Кабинет Леонидовой будто сошел с рекламы "Интердизайна". Черно-белые с золотой искрой тона, хрустящая даже на взгляд кожаная обивка стен, кремово-маслянистое свечение люстр...
Нинель Григорьевна представляла собой классический тип новой русской деловой женщины, выбившейся благодаря природной сметке, наглости и недурной внешности в большие госпожи, но постоянно опасающейся, как бы кто-то не ухватил ее внезапно за хвост.
Несмотря на свалившееся невесть откуда богатство, на каждой из этих дам лежит отпечаток некоей обреченности, да еще какого-то унылого комизма, как на фигуре перворазрядника, рванувшего вес, намного превышающий его возможности. Всем им было уже за тридцать, путь назад на панель отрезан, воровать самостоятельно толком не научились, и, в сущности, каждая из них, независимо от положения (бизнес, политика), лелеяла надежду притулиться к какому-нибудь надежному мужчине, чтобы укрыл под полой от житейских бурь. Навык к притулению у них у всех тоже родовой, ибо большинство вылупились из низового партийного звена, если не считать тех мадам, которые соскочили в демократию прямо с тюремных нар. Сергей Петрович к этому сорту женщин, занявших по Москве круговую оборону, относился сложно, брезговал ими, но сердцем жалел, потому что понимал: в страшный день Суда, за них некому будет заступиться.
Нинель Григорьевна встретила его сперва прохладно, по-барски махнула рукавом из-за начальнического стола: мол, садись, коли пришел, но, приглядевшись к его смелому облику, сменила тон, передвинулась поближе и угостила сигаретой.
— Знаете ли, Сергей Петрович, — сказала задушевно. — Я боюсь напрасных надежд. С тех пор, как пропала Наташа, прошло три недели. Я не верю в чудеса. И знаю, в каком мире мы живем. Больно говорить, но полагаю, моей девочки нет в живых.
В сумраке устремленных на него глаз Сергей Петрович разглядел голубую слезу, тронувшую его задубевшее сердце.
— Не думаю, что все так печально. Если похитители не потребовали выкупа, то какую цель они преследовали? Вот ведь где собака зарыта.
— И что же это за собака? Кстати, почему вы вообще заинтересовались этой историей? Моя дочь и "Русский транзит" — какая тут может быть связь?
Майор аккуратно стряхнул пепел в позолоченную пепельницу. От его ответа зависело, насколько будет откровенна Леонидова. В отношениях с деловыми женщинами прямые аргументы чаще всего приводят к отрицательному результату. Всегда лучше напустить побольше тумана. Он уже не раз в этом убеждался. Естественно, это правило не касалось Тамары Юрьевны, которая не терпела ничьих уловок, кроме своих собственных.
Он объяснил, что действительно его интересует не столько девочка, сколько люди, которые стоят за всей этой подлостью. Интересоваться ими у него есть свои причины, о которых он не хотел бы пока распространяться (в этом месте майор многозначительно насупился). Однако он уверен, что если ему удастся с ее помощью выйти на похитителей и немного их поприжать, то это будет к их взаимной выгоде, если позволительно употреблять такое выражение в случае, когда речь идет о жизни ребенка.
Нинель Григорьевна выслушала его внимательно, не перебивая, пару раз машинально облизав пухлые губы. В "Лензолоте" не принято было выражаться столь витиевато, здесь царили простые нравы первобытного общества, как и повсюду среди новых русских. На общем фоне гость выглядел чересчур интеллигентно, это было подозрительно.
— Почему вы думаете, что я знаю этих людей?
— У меня есть кое-какие предположения... Припомните, Нинель Григорьевна, к вам незадолго до похищения заглядывал подозрительный господин. Кто он такой? Чего от вас хотел?
— Нет, молодой человек, — улыбнулась Леонидова. — Это совсем не то. Приходили от Шахова, если вам что-нибудь говорит это имя.
— Депутат Шахов?
