Но не могу. Столько сил потрачено, пять лет жизни — и вдруг все отдать за здорово живешь. Абсурд.
— Дорогой Борис, — сказал старик задушевно, — ты же не думаешь, что я позвал тебя, чтобы слушать этот лепет?
— Нет, не думаю. Но и вы меня должны понять. Есть же, наверное, какая-то альтернатива. Давайте обсудим по-деловому.
— Да, Бориска, — с сожалением протянул Самарин. — Ты, оказывается, глупее, чем я думал. Что ж, придется малость надавить. Раз не хочешь по-хорошему.
Взглянул на клерка, и тот мгновенно испарился со всеми документами. Зато через минуту в биллиардную набилось сразу несколько человек, и это было странно, потому что Иссидор Гурович вроде бы не отдавал никакой команды. Похоже, сценарий был расписан еще до появления Сумского. И похоже, он играл свою роль в полном соответствии с этим неизвестным ему сценарием, что свидетельствовало о добротности режиссерского замысла.
Двое бородатых мужиков в брезентовых робах привели Клариссу, поникшую и грустную. Увидя мужа, она рванулась к нему с истошным криком:
— Боря, Боря, спаси меня от этих мерзавцев! Они же меня изнасиловали!
Но один из мужиков, выматерясь, грубо дернул ее за руку, и Кларисса повалилась на колени с птичьим клекотом.
Следом в комнату вошли еще двое мужчин, один, ни на кого не глядя, обосновался на высоком табурете у бара и начал смешивать себе коктейль; второй, черный и сумрачный, как ночь, приблизился к Самарину и пожал протянутую руку.
— Бориска, знакомься, — пригласил Иссидор Гурович, — это Никита. В твоих интересах лучше бы вовсе с ним не встречаться, но что теперь поделаешь. Никита у нас мастер уговаривать строптивых, вроде тебя. С его аргумвнтами все соглашаются. Никитушка, это банкир Бориска. Погляди какой гордый. Награбил, понимаешь, денежек, а делиться не хочет.
— Жадность — это грех, — сказал Никита глухо, будто из колодца. Едва взглянув на него, Сумской просветлел разумом и понял, что пора давать отмашку. На полу тоненько подвывала Кларисса.
— Я согласен, — повернулся он к старику. — Несите бумаги, подпишу.
— Конечно, согласен, — обрадовался Самарин. — Конечно, подпишешь. Как же иначе... Увы, Боренька, урок нельзя прерывать на середине. Никитушка этого не любит, правда, Никитушка?
— Не во мне дело, — буркнул страшный человек, будто явившийся из преисподней. — Порядок для всех единый. Не нами заведено.
— Умница, Никитушка, какой же ты умница! — всплеснул ладошками Самарин. В ту же секунду декорация переменилась. Вбежал еще мужчина в такой же, как у всех остальных, брезентовой робе и притащил огромный деревянный чурбак, на каких в магазинной подсобке рубят мясо.
— Куда девать, ребята? — К нему на помощь подоспел тщедушный господин, успевший допить коктейль, они установили чурбак на расстеленную клеенку поодаль от биллиардного стола. Невесть откуда в руках любителя коктейлей сверкнул топор с длинной рукоятью и просторным лезвием, и рядом с чурбаком, будто с неба, плюхнулся медный эмалированный тазик.
— Не надо, — прошептал Сумской, чувствуя, как погружается в какой-то черный провал. Кларисса ответила с пола жалобным воем, но верещала недолго.
Казнь так же быстро закончилась, как и началась. Двое работников сноровисто, за руки подтянули ее к чурбаку, а там человек с топором перехватил добычу. Зацепил Клариссу за волосы, придавил коленом и с молодецкой удалью хряснул топором. Отделенная голова взвилась в его торжествующей руке, заполошно моргая глазами на мужа. Под хлынувшую из укороченного туловища струю подмастерья подставили тазик.
— Все же она тебя любила, Бориска, — посетовал Иссидор Гурович. — Тоже не хотела ничего подписывать. Сказала: пока муж не разрешит, не имею права. И вот печальный результат. Что ж, попрощайся со своей кралей.
