Телефон затрещал.
Часы показывали семь тридцать.
— Пристань Костигэна, — ответил Джейсон. — Да, это Джейсон. Хорошо, — сказал он, — хорошо. Вот и держи его там довольным. — Он опустил трубку. — Это от Амбросини, — сказал он Бенни. — Взято. — И Бенни поставил крестик в соответствующей клеточке таблицы.
Люк наблюдал за ним. Что-то начало вызывать его подозрения в этой таблице. Он не понимал, что именно, но в ней что-то было не так. Ему казалось, что это имело какое-то отношение к тому, что Саманты не оказалось дома, где, видимо, ожидали найти ее эти люди, а вместо этого очутилась в море. Он начал волноваться о том, как они отнесутся к ней, когда она вернется. Они вооружены, онимогут резко среагировать на неожиданную ситуацию.
— Все уже раскусили, а, Костигэн? — спросил, улыбаясь, Джейсон.
— Пока еще нет, — ответил Люк.
— Что ж, подумайте еще, — сказал Джейсон, но сам объяснения не предложил.
Донесение, последовавшее в семь тридцать пять, сообщило Джейсону, что дом Хэннигэна взят. Когда Бенни поставил крестик в нужной клеточке, Люк снова взглянул на таблицу и почувствовал, что в ней определенно что-то не так. Может, на самом деле это ему только кажется, но он предпочел поломать голову над этой загадкой, чтобы отвлечься от беспокойства за Саманту. Возможность, что люди Джейсона могут причинить ей вред, казалась очень отдаленной, и все же Люк чувствовал, как внутри у него расползается тревога, как тяжело бьется сердце от страшного предчувствия.
В семь сорок прозвенел последний звонок. Джейсон взял трубку, произнес в нее:
— Пристань Костигэна, — подождал и затем сказал: — Привет, Куп, как дела? Да, здесь все под контролем. — Он слушал собеседника. — Хорошо, скажи Леонарду, чтобы он привел их. Что? — Он снова помолчал, слушая. — Да, это сюрприз, верно? Сегодня у нас полным-полно всяких сюрпризов. Ладно, приведите их тоже. Точно. — Он положил трубку и обернулся к Бенни: — Это был Купер из дома Танненбаумов. Он взят. Поставь свой крестик.
— А что он там говорил о других? — спросил Бенни.
— А, да просто там оказалась неожиданная компания, — сказал Джейсон, и только тогда Люк понял, что было не так в таблице.
Он обрадовался, что именно в этот момент снова раздался звонок, потому что был уверен, что его внезапное озарение тут же отразилось у него на лице. А затем сообразил, что это могут звонить насчет Саманты, и впился пальцами в край стола, когда Джейсон снял трубку.
— Пристань Костигэна. — Он помолчал. — Да, Сай, да. Хорошо, Сай. Веди ее сюда. Лучше нам не спускать с нее глаз. — Он опустил трубку на рычажки. — Это Уотс. Дом взят. Отметь там.
Бенни облегченно вздохнул.
— Тогда, значит, все, — сказал он.
— Все, — сказал Джейсон.
Сидя за столом, Люк ничего не сказал.
В этом списке на таблице Джейсона Тренча не было телефона Уэстерфилда, чей дом стоял по другую сторону дороги. Сегодня утром в половине пятого, когда Люк возился с лодками, он видел, что в окне спальни на верхнем этаже этого дома горел свет.
Глава 4
Ровно в семь сорок пять зазвонил телефон в Ки-Уэст. Толстяк, который уже оделся и ждал у аппарата, сразу поднял трубку и сказал:
— Хэлло?
— Артур?
— Да.
— Это Джейсон.
— Да?
— Мы это сделали. Можете выезжать.
— О'кей, — сказал Толстяк и положил трубку. Он взглянул на Энди, который наблюдал за ним с лукавой усмешкой. — Это Джейсон, — сказал он, сопровождая свои слова кивком. — Они это сделали. Мы можем выезжать.
— Хорошо, — сказал Энди и потер ладонью о ладонь.
— Отнеси сумки в машину, — сказал Толстяк. — А я пока свяжусь с остальными.
— Это здорово, — снова сказал Энди. — Здорово, правда, Толстяк?
— Я знал, что они это сделают, — сказал Толстяк.
— Я тоже. Но... видишь ли... всякое могло случиться... ты же понимаешь.
— Только не тогда, когда операцию планирует Джейсон. Давай, нам нужно двигаться.
— Да, — сказал Энди, усмехнулся и прошел в ванную.
Толстяк стоял у телефона, положив руку на трубку, зная, что должен позвонить Фортунато, и все же медлил, позволяя себе насладиться этой минутой торжества.
