— Какие от вас секреты. Далеко не побегу. В глубинку нырну. Отсижусь, даст Бог.
— На родину, в Жмеринку потянуло?
— Пятки припечет, хороша будет и родина... Вы не расстраивайтесь, доктор. Поверьте чутью старого охотника. Это все ненадолго. У них такое взаимное истребление: кто сегодня в зените, завтра и помину не будет. Главное, в сторону отодвинуться, дать им место для боя.
Разговор с рассудительным соратником подействовал на Поюровского благотворно. Мужик прав, даром что от сохи. Не надо лезть на рожон, лучше перегодить.
Глядишь, и Сумской придет в разум, не вечно ему бегать по Москве голяком. Другое дело, Леня Шахов. Тому новую голову не пришьешь.
Достал из шкапчика бутылку, по заведенной традиции угостил Крайнюка. Тот, правда, четвертый год в завязке, но из рук хозяина принимал чарку охотно. Поюровский выпил за компанию, радуясь благостному настроению. Не успела водка прижиться, вспомнил эту кралю из морга, Лизку Королькову. Неопробованный пирожок. Грех ее так оставлять. Не по-гвардейски.
Прямо при Крайнюке связался с ней по телефону Девица только заступила на дежурство. Поздоровался, коротко распорядился:
— К двенадцати подгребай во флигелек. Договорились?
С теплым чувством услышал, как она счастливо охнула.
— Василий Оскарович, да я хоть сию минуточку!
Токо помоюсь.
Поюровский добродушно хохотнул.
— Уж будь любезна, оденься поприличней.
— Значит, вы на меня не сердитесь?
— Не сержусь. До вечера, красотка.
— Ой, а я переживала, так переживала... Места не находила. Думала, вы отвернулись. Зачем тогда жить, думаю. Среди мертвечиков лечь и не вставать. Думаю...
Поюровский не дослушал, повесил трубку. Поймал цепкий взгляд Крайнюка.
— Ты чего, Денис?
— Не моя забота, конечно, Оскарыч, но Клементина докладывала... Есть у нее подозрения насчет этой молодухи.
— Без вас как-нибудь разберусь. А какие подозрения?
— Пронырливая очень. Пощупать бы как следует. Рекомендации надежные, а чем черт не шутит.
— Пощупаешь после меня, — улыбнулся Поюровский. — Готовь отделение к эвакуации. По нулевому варианту. Сколько на это нужно времени?
— По схеме — в одну ночь должны управиться.
— Чтобы никаких следов, стерильно.
— На когда назначить?
Поюровский сморгнул соринку в левом глазу — откуда прилетела?
— Зачем тянуть... Как учил Ильич, вчера было рано, завтра — поздно. Действуй, старина.
Легкая тучка набежала на суровый лик заместителя.
— Чего еще? — удивился Поюровский. — Или жалко кого?
— Жалко, — признался Крайнюк. — Столько товару понапрасну теряем. Убытки терпим.
— Сам же говорил — временно. Товару этого у нас с тобой — прорва и маленькая тележка. Не хмурься, Денис, гляди бодрее. Давай, пожалуй, по маленькой на удачу. Ломать не строить, душа болит...
* * *
К середине дня Лиза Королькова уяснила: в больнице ведутся необычные приготовления. До морга докатилась нездоровая суета. Появились в здании незнакомые люди, сдвигали в сторону столы, что было привинчено, отвинчивали — очищали пространство. Проверяли холодильные камеры, оставляя их открытыми. Лиза полюбопытствовала у Печенегова, кто такие и почему хозяйничают. Старик ответил: аварийная бригада, мусорщики. Девушка не поняла: какая бригада, какие мусорщики? Печенегов неохотно, с оглядкой объяснил: похоже, дана установка свернуть лавочку. Такое уже случалось на его памяти полтора года назад. Всех постоянных сотрудников выкинули на улицу на целых три недели, но, правда, простой оплатили по средней таксе. Лиза не отставала:
— С чем это связано, дядя Гриша? Почему вдруг?
— Это для нас с тобой вдруг — у начальства свои резоны. Может, вообще хотят прикрыть заведение.
Вполне возможно. Но это очень плохо. Всех покойников переполошат. Креста на них нет. Разве так можно?
Мертвых обитателей срывать с насиженных мест.
Лиза привыкла к своеобразным суждениям старика, но возразила.
— Дядя Гриша, какое же насиженное место? Все наши гости здесь транзитом.
— Ты так говоришь, потому что глупая еще, непосвященная. У них транзиту не бывает. Я прикидывал, тут не меньше тыщи душ обосновалось. А то и поболее. Точно не знаю.
— Кого же тогда на кладбище увозят?
Гриша Печенегов редко выходил из себя, но на сей раз разозлился.
