оборудованием чужих. И с физическими законами.
Теперь плюнуть было нельзя, чтобы не попасть в просителя или подателя жалобы. Так что любая компания в выходной вечер исключалась по определению. Даже соученики при встрече неизменно сползали на политику или решение каких-нибудь «срочных» вопросов.
Когда список развлечений был исчерпан, в голову вновь полезла работа. Девушка заскрипела зубами и попыталась перевести мысли в направление: «как избавиться от работы». Не получалось. Как и раньше, все утыкалось в одно и то же препятствие: кого бы она ни поставила на свое место, тот будет справляться хуже. А значит, это все равно рикошетом ударит по ней, Виктории. Если бы здесь был Олег...
Если бы здесь был Олег! Литания последних дней. И ночей, если на то пошло.
Если бы пришел Посланник из других миров и вновь взял все на себя...
«...То ты бы тут же вновь начала вычислять, как его убрать. Посмотри в глаза истине, дорогая. Тебе не нравится работать за десятерых. Но безропотно подчиняться и смиряться со своей судьбой нравится еще меньше».
И то правда.
«Так прекрати ныть. Это унизительно».
Виктория виновато вздохнула. И вдруг ее посетила странная мысль. Девушка рассмотрела свою идею так и этак. И пришла к выводу, что выходные ей вредны. А свободное время — вообще смертельный яд. Она от него сходит с ума.
И все же, все же...
«Ах-мм. Ау?» — это должна была быть просто обычная мысль, но получилось ментальное послание вглубь собственного разума.
Ответа не последовало. «Внутренний голос? Ты меня слышишь?»
Тишина была какой-то... настороженной. «Есть кто-нибудь дома?»
«Есть».
Так. И что это нам доказывает? Пока что ничего, но начало многообещающее.
«Давай начистоту. Ты — мое подсознание или совершенно посторонняя личность?»
Пауза.
«Данаи Эсэра, к вашим услугам. Можно просто Сэра».
А вот это, моя дорогая, уже похоже на диагноз.
«И не скажете ли, Сэра, что вы забыли в моей голове?»
С ответом внутренний голос медлил, так что Виктория добавила. «Лучше сразу правду. Потом ведь все равно выяснится, придется устраивать разборки...»
Голос в голове вздохнул.
«Ну, тогда начинаем с главного. Я — жена того, кого ты знаешь под именем Олега. Когда он был отозван для очередного задания, я отправилась следом. К сожалению, в бестелесном варианте. И, чтобы не раствориться, как какой-нибудь призрак, была вынуждена искать прибежище в теле случившейся рядом с ним женщины».
Виктория ошалело хватала ртом воздух. Такого она не ожидала. И не была уверена, что хотела знать. Жена? У Олега? Как-то вяло, на автопилоте, спросила:
«Почему именно мое тело?»
«По сходству материального носителя. Я в своем мире тоже была Избранной, любое другое тело просто не выдержало бы такого сознания». Бестелесный голос звучал почти... устало.
Избранная (которая из двух?) судорожно сглотнула. Это... это было уже слишком.
Жена? У Олега?
Ее мысленный тон был причудливым, извилистым и не вполне четким, будто гостья испытывала трудности, думая на чужом языке. В то же время даже в таком бестелесном состоянии за ее речью чувствовалась... личность. Не скованная холодным самоконтролем сила, как у Натальи, не едва контролируемая дикая энергия, как у самой Виктории, а спокойное знание собственных возможностей. «Самость», что ли. Раз услышав этот стиль мыслей, спутать его с чьим-то еще было совершенно невозможно. Жена...
«Ты красивая?»
Мысль сорвалась прежде, чем она успела себя остановить. Пауза. Затем спокойным, неосознанно повелительным тоном:
«Подойди к зеркалу».
Растерянная, но совсем не испуганная Виктория поднялась с дивана. Зеркало в комнате было. Хорошее, большое зеркало от пола до потолка, безупречно чистое.
