Однако, желая играть с группой, он ответил:
– И, разумеется, можно сделать так, чтобы пестициды распадались после того, как произведут начальное действие. Некоторые из них.
– Вот именно. Совершенно верно. И то, что мы испытываем вначале, совершенно не обязательно должно быть окончательной концентрацией – мы можем развести его в сотни раз. Очень возможно. Если вначале мы и напортим где-нибудь, то в конечном счете все окажутся в выигрыше. Это как с плотинами. Тебе, может быть, придется затопить несколько симпатичных долин, но зато ты снабдишь энергией миллионы людей.
Стивен кивнул. Он недоумевал, зачем Уиндерсону понадобилось тратить время на то, чтобы оправдывать перед ним «Дирван-17». Он был уверен, что руководитель компании обычно не церемонится с большинством своих сотрудников. Это даже несколько польстило ему – словно бы Уиндерсон считал его особенно ценным кадром.
Какая-то часть его знала, что он глотает все это, потому что это приносит ему удовлетворение. Этакий абстрактный транквилизатор.
Но ведь это была его работа – он должен был найти способ выжить в ней.
Словно почувствовав направление его мыслей, уиндерсонова проекция продолжала:
– Мы живем в жестоком мире – перед нами серьезные соперники. Как со стороны людей, так и со стороны природы. Природа постоянно пережевывает нас челюстями миллионов насекомых. Пестициды находятся среди единственных средств защиты, какие у нас есть.
– Конечно, я знаю, – сказал Стивен, чувствуя себя немного лучше.
То, что он увидел сегодня, взволновало его больше, чем он осознавал.
И преподобный Энтони. Он, конечно, сумасшедший – но он говорил очень убежденно.
– Я просто даю тебе пищу для размышления – может быть, тебе удастся использовать это где-нибудь при маркетинге. Помню, когда я был мальчишкой, я видел по телевизору рекламу доброго старого «Рейда»: «Убивает наповал!» Вот это был стиль! Понимаешь ли, мой мальчик, ведь корпорация – это не ее продукция. Совершенно не важно, что мы производим. Мы развиваемся разносторонне – и собираемся продолжать этот процесс в будущем. То, что действительно имеет значение, – это… это организм нашей корпорации. И то, находимся ли мы или нет в гармонии с этим организмом.
– Организм? – Стивен осознал, что не должен выглядеть удивленным. – Да, разумеется, если ты включен в корпорацию, ты получаешь – что? Целое, которое больше, чем сумма его частей. Организация – и организм… Я хочу сказать – это близкие понятия…
«Ну вот, – подумал он, – кажется, я начинаю молоть чепуху».
– О, здесь больше, чем это, Стивен, мальчик мой, – продолжал Уиндерсон, засовывая голографические руки в голографические карманы. – Вернемся немного назад, к концу девятнадцатого века. Верховный суд вынес решение – в данном случае оно было в пользу некой железной дороги – о том, что корпорации должны рассматриваться как имеющие те же права и привилегии, что и отдельные граждане. Их сочли настолько же реальными, как и человеческие существа, юридически. Разумеется, они обладали гораздо большей силой, чем отдельные человеческие существа. И это было поворотным пунктом: мы начали думать о корпорациях по-другому. Сначала они стали просто большими семьями, а потом они стали сущностями. Они зажили своей собственной жизнью в смысле более буквальном, чем ты можешь себе представить, Стивен. В астральном мире корпорация является живым существом… но ты узнаешь об этом больше, когда начнешь изучать психономику.
– Я… с нетерпением ожидаю этого. – Вот и все, что Стивен смог из себя выдавить. А что еще можно ответить, когда тебе говорят, что «в астральном мире корпорация является живым существом?»
Уиндерсон несколько раз кивнул с серьезным видом, потом посмотрел на что-то, чего Стивен не мог видеть.
– Ну ладно – я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке. Возможно, сегодня вечером, попозже, у нас будет для тебя еще одно поручение. Так что, может быть, еще увидимся. А сейчас мне пора. Тут мне звонят из… бог мой, из Туркменистана! Можешь себе представить? Всегда что-нибудь новенькое!
И он исчез.
«Действительно ли он исчез?» – усомнился Стивен. Ведь Уиндерсон мог подсматривать за Стивеном, когда хотел. Может быть, он и сейчас смотрит? Повернувшись, Стивен как можно быстрее, пытаясь не выглядеть так, словно он скрывает что-то, уничтожил странное письмо Глинет. Он выключил компьютер и подумал: «А теперь я выпью чашечку кофе».
Но не двинулся с места. Он не встал из-за стола. Просто сидел, уставившись в пустой экран и грызя костяшку пальца. Он думал.
