Он был смуглый, тоненький и легкий какой-то. Подростка напоминал он телом, не сформировавшегося юношу.
Прошло мимо стадо коров. За ними ехал пастух на чахлой лошади. Пастух был в грязной телогрейке и в шапке. Яон внимательно посмотрел на стадо и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро и глаза его на миг распахнулись. Потом он пошел в Город. Шел быстро, резко отмеряя шаг. В Городе пошел на прямых ногах.
И смотрели на него люди. Без зла шутили. Кто-то камешек в него кинул, маленький, шутки ради.
Потом он долго стоял, смотрел на афишу. Там были нарисованы похожие на лягушек коровы, некое бородатое чудище с бутылкой в руках и стихи:
«Пастух наш водку лихо пьет,
А скот в посевах мирно бродит.
Когда же пьяница поймет,
Что он народное добро губит?»

***
Приближалась зима. Город существовал своей неторопкой суетой. В седьмом доме Галя родила ребенка, а отца никто не знает. В 12-м доме умерла бабка Арина. Пошла на колонку за водой и не дошла. Упала на бок, ногами засучила: юбки задрались и стали видны толстые ноги в узлах вен. Потом затихла. Когда подняли ее соседки, только хрипела чуть, да слюну пускала. А к ночи отошла.
Поминки были плохие. Сын приезжал, но спешил очень, ссылался на служебную занятость. Плохие были поминки.
И еще человека зарезали. Ну, не то, чтоб человека – девку гулящую, Люду.
Пьяная она дурная – выступает, вот и ткнул ее кавалер ножом столовым. Попал в живот, испугался и убежал. А Людка сама до больницы дошла и здорово ругалась там еще. Лекари по ее виду ничего серьезного не предполагали, переругивались с ней добродушно, не поспешали. А когда Людка, вдруг, омертвела, на пол сползла, стали готовить к операции, но не успели. Отошла девка.
К дурачку Яону в Городе привыклы, даже гордились немного, что есть свой юродивый. Старики говорили, будто дурачок к счастью. Его, мол, устами Бог вещает, а ангелы ему покровительствуют.
А видели его теперь редко. Он рано-рано уезжал со стадом, а вечером, пригнав коров, шел к старой бане в усадьбе Лешачихи и не выходил оттуда до утра.
За баню Лешачиха брала с Яона пять денег в месяц, а за свет он платил отдельно, но счетчику. В хату ходить запретила – он и не ходил.
Получал он за пастушество 120 денег в месяц, а куда тратил – никто и он видел. Еду, знали, покупал: хлеб, картошку, рис, лук… И все. А это денег 50 в месяц. Куда же остальные девал? Прятал, наверное.
Как-то Витька-Косой, злой с похмелья, схватил Яона за грудки, тряс, денег требовал. Яон трясся покорно, а потом вдруг что-то руками сделал, взмахнул ими, как дирижер перед оркестром. Косой обвис, скрючился, сполз на землю и лежал минут десять. Лекарь потом важно объяснял желающим, что у дураков сила большая бывает.
Витька больше к Яону не приставал, только посматривал удивленно, а один раз выпить пригласил. Зря, конечно. Не пил Яон.
А уже пришла зима, от снега Город похорошел, чистым стал, свежим, и приятно было даже просто ходить по улицам, гулять. Но люди не знали, что это такое – гулять. Они толпились кучками, разговаривали о многом, хотя разговаривать им было, вроде, и не о чем. А, если шли быстро, то только по делу: в магазин, на работу, к врачу.
И приехал в Город еще один странный человек. Сын покойной бабки Арины приехал, избу продавать. Ну, и отпуск у него был, так он зажился в этой избе. По ночам свет жег – читал все, а днем ходил по снежным дорожкам. Если заговаривали с ним – отвечал вежливо, но торопился, уходил скоро.
Знали о нем, что работает в Большом Городе, где учился где-то долго, что работает, вроде, в Ящике, что начальник. Лекарь к нему в гости приходил как-то, вина хорошего принес, хотел поговорить.
– Мы с вами в некоторой степени коллеги, – начал он тогда важно, – вы, ведь, биолог, если я не ошибаюсь?
– Точнее биофизик, – вежливо ответил сын бабки Арины.