— Именно что депутат. Но тесть у него в правительстве. Оттуда и ветер дует. К нам в "Лензолото" многие суют нос, проверяют, нюхают, нельзя ли чем-нибудь поживиться. Увы, все давным-давно разложено по полочкам. Все купе, как говорится, заняты... Не понимаю, почему так откровенничаю с незнакомым человеком.
— Не так уж мы незнакомы, дорогая Нинель, — на тайный женский вызов майор всегда отвечал незамедлительно. — Да вот, пожалуй, нынче поужинаем вместе, еще ближе познакомимся. Как вы насчет этого?
— Почему бы и нет. Но при одном условии.
— Готов на любое.
— Вы давно в бизнесе, Сергей?
— В крупном года три.
— А прежде?
Майор глаз не отвел, но как бы смутился.
— Всякое бывало, Ниночка.
— Понятно. И сколько раз бывало?
— В общей сумме — девять годков.
— Думаю, могу дать вам совет, — словно невзначай положила пухлую, горячую ладонь на его сжатую в кулак клешню. — Те люди, которых вы ищете, не вашего полета. Шахов и даже его тесть — это все посредники. А те люди — не надо их искать. Понадобится — сами вас найдут. К ним без нужды приближаться опасно. Смертельно опасно, поверьте мне.
— Ничего, я рискну... Но вы не сказали, какое условие? Чтобы нам вместе поужинать?
— Такое и условие. Забудьте про них. Здесь не зона, миленький, здесь Москва.
Сергей Петрович изобразил удивление.
— Но если ваша девочка у них...
— Не надо, Сережа... На мою девочку вам глубоко наплевать. Вы пришли не за этим. И я не хочу знать — зачем. Повторяю громко: не хо-чу!
— Вы так их боитесь? Но кто они? Уж не сам ли рыжий Толян?
— Сережа, не напрягайте меня. Убирайтесь!
Майор сбавил обороты.
— Не сердитесь, Ниночка! Я все понял. Возможно, вы правы. Но я не привык, чтобы давили на печень.
— Привыкайте, Сережа. Хотите жить, привыкайте.
Не убрала руки, и он крепко сжал ее ладонь, заглянул в светлые глаза.
— До вечера, Нина?
— Но никакой туфты. Обижусь!
...Покинул "Лензолото" неудовлетворенный и сразу помчался в Столешников переулок, на квартиру Шахова. Там его ждал большой сюрприз. Два часа назад стало известно, что хозяин погиб при невыясненных обстоятельствах. Его туловище вместе с отсеченной головой обнаружили в лесу возле поселка Веденеево. Возможно, труп не удалось бы опознать так быстро, — большинство трупов, найденных в лесу, вообще, как правило, не опознают, — но при Шахове все документы были в целости, как и портмоне, набитое зелененькими. Именно этот факт, а также личность убитого позволили следователю прокуратуры, выехавшему на место преступления, выдвинуть версию об очередном заказном убийстве. В последнем выпуске новостей уже мелькнуло коротенькое сообщение, в котором смерть популярного политика привычно сравнили с убийством Влада Листьева и отца Меня, потрясшими страну несколько лет назад.
На звонок открыл здоровенный дядька в чудной униформе: длинном сюртуке с огромными блестящими латунными пуговицами и плисовых коротких штанишках. На рябоватой ряхе застыла наивная трагическая улыбка. Квартира гудела множеством голосов, как потревоженный улей. На немой вопрос Сергея Петровича дядька поспешно ответил:
— Барина кокнули. Проходите, пожалуйста.
— А ты кто будешь?
— Ихний лакей, ваше благородие. Данке шен?
