С лихорадочно горящими глазами она встряхивала его за плечо и твердила как заведенная:
— Тебе-известно-кто-похитил-Льюиса?!
— Да, кивнул Нюхалка, а про себя подумал: «Какого черта?
Чем он рискует?»
«Телеграмма
Вестерн Юнион
АЗЗГАР (Аззекка & Гарбугли)
(145 Вест 45 стр.) НИ
Забудьте пятидесяти тысячах возвращаюсь домой
Гануччи».
— Шесть слов, — восхищенно присвистнул Гарбугли. — Шедевр, мать его!
— Это верно, только вот нам-то что теперь делать? — полюбопытствовал Аззекка.
— Позвоним Бенни Нэпкинсу и скажем, чтобы привез деньги назад.
— Правильно, — обрадованно крикнул Аззекка и без промедления ринулся к телефону. Он поспешно набрал номер Бенни, немного подождал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока наконец на другом конце не откликнулся заспанный женский голос:
— Алло?
— Алло, кто это? — спросил Аззекка.
— Жанетт Кей. Кто говорит?
— Марио Аззекка.
— Доброе утро, мистер Аззекка. Как поживаете? — проворковала Жанетт Кей.
— Чудесно. Бенни дома?
— Нет. Он ушел.
— Куда ушел?
— Понятия не имею. Наверное, я спала. Проснулась, а его нет.
— Он не в аэропорт поехал, нет?
— Н-нет, не думаю. А для чего ему ехать в аэропорт?
— Передайте ему, чтобы позвонил мне сразу же, как придет!
Слышите — сразу же! Да, и скажите, пусть ни в коем случае не .летит в Неаполь!
— А что ему делать в Неаполе? — удивилась Жанетт Кей.
— Просто передайте ему, и все, — попросил Аззекка и бросил трубку. — Его нет дома, — сообщил он Гарбугли. — Как ты думаешь: он не мог уже уехать в аэропорт?
— Это в три-то часа?! — фыркнул Гарбугли. — Ты забыл, что его самолет улетает только в десять?
— Ну, многие ведь любят приезжать в аэропорт заранее, — нерешительно протянул Аззекка. — Уверяют, что тогда не так волнуются.
— Слушай, а давай позвоним Нонаке. Пусть порыщет по городу.
— Нонаке? А почему именно ему?
— Ну… просто на случай, если вдруг Бенни придет в голову сумасшедшая мысль оставить себе эти деньги.
— Ну, пусть даже так. Но Нонака…
— Для такого дела лучше не найти советчика, — убежденно сказал Гарбугли.
— От одного вида Нонаки меня бросает в дрожь, — признался Аззекка.
— Звони ему, — приказал Гарбугли.
Пожав плечами, Аззекка двинулся к телефону. Он подошел к столу, открыл телефонный справочник, полистал его в поисках нужного номера и снял трубку.
— Алло! — чуть слышно прошелестел в ответ голос на другом конце провода.
— Мне нужно поговорить с Нонакой, — объяснил Аззекка.
— А его нет дома, — прошептал тот же голос.
— Где же он?
— Не знаю.
— Послушайте, вы не можете говорить немного громче? — нетерпеливо буркнул раздраженный Аззекка.
— Могу, только, слава тебе Господи, в этом пока что нет никакой нужды, — донесся чуть слышный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
— Его нет дома, — объяснил Аззекка, вешая трубку.
* * *
— Кто это? — спросил свою жену Лютер Паттерсон. Стоя у окна в большой спальне, он разглядывал что-то во дворе. Услышав голос мужа, Ида подошла и тоже бросила взгляд вниз. До земли оставалось еще десять этажей.
— Где? — спросила она.
— Вон там, — кивнул он. — Вон… те трое, видишь, внизу? Ты не знаешь этих людей?
— Я вообще никого не вижу, — удивилась она.
— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух:
— «Его стиль по сути своей является китайским, компилируя лакированные экраны парадоксов поверх пагоды гипербол — пусть порой это сооружение и выглядит чересчур схематично, но яркий талант, живость и мастерское исполнение делают его неотразимым».
Лютер восхищенно покачал головой.
— Поразительно, — благоговейно выдохнул он, — просто поразительно! Советую вам ревниво оберегать свои лавры, мистер Апдайк, ваша слава под угрозой, ибо у вас есть соперник.
В комнату заглянула Ида. Обнаружив мужа, она уперла руки в бедра и с понимающим видом склонила набок голову.