Его маленькие черные глазки радостно сияли. Сознание того, что Охо-Пуэртос уже в руках Джейсона и что теперь он и вся группа людей, с прошлого понедельника находящаяся в Ки-Уэст, могут выехать туда, наполняла его ликующим удовлетворением. Правда, он ни минуты не сомневался, что Джейсону удастся захватить деревню, и сейчас отдавал себе отчет в том, что не только этот свершившийся факт наполнял его гордостью и даже не только понимание всей важности задуманной акции. Без малейшего оттенка прошлого самодовольства он сознавал, что все это было бы невозможно, не окажись он тогда, в 1945 году, единственным, у кого хватило ума солгать, кто учуял расставленную ловушку и понял, что сказать в этот момент правду — значит подвергнуть опасности Джейсона. Он сразу понял, что вопросы специально были построены так, чтобы спровоцировать допрашиваемого на отрицание: «Вы ведь играли в карты, не так ли? И игра велась по-крупному, разве не так?» Инстинкт самосохранения побуждал его закричать: «Нет, сэр, нет! Мы не играли в карты!» Но тут-то он и угадал западню. Именно этого они и ждали от него — яростного отрицания этого факта. Он оказался слишком хитрым, чтобы попасться. Он признался, что да, они играли в карты, хотя этого, конечно, не было, еще сказал, что ставки были довольно высокими, тем самым подтвердив каждую ложь, которую уже наговорил им Джейсон, что, впрочем, не сыграло особого значения. Но было чертовски приятно сознавать, что он не оставил тогда Джейсона в одиночестве, даже если и не мог его спасти.
Артура Стюарта Хэзлита с детства дразнили Толстяком. Летом 1961 года, когда Джейсон позвонил ему из Нью-Йорка, он сказал:
— Привет, Артур, как поживаешь? — Он назвал Толстяка по имени, как делал это с первого дня их знакомства.
Они обменялись обычными любезностями: «Как мама?» — «Прекрасно». — «Как Аннабел?» — «Отлично». — «Чем занимаешься?» — и все в этом роде, затем немного повспоминали прошлое, а потом наступила долгая пауза. Наконец Джейсон откашлялся и спросил:
— Артур, ты сможешь приехать в Нью-Йорк?
— Зачем?
— Мне нужна твоя помощь.
— Что-нибудь случилось?
— Нет. Но мне нужна твоя помощь.
— В чем?
— Есть одна идея. Я буду тебе очень благодарен, если ты приедешь, Артур. Я собираюсь позвонить Алексу и остальным ребятам, но сначала хотел бы переговорить с тобой. Ты первый, кому я позвонил.
— Ну, я, конечно...
— Артур, ты сможешь приехать?
— Ну... послушай, а в чем дело, Джейз?
— Это ради Америки, — сказал Джейсон.
На том конце трубки наступило молчание.
— Не очень понимаю, что это означает, — сказал Толстяк.
— Я больше ничего не могу тебе сказать по телефону.
— Да... это... гм... Похоже, ты задумал что-то очень серьезное, — сказал Толстяк.
— Так оно и есть.
— Когда мне приехать, Джейз?
— Сейчас. Сегодня.
— Но у меня работа, Джейз. Я просто не могу...
— Тогда приезжай в пятницу вечером и останешься на выходные. За это время мы все успеем обсудить.
— Я посмотрю, как мать...
— Лучше бы тебе ничего не говорить ей об этом, — сказал Джейсон, и снова на линии возникла тишина.
— Хорошо, — сказал наконец Толстяк, — я приеду.
В тот вечер в пятницу в квартире на Второй авеню Джейсон изложил ему свой план. Он не был еще тщательно продуман, всего лишь зародыш плана, детали которого предстояло выработать. Было ясно, что им понадобится населенный пункт, какой-нибудь городишко, где можно будет осуществить передачу, но Джейсон только считал, что этот город должен быть где-нибудь во Флориде; кроме того, он еще ничего определенного не придумал. Толстяк предположил, что их цели может послужить какой-нибудь из островков, он сказал об этом, еще не будучи полностью уверенным, что хочет ввязаться в это дело вместе с Джейсоном. Джейсон сказал, что да, эти островки — как раз то, что надо, а Толстяк заметил, что, может, им даже стоит использовать один из необитаемых островков, их же там до черта. Нет, сказал Джейсон, нам нужно какое-то место, где мы сможем держать людей, понимаешь, мы же не бросим их, чтобы они целый день болтались на заброшенном острове, после того как будет закончена передача. Верно, сказал Толстяк, нам нужно место с жильем, место, где мы сможем их держать, это ты прав. Вот именно, сказал Джейсон, но я уверен, что там мы сможем найти такое место, острова могут оказаться самым подходящим для нас местом, хотя я сейчас не знаю точно, нужно будет это проверить. Ну конечно, нужно все как следует проверить, подтвердил Толстяк, все еще не понимая, хочет ли он идти на это дело или нет, чертовски влюбленный в Джейсона, бесконечно уважающий его, но не уверенный, хочет ли он сам рисковать своей жизнью, чтобы осуществить подобный план.