Зачем, во имя всего святого, Глинет послала ему этот файл? Что с ней такое стряслось?
Неожиданно охваченный клаустрофобией, он почувствовал себя запертым в этой маленькой кабинке. Он встал и пошел по пустому, залитому светом коридору к кафетерию в поисках кофе.
Он ощутил запах гардений еще до того, как увидел Жонкиль. Повернувшись, он увидел ее в дальнем конце кафетерия, она сидела спиной к нему, глядя в окно – хотя вряд ли можно было много разглядеть во тьме снаружи.
Люди, глядящие в непроницаемую тьму, на самом деле глядят внутрь себя, предположил он.
На ней был светло-серый костюм. Короткая куртка была перекинута через спинку стула. Резкий свет кафетерия вспыхивал на ее белой шелковой блузке. Он сразу понял, что это Жонкиль, по рыже-золотому водопаду волос у нее на плечах.
Он двинулся к ней, потом остановился, не желая испугать ее.
– Эй, – тихо позвал он.
Она обернулась через плечо. Даже оттуда, где он стоял, были видны следы слез.
– Привет. – Она отвернулась и вытерла глаза. – Иди сюда, выпей шоколада.
Он подошел и остановился рядом с ее столиком.
– Я тут искал кофе… Вы в порядке?
Она сглотнула и заглянула в свою пластмассовую чашку.
– Я… – Она пожала плечами. – Да, все нормально.
– Вы говорите «нормально». А я вот что-то не очень уверен, что это нормально. Могу я чем-нибудь помочь, Жонкиль? Я понимаю, что едва вас знаю, но все же…
– Это очень, очень приятно, что ты так говоришь. Я не очень-то умею скрывать такие вещи, но… честно говоря, я не могу сейчас об этом говорить. – Она отхлебнула горячий шоколад и состроила гримаску. – Пенка. Гадость.
– Вообще-то я не ожидал увидеть вас здесь, на Лысом Пике. Я не знал, что это ваш… не знаю, мне казалось, что вы работаете где-нибудь в тронном зале замка, так сказать. Мы то здесь в основном крестьяне. – Он взглянул на нее и засмеялся. – Но вы здесь, правда? А то мне только что нанес визит Уиндерсон – вот только его на самом деле там не было.
– Его метод держать людей начеку. Ты ведь не серьезно спрашиваешь, здесь я или нет?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и он чуть не упал в глубокие голубые глаза. Он ощущал тепло ее тела.
– Да нет, вы определенно здесь.
– Но я не хочу здесь быть. Я хочу быть в своей дурацкой маленькой клетушке и пить коньяк. – Она встала и надела куртку.
– Вы остановились здесь, в обсерватории?
– Здесь довольно далеко до приличного мотеля.
– Ну, в Пепельной Долине что-нибудь нашлось бы, я думаю.
Она взглянула на него так, словно хотела убедиться, что он говорит серьезно.
– О нет, там я не стала бы останавливаться. – Она пожала плечами. – Итак – ты идешь или нет?
– Э-э… а куда?
– Пить коньяк, разумеется. Ты хотел мне чем-нибудь помочь. Можешь выпить со мной. Это мне поможет.
Не дожидаясь его ответа, она скользнула мимо него к двери, покачивая сумочкой. Он последовал за ней, двигаясь словно во сне.
«Не обманывай себя, Стивен, – говорил он себе. – Ты не такой счастливчик».
Сотней неуверенных шагов позже он стоял рядом с ней, пока она отпирала дверь в маленькую комнатку наподобие спальни. Здесь едва помещались огромная кровать, туалетный столик, открытый шкафчик с висящим внутри мешком для одежды и стоящим на полу чемоданом и стол со стоящим на нем закрытым ноутбуком и лампой на гибкой шее, которая была здесь единственным источником света. Рядом с ноутбуком стояла бутылка настоящего коньяка и два бокала. О том, что бокалов было два, он задумался только долгое время спустя.
В настоящий момент его ум был полон зрелищем того, как она снимает с себя куртку и бросает ее на спинку стула.
– Закрой дверь. У нас не так много этого добра, чтобы делиться с Дикинхэмом и остальными идиотами, – сказала она.
Он затворил дверь. Не желая показаться претендующим на слишком многое, садясь на ее кровать, он неловко стоял посреди маленькой комнатки. Он сложил руки на груди – потом, чувствуя, что это выглядит несколько недружелюбно, засунул их в карманы.
Она вытащила пробку, налила каждому из них по полбокала и подняла на него взгляд в притворном отчаянии.
– Во имя неба, сядь же наконец! Когда ты стоишь, эта крохотная комнатушка кажется еще меньше.
