избивавшие его люди были Молольщиками, уменьшенными до человеческих размеров, с ногами как у кузнечика, с головами насекомых, с завитками рогов, с челюстями, вращавшимися на их головах, словно головки сверла, а Акеш превратился в Придурка… Но только…
Но только у демонов были пустые глаза, и внутри их полых глазниц виднелось совершенно другое лицо, выглядевшее испуганным и пойманным в ловушку: лицо ребенка, запертого внутри демона.
А затем видение исчезло. Они вновь были только людьми – и дубинки врезались, и язвили, и рвали его тело. Самое страшное было то, что он больше не мог ощущать удары как следует. Его нечувствительность ужасала его. Они могли разрывать его на куски, и он даже не знал бы об этом.
Потом он увидел еще одного человека: его соотечественника, как он подумал, судя по его лицу и одежде. Это был высокий, средних лет человек с блестящими черными волосами, на нем был шелковый жакет с изображением «Сан-Франциско Джайантс» и джинсы, заправленные в ковбойские сапоги. Может быть, он был из посольства? Может быть, этот человек пришел сюда, чтобы помочь? Он сделал жест, и допросчики отступили от Аиры.
Лежа на полу, тяжело дыша, чувствуя, как боль вновь накатывает на него гигантским валом, Айра краем глаза заметил что-то маленькое, отблескивающее металлом и стеклом, зависшее в воздухе под потолком – серебристый летающий проектор обтекаемой формы, со стеклянным наконечником. Может быть, это была галлюцинация, видение, как те демоны, которых он видел только что?
Но нет – такая технология существовала в действительности; он уже видел подобное раньше. И тут Айра осознал, что фигура слегка просвечивала. Человек был на самом деле голограммой в натуральную величину, спроецированной летающим устройством, чтобы Акеш мог видеть этого человека, говорить с ним. Говорить с голограммой. В действительности этот человек мог быть где угодно, в любой точке мира.
Айра почувствовал, что вновь готов ускользнуть… и вновь испугался, что если уйдет, то не вернется обратно. Он нужен Маркусу. Он нужен Мелиссе.
Акеш повернулся к переводчице, сказав что-то вроде «Мистер Вандасам?», и задал какой-то вопрос на гибридном языке Туркменистана. Переводчица прошептала что-то маленькой летающей машинке, словно говоря с зависшим в воздухе насекомым. Машина передала вопрос человеку, находившемуся где-то очень далеко.
– Да, – ответила голограмма; голос исходил из маленького летающего проектора и звучал довольно тонко. – Он нам известен. До недавнего времени его защищала близость к определенным людям. Если бы мы пришли за ним и за девчонкой, то остальные – Круг – смогли бы проследить, откуда исходит атака; они бы поднялись против нас. Но теперь он сам забрел к нам в руки, уйдя от тех, кто защищал его. Очень хорошо, что вы известили меня. Нет, все это не надо переводить. Просто скажи Акешу, что я знаю, кто этот человек, и что – а, ч-ч! – изображение мигнуло из-за интерференции, но затем вновь стало четким. Голограмма продолжала: – И скажи ему, что этот человек – не экологический террорист. Но он представляет собой даже еще большую опасность для «Западного Ветра» – для его партнеров в правительстве. Он должен сказать нам, куда направлялось Золото в Чаше. Вы, идиоты, упустили ее – и кто знает, куда она пойдет теперь? Что они там делали в этом храме со старым шейхом? Спросите его об этом – но прежде пусть он полежит и подумает. Дайте ему полотенце и мыло, чтобы он не окочурился у вас на руках. После этого пройдите с ним еще один курс… обработки. Если после одной-двух обработок он по-прежнему не будет отвечать, позаботьтесь о том, чтобы все запи-си о его появлении здесь исчезли. А затем я буду вам весьма признателен, если вы убьете его – если он к тому времени еще не будет мертв.
Акеш задал еще один вопрос – по его жестам было ясно, что это вопрос. Переводчица прошептала его так тихо, что Айра не сумел его расслышать за грохотом и диссонирующим гулом в голове. Боль сегодня обрела собственный голос.
Голограмма ответила на вопрос коротким «да».
Затем голограмма исчезла, и маленький обтекаемый проектор улетел прочь.
Айра подумал: «Какой забавный способ выражаться: "Я буду вам весьма признателен, если вы… если вы… "»
Но он уже снова начинал ускользать.