Девушка остановилась перед ним, без особого удовольствия разглядывая свое отражение. Невысокая, крепко сбитая, какая-то неправильная. Неопределенно-русого цвета тонкие волосы, непримечательное лицо, отмеченное лишь рассекающим бровь шрамом. И единственная красивая деталь: светло-голубые глаза, казавшиеся не на месте на этом издерганном лице. Виктория была далеко не в восторге от собственной внешности, но с определенного момента стала считать искусственные изменения ниже собственного достоинства.
Изображение затуманилось, пошло волнами. И обожгла взглядом из-за прозрачной преграды совсем другая женщина.
Она была на несколько сантиметров выше и намного изящнее. Тонкая шея, гибкое и сильное тело смертельно опасного бойца. Великолепные, цвета воронова крыла волосы спускались до талии свободными волнами, переливаясь в тусклом свете изумрудными отблесками. Лицо... Виктории пришло в голову сравнение с Анжелиной Джоли, но лишь на мгновение. В этом лице была и чувственность, но прежде всего в нем была видна порода. Многие и многие поколения самых хищных и самых опасных мужчин, возводивших на свое ложе самых умных и самых красивых женщин. Ее черты были тонкими, точно высеченными в драгоценном камне, и правильными какой-то другой, не греческой и даже не восточной правильностью. Летящий изгиб бровей кричал о нечеловеческой крови, точеные скулы говорили о совсем ином, нежели у обитателей Земли, строении костей. А глаза... Диковатого разреза озера зеленого пламени.
Олег говорил, что в этом мире ему досталось тело, будто совмещающее все расы доминирующего на планете вида. Но почему-то из смешения рас Земли получился образ, имеющий с этой планетой мало общего. А вот женщине в зеркале Посланник мог бы быть родственником. Дальним. Было ли это случайностью? Или воплотившимся внутренним представлением о себе?
Ее потрясающе чувственные губы изогнулись в невеселой усмешке, и вновь Виктория была поражена сходством. Те же полные, невольно выдающие настроение губы, что так завораживали ее в Олеге. Последние сомнения исчезли. Жена.
Гостья была одета в простое (но почему-то казалось — невероятно дорогое) платье темных тонов, наводившее на мысли о безграничной пустыне. Ее оливковая кожа выглядела более ухоженной, чем у любой из телевизионных див, зелень глаз и губ подчеркивалась не менее умелым, чем у Natalie, макияжем.
Виктория смотрела на нее женскими глазами (ревнивыми, завистливыми и мгновенно отмечающими любой недостаток), но видела лишь уверенную в себе силу. Резкий, граничащий с гениальностью интеллект. А еще — непоколебимую волю.
О да. Она была красива.
Виктория с сожалением вздохнула и сказала своим мечтам о Посланнике последнее «прощай».
Незнакомка тем временем тряхнула темной волной волос и заговорила. И вновь Виктория застыла, пораженная невероятной красотой ее голоса. Низкое, глубокое контральто, чуть хрипловатое и очень мягкое. За богатством интонаций тренированное ухо Избранной мгновенно уловило суровую школу ораторского искусства, безупречная артикуляция и чуть замедленный темп скрывали легкий акцент.
— Виктория?
Девушка чуть вздрогнула, прогоняя навеянный завораживающим голосом образ обжигающе-знойной пустыни.
— Прости, что ты сказала?
Та чуть нахмурилась. Затем усмехнулась.
— Ладно, подруга, давай уточним сразу. Олег — мой. Настолько мой, что ты и представить себе не можешь. И делиться я не намерена. Ясно?
Виктория, несколько ошарашенная таким прямым подходом, мигнула. Резкие, почти вульгарные слова не вязались ни с обликом незнакомки, ни с умным, все понимающим взглядом зеленых глаз. Похоже было на то, что фразы Эсэра извлекла из сознания самой Виктории, стремясь сформулировать свою мысль в максимально доступной для бывшей бродяжки форме.
— Договорились.
Предательские губы Сэры дрогнули. Облегченно? Виктория запоздало удивилась: разве могла она быть соперницей этой властной красавицы? Но соглашение было достигнуто, и отступать Избранная не собиралась. Не из-за какой-то абстрактной честности, а потому, что бороться было бессмысленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63