Майор отпихнул лакея и прошел в квартиру. По коридорам, по многочисленным комнатам (он насчитал штук шесть-семь) сновали люди, в основном, как он понял, гробокопатели с телевидения и из газет, в большинстве, правда, они все столпились в гостиной, где на скорую руку накрыли столы. Он тоже приткнулся тут ненадолго, послушал о чем говорят. Говорили о политике: курс доллара, сальные анекдоты, акции Газпрома, приближение, слава Господу, НАТО к границам, беснование коммуняк где-то на окраинах и прочая чепуха. Майор, пользуясь случаем, наспех сжевал пару бутербродов с осетриной. Потянувшись за бутылкой "Хванчкары", задел локтем сухопарую девицу, пожиравшую с бумажной тарелки крабовый салат. Извинившись, с удивлением обнаружил, что перед ним Инесса Ватутина, ведущая популярной передачи "Желанная встреча". Машинально пробормотал:
— Наш-то, кажется, отвстречался.
Давясь салатом, девица трагически закатила глаза под лоб.
— Ужасная утрата, о да, ужасная! Непоправимая!
— Ужасней не бывает, — согласился майор. — Осиротел народ.
— Вы, простите, из какой организации? — взгляд у теледивы цепкий, пристрелянный.
— Не из какой. Я сам по себе. Кореш Ленькин.
Он поинтересовался, где найти супругу покойного Леонида. Инесса подсказала: вторая дверь по коридору налево, там она страдает.
Катерина Васильевна возлежала на высокой кровати под турецким балдахином, вокруг суетились двое грузных мужчин с озабоченными лицами, один, по-видимому, врач: на нем белый халат. У Катерины Васильевны было бледное, одутловатое лицо со слегка выпученными, как при базедовой болезни, глазами. Она зябко куталась в пушистый халат, расписанный алыми драконами. В углу пожилой дядька играл в шахматы с белокурой девочкой лет пяти.
— Позвольте выразить, — обратился Сергей Петрович к несчастной вдове. — Это наше всеобщее горе...
— Ах, оставьте!.. — женщина нервно взмахнула широким рукавом. — Кто вы? Что вам надо?
— Я из спецгруппы, — неопределенно представился Сергей Петрович. — Всего один вопрос, если разрешите?
— Уже спрашивали. Я ничего не знаю. Ровным счетом ничего. Можете вы в это поверить?
— Да что вы в самом деле, — возмутился мужчина в белом халате. — Прямо стая коршунов налетела.
— Только одно, — повторил Сергей Петрович. — Екатерина Васильевна, не заметили вы чего-нибудь странного в поведении мужа? За последние дни?
— Вы про что?
— Какие-нибудь новые люди вокруг него. Неожиданные звонки, поступки.
— А вы не заметили, — спросила женщина тихо, — что весь воздух в этом городе пропитан убийством?
— Заметил, конечно. Но за каждым отдельным преступлением, поверьте, обязательно стоит конкретное лицо.
— Пожалуйста, оставьте меня! — женщина туже запахнулась в халат, словно надеясь отгородиться от досужего любопытства, но по ее блеклому убегающему взгляду майор видел, им есть о чем поговорить. Она скрывала что-то важное, изображая скорбь. Но то, что скрывала, она не откроет ему ни при какой погоде, разве что под пыткой. Это было так же очевидно, как и то, что все прежние методы дознания нынче никуда не годились. В одном она была безусловно права: не только воздух, даже асфальт в Москве насквозь провонял трупом.
Пожилой мужчина, который играл с девочкой в шахматы, поднялся, подошел к Сергею Петровичу и доверительно взял его под руку.
— Тебе же, милок, человеческим языком сказано: катись отсюда.
Рука у дядьки была как железные клещи.
— Я на службе, — предупредил майор. — Имею право расследовать.
— Зайдешь в другой раз, когда пыль осядет.
Сергей Петрович попрощался с Катериной Васильевной, выразив ей глубокое сочувствие и пообещав найти негодяев, замахнувшихся на народного трибуна.
Железнорукого богатыря попросил выйти на минутку.
— Выйду, — согласился тот. — Меня не убудет.
Присели на стулья в коридоре, возле мраморного столика с телефонным аппаратом.
— Ты кто? — спросил Сергей Петрович.
— Да я-то никто. К дочурке ихней приставлен... Но ты, братец, напрасно здесь шныряешь, все одно ничего не унюхаешь.
— Почему?
