– А что ты собираешься делать там, Джем Мерлин?
– Только вот продам за мистера Бассета его лошадку. А тебе, моя милая, зная норов моего братца, советую держаться подальше от "Ямайки". Он как раз начнет приходить в себя после запоя, и тут жди неприятностей. В "Ямайке" уже привыкли к тому, что ты шатаешься по болотам, и на твое отсутствие никто не обратит внимания. А к ночи я доставлю тебя домой. Ну скажи, что придешь, Мэри!
– А что как тебя поймают в Лонстоне с лошадью Бассета? Окажешься в дураках, да и я тоже, коли меня упрячут в тюрьму вместе с тобой.
– Никто меня не поймает, во всяком случае в этот раз. Ну, наберись смелости, Мэри. Неужто тебе не хочется поразвлечься? Ты так дрожишь за свою шкуренку, что и рискнуть боишься? Ну и робкий же народ родится в Хелфорде.
Мэри сразу же попалась на эту удочку.
– Ладно, Джем Мерлин, не думай, что я трушу. Лучше уж попасть в тюрьму, чем жить в "Ямайке". А как мы доберемся до Лонстона?
– Поедем в моей повозке, а сзади привяжем вороного. Ты знаешь дорогу через болота до Норт-Хилла?
– Нет.
– Ноги сами тебя приведут. Пройдешь с милю по столбовой дороге, возьмешь вправо и доберешься до прохода в ограде на вершине холма. Прямо перед тобой будет утес Кэрей-Тор, а позади справа – Хокс-Тор. Если пойдешь дальше все время прямо, не заблудишься. А я встречу тебя по пути. Придется ехать вдоль пустоши, в сочельник по большой дороге не проедешь.
– А когда мне выйти?
– Подождем, пока в Лонстоне соберется побольше народу; часикам к двум улицы заполнятся. Можешь выходить из "Ямайки" часов в одиннадцать.
– Ничего твердо не обещаю. Если меня долго не будет, то не жди. Не забывай, что я могу понадобиться тете Пейшнс.
– Ну да, давай, придумывай себе оправдание.
– Я знаю, где перейти ручей, – сказала Мэри, – не ходи со мной дальше. Сама найду дорогу. Надо ведь идти по бровке этого холма?
– Мое почтение хозяину. Скажи ему, что Джем, мол, надеется, что он смягчился и не сквернословит, как раньше. Да, спроси его, не желает ли он, чтобы я повесил букетик омелы у входа в "Ямайку". Смотри, не свались в воду.
Хочешь, я перенесу тебя через запруду, а то ноги промочишь?
– Да хоть по пояс окунусь, это мне не повредит. Всего тебе хорошего, Джем Мерлин.
Мэри смело шагнула в быстрый ручей. Однако ей пришлось приподнять подол юбки. Джем рассмеялся, но она уже перешла на другой берег, зашагала по направлению к холму, так и не обернувшись, чтобы махнуть рукой на прощание.
"Попробовал бы он помериться силой с парнями с юга, – подумала она, – – хотя бы, к примеру, из Хелфорда, Гвика или Мэнэкэна. А в Константине жил один кузнец, который мог бы уложить его одним пальцем. Чем гордится этот Джем Мерлин? Конокрад, заурядный контрабандист, мошенник, а может быть, и убийца. Превосходные мужчины рождаются на этих болотах, сразу видно! Однако его она нисколько не боится и докажет это: вот возьмет и поедет с ним на сочельник в Лонстон!"
Уже надвигались сумерки, когда она пересекла дорогу и вошла во двор "Ямайки". Как обычно, дверь была заперта на засов, окна наглухо закрыты ставнями. Трактир выглядел мрачным и необитаемым. Она обогнула дом и постучалась в дверь кухни. Тетя тотчас открыла. Она выглядела бледной и взволнованной.
– Дядя спрашивал о тебе целый день, – сообщила она. – Где ты была?
Сейчас почти пять, а ушла ты с утра.
– Гуляла на болотах, – ответила Мэри. – Не думала, что я тут нужна.
С чего это дядя Джосс заинтересовался мной?
Не без испуга она посмотрела в угол кухни, где стояла его постель. Дяди не было.
– Куда он ушел? – спросила Мэри. – Ему полегче?
– Он захотел посидеть в гостиной, – сообщила тетя. – Сказал, что на кухне ему надоело. С полудня сидит там у окна и тебя высматривает.
Постарайся сейчас угодить ему, Мэри, разговаривай с ним учтиво и не перечь.
Очень уж с ним тяжело, как он начинает приходить в себя… Силы к нему возвращаются, и он становится своенравным и вспыльчивым. Будь поосторожнее в разговорах с ним, хорошо, Мэри?
Перед ней была прежняя тетя Пейшнс; она нервно подергивала руками и жевала ртом, беспрестанно оглядывалась назад. На нее было жалко смотреть, и Мэри разволновалась сама.