С колотящимся сердцем он присел на краешек ее кровати и принял бокал. Она уселась рядом, поставив бутылку так, чтобы было недалеко тянуться, и откинулась на стенку.
– Чин-чин! – сказала она, подняв свой бокал, и отхлебнула большой глоток. – Ух ты! Стивен, клянусь тебе, отличная штука. Из личных запасов Дейла. Французские виноградники, без химикатов.
«Без химикатов? – подумал он. – Уиндерсон предпочитает без химикатов?»
Коньяк оказался действительно превосходным, но очень крепким: с одного глотка голова у него закружилась.
– Оу! Крепкая штуковина.
– А какой смысл в слабых?
Ища тему для разговора, вспоминая старое правило относительно того, что «с женщинами нужно говорить о них самих», он заметил потрепанную книжку в кожаном переплете, торчавшую из бокового кармана ее открытого чемодана.
– Вы берете с собой книги в дорогу? Я тоже. Это художественная книжка или…
– Это? Нет. Не художественная. А ты что читаешь в дороге?
У него сложилось отдаленное впечатление, что она меняет тему.
– Я? Я люблю старые романы. Такие, знаете, с характером. Вроде старых детективных романов двадцатого века. Дэшиел Хэммет. Или рассказы К. С. Форестера о Горацио Хорнблоуэре, исторические.
– Выглядит как бегство в реальный мир – или в тот мир, который люди считают реальным. От чего ты бежишь?
– Ох, когда я был еще маленьким… ну, в общем, это связано со всей этой психономикой. – Возможно, это был удобный момент, чтобы узнать побольше по части психономики. Возможно, она будет более откровенной теперь, после нескольких глотков.
Но на самом деле он не хотел думать об этом. Он хотел наслаждаться тем, что находится здесь, в этой маленькой комнате, и пьет коньяк вместе с девушкой, при взгляде на которую у него слабеют колени.
Она сбросила туфли. Маленькие белые ножки, крохотные белые ступни. Выкрашенные красным ногти.
– Тебе нравится мой лак? Почти как пожарная машина. Меня вдохновил один фильм с Мэрилин Монро.
– Да. Яркий цвет.
Она снова отхлебнула из бокала.
– Цвет почти такой же, как у твоего лица.
Было похоже, что с каждым глотком она все больше набиралась дерзости.
Он рассмеялся, надеясь, что это звучит убедительно.
– Что, я красный? А может, это выпивка? А так ли это существенно? – Он пытался изобразить беспечно-шутливый тон. Он пытался припомнить Ноэля Коуарда , которого читал в школе.
Она отхлебнула еще глоток, потом вытащила две подушки из-под белого покрывала и затолкала их между своей спиной и стенкой. С блаженным вздохом откинулась назад – и вытянула ноги, положив их ему на колени. Его эрекция была мгновенной.
– Мы забыли о тостах, – проговорил Стивен, пытаясь найти какую-нибудь тему, которая не была бы просто ответом на то, что говорила она. – За что мы выпьем? За «Западный Ветер»?
– Нет. Не сегодня. Как насчет… за жизнь? Пусть это будет долгая жизнь!
– Отлично. За жизнь! За долгую жизнь!
Они выпили. Потом они снова наполнили бокалы и выпили еще. Он чувствовал теплоту и погруженность в настоящий момент. Сейчас для него не было ничего за пределами этой маленькой комнаты, ничего, кроме него и Жонкиль.
Внезапно он осознал, что позволил своей левой руке опуститься на ее колено. Ее кожа была гладкой и теплой. Но он был уверен, что у него потная ладонь. Он думал, чувствует ли она его неослабевающую, почти болезненную эрекцию сквозь ткань брюк.
«Еще один тост, – подумал он. – Будь обаятельным».
– На самом деле, – сказал он, – черт с ней, с долгой жизнью – давайте лучше выпьем за вечную жизнь! Почему бы и нет?
Жонкиль как-то странно посмотрела на него. С кривой улыбкой она проговорила:
– Действительно, почему бы и нет? И залпом осушила свой бокал.
Она согнула правую ногу – его рука лежала на ее левой, – и это движение сдвинуло ее юбку вверх, открывая почти все бедро и белый треугольник трусов.
Несколько удивленный, он убрал руку с ее ноги. Она спросила:
– Почему ты не возьмешь стакан в левую руку? Он засмеялся немного пьяным смехом.
– Зачем? Что, коньяк так вкуснее?
Она вскинула голову и прикрыла один глаз.
– М-м-м, думаю, да.
Комната начинала кружиться – совсем чуть-чуть. Он переложил бокал в левую руку и отпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53