Решение принять участие в операции Джейсона пришло к нему следующей ночью.
В тот субботний вечер они стали вспоминать прежние деньки и разные штуки, которые вместе проделывали, а потом Джейсон начал ему рассказывать, чем он занимался со времени их последней встречи в 1946 году. Конечно, он вернулся в Нью-Йорк, потому что это был его родной город и потому что там его ждала Аннабел. У него была степень бакалавра наук университета в Луизиане, ну, ты же об этом знал, Артур (да, конечно, сказал Толстяк), и он был опытным механиком, но после того, что произошло (да, конечно, именно после этого, сказал Толстяк), он чувствовал, что больше ни на кого не сможет работать. Он чувствовал, что в мире существуют гораздо более важные вещи, которыми стоит заниматься... Вот, налей себе бурбону (спасибо, сказал Толстяк), и он вступил в группу добровольцев под названием «Сыновья американской свободы», которая, как он выяснил позже, была расистской группой, но в то время он не очень-то твердо знал, с кем ему по пути. С окончания войны прошло уже больше года, когда он вступил в эту организацию, которая в это время была охвачена страшным возбуждением в связи с судебными процессами над нацистскими военными преступниками. Это было в июле или в августе, не помню, но вскоре после того, как был казнен японский генерал-лейтенант Хомма, по чьему приказу был совершен тот роковой поход на Батан, так что группа почувствовала в этом прецедент, и они выбежали на улицы, стали раздавать прохожим листовки и выступать с обращениями, попутно то тут, то там вспугивая парочку-другую негров, но это было так себе, просто потехой; на самом деле их больше всего волновала судьба военных преступников. В октябре, когда в Нюрнберге были оглашены приговоры, среди которых было много смертных, как-то сразу выяснилось, что главная задача группы — вовсе не поддержка фашистов, а стремление согнать всех негров туда, где им только и следует находиться, то есть в Луизиану, и чтобы они не смели и носа оттуда высунуть. А через пару месяцев разразилась война в Индокитае между французами и революционерами, и тогда Джейсон понял, какой многочисленной и тщательно законспирированной была их коммунистическая организация. Он порвал с «Сыновьями американской свободы» и вступил в организацию под названием «Комитет помощи Индокитаю», КПИ, которая в основном занималась сбором средств; но все же они выпустили несколько памфлетов, в которых пытались объяснить, что стояло за всей этой борьбой в Индокитае. К счастью, ему удалось сохранить от прежних времен немного денег да плюс то, что он сумел украсть, понимаешь? (Здесь Толстяк захохотал.) Так что на жизнь ему хватало, поэтому он мог посвящать все свое время работе в разных комитетах и организациях, переходя из одной в другую по мере того, как опасность все больше заявляла о себе. В частности, коммунисты уже захватили власть в Чехословакии, и русские перекрыли сообщение между Берлином и западной оккупационной зоной в июне 1948 года, и еще это вето русских на контроль за атомным вооружением в том же самом месяце, и осуждение кардинала Миндзенти, приговор к пожизненному заключению в Венгрии, и сообщение президента Трумэна в сентябре 1949 года о том, что Россия произвела испытание атомной бомбы. Именно тогда опасность стала явственной и реальной, когда в 1950 году коммунисты были готовы к вторжению в Корею. Теперь их ничто не могло остановить. У них были эти чертовы атомные бомбы...
К счастью для этой страны, в ней есть люди, которые сразу распознали угрозу и пытались как-то с ней бороться. В октябре 1949 года, спустя месяц после того, как русские взорвали свою бомбу, Джейсон организовал группу, которую назвал «Люди Маккарти». Она пыталась самостоятельно помогать сенатору от Висконсина в его упреждающей борьбе против подрывных сил внутри Соединенных Штатов. Не позже чем через три месяца, в начале января 1950 года, он с Аннабел переехал в Нью-Йорк, где создал новую группу под названием «Американцы за Америку», придя к выводу, что сможет более активно бороться за свою идею вне организации, чье название связывало бы его с какой-либо конкретной личностью. Фактически к тому времени он уже был готов к тому, чтобы принять на себя руководство организацией, и не желал быть ничьим последователем, даже человека, к которому он относился бы с таким же огромным уважением, как к Маккарти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45