– Да, да. Я совсем упустил из виду ваш второй диплом. Арина рассказывала, письма ваши я ей читал. Я полагаю, что вы очень перспективно соориентировались, на стыке двух наук рождается будущее.
– Чье?
– Что чье?
– Чье будущее?
– Ну, я имел в виду будущее науки.
– Да, да, конечно.
– А я, знаете ли, по-стариковски к вам, посудачить, так сказать. очень не хватает интеллектуального общения тут у нас. Коровки, знаете, ходят так вот просто. Отстаем, отстаем. Будто на полустанке, а вокруг поезда современные – стрелой. И вдруг, о счастье! Остановился один, весь сверкает. А тут стоишь неандертальцем этаким, робеешь.
– Да, коровки – это хорошо, – невпопад ответил сын бабки. – Но вы меня простите, любезнейший, спешу. А коровки – это хорошо. Коровки – это же молоко, мясо. Говядина. Еще творог, масло, сметана, кефир, простокваша. Большущее дело коровки. Еще, ведь, ацидофильное молоко, сырки творожные, обрат, варенец, молоко топленое…
И убежал, дверь перед носом гостя запер.
Очень тогда обиделся Лекарь, но обиду не выказывал, хвалил ученого человека, а жене как-то наговорил гадости, тещу еще отругал и сравнил их с сыном бабкиным:
«Ученый человек, он всегда умный. Противно на серость вашу глядеть, все корова, да корова. Сами, как коровы, навозом пропахли. Ацедофильное молоко им подавай, сырки творожные. Ишь, губы раскатали. Что вы в коровах понимаете, или в биофизике. Эх, серость».
А зима все набирала обороты. И уже рождество близилось, зима становилась старше и исчезла ее девическая белизна. И лапы, срубленных в Новому году елок, лежали на сером снегу.
Яон был теперь сторожем, он сидел стылыми ночами в огромном тулупе у кривобокого ларька «Пиво воды». Над ним ночами шептали звезды, очень холодные и равнодушные, а луна иногда была желтоватой, домашней, а иногда презрительно голубой.
Подошел к нему как-то сын бабки, сел рядом, смотрел отрешенно. Потом сказал тихо:
«Но знаю я, что есть на свете
Планета малая одна,
Где из столетия в столетье
Живут иные племена…».
Вспыхнули удивительные глаза Яону, по вечно неподвижному лицу будто рябь пробежала. И он тоже сказал тихо:
«… И там есть муки и печали,
И там есть пища для страстей,
Но люди там не утеряли
Души естественной своей…».
Тут дернулся его отрешенный сосед и с изумлением смотрел и смотрел в мертвые черты Яона. А потом, будто переломив в себе что-то, закончил:
«… Там золотые волны света
Плывут сквозь сумрак бытия,
И эта малая планета – Земля злосчастная моя».
Еще некоторое время было тихо и неподвижно. Потом они встали как-то разом и пошли. Яон – вокруг ларька, Сын – в сторону, может домой.
Луны в эту ночь вовсе не было и поэтому звезды казались еще более холодными и чужымы.
***
Была еще одна ночь, они снова сидели вместе, в равнодушие ночи падали тихие фразы.
– Жалеете?
– Нет, смущен.
– А Люда была беременная…
– Думаете, смерти искала?
– Знаю.
– Может поедите?
– С вами?
– Почему же?
– Если б я знал.
– Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве…
– А в чем исход?
– Если бы я знал.
И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:
– Скучаете? Бессонница?
Ответил Яон:
– Припадки человеколюбия, хронический недуг интеллигенции.
Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.
Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.
– Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.
– Да, – немедленно отозвался Яон, – способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно – кого попало Лекарем не поставят.
Сын не удержался, фыркнул.
Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:
– Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.
В этом время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было – страшным его смех не казался.
– Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, – звонко сказал он, – я поеду с вами Сын бабки.
И уходя, Яон слышал монолог сына:
– Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности…
Лекарь смотрел, смотрел. Я думал, что сумасшедшие, возможно, заразно.
***
… В кафе было мало народу. Сын сидел с углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали – высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.
«Яон, – загалдели, – конечно же, Яон!»
А Яон официантке:
– Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.
Властно так сказал, свободно.