— Не понимаешь? Не ихнего ты поля ягода.
— Тебя как кличут, всезнайка?
— Григорием батюшка с матушкой нарекли. По отечеству Данилович.
— От Хозяина давно?
— Ишь ты, ментяра!... — приятно улыбнулся мужик, желтоватые лучики брызнули на щеки. — Глазенки-то вострые... Давно, братец, забыл, когда хаживал.
Тебе-то на что?
— Растолкуй загадку, Данилович. Как же это тебе, ходоку, Шахов любимую дочурку доверил?
Дядек заскорузлой пятерней пригладил редкий чубчик, разговор ему явно нравился.
— Выдал ты себя, братец, этим вопросом. По анкеткам об людях судишь. Шахов, вечная ему память, поглубже в нутро глядел.
— Подскажи, кто его закопал?
— Не моего ума дело.
— Так уж не твоего? Девочку любишь, они ведь и за ней могут прийти. Нелюдь покрываешь?
Григорий Данилович просек взглядом пустой коридор. Помедлил секунду.
— Верно, служба. Нелюдь свирепствует и правит бал.
Такие времена наступили. Нам не справиться.
— И все же, — сказал майор. — Кто Шахова замочил?
— Катерину попытай. А еще лучше папаню министерского. Если, конечно, они с тобой говорить пожелают.
— Намек понял. Значит, была тревога?
— Краем уха слыхал третьего дня... Хозяйка упреждала Леню по телефону... Кто-то его подцепил на поводок, но кто, чего — подсказать не могу.
— А если подумать?
— Думай не думай... Не продашь, сыскарь?
— Век воли не видать, Григорий Данилович!
— Мелькнула одна фамилия незнакомая — Самарин.
Кто, откуда, какая кликуха — ничего не знаю.
Майор дал ему бумажку с телефоном.
— Если чего еще мелькнет, позвони, пожалуйста.
До захода к Екатерине Васильевне, еще в гостиной, когда осетрину жевал, майор заметил, что за ним утянулся сморчок в вельветовом пиджаке, и сейчас, пока беседовали с Григорием, пару раз высовывалась лохматая башка из дальней двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Нинель Григорьевна представляла собой классический тип новой русской деловой женщины, выбившейся благодаря природной сметке, наглости и недурной внешности в большие госпожи, но постоянно опасающейся, как бы кто-то не ухватил ее внезапно за хвост.
Несмотря на свалившееся невесть откуда богатство, на каждой из этих дам лежит отпечаток некоей обреченности, да еще какого-то унылого комизма, как на фигуре перворазрядника, рванувшего вес, намного превышающий его возможности. Всем им было уже за тридцать, путь назад на панель отрезан, воровать самостоятельно толком не научились, и, в сущности, каждая из них, независимо от положения (бизнес, политика), лелеяла надежду притулиться к какому-нибудь надежному мужчине, чтобы укрыл под полой от житейских бурь. Навык к притулению у них у всех тоже родовой, ибо большинство вылупились из низового партийного звена, если не считать тех мадам, которые соскочили в демократию прямо с тюремных нар. Сергей Петрович к этому сорту женщин, занявших по Москве круговую оборону, относился сложно, брезговал ими, но сердцем жалел, потому что понимал: в страшный день Суда, за них некому будет заступиться.
Нинель Григорьевна встретила его сперва прохладно, по-барски махнула рукавом из-за начальнического стола: мол, садись, коли пришел, но, приглядевшись к его смелому облику, сменила тон, передвинулась поближе и угостила сигаретой.
— Знаете ли, Сергей Петрович, — сказала задушевно. — Я боюсь напрасных надежд. С тех пор, как пропала Наташа, прошло три недели. Я не верю в чудеса. И знаю, в каком мире мы живем. Больно говорить, но полагаю, моей девочки нет в живых.
В сумраке устремленных на него глаз Сергей Петрович разглядел голубую слезу, тронувшую его задубевшее сердце.
— Не думаю, что все так печально. Если похитители не потребовали выкупа, то какую цель они преследовали? Вот ведь где собака зарыта.