— Ну, что по этому поводу говорит Симон? Он и в самом деле китаец?
— Он ничего не говорит, — ответил Лютер. — Но лично я китайца узнаю сразу!
Глава 15
НОНАКА
Тамаичи Нонака был японцем.
Стоя на заднем дворе между Бенни Нэпкинсом и Домиником по прозвищу Гуру, он украдкой поглядывал вверх, туда, на ярко освещенные солнцем окна последнего этажа.
— Трудно сказать, — задумчиво протянул Доминик. — Прошлой ночью я побывал поочередно в нескольких квартирах.
— Нас интересует только одна — та самая, где ты прихватил вот эти часы, — сказал Бенни.
— Да, да, конечно, я понимаю. Но ведь не так-то легко отличить одно окно от другого, да еще на таком расстоянии, верно?
То есть я хотел сказать, отсюда все окна выглядят одинаковыми.
Влезаешь в них, вылезаешь наружу, и все дела! По мне, так они все похожи одно на другое.
— Постарайся все-таки вспомнить, — с нажимом сказал Бенни. — Где-то внутри этого проклятого дома прячут сына Гануччи. Если нам удастся вычислить, где он, а потом освободить мальчишку, мы станем героями. А если нет…
— Послушайте, но меня-то это каким боком касается? — возмутился Доминик. — Мне до этого какое дело? У меня свой бизнес, в конце концов! Я никого не трогаю, в чужие дела не лезу, занимаюсь собственным делом, и нате вам, пожалуйста! Теперь оказываюсь замешанным в дело о похищении ребенка!
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— Ты оказался замешанным, потому что в этом замешан я, — уточнил Бенни.
— Да? Вот уж никогда бы не подумал, — сказал Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— А кроме того, Гануччи снесет нам головы, если проведает, что мы знали дом, где прячут его сына, и прошляпили это дело только потому, что не удосужились выяснить нужную квартиру.
— Может, это было на восьмом этаже, — предположил Доминик, пожав плечами.
— «Может быть» — недостаточно, — изрек Бенни. — Так на восьмом этаже или нет? Вот будет потеха, если мы взломаем дверь квартиры и обнаружим внутри приятную даму, у которой к тому же муж — полицейский. Здорово, верно? Животики надорвешь!
— Эй, послушайте! — вдруг оживился Доминик. — А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!
— Он ее как-нибудь называл?
— Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…
— Ина? — спросил Бенни.
— Нет.
— Илка? — предположил Нонака.
— Нет.
— Ингрид?
— Нет.
— Ирма?
— Нет.
— Изабелл?
— Нет.
— Инесс?
— Нет, нет.
— Исидора?
— Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», — пропыхтел Бенни. — А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?
— Может быть.
— То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Доминик. — Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.
— Сколько сейчас времени? — спросил Бенни.
— Только что было три.
— М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, — вздохнул Бенни.
— А куда торопиться? — невозмутимо спросил Доминик.
— То есть как это — «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?
— Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, — покачал головой Доминик.
— Я бы решился, — решив поддержать разговор, вмешался Нонака.
Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? — ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей — ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.
По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его — с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» — и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав — нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.
Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.
Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел — у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! — подумал Нонака. — Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»
Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар — весьма экзотическая личность! — улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.
— Что ты задумал, Бенни? — полюбопытствовал Доминик.
— Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.
— Я бы с радостью промочил горло, — облизнулся Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
* * *
Вылетев из Неаполя в 2.4.0 по местному времени, самолет, на борту которого был Кармине Гануччи, приземлился в лондонском аэропорту Хитроу в 5.05 вечера. Покинув его, мистер Гануччи проследовал к другому самолету, который должен был взлететь в 6.15 по местному времени. Из-за быстрой смены часовых поясов и выкрутасов солнца, которое то вставало, то садилось, он совсем запутался во времени. Поэтому, когда Гануччи мирно похрапывал в самолете, уже несколько часов летевшем над Атлантикой, Нюхалка только-только вернулся в город. И действительно, как было не запутаться? Самолет, в котором летел Гануччи, должен был приземлиться в аэропорту Кеннеди в 9.05 вечера — ровно через шесть часов после того, как Нюхалка, припарковав одолженную у Артура Доппио машину на Второй авеню, неторопливо прошествовал вверх по улице до того дома, где в компании двух кошек и говорящего скворца обитал сам Артур.
Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.
Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета — иначе вряд ли бы решился на такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Тебе-известно-кто-похитил-Льюиса?!
— Да, кивнул Нюхалка, а про себя подумал: «Какого черта?
Чем он рискует?»
«Телеграмма
Вестерн Юнион
АЗЗГАР (Аззекка & Гарбугли)
(145 Вест 45 стр.) НИ
Забудьте пятидесяти тысячах возвращаюсь домой
Гануччи».
— Шесть слов, — восхищенно присвистнул Гарбугли. — Шедевр, мать его!
— Это верно, только вот нам-то что теперь делать? — полюбопытствовал Аззекка.
— Позвоним Бенни Нэпкинсу и скажем, чтобы привез деньги назад.
— Правильно, — обрадованно крикнул Аззекка и без промедления ринулся к телефону. Он поспешно набрал номер Бенни, немного подождал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, пока наконец на другом конце не откликнулся заспанный женский голос:
— Алло?
— Алло, кто это? — спросил Аззекка.
— Жанетт Кей. Кто говорит?
— Марио Аззекка.
— Доброе утро, мистер Аззекка. Как поживаете? — проворковала Жанетт Кей.
— Чудесно. Бенни дома?
— Нет. Он ушел.
— Куда ушел?
— Понятия не имею. Наверное, я спала. Проснулась, а его нет.
— Он не в аэропорт поехал, нет?
— Н-нет, не думаю. А для чего ему ехать в аэропорт?
— Передайте ему, чтобы позвонил мне сразу же, как придет!
Слышите — сразу же! Да, и скажите, пусть ни в коем случае не .летит в Неаполь!
— А что ему делать в Неаполе? — удивилась Жанетт Кей.
— Просто передайте ему, и все, — попросил Аззекка и бросил трубку. — Его нет дома, — сообщил он Гарбугли. — Как ты думаешь: он не мог уже уехать в аэропорт?
— Это в три-то часа?! — фыркнул Гарбугли. — Ты забыл, что его самолет улетает только в десять?
— Ну, многие ведь любят приезжать в аэропорт заранее, — нерешительно протянул Аззекка. — Уверяют, что тогда не так волнуются.
— Слушай, а давай позвоним Нонаке. Пусть порыщет по городу.
— Нонаке? А почему именно ему?
— Ну… просто на случай, если вдруг Бенни придет в голову сумасшедшая мысль оставить себе эти деньги.
— Ну, пусть даже так. Но Нонака…
— Для такого дела лучше не найти советчика, — убежденно сказал Гарбугли.
— От одного вида Нонаки меня бросает в дрожь, — признался Аззекка.
— Звони ему, — приказал Гарбугли.
Пожав плечами, Аззекка двинулся к телефону. Он подошел к столу, открыл телефонный справочник, полистал его в поисках нужного номера и снял трубку.
— Алло! — чуть слышно прошелестел в ответ голос на другом конце провода.
— Мне нужно поговорить с Нонакой, — объяснил Аззекка.
— А его нет дома, — прошептал тот же голос.
— Где же он?
— Не знаю.
— Послушайте, вы не можете говорить немного громче? — нетерпеливо буркнул раздраженный Аззекка.
— Могу, только, слава тебе Господи, в этом пока что нет никакой нужды, — донесся чуть слышный голос, и в трубке раздались короткие гудки.
— Его нет дома, — объяснил Аззекка, вешая трубку.
* * *
— Кто это? — спросил свою жену Лютер Паттерсон. Стоя у окна в большой спальне, он разглядывал что-то во дворе. Услышав голос мужа, Ида подошла и тоже бросила взгляд вниз. До земли оставалось еще десять этажей.
— Где? — спросила она.
— Вон там, — кивнул он. — Вон… те трое, видишь, внизу? Ты не знаешь этих людей?
— Я вообще никого не вижу, — удивилась она.
— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух:
— «Его стиль по сути своей является китайским, компилируя лакированные экраны парадоксов поверх пагоды гипербол — пусть порой это сооружение и выглядит чересчур схематично, но яркий талант, живость и мастерское исполнение делают его неотразимым».
Лютер восхищенно покачал головой.
— Поразительно, — благоговейно выдохнул он, — просто поразительно! Советую вам ревниво оберегать свои лавры, мистер Апдайк, ваша слава под угрозой, ибо у вас есть соперник.
В комнату заглянула Ида. Обнаружив мужа, она уперла руки в бедра и с понимающим видом склонила набок голову.
