Но в то воскресенье, хоть меня и влекло к ней, она была мне чужой. А теперь? Теперь она не была для меня загадкой. Я знал в ней все лучшее, знал все худшее.
Даже побуждения, возможно до конца не осознанные, которыми она руководствовалась во всех своих поступках… даже о них я догадывался.
Теперь она не таила для меня ничего странного, ничего загадочного, Рейчел, мука моя…
– И вновь все как прежде, – улыбаясь, сказала она, когда мы собрались в холле. – Я так рада, что вы приехали!
Она бросила на гостей ласковый взгляд и повела их в гостиную. Комната, как и всегда летом, выглядела особенно уютной. Окна были распахнуты, и было прохладно. В вазах стояли высокие, стройные японские гортензии, и их пышные голубые головки отражались в висевших на стенах зеркалах. За стенами дома нещадно палило солнце. Стояла жара. Ленивый шмель жужжал на одном из окон.
Истомленные гости сели, довольные, что могут передохнуть. Сиком принес вино и печенье.
– Чуть пригрело солнце, – рассмеялась Рейчел, – и вы уже изнемогаете от жары. А я его и не почувствовала. У нас в Италии оно греет девять месяцев в году. Я расцветаю под его лучами. Так и быть, я поухаживаю за вами. Не вставайте, Филипп. Вы все еще мой пациент.
Она разлила вино по бокалам и поднесла нам. Крестный и викарий протестующе встали, но она отмахнулась от них. Я был последним, к кому она подошла, и единственным, кто не стал пить.
– Разве вы не испытываете жажды? – спросила она.
Я покачал головой. Я ничего не принял бы из ее рук. Она поставила мой бокал на поднос и, держа в руках свой, села на диван рядом с миссис Паско и Луизой.
– Наверное, во Флоренции сейчас такая жара, что даже вам было бы трудно ее вынести, – сказал викарий.
– Я ее просто не замечаю, – возразила Рейчел. – Рано утром закрывают ставни, и на вилле весь день сохраняется прохлада. Мы приспосабливаемся к климату. Тот, кто днем выходит из дома, сам накликает на себя беду, поэтому мы остаемся в четырех стенах и спим. Мне повезло, что на вилле Сангаллетти есть небольшой дворик – он выходит на север и туда никогда не заглядывает солнце. В нем есть бассейн с фонтаном; звук капающей воды очень успокаивает.
Весной и летом я всегда сижу только там.
И то правда, весной она могла смотреть, как набухают и раскрываются почки ракитника и как сами цветы с поникшими золотистыми головками раскидывают шатер над обнаженным мальчиком, который стоит над бассейном, держа в руках раковину. Цветы со временем увядали и осыпались, и, когда лето на вилле полностью вступало в свои права, как вступило и здесь, хоть и не такое знойное, стручки на ветвях лопались и осыпали землю зелеными семенами.
На все это она и смотрела, сидя в маленьком дворике рядом с Эмброзом.
– Ах как бы я хотела побывать во Флоренции! – сказала Мэри Паско. Ее глаза совсем округлились от явившейся им картины Бог знает какого невиданного великолепия.
– В таком случае, – повернувшись к ней, сказала Рейчел, – в будущем году вы должны приехать навестить меня. Вам всем по очереди надо погостить у меня.
Тут же раздались громкие восклицания, вопросы, огорченные возгласы. Она скоро должна уехать? Когда она вернется? Каковы ее планы? Она покачала головой в ответ.
– Вскоре уеду, – сказала она, – вскоре вернусь. Я поддаюсь порыву и никогда не связываю себя определенными сроками.
Большего от нее не удалось добиться.
Я видел, как крестный украдкой бросил на меня взгляд и, пощипывая усы, уставился себе под ноги. Я догадался, какая мысль мелькнула у него в голове.
«Стоит ей уехать, и он вновь станет самим собой».
День тянулся медленно. В четыре часа мы перешли в столовую. Снова я сидел во главе стола; Рейчел – на противоположном конце, с викарием по левую и крестным по правую руку. Снова разговоры, смех, даже чтение стихов.
Я сидел так же молчаливо, как в первый раз, и следил за ее лицом. Но тогда я находился во власти очарования перед чем-то новым, дотоле неведомым.
Продолжение беседы, перемена темы, вовлечение в разговор всех сидящих за столом… никогда прежде я не видел, чтобы женщина так ловко и непринужденно справлялась с этим. Теперь я знал все ее приемы. Зачин беседы, умело выбранная тема, несколько слов шепотом, обращенных к викарию, смех, к которому тут же присоединяется крестный: «Что? Что вы сказали, миссис Эшли?»