У него хватило времени только на еще одну мысль: тот человек сказал, что они упустили Золото в Чаше. Они потеряли ее след. Значит, по крайней мере ей они сейчас не опасны. О, слава Богу! Мелисса…
Абсолютное страдание от сохранения сознательного состояния было слишком велико. Он перестал бороться. Это было восхитительно – соскользнуть в бессознательное. Небытие никогда не казалось ему таким заманчивым.
Где-то в Туркменистане: пустыня
Шейх Араха сидел на переднем пассажирском сиденье джипа рядом с Ньерцей, Мелисса – сзади, рядом с мальчиком, называвшим себя Маркусом, но иногда говорившим как мертвый человек, которого она знала как Менделя.
Теперь, сидя рядом с ней в джипе, подпрыгивающем на колеях в предрассветных сумерках, он выглядел как обычный мальчик. На его лице было серьезное выражение – но ведь мальчики иногда бывают смертельно серьезными, не правда ли?
При этом слове ей захотелось зарыдать. Не это ли на самом деле произошло с ее мальчиком? Не был ли он мертв?
Он был здесь – и в то же время не здесь.
Она вздрогнула и поплотнее обернула вокруг себя одеяло.
Небо оставалось чистым, но было холодно. Звезды наверху казались иголками льда, таявшими на востоке, где занимался рассвет.
– Я рад, что вы едете с нами, шейх Араха, – сказал Маркус. И тихо добавил что-то еще на датском или голландском – на языке, которого Маркус знать не мог.
– А я вот не рад этому, – ответил старый дервиш. – Мне еще надо было многое сделать в храме. Но когда я напоил охранников и мои люди связали их, это было – как там говорится? – бросок жребия. Теперь я в бегах. Я надеюсь лишь, что Хайраму и остальным удалось скрыться. О них должны были позаботиться мои друзья-текке.
Мелисса наклонилась вперед, чтобы поговорить с Ньерцей. Ее тон был холоден с тех пор, как она узнала, что они сделали с Маркусом.
– Это послание от Йанана – в нем говорилось, когда в точности Айра отправился в Ашгабат? И куда он направлялся?
Ньерца отвечал, не отрывая глаза от дороги, лишь слегка повернув голову, чтобы она могла расслышать его за гулом мотора.
– Нет. Мы предположили, что он пытался добраться до Старого Храма. Насколько мы выяснили, он приземлился, но так и не прошел через таможню – так сообщил дервиш, которого Йанан послал встретить его.
– Что? Что это значит? Как это он мог приземлиться, но… – Она осеклась и покачала головой, не веря. – Ох, проклятие!
– Мы не знаем, – сказал Ньерца. – Может быть, он в порядке.
Немного спустя шейх сказал:
– Он не «в порядке». У меня есть друг, который работает в правительстве. Иногда он может устроить так, чтобы людей депортировали или перевели в другое учреждение. Если бы нам надо было въехать и выехать с нужными бумагами… – Он вздохнул. – Не знаю. Может быть. Это будет для него огромным риском. Однако… я не знаю. – Он качнул головой, всего один раз, и в этом движении было только смирение.
Мелисса боролась со слезами, начиная еще с откровений предыдущего утра. Но теперь она сдалась. Пронзительный ветер пустыни всосал в себя ее слезы еще до того, как они достигли щек.
ДНЕВНИК СТИВЕНА ИСКЕРОТА
Пишу это ранним утром у себя в комнате. До сих пор не оправился.
Психономика. Они называют это психономикой.
Я лежал на спине на кровати в обсерватории и смотрел вверх сквозь окуляр телескопа – на самом деле это было что-то вроде маленького зеркальца, и я видел там какой-то шар. Я слышал, как Гаррисон Дин сказал (я в точности помню его слова): «То, что ты видишь, – это планета Сатурн. Она видит тебя в той же мере, в какой ты видишь ее».
Он спросил, нет ли у меня какого-нибудь странного ощущения вроде пульсации в коже. Я сказал «да». Он сказал, что это электромагнитное поле охватывает меня. Оно вполне безвредно, сказал он, но введет меня в нечто вроде транса, и тогда мой дух будет спроецирован в другое место. Я спросил, отправится ли он на Сатурн. Он сказал, что только пройдет сквозь него. Мой дух отправится в другую вселенную или что-то в этом роде.
Он сказал, что я буду проходить через «некоторые необычные пейзажи». Он сказал: «Тебе там ничто не сможет повредить – ты будешь просто проходить мимо, и сам твой путь будет защищать тебя».