— Как это? — не понял Сумской. Старик в досаде скривился, поманил пальчиком палача. Тот принес Кларину голову, держа ее за волосы, стараясь не испачкаться.
— Целуй, — велел Иссидор Гурович. — Последний разок имеешь такую возможность.
Сумской хотел увернуться, но не сумел. Палач раскачал мертвую голову, как маятник, и влепил ему в лицо. От удара Сумской перевернулся вместе со стулом.
Его замутило. Он стоял на четвереньках, тряс башкой и боролся с рвотным спазмом. Никита, не поднимаясь с места, дал ему пинка под зад, присовокупив грозно:
— Замараешь ковер, яйца оторву, паскуда! Тут тебе не кремлевские палаты.
Иссидор Гурович досмеялся до колик:
— Ой, ребята, хватит, хватит! Уморили, ей-Богу...
Никакого цирка с вами не надо. Никитушка, голуба, подыми эту падаль, усади за стол.
Хлопнул в ладоши — и в комнату вернулся коричневый клерк, на ходу раскрывая кейс. Кое-как Сумскому приладили авторучку в пальцы, которые закостенели и одновременно дрожали. Он больше всего боялся, что не сумеет расписаться, и этим навлечет на себя монарший гнев.
— Вы много сделали хорошего для страны, — спокойно растолковал Самарин. — Реформа и прочее. Свободой в уши нассали. Герои, одним словом. Но некоторые правила приходится вам напоминать. Никогда не залупайся на старших, ты, говнюк!..
Буга с бойцами угодил в засаду, это была его вина.
Машину откатили метров на сто и укрыли в лесочке, по лесной целине и поехали к дачному поселку. С собой прихватили автоматы, ножи, пистоли и рюкзак с круглыми, удобными для броска, как пасхальные яйца, гранатами югославского производства. Ничего лучшего Буга не придумал. Можно было, конечно, подождать, пока подоспеет Ким с парнями, но Буга решил не теряя времени сделать разведку. Хотя бы издали взглянуть, что это за поселок и как он охраняется. На месте вычислить, куда заманили хозяина. План был простой: добраться лесом до ближних домов и проникнуть в поселок под видом заплутавшего путника.
Но как только ступили в лес, сразу в нем увязли.
Снегу набросало столько, что проваливались по пояс, а сержант Малофеев, как тяжеловес, — не прошли и десяти шагов — ухнул в ямину с головой. Хорошо хоть ничего себе не повредил, но еле достали его из-под снега.
Шуму наделали много. Коля Панкратов укорил сослуживца:
— Тебе, Малофеич, бульдозером работать, а не по зимнему лесу гулять.
— Я что, нарочно, что ли? — обиделся сержант. — Если тут накопали ловушек?
— Почему-то никто, кроме тебя, в них не попадает.
Накликал на себя Панкратов, оступился и юзом, вздымая снеговой шлейф, пропахал склон, пока не врезался в молодую осинку. Вскочил бодрый, просветленный, деловито заметил:
— Надо было лыжи одеть, а, Буга?!
От смеха Малофеева чуть не раскорячило, и он сронил в сугроб рюкзак с гранатами. Но Буге было не смешно. У него перед глазами стоял Леня Песцов, дорогой товарищ — веселый, умный, изворотливый, сильный. Был — и нет его. А ведь вместе усадили не одну канистру, и, бывало, спорили до хрипоты о правде и кривде, которые морочат добрых людей, потому что похожи друг на дружку, как две сестры. За последние годы, в смуте и шабаше Буга многих друзей потерял, и с каждой утратой, шажок за шажком, уверенно приближался к собственной могиле. Он знал, с каким вопросом предстанет перед очами Господа нашего, с тем же самым, что вертелся на языке у миллионов: "Скажи, Всемогущий, за что навалил на нас такую беду?"
— Надо выходить на дорогу, — сказал Буга. — Так до ночи проползаем.
Панкратов и Малофеев деликатно промолчали: командиру виднее, на дорогу так на дорогу. Но по тому, как переглянулись, было понятно, уж они бы такой промашки не допустили. Кто же лезет в воду, не зная броду, — известно кто.