– и ее незамедлительный ответ, краткий, слегка насмешливый: «Викарий расскажет вам», и последний, раскрасневшись от гордости – ведь он и впрямь считает себя заправским остряком, – принимается рассказывать историю, которую его семейство еще ни разу не слышало. Эта маленькая игра доставляла ей удовольствие, а нас, туповатых корнуоллцев, было так легко провести и одурачить.
Интересно, думал я, намного ли сложнее ее задача в Италии? Вряд ли.
Разве что тамошнее общество более соответствует ее темпераменту. На языке, который она знала лучше английского, рядом с Райнальди, всегда готовым прийти ей на помощь, направляемая ею беседа сверкала несравненно более ослепительным блеском, чем за моим унылым столом. Иногда она жестикулировала, словно желая пояснить свою поспешную речь. Я заметил, что, разговаривая с Райнальди по-итальянски, она еще чаще прибегала к жестам.
Сегодня, прервав крестного, она тоже всплеснула руками: быстро, проворно, точно отгоняла от себя воздух. Затем, в ожидании его ответа, слегка облокотилась о стол, и руки ее замерли, как крылья птицы. Она слушала крестного, повернув к нему голову, и я со своего конца стола смотрел на ее профиль. В такой позе она всегда казалась мне чужестранкой. Эти мелкие чеканные черты с древней монеты… Таинственная, отстраненная – женщина, стоящая в дверях дома, на голове шаль, рука простерта в пустоту. Но в фас… когда она улыбнулась… о нет, не чужестранка… Рейчел. Рейчел, которую я знал, которую когда-то любил.
Крестный закончил свой рассказ. Пауза, все молчат. Наперечет зная каждое движение Рейчел, я следил за ее глазами. Она взглянула на миссис Паско, потом на меня.
– Не пойти ли нам в сад? – предложила она.
Мы встали из-за стола. Викарий вынул часы и, вздохнув, заметил:
– Как ни жаль, но я должен откланяться.
– Я тоже, – сказал крестный. – У меня заболел брат в Лакзилиане, и я обещал навестить его. Луиза может остаться.
Но оказалось, что было позднее, чем они предполагали, и после некоторой суматохи Ник Кендалл и Паско наконец отбыли. Осталась только Луиза.
– Раз мы теперь втроем, – сказала Рейчел, – отбросим условности.
Пойдемте в будуар.
И, улыбаясь Луизе, она повела нас наверх.
– Луиза выпьет tisana, – через плечо проговорила она. – Я открою ей свой рецепт. Если ее отец будет страдать бессонницей, чего я ему не желаю, то это лучшее средство.
Мы вошли в будуар и сели: я – у окна, Луиза – на скамеечку. Рейчел занялась своими приготовлениями.
– По английскому рецепту, – сказала она, – если таковой вообще существует, в чем я сомневаюсь, надо брать обрушенный ячмень. Я привезла из Флоренции сушеные травы. Если вам понравится, я вам немного оставлю, когда буду уезжать.
Луиза встала и подошла к ней.
– Я слышала от Мэри Паско, что вы знаете название каждой травы, – сказала она, – и лечили арендаторов имения от разных болезней. В старину о таких вещах знали гораздо больше, чем теперь. Правда, кое-кто из стариков еще умеет заговаривать бородавки и сыпь.
– Я умею заговаривать не только бородавки. Загляните к арендаторам и спросите у них. Наука о травах – очень древняя наука. Я научилась ей от своей матери. Благодарю вас, Джон. – Молодой Джон принес чайник с кипятком.
– Во Флоренции, – продолжала Рейчел, – я обычно варила tisana у себя в комнате и давала ей отстояться. Так лучше. Затем мы выходили из дома и садились во дворике; я включала фонтан, и, пока мы потягивали tisana, вода капала в бассейн. Эмброз мог часами сидеть там и смотреть на воду.
Она налила принесенную молодым Джоном воду в заварной чайник.
– Когда я в следующий раз приеду в Корнуолл, то привезу из Флоренции небольшую статую, как та, что стоит над моим бассейном. Ее, конечно, придется поискать, но в конце концов я добьюсь своего. Мы сможем поставить ее в центре нового заливного сада и построить там фонтан. Как вы думаете?
Улыбаясь и помешивая tisana ложечкой, которую держала в левой руке, она повернулась ко мне.
– Если вам так хочется, – ответил я.
– Филипп смотрит на это без энтузиазма, – сказала она, обращаясь к Луизе. – Он либо соглашается с каждым моим словом, либо ему все равно.
Порой мне кажется, что мои труды пошли прахом… дорожка с террасами, кусты, деревья… Его бы вполне устроила некошеная трава и заросшая тропинка. Прошу вас.
