Вместе с тем капитан категорически отказался отключить камеры в коридорах и местах общего пользования. Он знал, что шпиону понадобится как минимум еще один раз войти в компьютерную сеть, чтобы заполучить данные о местоположении Земли и маршруте крейсера. И он не может сделать это с каютного компьютера, иначе вычислить его не составит труда.
Таким образом, столкновение демонстрантов с капитаном окончилось вничью. Шпион в этой акции не участвовал, он сидел тише воды, ниже травы, но узнал обо всем буквально через час, когда вольный пересказ речи капитана распространился по всему кораблю.
Нельзя сказать, чтобы миламаны никогда не лгали и не обманывали. Они могли и соврать, и умолчать, и это не считалось таким уж большим грехом — но одно можно сказать с уверенностью. Порядочные миламаны никогда не давали ложных клятв.
А капитан там, на парадной палубе, произнес дословно следующее:
— Я клянусь вам, что на моем корабле ни за кем не ведется персонального наблюдения. Не могу обещать, что этого не будет никогда, но сейчас этого нет и в ближайшее время не предвидится.
Именно поэтому недовольных так легко удалось успокоить, хотя они были настроены весьма решительно. Заводилами были храбрые, но стеснительные парни, которые жили или работали неподалеку от того туалета, откуда шпион выходил в компьютерную сеть. Им взбрело в голову (а может, слух такой прошел), будто первыми на подозрении окажутся именно они.
Осознание того, что начальник службы безопасности или его подчиненные могут наблюдать за их частной жизнь через посредство микроботов, мешало недовольным наслаждаться любовью в своих каютах наедине с раскрепощенными девушками, которым было все равно, смотрит на них кто-нибудь или нет. Однако эти девушки тоже пришли на митинг, поскольку им не меньше хотелось наслаждаться любовью, а панический страх слежки, который у некоторых парней достиг масштабов паранойи, ломал девчонкам весь кайф.
И вот капитан поклялся, что служба безопасности ни за кем не следит. А значит, сказал чистую правду, и в этом нет никаких сомнений. Даже если бы он не произнес слово «клянусь», ребята в большинстве своем поверили бы ему. Члены экипажа «Лилии Зари» привыкли верить своему капитану.
Однако шпион в этом случае мог бы и усомниться. Ложь капитана в такой ситуации проходила бы по разряду не вранья, а военной хитрости, и любой нормальный миламан его бы понял.
Но капитан произнес волшебное слово, и сомнений не осталось даже у шпиона.
И он решился.
Колебания не оставляли его до самого последнего момента, тем более, что время было. Митинг произошел за два дня до подлета к Арктуру, и в эти два дня моторо-мотогальский агент не мог ничего предпринять.
Зато когда «Лилия Зари» вышла около Альфы Волопаса в досвет для корректировки курса, колебаться стало некогда. Времени было совсем мало, и хорошо еще, что шпион как раз перед остановкой сменился с вахты.
Вахты менялись строго по часам, но многие из навигационной группы остались в этот момент на своих постах, а из двигательной группы, обслуги и спецназа почти все бросились на смотровую галерею.
Шпион в этот момент кинулся в свою каюту, что само по себе не было подозрительно, но могло вызвать очень серьезные подозрения после того, как миссия будет выполнена.
Но шпион все время помнил о маленьком поселке на оккупированной моторо-мотогалами планете и о людях из этого поселка.
Он знал, что если выполнит задание и вернется с пустыми руками, то миламаны ему этого не простят.
И все же он продолжал колебаться, держа в руках маяк в виде сувенирной авторучки и уже открыв крышку мусоросборника. А минуты уходили. Корабль уже завершал поворот и переориентацию и был готов запустить ускорители, чтобы снова уйти в сверхсвет.
А следующая корректировка курса будет уже очень далеко от Земли.
И шпион успел.
Он успел в самый последний момент, когда автоматика ассенизационной системы еще перенаправляла мусор прямо за борт.
И маленькая аннигиляционная бомба жахнула прямо рядом с бортом. Короткая яркая вспышка, которую тотчас же засосало в миниатюрную черную дыру — не больше горлышка от бутылки. Но тотчас же на экране навигационного локатора загорелась яркая отметка «неидентифицированный аварийный сигнал», а компьютер мгновенно отрапортовал, что координаты источника сигнала совпадают с координатами «Лилии Зари».
В следующую секунду на корабле взревел сигнал тревоги. Землянам он показался музыкой, но миламаны были иного мнения и без напоминаний бросились по своим местам, в недоумении переспрашивая друг у друга, что случилось.
— Срочное погружение! — скомандовал капитан на мостике, и крейсер ушел в сверхсвет чуть ли не раньше, чем в динамиках громкой связи стихло эхо его голоса.
Капитан «Лилии Зари» сразу понял, что вспышка аварийного маяка — дело рук вражеского агента, и отреагировал на угрозу, повинуясь инстинкту самосохранения. Первая его мысль была о том, что шпион наводит моторо-мотогалов на крейсер, и надо немедленно убраться как можно дальше от того места, которое обозначено маяком.