Буга связался по рации с Кимом, здесь его ждала новая неприятность. Обе машины задержали на посту ГАИ и не отпускают. Придрались к какой-то ерунде: просрочка с техосмотром, разбита фара, не в порядке "ручник" — и все такое.
— Что-то не так, босс, — доложил Ким. — Забрали документы, пошли куда-то звонить. Деньги не берут.
— Сколько давали?
— Обижаешь, Акимыч... Может, рвануть? Ребята настроены рвануть. Но ведь увяжутся.
— Нет, Ким, миром уходите.
— А если не получится? Менты внаглую канителят.
— Я понял. Будь на связи.
— У тебя как? Продержишься?
— Черт его знает. Сумского не провозили?
— Точно не скажу. Пробегали тачки с теневыми стеклами. Не разглядишь ни...
— Значит так. С ментами не связывайся, пусть резвятся, но будь наготове.
— Хорошо, Акимыч. Нам до тебя не больше десяти минут хода. Пулей прилетим.
Именно что пулей, подумал Буга. Это не могло быть случайностью. Случайно нынешние гаишники не отказываются от навара. Но какие же тогда возможности у противника?
Взяв резко направо, вскоре очутились на уезженном проселке. Тишина стояла такая, что больно ушам. И воздух — точно сладкое вино. Высокие ели покачивали белыми лапами, заманивая на вечный покой. Очарование хвойного зимнего леса было столь велико, что Панкратов не выдержал, хлопнул в ладоши.
— А, мужики?! Чувствуете?! Дышать — и больше ничего. Никаких миллионов, а, Малофеич?
— Тронулись полегоньку, — сказал Буга, — только гуськом. Не кучей.
Одолели еще с полкилометра по заколдованному царству, держа дистанцию, удивляясь опасной тишине. Первым чапал сержант Малофеев, загребая под себя дорогу, как лось на прогулке — большой и важный.
Он первым и получил взрывной удар в грудь, который его развернул, приподнял в воздух и шмякнул оземь, словно тряпичную матрешку. Так не сбивают пулей, а валят увесистой, точной битой. Сержант поскреб пальцами снег и вдруг превратился в сияющий, ослепительный, с землей и дымом сноп огня, взвившегося до небес — сработал припас югославских гранат. Панкратов упал на обочину, подхлестнутый взрывом, и перекатился в кусты, проклиная незавидную долю наемного бойца; туда же переместился Буга, ослепленный яростью и глубочайшим изумлением. Подобное нападение, как и недавняя непонятная гибель Песцова, противоречило здравому смыслу. У любого боя есть своя логика, свое предуведомление, кульминация и развязка, но в этой зимней глухомани на них напали люди, которые не признавали никаких правил.
Для них несущественно, кого убить, главное, поскорее очистить дорогу от человеческого мусора. С этими существами Буга сталкивался не впервые, их главарей по вечерам разглядывал по телевизору, тщетно пытаясь простым мужицким умом постичь тайну их происхождения.
На сей раз они устроили ловкую засаду и, убрав сержанта, всерьез занялись Бугой и Панкратовым. Выкатили поперек дороги железный щит и лупили из укрытия, изо всех видов стрелкового оружия, не жалея огня. Прочесали местность густым железным гребнем, но Буге с Панкратовым повезло, они свалились на дно глубокой канавы и лежали целехонькие, подрагивая шерсткой, как два кролика. Когда пальба стихла, Панкратов предложил:
— Командир, может, поговорить с ними?
— Нет, — ответил Буга. — Они на переговоры не пойдут.
— Ты уверен?
— У нас против них силы нету. Какие переговоры.
— Все-таки попробую, — не согласился Панкратов. — На кой хрен им нас убивать, вот чего не пойму.
Он поднялся в рост и замахал шапкой, но тут же словил пулю в левое плечо, причем гостинец прилетел не с дороги, а откуда-то сверху.
— Не послушался, Коля, — укорил Буга. — Какой ты беспокойный, ей-Богу!