По залу – шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие. Охали.
Витька-Косой подошел к столику, спросил растерянно:
– Вы – Яон?
– Садись, Витька, – мягко сказал Яон, – выпей с нами. Или тебе водки заказать?
– Ага, – совсем потерялся Витька.
– Девушка, – окликнул Яон, – водочки триста и салатик. Есть будешь?
– Не-а.
– Больше ничего. Водка и салат. Знакомься Витек, твой тезка по прозвищу Сын. Заместитель директора института органики по науке.
Витька сунул большую ладонь. Ее вежливо пожали. И уже стоял графинчик с водочкой, салат уже топорщился из тарелочки. Яон набухал водку прямо в фужер:
– Пей, Витя.
Лекарь зашел. Сразу к столику устремился, Сына увидел, на полпути узнал Яона, чуть не упал, но быстро взял себя в руки.
Яон приподнялся ему навстречу и убрал стул, на который Лекарь вознамерился сесть.
– Столик занят, – сказал он жестко.
Лекарь неожиданно разгневался.
– А я вот Стражника вызову. Только психов в общественных местах не хватало. Я сейчас санитаров вызову, пора в буйное отделение кое-кого.
Привели Стражника. Тот вошел весело, думал за шиворот дурачка вытащить.
Увидел элегантного Яона, спросил оробело:
– Документы ваши попрошу.
Яон достал документы, подал, закурил сигаретку, прихлебнул из бокала.
Стражник смотрел в паспорт тупо.
«Берет, как бритву, берет, как ежа, как бритву обоюдоострую…». – негромко прокоментировал Яон.
Сын фыркнул. Он оказался очень смешливым, этот единственный в своем роде ученый, представляющий науку совершенно новую.
– Прописка есть, работает, что же я могу? – забормотал Стражник.
– Не положено психам в общественных местах появляться, – визгливо вмешался Лекарь.
– У вам есть документ, подтверждающий мою психическую неполноценность? – Яон был суров.
– При чем тут документ, все и так знают…
– Уважаемый Стражник, – продолжил Яон непреклонно, – я думаю, вы знакомы с юридическим аспектом проблемы. Этот человек при свидетелях и при представителе закона, – он поочередно кивнул в сторону Сына и Стражника, – назвал меня психом. Заявление несостоятельно, так как не подтверждается фактически. Документы, гражданство, социальная обеспеченность – все, как видите, у меня в порядке. Поэтому я расцениваю выпад этого человека, как оскорбление словами, на что в Законе есть статья N 77, предусматривающая наказание штрафом до 100 денег или же принудительными работами до месяца. Прошу составить протокол.
– Да, пожалуй, – пролепетал Стражник. Он и половину сказанного не понял, но упоминания статьи закона подстегнуло его к действию.
– Вы все с ума сошли! – совсем сорвался старший Лекарь.
– Вот видите, к чему приводит ваш либерализм. Он теперь и вас психом назвал. Закону не подчиняется. Криминал надо пресекать в зародыше, а то на нас скоро с ножами кидаться будут при вашем попустительстве, – с иронией вещал Яон.
Сын неудержимо фыркал в тарелку, Яон посмотрел на него гневно:
– У вам грипп, коллега?
Сын застонал и убежал в туалет.
В зале была мертвая тишина.
– Это, наверное, человек оттуда, – изрек какой-то старичок. – Проверял нас инкогнито.
И всем стало страшно…
22. Отрывки событий, связанных с противостоянием
С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом.
Ф. Вольтер
В издательстве «Лече», расположенном в конце улицы «Красной сосны» проходило торжество, связанное с десятилетием создания. Все сотрудники были нарядно одеты и возвышенно возбуждены. Мужчины предвкушали выпивку и премиальные, женщины – вкусную еду и премиальные. Приглашенные журналисты предвкушали еду и выпивку без премиальных.
Вдруг под окнами раздались страшные звуки, напоминающие немузыкальное сочетание многочисленных циркулярных пил в разгар работы с десятком пожарных машин, спешащих в магазин за водкой.
Редакционный коллектив бросился к окнам. К их изумлению все эти звуки производили два небольших кота – рыжий и черный. Коты стояли против друг друга в обычной для враждующих котов позе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42