– Что случилось с вашей приятельницей? – спросил он.
Я рассказала о ее болезни.
– Мне очень жаль… – сказал он. – Надеюсь, вы получили вчера мою записку? Я должен был извиниться за свое поведение. Я был недопустимо груб. В свое оправдание могу сказать лишь то, что одинокая жизнь сделала меня дикарем.
– Вы вовсе не были грубы. Во всяком случае, до миссис ван Хоппер это не дошло. Такого рода насмешки ей непонятны. Ну, а ее неуемное любопытство распространяется на всех, во всяком случае, на тех, кто занимает какое-то положение в обществе.
– Я должен чувствовать себя польщенным, что удостоился ее внимания?
– Думаю, что это из-за вашего знаменитого поместья Мандерли.
Как только я назвала это поместье, он тотчас же внутренне сжался. Здесь проходила черта, которую, очевидно, не позволено переступать.
Мы продолжали завтракать, и вдруг я вспомнила, что когда-то купила в деревенской лавке ярко раскрашенную открытку с изображением старинного замка. Напечатана открытка была неряшливо, но она давала представление о прекрасных пропорциях здания, широкой лестнице перед террасой и зеленой лужайке, спускавшейся к морю. Я заплатила за открытку два пенса – половину суммы, выдаваемой мне в неделю на карманные расходы. Я спросила у лавочницы, что изображено на открытке.
– Да ведь это же Мандерли! – удивилась она моей неосведомленности.
Открытка давно потерялась, но воспоминание о первом впечатлении от Мандерли сохранилось. Мои симпатии были на стороне владельца поместья, а не миссис ван Хоппер. Я представила себе, как она, заплатив шесть пенсов за вход, расхаживает по залам замка, нарушая тишину своим вульгарным смехом.
Наши мысли, очевидно, одновременно коснулись миссис ван Хоппер, потому что он вдруг спросил:
– Ваша приятельница намного старше вас. Может быть, она ваша родственница? Давно ли вы знакомы с ней?
– Она мне не приятельница – я у нее служу. За исполнение обязанностей компаньонки она платит мне девяносто фунтов в год.
– Вот уж не думал, что можно купить себе компаньона! Это напоминает мне восточные рынки, где покупали рабов.
– Однажды я заглянула в словарь, чтобы выяснить точно, что означает слово «компаньон». Там было сказано, что компаньон – это очень близкий товарищ.
– Но зачем же вы согласились на это? – продолжал он улыбаясь.
– Ведь у вас с ней так мало общего! – улыбка преображала его лицо, делала его моложе и мягче.
– Я же вам сказала… Девяносто фунтов для меня – огромная сумма.
– У вас нет родных?
– Нет. Все умерли.
– У вас редкая и очень красивая фамилия.
– Мой отец был редким и красивым человеком.
– Расскажите мне о нем.
Рассказать об отце не так-то легко. Я никогда не говорила о нем с другими. Это было что-то глубоко личное, чего никто не должен был касаться, подобно тому, как он не хотел ни с кем говорить о Мандерли.
Вспоминая этот первый совместный завтрак, я удивляюсь: как это я, застенчивая и неловкая, вдруг стала рассказывать совсем незнакомому мне человеку за ресторанным столиком в Монте-Карло историю своей семьи? А он внимательно и сочувственно слушал и смотрел мне прямо в лицо, пока я говорила.
Я рассказала даже о том, как мать любила моего отца. Он умер от пневмонии. А она последовала за ним через короткие пять недель.
Ресторан начал заполняться. Слышались разговоры, смех, звон посуды. Я взглянула на часы, было уже два. Полтора часа мы провели в ресторане, причем все это время говорила я одна. Я смутилась и стала извиняться.
– Мы начали беседу с того, – остановил он меня, – что я сказал вам, что у вас редкая и красивая фамилия. Теперь же я могу сказать, что эта фамилия так же хорошо подходит вам, как, видимо, подходила вашему отцу… Я уже давно не получал такого удовольствия, как от беседы с вами. Вы отвлекли меня от меня самого, от моих печальных воспоминаний, терзающих меня уже целый год.
Я взглянула на него и поверила, что это правда. Лицо его стало спокойнее и мягче, будто ему удалось разогнать тучи, омрачающие его жизнь.
– У нас с вами одинаковая печаль, – продолжал он, – мы оба одиноки на белом свете. У меня, правда, есть сестра, но у нас с ней мало общего. Есть еще бабушка. Я посещаю старушку по долгу родства три раза в год. Но товарища у меня нет… Я приношу поздравления миссис ван Хоппер: это же очень дешево – заплатить за вашу дружбу девяносто фунтов в год!