Морщась, Панкратов просунул руку под кожан, показал другу ладонь в крови. Повернулся спиной.
— Погляди, насквозь или нет?
— Насквозь, ничего, терпи.
— Завтра аванс, — пробурчал Панкратов, — неохота помирать.
— Никто и не собирается, — Буга нашарил около себя толстую ветку, насадил на нее шапку и высунул из канавы. Покрутил, словно зырил по сторонам. Вторая пуля с нежным шорохом прошила аккурат лобовину.
Буга засек снайпера: тот устроился в ветвях могучей сосны, метрах в тридцати от них.
— Видел? — спросил у Коли.
— Угу.
— Сможешь?
— Попробую.
У Буги обыкновенный Калашников, к которому он привык, как к родному, а у Коли Панкратова — с оптикой, новехонький СКА-117-БК, только год как сошедший с экспериментальных стендов. Он его приладил к здоровому плечу — и затих. Буга, наблюдая за дорогой, вызвал на связь Кима. Тот, как выяснилось, все еще проходил проверку на вшивость на посту ГАИ.
— К чему привязались?
— Ни к чему. Темнят. Какие-то справки наводят. Ты чего смурной, командир?
Буга сказал:
— Малофеева кокнули. А нас с Колей загнали в канаву, как котят. Сейчас пойдут брать.
— Вот как? — голос у Кима заледенел. — Дай точно координаты.
Буга объяснил, как мог. И про снайпера упомянул.
— Держитесь, вытащим вас оттуда, — пообещал Ким и отключился.
Тем временем началась атака. Группа боевиков, человек десять, высыпала из-за щита и врассыпную устремилась к канаве. Одновременно снайпер, меняя позу, стряхнул с веток снеговое облачко. Коля Панкратов громко объявил: "Попал!" — и после этого выстрелил тремя одиночными. По целкости ему было далеко до покойного Лени Песцова, но он действительно свалил снайпера с веток, как стопудового глухаря. Буга на секунду поднялся над бруствером и послал по подкрадывающейся цепочке несколько коротких очередей — и опять повалился на дно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Дорогой Борис, — сказал старик задушевно, — ты же не думаешь, что я позвал тебя, чтобы слушать этот лепет?
— Нет, не думаю. Но и вы меня должны понять. Есть же, наверное, какая-то альтернатива. Давайте обсудим по-деловому.
— Да, Бориска, — с сожалением протянул Самарин. — Ты, оказывается, глупее, чем я думал. Что ж, придется малость надавить. Раз не хочешь по-хорошему.
Взглянул на клерка, и тот мгновенно испарился со всеми документами. Зато через минуту в биллиардную набилось сразу несколько человек, и это было странно, потому что Иссидор Гурович вроде бы не отдавал никакой команды. Похоже, сценарий был расписан еще до появления Сумского. И похоже, он играл свою роль в полном соответствии с этим неизвестным ему сценарием, что свидетельствовало о добротности режиссерского замысла.
Двое бородатых мужиков в брезентовых робах привели Клариссу, поникшую и грустную. Увидя мужа, она рванулась к нему с истошным криком:
— Боря, Боря, спаси меня от этих мерзавцев! Они же меня изнасиловали!
Но один из мужиков, выматерясь, грубо дернул ее за руку, и Кларисса повалилась на колени с птичьим клекотом.
Следом в комнату вошли еще двое мужчин, один, ни на кого не глядя, обосновался на высоком табурете у бара и начал смешивать себе коктейль; второй, черный и сумрачный, как ночь, приблизился к Самарину и пожал протянутую руку.
— Бориска, знакомься, — пригласил Иссидор Гурович, — это Никита. В твоих интересах лучше бы вовсе с ним не встречаться, но что теперь поделаешь. Никита у нас мастер уговаривать строптивых, вроде тебя. С его аргумвнтами все соглашаются. Никитушка, это банкир Бориска. Погляди какой гордый. Награбил, понимаешь, денежек, а делиться не хочет.