— И что же это за собака? Кстати, почему вы вообще заинтересовались этой историей? Моя дочь и "Русский транзит" — какая тут может быть связь?
Майор аккуратно стряхнул пепел в позолоченную пепельницу. От его ответа зависело, насколько будет откровенна Леонидова. В отношениях с деловыми женщинами прямые аргументы чаще всего приводят к отрицательному результату. Всегда лучше напустить побольше тумана. Он уже не раз в этом убеждался. Естественно, это правило не касалось Тамары Юрьевны, которая не терпела ничьих уловок, кроме своих собственных.
Он объяснил, что действительно его интересует не столько девочка, сколько люди, которые стоят за всей этой подлостью. Интересоваться ими у него есть свои причины, о которых он не хотел бы пока распространяться (в этом месте майор многозначительно насупился). Однако он уверен, что если ему удастся с ее помощью выйти на похитителей и немного их поприжать, то это будет к их взаимной выгоде, если позволительно употреблять такое выражение в случае, когда речь идет о жизни ребенка.
Нинель Григорьевна выслушала его внимательно, не перебивая, пару раз машинально облизав пухлые губы. В "Лензолоте" не принято было выражаться столь витиевато, здесь царили простые нравы первобытного общества, как и повсюду среди новых русских. На общем фоне гость выглядел чересчур интеллигентно, это было подозрительно.
— Почему вы думаете, что я знаю этих людей?
— У меня есть кое-какие предположения... Припомните, Нинель Григорьевна, к вам незадолго до похищения заглядывал подозрительный господин. Кто он такой? Чего от вас хотел?
— Нет, молодой человек, — улыбнулась Леонидова. — Это совсем не то. Приходили от Шахова, если вам что-нибудь говорит это имя.
— Депутат Шахов?
— Именно что депутат. Но тесть у него в правительстве. Оттуда и ветер дует. К нам в "Лензолото" многие суют нос, проверяют, нюхают, нельзя ли чем-нибудь поживиться. Увы, все давным-давно разложено по полочкам. Все купе, как говорится, заняты... Не понимаю, почему так откровенничаю с незнакомым человеком.
— Не так уж мы незнакомы, дорогая Нинель, — на тайный женский вызов майор всегда отвечал незамедлительно. — Да вот, пожалуй, нынче поужинаем вместе, еще ближе познакомимся. Как вы насчет этого?
— Почему бы и нет. Но при одном условии.
— Готов на любое.
— Вы давно в бизнесе, Сергей?
— В крупном года три.
— А прежде?
Майор глаз не отвел, но как бы смутился.
— Всякое бывало, Ниночка.
— Понятно. И сколько раз бывало?
— В общей сумме — девять годков.
— Думаю, могу дать вам совет, — словно невзначай положила пухлую, горячую ладонь на его сжатую в кулак клешню. — Те люди, которых вы ищете, не вашего полета. Шахов и даже его тесть — это все посредники. А те люди — не надо их искать. Понадобится — сами вас найдут. К ним без нужды приближаться опасно. Смертельно опасно, поверьте мне.
— Ничего, я рискну... Но вы не сказали, какое условие? Чтобы нам вместе поужинать?
— Такое и условие. Забудьте про них. Здесь не зона, миленький, здесь Москва.
Сергей Петрович изобразил удивление.
— Но если ваша девочка у них...
— Не надо, Сережа... На мою девочку вам глубоко наплевать. Вы пришли не за этим. И я не хочу знать — зачем. Повторяю громко: не хо-чу!
— Вы так их боитесь? Но кто они? Уж не сам ли рыжий Толян?
— Сережа, не напрягайте меня. Убирайтесь!
Майор сбавил обороты.
— Не сердитесь, Ниночка! Я все понял. Возможно, вы правы. Но я не привык, чтобы давили на печень.
— Привыкайте, Сережа. Хотите жить, привыкайте.
Не убрала руки, и он крепко сжал ее ладонь, заглянул в светлые глаза.