– Вы забываете, что у вас есть дом, пристанище, а у меня и этого нет…
Я тут же пожалела о своих словах: глаза его стали снова тоскующими, как у загнанного зверя, и улыбка исчезла с лица. Но вскоре он снова заговорил:
– Итак, у компаньона, то есть у «близкого товарища», сегодня выходной день. И что же он предполагает делать?
Я рассказала ему о маленьком домике на скале на окраине Монте-Карло и призналась, что хотела бы зарисовать этот домик.
– Я отвезу вас туда на автомобиле, – решил он и не стал слушать мои протесты.
Его решение очень смутило меня. Недаром же вчера миссис ван Хоппер упрекала меня в навязчивости.
Я уже заметила, что совместный завтрак с мистером де Винтером возвысил меня в глазах ресторанной прислуги. Когда я вставала, метрдотель бросился отодвинуть мой стул и поднял с пола упавший платок. Он кланялся, улыбался и спрашивал, довольна ли я завтраком. А накануне совсем не замечал меня. Это излишнее внимание показалось мне унизительным, я презирала снобов, привыкших к нему.
– Что с вами? – спросил мой спутник. – Вас что-то огорчило?
Пока мы пили кофе, я рассказала ему, как вчера мадам Блэз, портниха миссис ван Хоппер, предложила мне сто франков за то, что я привела миссис ван Хоппер в ее магазин. Красная от смущения, я отказалась, и тогда мадам Блэз сказала:
– Может быть, вы предпочитаете, чтобы я вам что-нибудь сшила? Заходите, пожалуйста, и выберете, что вам понравится.
Я надеялась, что выслушав эту глупую историю, он рассмеется, но он сказал мне вполне серьезно:
– Полагаю, что вы сделали большую ошибку…
– Отказавшись от денег?
– О нет. За кого вы меня принимаете? Вы ошиблись, поступив компаньонкой к миссис ван Хоппер и приехав с ней сюда. Вы слишком молоды и слишком мягки для такой работы. Инцидент с комиссионными от мадам Блэз – это только начало. Такое будет случаться постоянно, и вам ничего не останется, как стать такой же, как мадам Блэз. Кто надоумил вас наняться компаньонкой? Думали ли вы когда-нибудь о своем будущем? Вы можете надоесть миссис ван Хоппер, и что тогда?
Он допрашивал меня, будто знал много лет и имел право давать советы.
– Ну что ж, найдутся и другие старухи вроде миссис ван Хопер, – ответила я. – Ведь я же молода и здорова.
И тут я вспомнила длинные столбцы газетных объявлений: предложение всегда превышало спрос.
– Сколько вам лет? – спросил он и, когда я ответила, рассмеялся и встал со стула. – Я знаю этот возраст. В эти годы страх перед будущим отсутствует, а упрямство особенно сильно… Жаль, жаль, что мы не можем обменяться с вами годами… Ну, ладно. Поднимитесь наверх, наденьте шляпу, а я пока подам автомобиль к подъезду.
Он наблюдал за мной, пока я не вошла в лифт. Я думала о том, что плохо поняла его вчера, сочтя жестоким и насмешливым после более чем холодной беседы с миссис ван Хоппер. Теперь я чувствовала в нем друга, близкого мне уже много лет, брата, которого у меня никогда не было.
Я села в автомобиль рядом с ним, и началась наша прогулка по Монте-Карло. Оказалось, что я его до сих пор не видела, а если и видела, то не замечала.
Я была в том же нескладном фланелевом костюме, юбка которого была светлее жакета от длительной носки. На голове была уродливая шляпка с резинкой, а на ногах – туфли на низком каблуке. И все-таки я чувствовала себя совсем по-другому, более взрослой и уверенной. С моря дул легкий веселый ветерок, мы болтали и весело смеялись.
Рисовать на таком ветру оказалось невозможным, и я только показала ему прелестный уголок, запланированный для моего альбома. А затем мы поехали дальше. С миссис ван Хоппер мы иногда катались в старом «даймлере», который она нанимала на весь сезон, и тогда мне приходилось сидеть спиной к движению и всячески вертеть шеей, чтобы полюбоваться видами. У автомобиля, в котором я сидела сейчас, были крылья Меркурия, мы поднимались все выше и выше, и когда он, наконец, остановил машину, мы вышли и оказались на самом краю обрыва глубиной не менее шестисот метров. Ветра не было, но стало холоднее.
– Вам знакомо это место? – спросила я. – Вы бывали здесь раньше? – В моем вопросе, видимо, слышался испуг. Он взглянул на меня. Очевидно, он забыл обо мне, углубившись в свои воспоминания. Он стал похож на лунатика, и у меня даже мелькнула мысль: может быть, он ненормален или просто болен?