Она подала чашку Луизе, которая снова села на скамеечку. Затем подошла к подоконнику и подала мне мою чашку. Я покачал головой.
– Вы не хотите tisana, Филипп? – спросила она. – Но вам это полезно, она благотворно влияет на сон. Раньше вы никогда не отказывались. Это специальная заварка. Я приготовила ее двойной крепости.
– Выпейте за меня, – ответил я.
Она пожала плечами:
– Себе я уже налила. Я люблю, чтобы она подольше настаивалась. Вашу придется вылить. Жаль.
Она наклонилась надо мной и вылила tisana в окно. Выпрямляясь, она положила руку мне на плечо, и на меня повеяло знакомым ароматом. Не духами, но эфирной сущностью ее существа, ее кожи.
– Вам нездоровится? – шепотом, чтобы не услышала Луиза, спросила она.
Если бы было возможно, я с радостью согласился бы вычеркнуть из памяти все, что узнал, что пережил, только бы она осталась со мной, держа руку на моем плече. Ни разорванного письма, ни таинственного пакетика, запертого в ящике бюро, ни зла, ни двуличности… Ее рука соскользнула с моего плеча на подбородок и чуть задержалась на нем в мимолетной ласке, которая осталась незамеченной: Рейчел стояла между мной и Луизой.
– Мой упрямец, – сказала она.
Я взглянул поверх ее головы и увидел портрет Эмброза, висевший над камином. Его по-юношески светлые, чистые глаза в упор смотрели на меня. Я не ответил, и, отойдя от меня, она поставила пустую чашку на поднос.
– Ну как? – спросила она Луизу.
– Боюсь, мне понадобится некоторое время, чтобы она мне понравилась, – извиняющимся тоном ответила Луиза.
– Возможно, – сказала Рейчел, – кисловатый запах не всем по вкусу.
Но ничего. Это прекрасное успокоительное средство для неспокойных душ.
Сегодня ночью мы все будем хорошо спать.
Она улыбнулась и медленно отпила из своей чашки. Мы еще немного поговорили, может быть полчаса или час – точнее, разговаривали она и Луиза, – после чего Рейчел встала и, поставив чашку на поднос, сказала:
– Ну а теперь, когда стало прохладнее, кто пойдет со мной прогуляться по саду?
Я посмотрел на Луизу, и та, заметив мой взгляд, промолчала.
– Я обещал Луизе показать старый план Пелина, на который случайно наткнулся третьего дня. На плане четко отмечены все границы, и по нему видно, что старая крепость стоит на землях имения.
– Хорошо, – сказала Рейчел, – проводите Луизу в гостиную и сидите там сколько угодно. Я прогуляюсь одна.
Напевая вполголоса, она прошла в голубую спальню.
– Останься здесь, – тихо сказал я Луизе.
Я спустился вниз и пошел в контору – старый план действительно существовал и лежал где-то среди моих бумаг. Я отыскал его и через двор вернулся обратно. Когда я подошел к боковой двери, которая находилась недалеко от гостиной и вела в сад, Рейчел отправлялась на прогулку. Она была без шляпы и держала в руке раскрытый зонтик.
– Я ненадолго, – сказала она. – Поднимусь к террасе – я хочу посмотреть, хорошо ли будет выглядеть в нижнем саду небольшая скульптура.
– Будьте осторожны, – сказал я ей.
– Осторожна? – спросила она.
Она стояла рядом со мной, приложив ручку зонтика к плечу. На ней было надето темное платье из тонкого муслина с кружевным воротником по самому горлу. Она выглядела почти так же, как в день, когда я впервые увидел ее. Но теперь было лето. В воздухе пахло скошенной травой. Мимо весело пролетела бабочка. В высоких деревьях за лужайкой ворковали голуби.
– Будьте осторожны, – медленно проговорил я, – гуляя под солнцем.
Она засмеялась и отошла от меня. Я смотрел, как она пересекает лужайку и поднимается по ступеням по направлению к террасе.
Я вернулся в дом, быстро взлетел по лестнице и пошел в будуар. Луиза ждала меня там.
– Мне нужна твоя помощь, – коротко сказал я. – У меня слишком мало времени.
Луиза встала и вопросительно посмотрела на меня:
– В чем дело?
– Ты помнишь наш разговор в церкви несколько недель назад? – спросил я.
Она кивнула.
– Так вот, ты была права, а я не прав. Но теперь это не важно. У меня есть гораздо более серьезные подозрения, но я должен их проверить, должен получить последнее доказательство. Я думаю, она пыталась отравить меня и то же самое сделала с Эмброзом.
Луиза ничего не сказала. Ее глаза расширились от ужаса.
– Не имеет значения, как я это обнаружил, – продолжал я, – но ключ может находиться в письме Райнальди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49