— Ну, что по этому поводу говорит Симон? Он и в самом деле китаец?
— Он ничего не говорит, — ответил Лютер. — Но лично я китайца узнаю сразу!
Глава 15
НОНАКА
Тамаичи Нонака был японцем.
Стоя на заднем дворе между Бенни Нэпкинсом и Домиником по прозвищу Гуру, он украдкой поглядывал вверх, туда, на ярко освещенные солнцем окна последнего этажа.
— Трудно сказать, — задумчиво протянул Доминик. — Прошлой ночью я побывал поочередно в нескольких квартирах.
— Нас интересует только одна — та самая, где ты прихватил вот эти часы, — сказал Бенни.
— Да, да, конечно, я понимаю. Но ведь не так-то легко отличить одно окно от другого, да еще на таком расстоянии, верно?
То есть я хотел сказать, отсюда все окна выглядят одинаковыми.
Влезаешь в них, вылезаешь наружу, и все дела! По мне, так они все похожи одно на другое.
— Постарайся все-таки вспомнить, — с нажимом сказал Бенни. — Где-то внутри этого проклятого дома прячут сына Гануччи. Если нам удастся вычислить, где он, а потом освободить мальчишку, мы станем героями. А если нет…
— Послушайте, но меня-то это каким боком касается? — возмутился Доминик. — Мне до этого какое дело? У меня свой бизнес, в конце концов! Я никого не трогаю, в чужие дела не лезу, занимаюсь собственным делом, и нате вам, пожалуйста! Теперь оказываюсь замешанным в дело о похищении ребенка!
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— Ты оказался замешанным, потому что в этом замешан я, — уточнил Бенни.
— Да? Вот уж никогда бы не подумал, — сказал Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— А кроме того, Гануччи снесет нам головы, если проведает, что мы знали дом, где прячут его сына, и прошляпили это дело только потому, что не удосужились выяснить нужную квартиру.
— Может, это было на восьмом этаже, — предположил Доминик, пожав плечами.
— «Может быть» — недостаточно, — изрек Бенни. — Так на восьмом этаже или нет? Вот будет потеха, если мы взломаем дверь квартиры и обнаружим внутри приятную даму, у которой к тому же муж — полицейский. Здорово, верно? Животики надорвешь!
— Эй, послушайте! — вдруг оживился Доминик. — А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!
— Он ее как-нибудь называл?
— Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…
— Ина? — спросил Бенни.
— Нет.
— Илка? — предположил Нонака.
— Нет.
— Ингрид?
— Нет.
— Ирма?
— Нет.
— Изабелл?
— Нет.
— Инесс?
— Нет, нет.
— Исидора?
— Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», — пропыхтел Бенни. — А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?
— Может быть.
— То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Доминик. — Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.
— Сколько сейчас времени? — спросил Бенни.
— Только что было три.
— М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, — вздохнул Бенни.
— А куда торопиться? — невозмутимо спросил Доминик.
— То есть как это — «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?
— Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, — покачал головой Доминик.
— Я бы решился, — решив поддержать разговор, вмешался Нонака.
Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? — ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей — ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.
По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его — с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» — и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав — нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.
Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.
Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел — у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! — подумал Нонака. — Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»
Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар — весьма экзотическая личность! — улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.
— Что ты задумал, Бенни? — полюбопытствовал Доминик.
— Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.
— Я бы с радостью промочил горло, — облизнулся Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
* * *
Вылетев из Неаполя в 2.4.0 по местному времени, самолет, на борту которого был Кармине Гануччи, приземлился в лондонском аэропорту Хитроу в 5.05 вечера. Покинув его, мистер Гануччи проследовал к другому самолету, который должен был взлететь в 6.15 по местному времени. Из-за быстрой смены часовых поясов и выкрутасов солнца, которое то вставало, то садилось, он совсем запутался во времени. Поэтому, когда Гануччи мирно похрапывал в самолете, уже несколько часов летевшем над Атлантикой, Нюхалка только-только вернулся в город. И действительно, как было не запутаться? Самолет, в котором летел Гануччи, должен был приземлиться в аэропорту Кеннеди в 9.05 вечера — ровно через шесть часов после того, как Нюхалка, припарковав одолженную у Артура Доппио машину на Второй авеню, неторопливо прошествовал вверх по улице до того дома, где в компании двух кошек и говорящего скворца обитал сам Артур.
Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.
Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета — иначе вряд ли бы решился на такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25