Более того, уже приближалась лодка, придавая всем предыдущим указаниям капитана некую неизбежность.
— Вам лучше пойти на правый борт, старшина, — посоветовал Формэн. — Рокси может понадобиться помощь.
— Есть, сэр.
За минуту до двух часов лодка подошла к «Меркурию».
Это была шлюпка длиной в тридцать четыре фута, на командном мостике стояли двое мужчин, и еще четверо находились в кокпите. Капитанский мостик «Меркурия» был выше ватерлинии шлюпки футов на двенадцать, так что Формэну пришлось высунуться из рубки, чтобы посмотреть на нее. Двое на мостике были в военной форме. Остальные в дунгари. Формэну показалось, что он видит офицеров и рядовых какого-то отдела береговой охраны, случайно вышедших в море на «Крис-Крафт».
— Эй! — крикнул человек, стоящий за штурвалом шлюпки. — Меня зовут Клэй Прентис. Мы пришли, чтобы забрать женщину и доставить ее на берег.
— Все верно, — крикнул вниз Формэн. — Минутку!
Он вернулся в рубку рулевого и поднял трубку телефона. Дождавшись ответа, он сказал:
— Капитан, лодка прибыла.
— Хорошо. Пригласите их подняться на борт за женщиной.
— Нам понадобятся носилки, сэр?
— Нет, — сказал капитан и положил трубку.
Он подумал, что до сих пор вел себя нормально. Что прошел все без ошибок, которых так опасался с тех пор, как эта парочка заявилась к нему на корабль. До сей минуты он так и не узнал, что им было нужно, кроме того, что они хотели подойти к Охо-Пуэртос. Что ж, это он им обеспечил, осторожно провел их по проливу и подошел к берегу, и вот уже подошла их лодка и они, наконец, уберутся ко всем чертям на берег.
Он думал, что все удалось провести без осложнений.
По веревочному трапу на борт «Меркурия» поднялись двое мужчин. Лейтенант Формэн, смененный на вахте, спустился с мостика и стоял на корме рядом с дымовой трубой, чтобы приветствовать прибывших. Старший боцман Рокси, стоящий справа, наклонился над трапом и предложил руку первому мужчине, когда тот достиг верхней перекладины. Человек принял руку Рокси, спрыгнул на палубу и потянулся другой за пазуху, когда над палубой показалась голова второго.
Формэн увидел быстрое движение руки первого, мгновенно сообразив, что тот достает оружие.
— Рокси! — крикнул он. — Берегись!
Рокси оглянулся на голос лейтенанта и увидел револьвер, вытягиваемый из-за спины мужчины. На какое-то время он ошеломленно застыл, и возможность спасительного движения была упущена. Второй мужчина был уже наверху трапа. Над бортом корабля появилась верхняя половина его туловища с револьвером в руке. Нет, подумал Рокси, слишком поздно, но в следующую секунду пренебрег собственной интуицией и прыгнул на револьвер. Однако человек, высившийся над палубой, не терял времени на раздумья. Он выстрелил дважды, первая пуля попала Рокси в горло, а вторая — в живот. Застигнутый в момент своего мощного броска, Рокси был откинут назад пулей крупного калибра, неловко скользя, перевернулся, высоко задрав ногу, в то время как его другая нога поползла в противоположном направлении, пролетел по палубе и всем телом рухнул на нее, подмяв под себя свою руку.
Формэн бешено зарычал и стиснул горло первого, и тут же удивленно охнул, ощутив сильный толчок в живот, показавшийся ему ударом плоской стороной железнодорожной шпалы. Удар заставил его закружиться и отступить назад футов на пять, где он наткнулся на стену радиорубки. Внезапно утратив способность дышать, он попытался ухватиться за поручень, посмотрел вниз и увидел свой китель, залитый кровью. По трапу карабкались еще несколько вооруженных человек. Еще один вооруженный появился из коридора, ведущего к капитанской каюте. Дверь радиорубки открылась. Прозвучал новый выстрел. Формэн увидел, как из рубки вылетел радист Дэнби, который вдруг схватился рукой за лицо, потом она упала и он свалился спиной на палубу с огромным кровавым пятном на лбу. О Господи, подумал Формэн, они убили меня, у меня рана в животе!
Спотыкаясь, он побрел к лестнице, ведущей на капитанский мостик, собираясь поднять тревогу свистком или по громкоговорителю или постараться предупредить капитана, что корабль захвачен вооруженной бандой, но почувствовал, что у него слабеют ноги, что они подгибаются под ним. Он упал на колени, успев крикнуть:
— О, дьявол!..
И больше ничего, потому что в следующее мгновение, уже мертвый, упал лицом вниз.