— До вечера, Нина?
— Но никакой туфты. Обижусь!
...Покинул "Лензолото" неудовлетворенный и сразу помчался в Столешников переулок, на квартиру Шахова. Там его ждал большой сюрприз. Два часа назад стало известно, что хозяин погиб при невыясненных обстоятельствах. Его туловище вместе с отсеченной головой обнаружили в лесу возле поселка Веденеево. Возможно, труп не удалось бы опознать так быстро, — большинство трупов, найденных в лесу, вообще, как правило, не опознают, — но при Шахове все документы были в целости, как и портмоне, набитое зелененькими. Именно этот факт, а также личность убитого позволили следователю прокуратуры, выехавшему на место преступления, выдвинуть версию об очередном заказном убийстве. В последнем выпуске новостей уже мелькнуло коротенькое сообщение, в котором смерть популярного политика привычно сравнили с убийством Влада Листьева и отца Меня, потрясшими страну несколько лет назад.
На звонок открыл здоровенный дядька в чудной униформе: длинном сюртуке с огромными блестящими латунными пуговицами и плисовых коротких штанишках. На рябоватой ряхе застыла наивная трагическая улыбка. Квартира гудела множеством голосов, как потревоженный улей. На немой вопрос Сергея Петровича дядька поспешно ответил:
— Барина кокнули. Проходите, пожалуйста.
— А ты кто будешь?
— Ихний лакей, ваше благородие. Данке шен?
Майор отпихнул лакея и прошел в квартиру. По коридорам, по многочисленным комнатам (он насчитал штук шесть-семь) сновали люди, в основном, как он понял, гробокопатели с телевидения и из газет, в большинстве, правда, они все столпились в гостиной, где на скорую руку накрыли столы. Он тоже приткнулся тут ненадолго, послушал о чем говорят. Говорили о политике: курс доллара, сальные анекдоты, акции Газпрома, приближение, слава Господу, НАТО к границам, беснование коммуняк где-то на окраинах и прочая чепуха. Майор, пользуясь случаем, наспех сжевал пару бутербродов с осетриной. Потянувшись за бутылкой "Хванчкары", задел локтем сухопарую девицу, пожиравшую с бумажной тарелки крабовый салат. Извинившись, с удивлением обнаружил, что перед ним Инесса Ватутина, ведущая популярной передачи "Желанная встреча". Машинально пробормотал:
— Наш-то, кажется, отвстречался.
Давясь салатом, девица трагически закатила глаза под лоб.
— Ужасная утрата, о да, ужасная! Непоправимая!
— Ужасней не бывает, — согласился майор. — Осиротел народ.
— Вы, простите, из какой организации? — взгляд у теледивы цепкий, пристрелянный.
— Не из какой. Я сам по себе. Кореш Ленькин.
Он поинтересовался, где найти супругу покойного Леонида. Инесса подсказала: вторая дверь по коридору налево, там она страдает.
Катерина Васильевна возлежала на высокой кровати под турецким балдахином, вокруг суетились двое грузных мужчин с озабоченными лицами, один, по-видимому, врач: на нем белый халат. У Катерины Васильевны было бледное, одутловатое лицо со слегка выпученными, как при базедовой болезни, глазами. Она зябко куталась в пушистый халат, расписанный алыми драконами. В углу пожилой дядька играл в шахматы с белокурой девочкой лет пяти.
— Позвольте выразить, — обратился Сергей Петрович к несчастной вдове. — Это наше всеобщее горе...
— Ах, оставьте!.. — женщина нервно взмахнула широким рукавом. — Кто вы? Что вам надо?
— Я из спецгруппы, — неопределенно представился Сергей Петрович. — Всего один вопрос, если разрешите?
— Уже спрашивали. Я ничего не знаю. Ровным счетом ничего. Можете вы в это поверить?
— Да что вы в самом деле, — возмутился мужчина в белом халате. — Прямо стая коршунов налетела.
— Только одно, — повторил Сергей Петрович. — Екатерина Васильевна, не заметили вы чего-нибудь странного в поведении мужа? За последние дни?