Затем он сказал, что я окажусь в кабинете. В обычном рабочем кабинете бизнесмена, и все, что от меня требовалось – это поговорить с человеком, которого я там обнаружу. «Говори только мысленно, но так отчетливо, как только сможешь Это будет твой первый настоящий опыт по применению психономики». Он велел мне запомнить такие слова: «Согласен на продажу контрольного пакета акций „Западному Ветру"». Он заставил меня повторить их.
Было так, словно только я мог видеть тот шар с кольцом вокруг него, заполняющий все поле моего зрения, наплывающий все ближе и ближе. Я сумел повторить: «Согласен но продажу контрольного пакета акций „Западному Ветру“».
«Отлично», – услышал я его голос. Затем какое-то время я не слышал никого, поскольку вокруг началось какое-то шипение вроде белого шума радиопомех, которое становилось все громче и громче.
Потом я ощутил какой-то щелчок, словно во мне что-то сломалось, но мне при этом было не больно, и внезапно я оказался стоящим там – стоящим рядом с Дином и глядящим на мое собственное тело, которое по-прежнему лежало на больничном столе, уставившись вверх, в линзу телескопа
Стоя рядом с собственным телом, я видел, что мой рот слегка приоткрыт, и тоненькая струйка слюны стекает на подбородок. Я попытался тронуть себя за руку, но белый шум внезапно стал таким громким, что меня им смыло, а потом я падал в направлении сияющего моря энергии, которое меняло цвет от секунды к секунде. Я врезался в него и проломился насквозь, и это было все равно что вывернуться наизнанку, внутренностями наружу, а наружностью внутрь, но только без какой-либо боли Я снова увидел Сатурн, он, казалось, висел в пространстве надо мной.
Но потом планета оказалась внизу подо мной, и я падал на нее.
Стивен прекратил писать. Он не мог представить, каким образом описать то, что произошло потом. Или, может быть, он просто не мог заставить себя писать об этом? Он откинулся на спинку кресла у себя в комнате и протянул руку к пластиковой чашке с кофе. Отхлебнув, он поставил ее обратно. Холодный кофе был невкусным.
Он посмотрел на свой ноутбук. Возможно, было вообще неблагоразумно записывать все это.
Это было способом выкинуть образы у себя из головы. Перенести их в компьютерный файл. Ему было необходимо подумать об этом. Оно не оставит его в покое. Оно требовало его внимания. И оно требовало его решения.
Он откинулся назад и прикрыл глаза. «Подумай о чем-нибудь другом. Подумай о Жонкиль».
Но его внутреннее зрение заполняла планета внизу него. Сатурн. Или что-то похожее на него. Он был оторван от своего тела, спроецирован сквозь пространство; верх стал для него низом. Он ринулся вниз, в атмосферу планеты: нескончаемую бурю многоцветного дыма. Прошел сквозь слои мерцающего жидкого металла, один внутри другого. Затем обнаружил, что движется над светящимся бурлящим ландшафтом; ощущение падения вниз исчезло – теперь он чувствовал, что движется прямо вперед.
Все это время ум Стивена находился в воспринимающем, наблюдающем состоянии – словно бы вырвался вперед, опередив эмоциональные реакции, дезориентацию от того, что был оторван от тела, от своего мира; словно бы его человеческие чувства гнались за ним по пятам, а он ухитрялся все время оставаться на шаг впереди.
Если бы они догнали его, он бы, разумеется, сошел с ума.
Впереди было нечто, написанное в небе живым огнем: нечто вроде иероглифа или руны, большой как гора, и он чувствовал, что эта руна каким-то образом является живой и сознающей. Она наблюдала за тем, как он летит по направлению к ней. Стивен был всего лишь душой, духом, но она могла видеть его.
Ее форма напоминала крест с неприятного вида крюком на нижнем конце; там были какие-то сетчатые структуры, изменения которых, казалось, проходили через последовательности различных значений.
В момент, когда Стивен врезался в нее, он почти понял ее значение.
Это был символ, одновременно бывший и местом; это было существо, одновременно бывшее дверью; оно располагалось в точности на водоразделе между добром и злом. Оно было физическим, но при этом сугубо ментальным. Оно произрастало на противоречии.
Стивен влетел в центр и пролетел насквозь, словно сквозь дверь… дверь в другой мир.