— Тьфу ты, девка! Молотишь языком, чего ни попадя. На кладбище одно, здесь другое. И там, и там дом. Где ему лучше, там пребывает. Иногда перемещается туда-сюда, смотря по настроению. Большей частью его сюда тянет, здесь его последний раз живыми руками трогали. Покойнику это дорого.
— Теперь понятно, — сказала Лиза.
Печенегов подвел ее к канализационному люку, откинул заслонку. Сперва сам сунул туда голову, потом повернулся к Лизе.
— Послушай, коли не веришь.
Лиза нагнулась к черной дыре, прикрыла глаза. Ровное, жутковатое гудение, перемежаемое жалобными, будто детскими голосами, донеслось до ушей. Она отпрянула в испуге.
— Уверилась?
— Уверилась, дядя Гриша.
— То-то и оно. Негодуют, а что толку. Наших начальничков образумишь токо кувалдой по башке... Готовься, детка, сегодня будет трудная ночь.
* * *
Лиза попросила:
— Ганечка, я сбегаю в корпус, побудешь за меня?
Если схватятся.
— С бендерой, что ли, крутишь?
— С какой бендерой?
— Не прикидывайся овечкой. В охрану Крайнюк одну бендеру напихал, из хохляцкой группировки. А то ты не знала?
— Ганюшка, мне-то какое до этого дело. Мне с подругой повидаться.
У Гани один глаз закрылся ко сну, зато второй распалился какой-то вовсе сверхъестественной ненавистью. Он глядел на Лизу так, будто вгрызался зубами.
— Подружка, говоришь? Ничего, скоро и подружек обслужим.
Дядя Гриша пил чай в своем закутке. У него Лиза тоже отпросилась. Он был недоволен столпотворением.
— Главная штука, эти мусорщики бессмысленные люди. Будут все громить, чистить, смолой мазать. Керосином пожгут, чтобы следов не осталось. Да разве можно упокоенный дух одолеть керосином? Но им же не внушишь. Полномочия! Я давеча намекнул одному, убирались бы вы, братцы, подобру-поздорову, дак схлопотал по сопатке.
Лизе было интересно все, что рассказывал Печенегов, но она спешила.
— Дядя Гриша, чистка по всей больнице распространяется?
— А как же! Все под корень рубят, не жалеют ни больных, ни мертвых. Туда же и здоровых, кто пикнет.
Дозор!
— Значит, всех, кто в подвале, под ноль?
— Их в первую очередь. Ты что! Это же вроде учения на случай ревизии. Я-то думаю, какая теперь ревизия, но они опасаются. Хоть власть у них, а чего-то боятся. И то. Дела жуткие, сатанинские, как не бояться. У них ведь каждый рубель от крови разбух. Его прежде, чем в магазин снесть, отмывать приходится. Конечно, боятся.
А ты как думала? Когда-нибудь отвечать все равно придется.
Лиза накинула кожушок, побежала через двор к больнице. Но в подвальное помещение ее не пустили.
Весь подъездной путь забит крытыми фургонами, у входа дежурили незнакомые парни в форменных, как у летчиков, тужурках. Лиза сунулась сгоряча, ее остановили. Детина лет тридцати, с испитым кирпичным лицом, потребовал пропуск.
— Какой пропуск, молодой человек?! Я тут работаю.
— Без пропуска нельзя, инструкция.
— Да вы сами кто такие?
— Мы по наряду, фирма "Оборотные средства". Не слыхала?
— Нет.
— И не надо тебе слышать. Получи пропуск, тогда приходи.
Лиза не вчера родилась, всяких оборотней нагляделась, но эти были наособинку. Вроде роботов. Молодые ребята, но на лицах ни улыбки, ни любопытства. Даже не обратил внимания, что она молодая привлекательная женщина, хотя и в задрипанной одежонке. Им это было безразлично. Она поняла: лишняя настырность приведет к плачевным результатам. Но сделала еще попытку.
— Пожалуйста, молодой человек, позовите Клементину Егоровну. Очень прошу.
— Такая толстая стерва?
— Она самая.
— У них там, девушка, запарка, как в бане. Вряд ли она выйдет.
— Скажите, Лиза из морга. По важному делу, — Лиза выудила из кармана кошелек, протянула парню десятидолларовую купюру. Денежку он взял, с сомнением покачал головой.
— Ладно, попробую. Позвать нетрудно. Жди.
Лиза потопталась среди машин, выкурила сигарету.
У нее не укладывалось в голове, что все это происходит наяву.
Минут через десять выскочила Клементина. Поманила пальчиком за угол. Простоволосая, возбужденная. В глазах странное выражение: словно после пакета с газом.
— Говори, чего тебе? Быстро, ни минуты нет.
— Клементина Егоровна, вы же обещали.
— Что обещала?
— Как что? Наташа и Сенечка. Мальчик и девочка.
С меня же голову за них снимут.
— Кто снимет?
— Очень важные люди. Я же говорила. Солиднейший клиент.