— Корабль в наших руках! — разнесся по палубе чей-то голос, усиленный рупором. — Мы вооружены и будем стрелять на поражение! Каждый, оказывающий сопротивление, будет убит! Повторяю, будет убит каждый, кто попытается оказать нам сопротивление!

Часть вторая
Глава 11
— Ты мертва! — воскликнул он.
— Я?.. Нет!
— Я попал в тебя!
— Ты никуда не попал, — ответила она, — и я не хочу больше играть в эту глупую игру. — Она отшвырнула игрушечное ружье и стояла посреди дороги, глядя на него, поджав губы, с выражением крайнего раздражения на лице.
— Почему ты бросила ружье на землю? — спросил он.
— Потому что все это очень неразумно.
— Полагаешь?
— И ты глупый, — заявила она.
— Уверена в этом?
— И этот берег тоже глупый, — сообщила она и захихикала.
— Во что же ты собираешься играть, если не желаешь играть в это?
— Я хочу играть в глупых, — ответила она.
— И как же ты собираешься играть?
— Да так... просто ты будешь глупым, вот и все, — отозвалась она, пожимая плечами и продолжая хихикать.
Ей было пять лет, а ему шесть, и он пристально взирал на нее с вечным терпением, присущим старшим братьям во всем мире, размышляя, почему он всегда должен играть с ней всякий раз, когда приходит из школы и целыми днями по воскресеньям. У нее постоянно текло из носу, нижние штанишки сползли, и она стояла посреди дороги, на расстоянии нескольких футов от брошенного ружья, а он, переведя взгляд с ружья на нее, стоял и думал.
— Ну, и что же ты хочешь делать? — допытывался он. Казалось, он всегда спрашивал: что она хочет делать? Будучи всего лишь курносой девчушкой, она почему-то всегда оказывалась тем, кто решал — что же они вместе собираются делать. Как будто он сам не мог предложить ничего лучше.
— Давай играть в воскресенье?
— А что такое воскресенье?
— Воскресенье — это когда ты надеваешь шляпу и идешь гулять.
— У меня нет шляпы.
— Ты наденешь воображаемую шляпу.
— Для чего?
— Чтобы мы могли отправиться на прогулку.
— Я не хочу отправляться на прогулку.
— А почему?
— А что плохого в том, во что мы сейчас играли? — поинтересовался он.
— Ты всегда застреливаешь меня, — пожаловалась она.
— Но ты же знаешь, что можешь тоже застрелить меня.
— Я не хочу стрелять в собственного брата.
— Предполагается, что я вовсе не твой брат.
— Нет, ты мой брат!
— Я имею в виду во время игры.
— Надень свою шляпу, — настаивала она. — Мы пойдем на прогулку. Собирайся!
Он поднял ружье и терпеливо взглянул на нее, ожидая, когда она смягчится, но ее взгляд оставался невозмутимым; затем она подтянула за резинку нижние штанишки и вытерла нос тыльной стороной ладони. Они стояли посреди дороги, пристально разглядывая друг друга.
— Пошли же! — начала она подлизываться.
— Хорошо, я пойду на прогулку, но не собираюсь надевать никакой дурацкой шляпы.
— Чтобы играть в воскресенье, ты должен надеть шляпу.
— А я не хочу!
— Но папа всегда ее надевает. Когда они с мамой идут на прогулку, он всегда надевает шляпу.
— Ох, да ладно! — сдался он. — Ну, надену я эту проклятую шляпу! — Он сделал несколько движений, свидетельствующих о том, что воображаемая шляпа наконец водружена на голову.
— Это очень мило, — сообщила она.
— Прекрати вытирать нос рукой, — недовольно посмотрел он.
— Пошли же!
И они пошли по середине дороги. Он нес в каждой руке по игрушечному ружью. Она семенила рядом, стараясь не отставать.
— Вот кто мы такие, — объявил он, — арабы в сердце пустыни Сахары.
— А где это?
— Ну в каком-то месте, которое я не знаю. У нас нет воды. Все верблюды умерли.
— Ты играешь во что-то еще? Но это не игра в воскресенье!
— Нет, я играю в воскресенье.
— Тогда при чем здесь мертвые верблюды?
Он соображал, что ответить, и некоторое время они шли молча. Прибрежная полоса всюду была замутнена травой и глиной.
— Знаешь, кто мы? — спросил он после долгого молчания. — Первые люди, высадившиеся на Марсе!
— Ура! Мы первые люди, которые приземлились на Марсе! — воскликнула она. Птица, чистившая клювом перья в высокой траве, отозвалась на звук ее голоса. Она повернулась к ней и захихикала, а потом вдруг опять воскликнула: — Мы первые люди на Марсе!
— Ты даже не представляешь, где Марс, — заявил он.
— А вот и представляю!
— И где же он?
— В некотором месте, — последовал ответ.