– И зачем это вдруг я ему понадобилась? – переспросила она. – Он ведь никогда не находит, о чем поговорить со мной. Что ему может быть нужно?
Тетя Пейшнс часто моргала, губы ее привычно подрагивали.
– Это просто его причуда, – ответила она. – Он все что-то бормочет и разговаривает сам с собой; тебе не нужно обращать внимания на то, что он говорит в такие минуты. Он в самом деле сам не свой. Пойду скажу ему, что ты дома.
Она направилась по коридору в гостиную.
Мэри подошла к кухонному столу и налила себе стакан воды. В горле у нее пересохло, руки дрожали. "Какая я дура", – подумала она. Только что на болотах, казалось, ничто не могло ее испугать, но стоило ей очутиться в трактире, как мужество покинуло ее, она затрепетала и занервничала, как ребенок.
Тетя Пейшнс вернулась.
– Он успокоился, – прошептала она. – Задремал в кресле. Теперь может проспать до вечера. Мы поужинаем с тобой, чтобы пораньше покончить с этим.
Для тебя есть кусок холодного пирога.
У Мэри пропало всякое желание есть, она с трудом глотала. После второй чашки горячего чая она отодвинула тарелку. Обе молчали. Тетя Пейшнс все время пугливо поглядывала на дверь. Когда с ужином было покончено, она молча убрала со стола. Мэри подбросила немного торфа в огонь и подсела к очагу.
Поднимавшийся вверх горьковатый сизый дым ел глаза; тепла же почти не прибавилось.
Вдруг из холла донеслось хриплое надсадное дыхание часов. В тревожной тишине дома грозно раздалось шесть ударов. Мэри слушала с замиранием сердца.
Казалось, прошла целая вечность, пока не отзвучал, гулко прокатившись по всему дому, последний удар. Медленное тикание часов продолжалось, и из гостиной не доносилось больше ни звука. Мэри вздохнула свободнее. Тетя Пейшнс сидела у стола, низко наклонив голову, и при свете свечи пыталась вдеть нитку в иголку. Поглощенная своим занятием, она сжала губы и наморщила лоб.
Длинный вечер подходил к концу, а в гостиной по-прежнему стояла мертвая тишина. Голова Мэри отяжелела, глаза слипались. Сквозь дрему она слышала, как тетя тихо отодвинула стул и положила свое шитье в шкаф, а потом прошептала над ее ухом:
– Я пошла спать, дядя теперь уже не проснется. Должно быть, он устроился там на ночь, тревожить его не стану.
Мэри пробормотала что-то в ответ; из коридора послышались легкие шаги и скрип ступенек, дверь наверху тихо закрылась.
Девушка чувствовала, как все больше проваливается в сон, голова ее опустилась на грудь. Мерное покачивание маятника превращалось в ее сознании в звук тяжелых медленных шагов: раз… два… раз… два… Шаги следовали один за другим. Мэри видела во сне болота и журчащий ручей. Она шла, и ноша на ее плечах была непомерно тяжелой… Если бы она могла опустить ее хоть ненадолго и прилечь на берегу, отдохнуть, уснуть… Ей было очень холодно, ноги насквозь промокли. Надо бы взобраться повыше, подальше от воды…
Очаг совсем погас. Мэри открыла глаза и обнаружила, что лежит на полу рядом с кучкой белого пепла. На кухне было холодно и темно – свеча еле горела. Она зевнула, ежась от холода, вытянула вперед онемевшие руки и, подняв глаза, вдруг увидела, как дверь на кухню тихо и медленно открывается.
Опершись руками о пол, она замерла в испуге. Минуло несколько мгновений, но ничего не произошло. Дверь опять слегка приоткрылась и вдруг распахнулась настежь, громко ударив о стену. Вытянув перед собой руки и покачиваясь, на пороге вырос Джосс Мерлин.
Вначале девушка подумала, что он не видит ее. Уставясь в стену прямо перед собой, Джосс замер, словно не решаясь войти. Он стоял, не издавая ни звука. Мэри казалось, что в наступившей тишине слышно, как громко стучит ее сердце, и она низко пригнула голову. От Джосса ее отделял кухонный стол.
Дядя медленно повернулся и некоторое время молча смотрел в ее сторону. Когда он наконец заговорил, голос его звучал хрипло и напряженно, еле слышно.
– Кто здесь? – спросил он. – Что ты тут делаешь? Почему не отвечаешь?
Его бледное лицо было похоже на серую маску, налитые кровью глаза смотрели, не узнавая. Мэри затаилась.
– Убери нож, – прошептал он, – убери, тебе говорю!
Мэри скользнула рукой по полу и коснулась кончиками пальцев ножки стула, но ухватиться за нее не смогла – ей было не дотянуться. Боясь пошевельнуться, она затаила дыхание. Нагнув голову и растопырив руки, Джосс вошел в кухню и стал красться к ней вдоль стены. Мэри следила за его руками: вот они на расстоянии ярда от нее, вот она уже чувствует его дыхание…
– Дядя Джосс, – тихо произнесла она, – дядя Джосс…
Он глянул вниз, потом низко склонился к ней и коснулся пальцами ее волос и лица.
