Здесь жили да радовались приветливые, гостеприимные люди, и приезжего всегда ждала мягкая постель. Тогда здесь останавливались кареты. А в молодые годы мистера Бассета раз в неделю тут собирались охотники с гончими. Может быть, все теперь пойдет как прежде.
Мэри покачала головой.
– Я видела здесь одни страдания. Страдания, боль и жестокость.
Наверно, вместе с дядей в дом вошло что-то злое, а все доброе погибло.
Оба невольно понизили голос и опасливо глянули на высокие трубы "Ямайки", ясно видневшиеся в лунном свете на фоне серого неба. Они подумали об одном и том же, но не осмеливались заговорить – слуга из деликатности, а Мэри – из страха. Наконец сдавленным голосом она промолвила:
– С тетей тоже что-то случилось. Я знаю, сердцем чую: она мертва.
Потому я и побоялась подняться наверх. Она лежит там на лестничной площадке в темноте. Тот, кто убил дядю, убил и ее.
Ричардс откашлялся.
– А может быть, она убежала на болота… Выскочила на дорогу за помощью, – произнес он.
– Нет, – прошептала Мэри, – она ни за что бы его не бросила, а была бы подле него в холле… припав к его телу. Она мертва. Ее больше нет. Кабы я не оставила ее, этого ни за что бы не случилось.
Ричардс молчал. Чем тут поможешь? Да и вообще, кто ему эта девушка? То, что творилось под крышей трактира, когда она жила там, его не касалось. И без того на него взвалили немалую ответственность. Он горячо желал, чтобы поскорее появился хозяин. Если бы тут шла борьба, раздавались крики, он знал бы, что делать. Но если там действительно произошло убийство, как говорит девушка, и трактирщик лежит мертвым, а жена его, верно, тоже, то чего им сидеть здесь на обочине, словно они от кого-то прячутся? Лучше поскорее убраться подальше, выехать на дорогу, поближе к людям.
– Я ведь сюда поехал по приказанию хозяйки, – начал он неловко. – Но она сказала, что здесь будет сквайр. Ну, а коли его тут нет…
Но Мэри подняла руку, останавливая его.
– Послушайте, – быстро произнесла она. – Слышите?
Оба повернули голову и прислушались. Из долины, лежавшей за холмом, явственно доносился стук копыт.
– Это они, – взволнованно проговорил Ричардс. – Это сквайр. Ну, наконец-то! Мы их сейчас увидим на повороте.
Они стали ждать, и через минуту на накатанной до белизны дороге появилось черное пятно – первый всадник. Следом за ним второй, третий…
Поначалу они скакали гуськом один за другим, затем сбились в группу, пошли галопом. Конь, до того терпеливо стоявший у канавы, навострил уши и поднял морду. Топот нарастал. Почувствовав облегчение, Ричардс выбежал на дорогу навстречу всадникам, громко крича и размахивая руками.
При виде слуги первый всадник вскрикнул от удивления, свернул в сторону и придержал коня.
– Какого черта ты здесь делаешь? – воскликнул он. Это был сам сквайр.
Он поднял руку, предупреждая следовавших за ним людей.
– Хозяин трактира мертв, он убит! – кричал Ричардс. – Здесь со мной его племянница. Сама миссис Бассет послала меня сюда, сэр. Но пусть лучше вам расскажет все эта молодая особа.
Помогая хозяину спешиться, он придерживал его лошадь и отвечал на быстро сыпавшиеся вопросы сквайра. Вокруг них собрались приехавшие с мистером Бассетом. Им не терпелось услышать новости. Некоторые тоже спешились и, чтобы согреться, притопывали ногами и дули на руки.
– Если этого негодяя убили, как ты говоришь, то ей-богу поделом, – заявил мистер Бассет, – хотя я предпочел бы надеть на него наручники. Но что сводить счеты с мертвецом. Ступайте все во двор трактира, а я порасспрошу эту девицу.
Сбросив с себя ответственность, Ричардс тут же оказался в кругу солдат, почитавших его героем, который не просто обнаружил, что преступник убит, а должно быть, даже в одиночку расправился с ним. Нехотя он вынужден был рассказать, что его роль во всем этом деле невелика. Туговато соображавший сквайр никак не мог взять в толк, что Мэри делает в двуколке, и поначалу счел ее пленницей Ричардса.
С изумлением он выслушал рассказ девушки о том, как она пешком добралась до Норт-Хилла в надежде найти его там, а потом решила, что надо вернуться в "Ямайку".
– Ничего не понимаю, – проворчал он. – Я думал, вы заодно с дядей. А почему же вы солгали мне, когда я приезжал сюда в начале месяца? Вы сказали мне, что ничего не знаете.