— Жадность — это грех, — сказал Никита глухо, будто из колодца. Едва взглянув на него, Сумской просветлел разумом и понял, что пора давать отмашку. На полу тоненько подвывала Кларисса.
— Я согласен, — повернулся он к старику. — Несите бумаги, подпишу.
— Конечно, согласен, — обрадовался Самарин. — Конечно, подпишешь. Как же иначе... Увы, Боренька, урок нельзя прерывать на середине. Никитушка этого не любит, правда, Никитушка?
— Не во мне дело, — буркнул страшный человек, будто явившийся из преисподней. — Порядок для всех единый. Не нами заведено.
— Умница, Никитушка, какой же ты умница! — всплеснул ладошками Самарин. В ту же секунду декорация переменилась. Вбежал еще мужчина в такой же, как у всех остальных, брезентовой робе и притащил огромный деревянный чурбак, на каких в магазинной подсобке рубят мясо.
— Куда девать, ребята? — К нему на помощь подоспел тщедушный господин, успевший допить коктейль, они установили чурбак на расстеленную клеенку поодаль от биллиардного стола. Невесть откуда в руках любителя коктейлей сверкнул топор с длинной рукоятью и просторным лезвием, и рядом с чурбаком, будто с неба, плюхнулся медный эмалированный тазик.
— Не надо, — прошептал Сумской, чувствуя, как погружается в какой-то черный провал. Кларисса ответила с пола жалобным воем, но верещала недолго.
Казнь так же быстро закончилась, как и началась. Двое работников сноровисто, за руки подтянули ее к чурбаку, а там человек с топором перехватил добычу. Зацепил Клариссу за волосы, придавил коленом и с молодецкой удалью хряснул топором. Отделенная голова взвилась в его торжествующей руке, заполошно моргая глазами на мужа. Под хлынувшую из укороченного туловища струю подмастерья подставили тазик.
— Все же она тебя любила, Бориска, — посетовал Иссидор Гурович. — Тоже не хотела ничего подписывать. Сказала: пока муж не разрешит, не имею права. И вот печальный результат. Что ж, попрощайся со своей кралей.
— Как это? — не понял Сумской. Старик в досаде скривился, поманил пальчиком палача. Тот принес Кларину голову, держа ее за волосы, стараясь не испачкаться.
— Целуй, — велел Иссидор Гурович. — Последний разок имеешь такую возможность.
Сумской хотел увернуться, но не сумел. Палач раскачал мертвую голову, как маятник, и влепил ему в лицо. От удара Сумской перевернулся вместе со стулом.
Его замутило. Он стоял на четвереньках, тряс башкой и боролся с рвотным спазмом. Никита, не поднимаясь с места, дал ему пинка под зад, присовокупив грозно:
— Замараешь ковер, яйца оторву, паскуда! Тут тебе не кремлевские палаты.
Иссидор Гурович досмеялся до колик:
— Ой, ребята, хватит, хватит! Уморили, ей-Богу...
Никакого цирка с вами не надо. Никитушка, голуба, подыми эту падаль, усади за стол.
Хлопнул в ладоши — и в комнату вернулся коричневый клерк, на ходу раскрывая кейс. Кое-как Сумскому приладили авторучку в пальцы, которые закостенели и одновременно дрожали. Он больше всего боялся, что не сумеет расписаться, и этим навлечет на себя монарший гнев.
— Вы много сделали хорошего для страны, — спокойно растолковал Самарин. — Реформа и прочее. Свободой в уши нассали. Герои, одним словом. Но некоторые правила приходится вам напоминать. Никогда не залупайся на старших, ты, говнюк!..
Буга с бойцами угодил в засаду, это была его вина.
Машину откатили метров на сто и укрыли в лесочке, по лесной целине и поехали к дачному поселку. С собой прихватили автоматы, ножи, пистоли и рюкзак с круглыми, удобными для броска, как пасхальные яйца, гранатами югославского производства. Ничего лучшего Буга не придумал. Можно было, конечно, подождать, пока подоспеет Ким с парнями, но Буга решил не теряя времени сделать разведку. Хотя бы издали взглянуть, что это за поселок и как он охраняется. На месте вычислить, куда заманили хозяина. План был простой: добраться лесом до ближних домов и проникнуть в поселок под видом заплутавшего путника.