А потом он оказался в этом мире – больше уже не летел, но стоял на твердой земле. Вернее, на утесе, вздымавшемся вверх из моря радужного тумана. Небо было переполнено символами. Здесь не было солнца и никакого видимого источника света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но только у демонов были пустые глаза, и внутри их полых глазниц виднелось совершенно другое лицо, выглядевшее испуганным и пойманным в ловушку: лицо ребенка, запертого внутри демона.
А затем видение исчезло. Они вновь были только людьми – и дубинки врезались, и язвили, и рвали его тело. Самое страшное было то, что он больше не мог ощущать удары как следует. Его нечувствительность ужасала его. Они могли разрывать его на куски, и он даже не знал бы об этом.
Потом он увидел еще одного человека: его соотечественника, как он подумал, судя по его лицу и одежде. Это был высокий, средних лет человек с блестящими черными волосами, на нем был шелковый жакет с изображением «Сан-Франциско Джайантс» и джинсы, заправленные в ковбойские сапоги. Может быть, он был из посольства? Может быть, этот человек пришел сюда, чтобы помочь? Он сделал жест, и допросчики отступили от Аиры.
Лежа на полу, тяжело дыша, чувствуя, как боль вновь накатывает на него гигантским валом, Айра краем глаза заметил что-то маленькое, отблескивающее металлом и стеклом, зависшее в воздухе под потолком – серебристый летающий проектор обтекаемой формы, со стеклянным наконечником. Может быть, это была галлюцинация, видение, как те демоны, которых он видел только что?
Но нет – такая технология существовала в действительности; он уже видел подобное раньше. И тут Айра осознал, что фигура слегка просвечивала. Человек был на самом деле голограммой в натуральную величину, спроецированной летающим устройством, чтобы Акеш мог видеть этого человека, говорить с ним. Говорить с голограммой. В действительности этот человек мог быть где угодно, в любой точке мира.
Айра почувствовал, что вновь готов ускользнуть… и вновь испугался, что если уйдет, то не вернется обратно. Он нужен Маркусу. Он нужен Мелиссе.
Акеш повернулся к переводчице, сказав что-то вроде «Мистер Вандасам?», и задал какой-то вопрос на гибридном языке Туркменистана. Переводчица прошептала что-то маленькой летающей машинке, словно говоря с зависшим в воздухе насекомым. Машина передала вопрос человеку, находившемуся где-то очень далеко.
– Да, – ответила голограмма; голос исходил из маленького летающего проектора и звучал довольно тонко. – Он нам известен. До недавнего времени его защищала близость к определенным людям. Если бы мы пришли за ним и за девчонкой, то остальные – Круг – смогли бы проследить, откуда исходит атака; они бы поднялись против нас. Но теперь он сам забрел к нам в руки, уйдя от тех, кто защищал его. Очень хорошо, что вы известили меня. Нет, все это не надо переводить. Просто скажи Акешу, что я знаю, кто этот человек, и что – а, ч-ч! – изображение мигнуло из-за интерференции, но затем вновь стало четким. Голограмма продолжала: – И скажи ему, что этот человек – не экологический террорист. Но он представляет собой даже еще большую опасность для «Западного Ветра» – для его партнеров в правительстве. Он должен сказать нам, куда направлялось Золото в Чаше. Вы, идиоты, упустили ее – и кто знает, куда она пойдет теперь? Что они там делали в этом храме со старым шейхом? Спросите его об этом – но прежде пусть он полежит и подумает. Дайте ему полотенце и мыло, чтобы он не окочурился у вас на руках. После этого пройдите с ним еще один курс… обработки. Если после одной-двух обработок он по-прежнему не будет отвечать, позаботьтесь о том, чтобы все запи-си о его появлении здесь исчезли. А затем я буду вам весьма признателен, если вы убьете его – если он к тому времени еще не будет мертв.
Акеш задал еще один вопрос – по его жестам было ясно, что это вопрос. Переводчица прошептала его так тихо, что Айра не сумел его расслышать за грохотом и диссонирующим гулом в голове. Боль сегодня обрела собственный голос.
Голограмма ответила на вопрос коротким «да».
Затем голограмма исчезла, и маленький обтекаемый проектор улетел прочь.
Айра подумал: «Какой забавный способ выражаться: "Я буду вам весьма признателен, если вы… если вы… "»
Но он уже снова начинал ускользать.