– Из-за моей тети, – устало объяснила Мэри. – Я солгала единственно ради нее. Но в то время я многого еще не знала. Я готова объяснить все суду, если понадобится. Если бы я стала рассказывать вам обо всем теперь, вы бы, наверно, меня не поняли.
– Да у меня и времени нет слушать вас, – отвечал сквайр. – Вы совершили отважный поступок, добравшись пешком до Олтернана, чтобы предупредить меня, и это говорит в вашу пользу. Но всей этой беды можно было бы избежать и предотвратить ужасное преступление, совершенное в сочельник, будь вы откровенны со мной в тот раз. Однако обо всем этом после. Мой слуга сказал, что вы нашли своего дядю убитым, но кроме этого ничего о случившемся не знаете. Были бы вы мужчиной, вам надлежало бы пойти со мной в "Ямайку".
Но придется вас от этого избавить. Вижу, что вы и без того немало вынесли.
Он громко кликнул Ричардса:
– Подъедешь поближе ко двору и останешься с этой молодой особой, пока мы будем в трактире. – Затем, повернувшись к Мэри, он добавил:
– Я вынужден попросить вас обождать во дворе, если у вас хватит сил; вы ведь единственная среди нас, кто хоть что-то знает об этом деле, и вы последняя видели вашего дядю живым.
Мэри кивнула в знак согласия. Теперь она была не более чем инструментом в руках правосудия и безропотно должна была делать то, что ей велят. По крайней мере, сквайр избавил ее от необходимости снова идти в опустевший трактир и смотреть на лежащего там дядю. Пустой темный двор наполнился шумом: по булыжникам били копытами лошади, позвякивали сбруи, слышались громкие мужские голоса и, перекрывая все, раздавались решительные команды сквайра.
Он повел людей к задней части трактира, как подсказала ему Мэри.
Мрачный покой дома был нарушен. Окно в баре широко распахнулось, открылись ставни в гостиной, а потом и в пустовавших комнатах для гостей. Лишь тяжелая входная дверь, за которой лежало тело убитого хозяина, оставалась запертой.
Вдруг Мэри услышала громкий возглас, который тут же подхватило множество взволнованных голосов, и голос сквайра, громко спрашивавшего, в чем дело. Из окна гостиной ясно донесся чей-то ответ. Ричардс посмотрел на Мэри и по тому, как она побледнела, понял, что она все слышала.
Человек, которого оставили во дворе с лошадьми, крикнул ему:
– Ты слыхал, что они сказали? Там еще одно тело, на верхнем этаже.
Ричардс ничего не ответил. Мэри плотнее закуталась в накидку и опустила на лицо капюшон. Они молча ждали. Вскоре во двор вышел сквайр и подошел к двуколке.
– Мне очень жаль, – произнес он. – Я должен сообщить вам дурные вести. Вероятно, это не будет для вас неожиданностью.
– Да, – ответила Мэри.
– Думаю, что ей не пришлось страдать. Видимо, она умерла сразу же. Она в спальне, что в конце коридора. Убита ударом ножа, как и ваш дядя. Наверно, она ни о чем и не подозревала. Поверьте, я вам искренне сочувствую. Все это крайне прискорбно.
Расстроенный мистер Бассет в замешательстве стоял возле девушки. Он снова повторил, что тетя, наверно, умерла мгновенно и не страдала. Она не знала, что произошло с мужем. Видя, что Мэри лучше оставить одну и что ее горю не поможешь, он пошел назад к трактиру.
Мэри сидела неподвижно и молилась, как умела, прося, чтобы тетя Пейшнс простила ее, чтобы душа ее освободилась от тяжких пут и обрела мир и покой.
Еще она молилась, чтобы тетя поняла, почему она так поступила, и более всего – чтобы на небесах ее матушка была рядом с сестрой, не оставила ее в одиночестве. Эти мысли немного успокоили ее. Мэри прекрасно понимала, что, начни она перебирать в уме события нескольких последних часов, она неизбежно придет к тому же безжалостному заключению: если бы осталась в "Ямайке", тетя Пейшнс, может быть, была бы жива.
Снова из дома донесся взволнованный говор, а затем крики и топот.
Ричардс не выдержал и, бросив свою подопечную, подбежал к открытому окну и влез в гостиную. Раздался треск досок, закрывавших окно кладовой, до которой наконец добрались. Кто-то зажег фонарь, чтобы осветить комнату; было видно, как от сквозняка колышется его пламя.
Затем свет исчез, голоса замерли, и Мэри услышала шаги по коридору в конце дома. Из-за угла во главе со сквайром показалась группа из шести-семи человек. Они волокли что-то визжащее, извивающееся и пытающееся вырваться из их рук.