Но как только ступили в лес, сразу в нем увязли.
Снегу набросало столько, что проваливались по пояс, а сержант Малофеев, как тяжеловес, — не прошли и десяти шагов — ухнул в ямину с головой. Хорошо хоть ничего себе не повредил, но еле достали его из-под снега.
Шуму наделали много. Коля Панкратов укорил сослуживца:
— Тебе, Малофеич, бульдозером работать, а не по зимнему лесу гулять.
— Я что, нарочно, что ли? — обиделся сержант. — Если тут накопали ловушек?
— Почему-то никто, кроме тебя, в них не попадает.
Накликал на себя Панкратов, оступился и юзом, вздымая снеговой шлейф, пропахал склон, пока не врезался в молодую осинку. Вскочил бодрый, просветленный, деловито заметил:
— Надо было лыжи одеть, а, Буга?!
От смеха Малофеева чуть не раскорячило, и он сронил в сугроб рюкзак с гранатами. Но Буге было не смешно. У него перед глазами стоял Леня Песцов, дорогой товарищ — веселый, умный, изворотливый, сильный. Был — и нет его. А ведь вместе усадили не одну канистру, и, бывало, спорили до хрипоты о правде и кривде, которые морочат добрых людей, потому что похожи друг на дружку, как две сестры. За последние годы, в смуте и шабаше Буга многих друзей потерял, и с каждой утратой, шажок за шажком, уверенно приближался к собственной могиле. Он знал, с каким вопросом предстанет перед очами Господа нашего, с тем же самым, что вертелся на языке у миллионов: "Скажи, Всемогущий, за что навалил на нас такую беду?"
— Надо выходить на дорогу, — сказал Буга. — Так до ночи проползаем.
Панкратов и Малофеев деликатно промолчали: командиру виднее, на дорогу так на дорогу. Но по тому, как переглянулись, было понятно, уж они бы такой промашки не допустили. Кто же лезет в воду, не зная броду, — известно кто.
Буга связался по рации с Кимом, здесь его ждала новая неприятность. Обе машины задержали на посту ГАИ и не отпускают. Придрались к какой-то ерунде: просрочка с техосмотром, разбита фара, не в порядке "ручник" — и все такое.
— Что-то не так, босс, — доложил Ким. — Забрали документы, пошли куда-то звонить. Деньги не берут.
— Сколько давали?
— Обижаешь, Акимыч... Может, рвануть? Ребята настроены рвануть. Но ведь увяжутся.
— Нет, Ким, миром уходите.
— А если не получится? Менты внаглую канителят.
— Я понял. Будь на связи.
— У тебя как? Продержишься?
— Черт его знает. Сумского не провозили?
— Точно не скажу. Пробегали тачки с теневыми стеклами. Не разглядишь ни...
— Значит так. С ментами не связывайся, пусть резвятся, но будь наготове.
— Хорошо, Акимыч. Нам до тебя не больше десяти минут хода. Пулей прилетим.
Именно что пулей, подумал Буга. Это не могло быть случайностью. Случайно нынешние гаишники не отказываются от навара. Но какие же тогда возможности у противника?
Взяв резко направо, вскоре очутились на уезженном проселке. Тишина стояла такая, что больно ушам. И воздух — точно сладкое вино. Высокие ели покачивали белыми лапами, заманивая на вечный покой. Очарование хвойного зимнего леса было столь велико, что Панкратов не выдержал, хлопнул в ладоши.
— А, мужики?! Чувствуете?! Дышать — и больше ничего. Никаких миллионов, а, Малофеич?
— Тронулись полегоньку, — сказал Буга, — только гуськом. Не кучей.
Одолели еще с полкилометра по заколдованному царству, держа дистанцию, удивляясь опасной тишине. Первым чапал сержант Малофеев, загребая под себя дорогу, как лось на прогулке — большой и важный.