У него хватило времени только на еще одну мысль: тот человек сказал, что они упустили Золото в Чаше. Они потеряли ее след. Значит, по крайней мере ей они сейчас не опасны. О, слава Богу! Мелисса…
Абсолютное страдание от сохранения сознательного состояния было слишком велико. Он перестал бороться. Это было восхитительно – соскользнуть в бессознательное. Небытие никогда не казалось ему таким заманчивым.
Где-то в Туркменистане: пустыня
Шейх Араха сидел на переднем пассажирском сиденье джипа рядом с Ньерцей, Мелисса – сзади, рядом с мальчиком, называвшим себя Маркусом, но иногда говорившим как мертвый человек, которого она знала как Менделя.
Теперь, сидя рядом с ней в джипе, подпрыгивающем на колеях в предрассветных сумерках, он выглядел как обычный мальчик. На его лице было серьезное выражение – но ведь мальчики иногда бывают смертельно серьезными, не правда ли?
При этом слове ей захотелось зарыдать. Не это ли на самом деле произошло с ее мальчиком? Не был ли он мертв?
Он был здесь – и в то же время не здесь.
Она вздрогнула и поплотнее обернула вокруг себя одеяло.
Небо оставалось чистым, но было холодно. Звезды наверху казались иголками льда, таявшими на востоке, где занимался рассвет.
– Я рад, что вы едете с нами, шейх Араха, – сказал Маркус. И тихо добавил что-то еще на датском или голландском – на языке, которого Маркус знать не мог.
– А я вот не рад этому, – ответил старый дервиш. – Мне еще надо было многое сделать в храме. Но когда я напоил охранников и мои люди связали их, это было – как там говорится? – бросок жребия. Теперь я в бегах. Я надеюсь лишь, что Хайраму и остальным удалось скрыться. О них должны были позаботиться мои друзья-текке.
Мелисса наклонилась вперед, чтобы поговорить с Ньерцей. Ее тон был холоден с тех пор, как она узнала, что они сделали с Маркусом.
– Это послание от Йанана – в нем говорилось, когда в точности Айра отправился в Ашгабат? И куда он направлялся?
Ньерца отвечал, не отрывая глаза от дороги, лишь слегка повернув голову, чтобы она могла расслышать его за гулом мотора.
– Нет. Мы предположили, что он пытался добраться до Старого Храма. Насколько мы выяснили, он приземлился, но так и не прошел через таможню – так сообщил дервиш, которого Йанан послал встретить его.
– Что? Что это значит? Как это он мог приземлиться, но… – Она осеклась и покачала головой, не веря. – Ох, проклятие!
– Мы не знаем, – сказал Ньерца. – Может быть, он в порядке.
Немного спустя шейх сказал:
– Он не «в порядке». У меня есть друг, который работает в правительстве. Иногда он может устроить так, чтобы людей депортировали или перевели в другое учреждение. Если бы нам надо было въехать и выехать с нужными бумагами… – Он вздохнул. – Не знаю. Может быть. Это будет для него огромным риском. Однако… я не знаю. – Он качнул головой, всего один раз, и в этом движении было только смирение.
Мелисса боролась со слезами, начиная еще с откровений предыдущего утра. Но теперь она сдалась. Пронзительный ветер пустыни всосал в себя ее слезы еще до того, как они достигли щек.
ДНЕВНИК СТИВЕНА ИСКЕРОТА
Пишу это ранним утром у себя в комнате. До сих пор не оправился.
Психономика. Они называют это психономикой.
Я лежал на спине на кровати в обсерватории и смотрел вверх сквозь окуляр телескопа – на самом деле это было что-то вроде маленького зеркальца, и я видел там какой-то шар. Я слышал, как Гаррисон Дин сказал (я в точности помню его слова): «То, что ты видишь, – это планета Сатурн. Она видит тебя в той же мере, в какой ты видишь ее».
Он спросил, нет ли у меня какого-нибудь странного ощущения вроде пульсации в коже. Я сказал «да». Он сказал, что это электромагнитное поле охватывает меня. Оно вполне безвредно, сказал он, но введет меня в нечто вроде транса, и тогда мой дух будет спроецирован в другое место. Я спросил, отправится ли он на Сатурн. Он сказал, что только пройдет сквозь него. Мой дух отправится в другую вселенную или что-то в этом роде.
Он сказал, что я буду проходить через «некоторые необычные пейзажи». Он сказал: «Тебе там ничто не сможет повредить – ты будешь просто проходить мимо, и сам твой путь будет защищать тебя».