— Вот что, девочка, — Клементина скверно ухмыльнулась. — Что с твоей головой будет, меня не касается. Поезд ушел. Получишь ублюдков к ночи вместе со всеми. В товарном виде. За этим звала?
Лиза сказала:
— Клементина Егоровна, не берите грех на душу, отдайте детей. Хотя бы этих. Выведите через черный ход.
Клементина нагнулась, дыхнула чесночным перегаром.
— Поостерегись, крошка! Думаешь, Ваське дала и уже мне указывать можешь? Я еще дознаюсь, откуда ты появилась. И чего вынюхиваешь.
С этими словами пошла прочь.
Лиза поспешила к телефонной будке в глубине парка. Будка была хороша еще и тем, что не требовала жетонов, если соединяла с кем-то, то бесплатно. От старых времен уцелел механический кудесник. Но работал капризно, Лиза провозилась минут десять, пока дозвонилась до Поюровского в его главный кабинет.
— Василий Оскарович, опять я!
— А-а, — Поюровский был недоволен звонком, нарушавшим субординацию. Каждый сверчок знай свой шесток — золотое правило. — Что тебе? Мы же условились — до вечера.
— Дорогой Василий Оскарович, извините дуру за беспокойство, у меня маленькая просьбишка. Вам, наверное, покажется ерундой, но для меня очень важно.
— Короче.
— В донорском отделении генеральная уборка... Оттуда всех вывезут, да?
— Тебя это каким боком касается?
— Там двое детишек, мальчик и девочка, подарите их мне, пожалуйста. Ну что вам стоит? Клянусь, я отработаю.
Поюровский ответил не сразу, видно, что-то осмысливал. Наконец спросил:
— Лиза, ты не спятила? Ты что себе позволяешь?
— Василий Оскарович, родненький, — затараторила Лиза. — Долго объяснять, я обещала, честное слово.
Я вечером расскажу. Ничего плохого. Я не нахальничаю, вы для меня святой. Но это такие люди, брокер с женой.
Им позарез нужно. Они прямо загорелись, готовы сколько угодно выложить... Я конечно не имела права, так получилось. Вы не подумайте, у меня с этим дипломатом ничего нет такого, просто знакомые...
— Лиза, — оборвал Поюровский, — ну-ка заткнись!
— Заткнулась, дорогой Василий Оскарович.
— Разговор не телефонный, ну ладно... Ты вот что, красотка. Ты не забывайся. Не суй свой носик, куда не надо. Враз прищемят. Ишь какая бойкая. На первый раз так: ты ничего не говорила, я ничего не слышал. Но зарубку оставь на память. Откуда пронюхала про эвакуацию?
— Василий Оскарович, я же здесь работаю. Никто ничего не скрывает. Да и что скрывать. Дезинфекция есть дезинфекция. Где грязно, там и убирают. Какое туг преступление?
Поюровский лихорадочно думал, кто она такая? Абсолютная идиотка или подосланная? А если подосланная, то кем? Уж не тем ли упырем, который его с места сживает. Ничего, вечером все разъяснится. Уж он сумеет прижать говорливую куклу. Кто бы ни была, расколется.
— Кончено, Лиза. Ступай и работай. Постарайся меня больше не разочаровывать. Настраивайся на вечер.
— Ой, — пискнула Лиза, — какой же вы целеустремленный!
Через минуту она уже разговаривала с Сергеем Петровичем, застала его в "Русском транзите". Если он обрадовался ее звонку, то умело это скрыл. Лиза четко доложила обстановку: сворачиваются, рубят хвосты, светопреставление. Она не может остаться в стороне.
В отделении двое детишек, которых она обещала спасти.
И она их спасет, чего бы ей это не стоило.
— Объясни, — холодно отозвался Сергей Петрович, — что ты имеешь в виду?
Лиза объяснила, что по ее мнению всему есть предел. Даже равнодушию. И если здоровые сильные мужчины, мнящие себя суперменами, могут спокойно наблюдать за творящимся кошмаром, то она сама взорвет этот гадюшник.
— Я думала, — сказала она, — что побывала в аду, когда работала в "Тихом омуте", откуда ты меня вызволил, Сережа, но здесь намного страшнее. Словами не рассказать, что здесь такое. Ты слышишь меня или уснул?
— Слышу.
— Сережа, там две крохи, прелестные, невинные создания. Скажи, что мне делать, пожалуйста? Их убьют вместе с остальными. Разрубят на куски.
— По-моему у тебя истерика.
— Сережа, не пугай меня. Те, кто все это затеял, конечно, не люди, но чем мы отличаемся от них? Мне дышать трудно, а я должна изворачиваться, лгать, улыбаться... Зачем?
На другом конце провода Сергей Петрович закурил сигарету. Заговорил скучным голосом.
— Возьми себя в руки, Лизавета, все идет своим чередом. Говоришь, нелюди, это правда, но сегодня за ними сила и у них власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49