– Уже поздновато. Не вернуться ли нам домой? – сказала я ласковым голосом, который не обманул бы и ребенка.
Он моментально пришел в себя и начал извиняться.
– С моей стороны просто непростительно, что я затащил вас сюда. Садитесь в автомобиль и не волнуйтесь. Спуск гораздо проще, чем это кажется, глядя от сюда.
– Значит, вы все-таки были здесь раньше?
– Да. Много лет назад. Хотелось посмотреть, что тут изменилось.
– Ну и есть перемены?
– Нет. Никаких.
Зачем ему понадобилось углубляться в воспоминания, да еще при постороннем человеке. Мне вовсе не хотелось знать, какая пропасть лежит у него между прошлым и настоящим, и я пожалела, что приехала с ним сюда. Мы спускались вниз молча.
В машине он заговорил о Мандерли. Не рассказывал о своей жизни там, а описывал красоту поместья, заросли кустарников, лужайки и цветники, восходы и заходы солнца.
– Дикие цветы росли только в саду, а для дома приносили из оранжерей. Восемь месяцев в году в комнатах Мандерли стояли вазы с живыми розами…
Он говорил и говорил, а мы спускались ниже и ниже, пока не очутились на шоссе в потоке автомобилей. У подъезда отеля я сунула руку в карманчик на дверце кабины, куда положила свои перчатки, и пальцы мои наткнулись там на тоненькую книжку. Очевидно, это были стихи.
– Если хотите, можете взять эту книжку и почитать. – Голос его снова был холоден и ровен, как обычно, когда он не говорил о Мандерли. – Ну, выходите. Я должен поставить машину в гараж… За обедом я вас не увижу, так как приглашен в другое место… Приношу вам благодарность за совместное проведенный день.
Я поднялась по ступеням. Скучный будет день, думала я, без него… И оставшиеся часы до ночи я проведу в печальном одиночестве.
Чтобы избежать расспросов миссис ван Хоппер и сиделки, я пошла в ресторан, села в самый дальний уголок и заказала чай. Официант, увидев меня одну, решил, что ему незачем торопиться и пропал. В тоске я открыла книжечку стихов, и мне бросились в глаза строки: «Feci, guod potui, faciant meliora potentes».
Я вспомнила его рассказ о Мандерли. Если он действительно так любит Мандерли, зачем же он бросил его ради Монте-Карло? Вчера он сказал миссис ван Хоппер, что покинул поместье второпях.
Я снова открыла книжку и увидела дарственную надпись: «Максу от Ребекки. 17 мая». Почерк был своеобразный, какой-то скользящий.
Я захлопнула книжку, взяла иллюстрированный журнал и наткнулась на описание старинного поместья в Блуа, его замка, старинной башни и роскошного парка, но я не восприняла ни текста, ни иллюстраций. Передо мной маячило лицо миссис ван Хоппер: вилка с равиоли застыла в воздухе и она заговорила вполголоса:
– Это была ужасная трагедия, газеты долго описывали то, что там случилось. Говорят, что сам он ничего не рассказывает об этом. Знаете ли, она утонула в заливчике возле самого Мандерли…
5
Как хорошо, что первая любовь не может повториться. В двадцать один год мы не очень-то смелы, и я испытывала страхи, меня непрестанно лихорадило. Я всех и всего боялась, особенно – если все станет известным миссис ван Хоппер.
– Что вы делали сегодня днем? – спрашивала она, обложившись в кровати подушками. Ее все раздражало, как и каждого, кто, не будучи по-настоящему болен, слишком долго лежит в постели.
– Играла в теннис с тренером… – и тут же подумала, что случится, если тренер навестит ее и скажет, что уже много дней не видел меня на корте.
– Конечно, пока я хвораю, у вас нет никакого дела, и я просто не знаю, чем вы занимаетесь все это время. А когда я посылаю вас за покупками, вы, вернувшись, объясняете, что забыли купить для меня таксоль. Надеюсь, что вы, по крайней мере, научитесь играть в теннис. Такой слабый игрок, как вы, не годится ни в какую компанию. Вы же все время мажете.
Да, на этот раз она удивительно точно охарактеризовала меня. Уже больше двух недель я не была на корте, но все эти дни регулярно завтракала с мистером де Винтером, а потом каталась в его автомобиле.
Я уже забыла, о чем мы беседовали, объезжая окрестности Монте-Карло, но хорошо помню, как дрожали мои руки, когда я надевала шляпу, как бежала по коридору, опережая швейцара, спешившего открыть мне дверь. Он обычно уже сидел в автомобиле и просматривал газету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32