Затем он сказал, что я окажусь в кабинете. В обычном рабочем кабинете бизнесмена, и все, что от меня требовалось – это поговорить с человеком, которого я там обнаружу. «Говори только мысленно, но так отчетливо, как только сможешь Это будет твой первый настоящий опыт по применению психономики». Он велел мне запомнить такие слова: «Согласен на продажу контрольного пакета акций „Западному Ветру"». Он заставил меня повторить их.
Было так, словно только я мог видеть тот шар с кольцом вокруг него, заполняющий все поле моего зрения, наплывающий все ближе и ближе. Я сумел повторить: «Согласен но продажу контрольного пакета акций „Западному Ветру“».
«Отлично», – услышал я его голос. Затем какое-то время я не слышал никого, поскольку вокруг началось какое-то шипение вроде белого шума радиопомех, которое становилось все громче и громче.
Потом я ощутил какой-то щелчок, словно во мне что-то сломалось, но мне при этом было не больно, и внезапно я оказался стоящим там – стоящим рядом с Дином и глядящим на мое собственное тело, которое по-прежнему лежало на больничном столе, уставившись вверх, в линзу телескопа
Стоя рядом с собственным телом, я видел, что мой рот слегка приоткрыт, и тоненькая струйка слюны стекает на подбородок. Я попытался тронуть себя за руку, но белый шум внезапно стал таким громким, что меня им смыло, а потом я падал в направлении сияющего моря энергии, которое меняло цвет от секунды к секунде. Я врезался в него и проломился насквозь, и это было все равно что вывернуться наизнанку, внутренностями наружу, а наружностью внутрь, но только без какой-либо боли Я снова увидел Сатурн, он, казалось, висел в пространстве надо мной.
Но потом планета оказалась внизу подо мной, и я падал на нее.
Стивен прекратил писать. Он не мог представить, каким образом описать то, что произошло потом. Или, может быть, он просто не мог заставить себя писать об этом? Он откинулся на спинку кресла у себя в комнате и протянул руку к пластиковой чашке с кофе. Отхлебнув, он поставил ее обратно. Холодный кофе был невкусным.
Он посмотрел на свой ноутбук. Возможно, было вообще неблагоразумно записывать все это.
Это было способом выкинуть образы у себя из головы. Перенести их в компьютерный файл. Ему было необходимо подумать об этом. Оно не оставит его в покое. Оно требовало его внимания. И оно требовало его решения.
Он откинулся назад и прикрыл глаза. «Подумай о чем-нибудь другом. Подумай о Жонкиль».
Но его внутреннее зрение заполняла планета внизу него. Сатурн. Или что-то похожее на него. Он был оторван от своего тела, спроецирован сквозь пространство; верх стал для него низом. Он ринулся вниз, в атмосферу планеты: нескончаемую бурю многоцветного дыма. Прошел сквозь слои мерцающего жидкого металла, один внутри другого. Затем обнаружил, что движется над светящимся бурлящим ландшафтом; ощущение падения вниз исчезло – теперь он чувствовал, что движется прямо вперед.
Все это время ум Стивена находился в воспринимающем, наблюдающем состоянии – словно бы вырвался вперед, опередив эмоциональные реакции, дезориентацию от того, что был оторван от тела, от своего мира; словно бы его человеческие чувства гнались за ним по пятам, а он ухитрялся все время оставаться на шаг впереди.
Если бы они догнали его, он бы, разумеется, сошел с ума.
Впереди было нечто, написанное в небе живым огнем: нечто вроде иероглифа или руны, большой как гора, и он чувствовал, что эта руна каким-то образом является живой и сознающей. Она наблюдала за тем, как он летит по направлению к ней. Стивен был всего лишь душой, духом, но она могла видеть его.
Ее форма напоминала крест с неприятного вида крюком на нижнем конце; там были какие-то сетчатые структуры, изменения которых, казалось, проходили через последовательности различных значений.
В момент, когда Стивен врезался в нее, он почти понял ее значение.
Это был символ, одновременно бывший и местом; это было существо, одновременно бывшее дверью; оно располагалось в точности на водоразделе между добром и злом. Оно было физическим, но при этом сугубо ментальным. Оно произрастало на противоречии.
Стивен влетел в центр и пролетел насквозь, словно сквозь дверь… дверь в другой мир.
А потом он оказался в этом мире – больше уже не летел, но стоял на твердой земле. Вернее, на утесе, вздымавшемся вверх из моря радужного тумана. Небо было переполнено символами. Здесь не было солнца и никакого видимого источника света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53