— В пустыне?
— Нет.
— Тогда где?
— Я знаю, — упорствовала она.
— В воде?
— Нет!
— На небе?
— Конечно нет!
— Ха! — возразил он. — Это тоже на небе!
— Ха, ха! — рассмеялась она. — Это луна на небе!
— И Марс — тоже! Спроси любого!
— Здесь некого спрашивать, — заявила она. — Покажи мне его. Если это на небе, то покажи — где?
— Ты не можешь его видеть. Без телескопа.
— Давай вообразим, что он у нас есть. — Она поднесла кулачок к уху и сказала: — Хэлло! Это Диана Гриффин, позвольте мне поговорить с марсианскими песками!
— Это не марсианские пески, — возразил он, не обращая внимания на ее хихиканье. — И это не телефон, а телескоп — вещь, через которую ты смотришь. — Он сомкнул большой и указательный пальцы и стал вглядываться куда-то сквозь этот круг.
— Дай и мне взглянуть, — попросила она и тут же поднесла его руку к своим глазам. — Ага! — сообщила она. — Ага, вижу это!
— Что ты видишь? — спросил он, думая, что бывают мгновения, когда она вполне на высоте, и тогда она ему почти что нравилась.
— Я вижу Марс! — ответила она.
— Ну, и как он выглядит?
— Он из травы, воды и глины.
— Ты видишь там каких-нибудь людей?
— Нет! Только нас с тобой.
— Мы, должно быть, единственные на этой планете, — предположил он. — Ты видишь хоть какие-нибудь признаки нашего корабля?
— Какого корабля?
— Ракетного.
— Да, — сообщила она. — Я вижу признаки корабля.
— И где же?
— В грязи.
— И на что он похож?
— У него красный свет на крыше, — последовал ответ.
— Это, возможно, выходной люк, — предположил он.
— Нет, это красный фонарь, — настаивала она.
— А ты уверена, что это наш корабль?
Она внезапно отвела глаза от его сомкнутых пальцев и взглянула на него.
— Джеки, — пролепетала она, — зачем ты делаешь из меня сумасшедшую?
— Так что же тогда это, по-твоему?
— Я не вижу нашего корабля, — заявила она. — Все, что могу разглядеть, — это только автомобиль мистера Хогана, застрявший в грязи.
Уилли провел машину Джинни мимо заграждения прямо на шоссе S-811, остановившись возле ресторана, чтобы где-то выбраться из нее и показать Джинни и Маку, притаившимся по его понятиям за жалюзи, которые сейчас были спущены, что это он прибыл. Уилли точно знал, куда надо доставить эту женщину, и думал, что единственный, кто мог бы теперь остановить его — а такое представлялось вполне возможным, — был только Гуди Мур, расположившийся в телефонной будке возле управления портом. В створках жалюзи можно было рассмотреть смутные очертания двух фигур. В одной из створок показалась вдруг пара пальцев, подала Уилли какой-то непонятный знак и исчезла. В ответ Уилли помахал рукой, опять уселся за руль и привел машину в движение.
— Кто это там прячется? — спросила Джинни.
— Двое голодных водителей грузовиков, — отозвался он и хохотнул, довольный своим юмором.
— И ты поэтому решил отложить налет на столовку? — предположила она. — Или это не так?
— А что, я выгляжу сейчас как налетчик? — спросил Уилли ухмыльнувшись.
— Да, — ответила она, — похоже на то.
В этой женщине было что-то, на его взгляд, странное. Он никогда прежде не встречал еще такой, как эта. Рядом с ней ему едва удавалось усидеть спокойно. Такое трудно объяснить, потому что в ней не было ничего особенного, ну разве что красивые ноги. Да помимо всего, по возрасту она годилась ему чуть ли не в матери. И в самом деле ему и самому было неясно, чего ради он возится с ней, когда прямо здесь, на берегу, в доме Стерна есть славная молодая милашка, готовая в любое время доставить ему удовольствие. И разве Гарри не говорил ему, чтобы он прямым ходом возвращался именно туда? Разве Гуди Мур не советовал ему то же самое? Все, что от него требовалось, это всего-навсего как бы между прочим ввалиться в тот дом, предложить Флэку Мак-Алистеру прогуляться или что-то в этом роде, а затем отправиться в постель, прихватив с собой милашку. Только вся загвоздка в этой самой Джинни Макнейл, которая сейчас сидела с ним в машине и смотрела на него как-то по-особому. Ну, знаете ли, так, словно восхищалась тем, как он себя держит. Или же будто млела от всего того, что он изрекал либо делал, ну и... Словом, как бы изо всех сил старалась показать, что не желает слышать ничего подобного, хотя вроде бы вслушивается, но никоим образом не одобряет того, как он смотрит на ее ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45