– Они поймали его! Это убийца! – закричал Ричардс, обращаясь к девушке.
Она быстро обернулась, сбросив с лица капюшон. Пленника подвели к двуколке. Он поднял на девушку глаза, моргая и щурясь от света, направленного ему в лицо фонаря. Его одежда была в паутине, небритое лицо почернело. Это был разносчик Гарри.
– Кто это? – кричали вокруг. – Вы знаете его?
К двуколке подошел сквайр и приказал подвести пленника поближе, чтобы Мэри могла хорошо разглядеть его.
– Что вы знаете об этом парне? – спросил он. – Мы обнаружили его на мешках в заколоченной комнате. Он утверждает, что ничего не знает об убийствах.
– Он из их шайки, – медленно произнесла Мэри. – Прошлой ночью пришел в трактир. Они с дядей поссорились. Дядя оказался сильнее и, угрожая убить его, запер в комнате с заколоченными окнами. У него все основания убить дядю, никто другой не мог этого сделать. Он вам лжет.
– Но дверь была заперта снаружи, понадобилось несколько человек, чтобы взломать ее, – возразил сквайр. – Нет, этот парень не выходил из комнаты.
Взгляните на его одежду, посмотрите как он жмурится от света. Убийца не он.
Бандит-разносчик исподлобья смотрел на схвативших его людей, его злобные глазки бегали по лицам. Мэри поняла, что сквайр был прав: разносчик Гарри не имел возможности совершить это преступление. Он лежал там в темноте, ожидая освобождения. Кто-то еще побывал в "Ямайке", сделал свое черное дело и скрылся под покровом ночи.
– Кто бы ни был тот, что сделал это дело, он не знал о запертом в той комнате негодяе, – продолжал сквайр. – Да и этот, насколько я понимаю, ничего не видел и не слышал, и в свидетели не годится. Но так или иначе, мы отправим его в тюрьму и повесим, если он того заслуживает, в чем я лично не сомневаюсь. Однако прежде он предстанет перед королевским судом и назовет имена своих сообщников. Кто-то из них убил трактирщика из мести – в этом можете быть уверены. И мы его поймаем, даже если придется пустить по его следу всех ищеек Корнуолла. Эй, кто-нибудь, уведите этого парня на конюшню и держите его там. Остальные вернитесь со мной в трактир.
Разносчика поволокли по двору. Он понял, что произошло какое-то преступление, и подозрение может пасть на него. Тут он наконец обрел дар речи и принялся жалобно бормотать, уверяя в своей невиновности и моля о пощаде. Божился и клялся святой троицей, пока кто-то ударом не заставил его замолчать, пригрозив повесить тут же в конюшне. Тогда он поутих, едва слышно бормоча проклятия и злобно косясь на Мэри.
Она его не слышала, не замечала его взглядов. Другие глаза видела сейчас она – те, что глядели на нее этим утром. В ушах звучал холодный, спокойный голос, сказавший о своем брате: "За это он поплатится жизнью".
Вспомнилась и другая фраза, брошенная небрежно по дороге в Лонстон: "Я никого не убивал. Пока", – и слова цыганки на ярмарке: "Вижу кровь на твоей руке. Однажды ты убьешь человека".
Все, что отталкивало ее в нем, все, о чем она старалась забыть, возникало в памяти, связываясь в неопровержимое доказательство: и его ненависть к брату, и некоторое равнодушие и жестокость, и недостаток чуткости, и кровь Мерлинов, текшая в его жилах.
Для Мэри это последнее обстоятельство было самой тяжелой гирей на весах его вины. Яблоко от яблони… Все они одним миром мазаны. Он сдержал клятву: вернулся в "Ямайку", как и обещал утром, и разделался с братом. Она заглянула правде в глаза и ужаснулась. Лучше бы ей было остаться в доме, и он убил бы ее, как их. Он был вором и пришел, как вор, под покровом ночи, а потом скрылся, растворившись во тьме. Она была уверена, что факты, которыми располагала, можно сложить в неопровержимое доказательство его вины. И если она выступит свидетелем, его ничто не спасет. Достаточно пойти к сквайру и сказать: "Я знаю, кто сделал это". И они послушают ее, соберутся вокруг, как свора гончих, почуявших след, и бросятся через Рашифорд и болото Треварта к болоту Дюжины Молодцов. Скорее всего, он спит теперь крепким сном, растянувшись на постели в доме, где родился и он сам, и его брат. А поутру, посвистывая, вскочит себе на лошадь и навсегда уедет из Корнуолла – такой же убийца, как и его отец.
В воображении она слышала мерный прощальный стук копыт. Ее фантазия неожиданно стала явью – на дороге действительно раздался цокот копыт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41