— Вы про что?
— Какие-нибудь новые люди вокруг него. Неожиданные звонки, поступки.
— А вы не заметили, — спросила женщина тихо, — что весь воздух в этом городе пропитан убийством?
— Заметил, конечно. Но за каждым отдельным преступлением, поверьте, обязательно стоит конкретное лицо.
— Пожалуйста, оставьте меня! — женщина туже запахнулась в халат, словно надеясь отгородиться от досужего любопытства, но по ее блеклому убегающему взгляду майор видел, им есть о чем поговорить. Она скрывала что-то важное, изображая скорбь. Но то, что скрывала, она не откроет ему ни при какой погоде, разве что под пыткой. Это было так же очевидно, как и то, что все прежние методы дознания нынче никуда не годились. В одном она была безусловно права: не только воздух, даже асфальт в Москве насквозь провонял трупом.
Пожилой мужчина, который играл с девочкой в шахматы, поднялся, подошел к Сергею Петровичу и доверительно взял его под руку.
— Тебе же, милок, человеческим языком сказано: катись отсюда.
Рука у дядьки была как железные клещи.
— Я на службе, — предупредил майор. — Имею право расследовать.
— Зайдешь в другой раз, когда пыль осядет.
Сергей Петрович попрощался с Катериной Васильевной, выразив ей глубокое сочувствие и пообещав найти негодяев, замахнувшихся на народного трибуна.
Железнорукого богатыря попросил выйти на минутку.
— Выйду, — согласился тот. — Меня не убудет.
Присели на стулья в коридоре, возле мраморного столика с телефонным аппаратом.
— Ты кто? — спросил Сергей Петрович.
— Да я-то никто. К дочурке ихней приставлен... Но ты, братец, напрасно здесь шныряешь, все одно ничего не унюхаешь.
— Почему?
— Не понимаешь? Не ихнего ты поля ягода.
— Тебя как кличут, всезнайка?
— Григорием батюшка с матушкой нарекли. По отечеству Данилович.
— От Хозяина давно?
— Ишь ты, ментяра!... — приятно улыбнулся мужик, желтоватые лучики брызнули на щеки. — Глазенки-то вострые... Давно, братец, забыл, когда хаживал.
Тебе-то на что?
— Растолкуй загадку, Данилович. Как же это тебе, ходоку, Шахов любимую дочурку доверил?
Дядек заскорузлой пятерней пригладил редкий чубчик, разговор ему явно нравился.
— Выдал ты себя, братец, этим вопросом. По анкеткам об людях судишь. Шахов, вечная ему память, поглубже в нутро глядел.
— Подскажи, кто его закопал?
— Не моего ума дело.
— Так уж не твоего? Девочку любишь, они ведь и за ней могут прийти. Нелюдь покрываешь?
Григорий Данилович просек взглядом пустой коридор. Помедлил секунду.
— Верно, служба. Нелюдь свирепствует и правит бал.
Такие времена наступили. Нам не справиться.
— И все же, — сказал майор. — Кто Шахова замочил?
— Катерину попытай. А еще лучше папаню министерского. Если, конечно, они с тобой говорить пожелают.
— Намек понял. Значит, была тревога?
— Краем уха слыхал третьего дня... Хозяйка упреждала Леню по телефону... Кто-то его подцепил на поводок, но кто, чего — подсказать не могу.
— А если подумать?
— Думай не думай... Не продашь, сыскарь?
— Век воли не видать, Григорий Данилович!
— Мелькнула одна фамилия незнакомая — Самарин.
Кто, откуда, какая кликуха — ничего не знаю.
Майор дал ему бумажку с телефоном.
— Если чего еще мелькнет, позвони, пожалуйста.
До захода к Екатерине Васильевне, еще в гостиной, когда осетрину жевал, майор заметил, что за ним утянулся сморчок в вельветовом пиджаке, и сейчас, пока беседовали с Григорием, пару раз высовывалась лохматая башка из дальней двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49