– Мэри… – сказал он, – это ты, Мэри? Почему не отвечаешь? А куда ушли те? Ты их видела?
– Вы ошиблись, дядя Джосс, – успокоила она его, – здесь никого нет, я одна. Тетя Пейшнс наверху. Вам плохо? Помочь вам?
Он оглядывал полутемную комнату, высматривая что-то в углу.
– Им меня не испугать, – шептал он. – Мертвые не причиняют вреда. Их нет, они – как сгоревшая свеча. Правда, Мэри?
Она кивнула, наблюдая за его взглядом. Он дотянулся до стула и сел, положив руки на стол, тяжело вздохнул и облизал губы.
– Это сны, – сказал он, – это все сны. Из темноты возникают лица, совсем как живые, и я просыпаюсь весь в поту. Мне хочется выпить, Мэри. Вот ключ, сходи в бар и принеси мне бренди. – Он порылся в кармане и вытащил связку ключей. Мэри взяла их дрожащими руками и выскользнула из кухни в коридор. На мгновение она замешкалась в раздумье, не подняться ли ей потихоньку в свою комнату, запереться там на ключ и оставить его одного на кухне наедине со своим бредом. На цыпочках она стала продвигаться вдоль коридора к холлу. Вдруг из кухни донесся его крик:
– Куда это ты идешь! Я сказал тебе принести бренди из бара.
Она услышала, как он с шумом отодвинул стул. Поздно! Открыв дверь бара, Мэри нащупала в буфете бутылку бренди. Когда она вернулась на кухню, Джосс по-прежнему сидел у стола, уронив голову на руки. Сначала она подумала, что он вновь заснул, но при звуке ее шагов Джосс поднял голову, оперся на руки и откинулся на спинку стула. Мэри поставила перед ним бутылку и стакан.
Наполнив стакан наполовину, он взял его обеими руками и стал глядеть на нее.
– Ты хорошая девчонка, – сказал он, – и нравишься мне. Ты, Мэри, сообразительная и смелая и можешь быть хорошей подругой любому мужчине. Тебе следовало бы родиться мальчишкой.
Он потихоньку смаковал бренди и, глупо улыбаясь, подмигнул ей и погрозил пальцем.
– Там, на севере, за это бренди платят золотом, – произнес он. – Лучшего бренди не бывает. В погребах самого короля Георга нет такого бренди.
А много ли плачу я? Ни пенса. В "Ямайке" мы пьем задаром. – Он рассмеялся и показал ей язык. – Трудное это дело, Мэри. Настоящее мужское дело. Я подставлял свою шею не один десяток раз. За мной гнались по пятам, пули свистели над самым ухом. Только не поймать им меня, Мэри. Слишком я хитер и давно этим занимаюсь. До приезда сюда я работал в порту Пэдстоу. Раз в две недели в пору весенних приливов мы ходили на люгере. Тогда со мной было еще пятеро. Но на мелком деле не заработаешь. Нужны крупные сделки, большие заказы. Сейчас нас больше сотни, и обеспечиваем мы все районы – от границы аж до самого побережья. Клянусь богом, Мэри, мне пришлось немало видеть крови на своем веку. Десятки раз видел, как убивают людей. Но теперешнее дело похлеще будет: это как бег наперегонки со смертью.
Он поманил ее к себе, вновь подмигнул и посмотрел на дверь.
– Сядь ко мне поближе, – прошептал он, – чтобы я мог спокойно поговорить с тобой. Как я вижу, ты девка с характером и не из трусливых, не то что твоя тетя. Нам с тобой надо работать вместе.
Он схватил Мэри за руку и заставил сесть на пол рядом с собой.
– От этой проклятой пьянки я дурею, – сказал он. – Сама видишь, становлюсь слабым, как мышь. И мне снятся сны… кошмары. Мерещатся вещи, которых я ничуть не боюсь, когда трезв. Тысячу проклятий, Мэри! Я убивал людей собственными руками, топил их, забивал камнями и никогда после не вспоминал об этом. Как дитя, спокойно спал по ночам. Но стоит мне напиться, как я все вижу во сне… их серые лица… они таращат на меня глаза, изъеденные рыбами… тела их растерзаны, мясо отстает от костей, в волосах морские водоросли… Была там и женщина, Мэри. Она цеплялась за спасательный плот, волосы ее разметались по спине, в руках она держала ребенка.
Понимаешь, их корабль сел у берега на скалы. Все они могли бы выбраться живыми, все до единого. Ведь вода местами не доходила и до пояса. Она кричала мне, молила о помощи, а я ударил ее по лицу камнем, она упала навзничь, пыталась ухватиться за край плота, потом выпустила ребенка из рук, и я снова ударил ее. Они утонули на глубине в четыре фута. Мы тогда здорово перепугались, боялись, что кто-то все же выберется на берег… Впервые не рассчитали время прилива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41