Он первым и получил взрывной удар в грудь, который его развернул, приподнял в воздух и шмякнул оземь, словно тряпичную матрешку. Так не сбивают пулей, а валят увесистой, точной битой. Сержант поскреб пальцами снег и вдруг превратился в сияющий, ослепительный, с землей и дымом сноп огня, взвившегося до небес — сработал припас югославских гранат. Панкратов упал на обочину, подхлестнутый взрывом, и перекатился в кусты, проклиная незавидную долю наемного бойца; туда же переместился Буга, ослепленный яростью и глубочайшим изумлением. Подобное нападение, как и недавняя непонятная гибель Песцова, противоречило здравому смыслу. У любого боя есть своя логика, свое предуведомление, кульминация и развязка, но в этой зимней глухомани на них напали люди, которые не признавали никаких правил.
Для них несущественно, кого убить, главное, поскорее очистить дорогу от человеческого мусора. С этими существами Буга сталкивался не впервые, их главарей по вечерам разглядывал по телевизору, тщетно пытаясь простым мужицким умом постичь тайну их происхождения.
На сей раз они устроили ловкую засаду и, убрав сержанта, всерьез занялись Бугой и Панкратовым. Выкатили поперек дороги железный щит и лупили из укрытия, изо всех видов стрелкового оружия, не жалея огня. Прочесали местность густым железным гребнем, но Буге с Панкратовым повезло, они свалились на дно глубокой канавы и лежали целехонькие, подрагивая шерсткой, как два кролика. Когда пальба стихла, Панкратов предложил:
— Командир, может, поговорить с ними?
— Нет, — ответил Буга. — Они на переговоры не пойдут.
— Ты уверен?
— У нас против них силы нету. Какие переговоры.
— Все-таки попробую, — не согласился Панкратов. — На кой хрен им нас убивать, вот чего не пойму.
Он поднялся в рост и замахал шапкой, но тут же словил пулю в левое плечо, причем гостинец прилетел не с дороги, а откуда-то сверху.
— Не послушался, Коля, — укорил Буга. — Какой ты беспокойный, ей-Богу!
Морщась, Панкратов просунул руку под кожан, показал другу ладонь в крови. Повернулся спиной.
— Погляди, насквозь или нет?
— Насквозь, ничего, терпи.
— Завтра аванс, — пробурчал Панкратов, — неохота помирать.
— Никто и не собирается, — Буга нашарил около себя толстую ветку, насадил на нее шапку и высунул из канавы. Покрутил, словно зырил по сторонам. Вторая пуля с нежным шорохом прошила аккурат лобовину.
Буга засек снайпера: тот устроился в ветвях могучей сосны, метрах в тридцати от них.
— Видел? — спросил у Коли.
— Угу.
— Сможешь?
— Попробую.
У Буги обыкновенный Калашников, к которому он привык, как к родному, а у Коли Панкратова — с оптикой, новехонький СКА-117-БК, только год как сошедший с экспериментальных стендов. Он его приладил к здоровому плечу — и затих. Буга, наблюдая за дорогой, вызвал на связь Кима. Тот, как выяснилось, все еще проходил проверку на вшивость на посту ГАИ.
— К чему привязались?
— Ни к чему. Темнят. Какие-то справки наводят. Ты чего смурной, командир?
Буга сказал:
— Малофеева кокнули. А нас с Колей загнали в канаву, как котят. Сейчас пойдут брать.
— Вот как? — голос у Кима заледенел. — Дай точно координаты.
Буга объяснил, как мог. И про снайпера упомянул.
— Держитесь, вытащим вас оттуда, — пообещал Ким и отключился.
Тем временем началась атака. Группа боевиков, человек десять, высыпала из-за щита и врассыпную устремилась к канаве. Одновременно снайпер, меняя позу, стряхнул с веток снеговое облачко. Коля Панкратов громко объявил: "Попал!" — и после этого выстрелил тремя одиночными. По целкости ему было далеко до покойного Лени Песцова, но он действительно свалил снайпера с веток, как стопудового глухаря. Буга на секунду поднялся над бруствером и послал по подкрадывающейся цепочке несколько коротких очередей — и опять повалился на дно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49