Уже потом пришла другая мысль. О том, что навести моторо-мотогалов на «Лилию Зари» таким способом — затея безнадежная. Пока мотогальские корабли дойдут до маяка, крейсер успеет улететь черт знает куда. А вот звезда или планета никуда не улетит.
Так что все ясно. Эта история — из той же оперы, что и попытка взломать компьютерную сеть. Шпион хочет навести моторо-мотогалов на Землю — родной мир носителей гена бесстрашия.
По каким-то причинам он не сумел сделать это непосредственно у Земли. А теперь решил, что на обратном пути меры безопасности будут ослаблены… Хотя нет — ведь капитан сам объявил во всеуслышание о границах этих мер.
Ну конечно. И демонстрация недовольства тоже могла быть спровоцирована шпионом. Начальник службы безопасности высказал это предположение сразу же, как только вник в суть проблемы.
— Проклятье! — в сердцах произнес в ответ капитан. — А я пообещал им воздержаться от слежки.
— Ничего подобного, — спокойно сказал на это начальник службы безопасности.
— Что «ничего подобного»?
— Ничего подобного вы не обещали. Даже совсем наоборот. Вы сказали: «Не могу обещать, что этого не случится в будущем».
И в подтверждение своих слов начальник службы безопасности вызвал на экран видеозапись речи капитана перед недовольными.
Заодно он дал капитану возможность взглянуть на лица митингующих и внимательно рассмотрел их сам.
Подозревать можно было любого и никого конкретно.
— Самые подозрительные, конечно, зачинщики, — заметил он. — Но именно поэтому их скорее всего можно сбросить со счетов. Хотя я бы предпочел не сбрасывать со счетов никого.
— Ты предлагаешь взять под наблюдение всех? — спросил капитан с ноткой ужаса в голосе. Он сразу представил, какой шум поднимется, если о слежке станет известно, а шпиона среди этих миламанов не окажется.
— Именно так, — ответил начальник службы безопасности. — Деваться нам все равно некуда. Мы ведь не знаем, что сделает этот предатель в следующий раз. Может, он собирается взорвать корабль.
«Ну уж это вряд ли», — подумал капитан, однако промолчал, решив, что нельзя пренебрегать и такой угрозой. Ведь на борту «Лилии Зари» находится особо ценный груз, и если моторо-мотогалы отчаются заполучить носителя гена бесстрашия живым, они наверняка сделают все возможное, чтобы уничтожить его — желательно, вместе с кораблем.
24
Носитель гена бесстрашия Евгений Оскарович Неустроев по прозвищу Же Ни Йя все-таки впал в ярость, однако миламаны не имели возможности с близкого расстояния понаблюдать за этим зрелищем, которого они так долго ждали.
Неустроев закатил громкую истерику в запертой изнутри биоритмической секции своей каюты, где не было никаких приборов наблюдения. Он колотил кулаками по стенам и выкрикивал грязные ругательства, но стены обеспечивали такую великолепную звукоизоляцию, что ни один звук не проникал наружу.
Как это обычно бывает с истерическими типами, при взгляде со стороны могло показаться, будто Неустроев притворяется и при этом сильно переигрывает. Выглядело это так, словно он изображает узника, заточенного в карцер и настолько возмущенного несправедливостью, что он не знает, рыдать ли ему от бессилия или грызть зубами решетку.
Решетки к сожалению не было, а то Неустроев точно бы вцепился в нее зубами. А так он вонзил зубы в собственную руку и прокусил ее чуть ли не до крови.
И все же он вовсе не притворялся, а просто высвобождал таким вычурным способом свою нервную энергию.
— Отпустите меня домой!!! — кричал он, хотя Ли Май Лим не раз говорила ему, что в каюте нет ни телекамер, ни подслушивающих устройств. — Сатрапы! Палачи! Пошли вы со своей войной! Хрен вы получите, а не мои гены! Свободу узникам совести!
Потом он долго лежал ничком на ложе, орошая слезами подушку, изготовленную специально для него в корабельном синтензоре, пока не успокоился совсем. А успокоившись, всячески корил себя за срыв и радовался, что никто этого не видел и не слышал.
Правда, в последнем Неустроев вовсе не был уверен. Миламаны очень даже могли ему соврать, а в тонкости их отношения ко лжи вообще и клятвам в частности землянин, увы, посвящен не был. А потому, утихомирившись, сильно устыдился своей несдержанности, и в мозгу его без конца крутилась одна мысль: «Что о нас подумают представители межпланетной общественности».
«О нас» относилось к землянам как планетарной расе, полномочным представителем которой перед лицом галактического сообщества Неустроев вдруг себя ощутил.
Межпланетная общественность тем временем думала о том, как восстановить отношения с носителем гена бесстрашия, столь опрометчиво разрушенные лобовым сообщением о том, что Же Ни Йя не может немедленно возвратиться домой.
Привычку впадать в ярость по поводу и без миламаны считали естественной функцией организма землян и не поставили бы истерику Неустроеву в упрек, даже если бы знали о ней.
Однако они не знали, ибо сказали Же Ни Йя правду. В его каюте действительно не было никаких наблюдающих и подслушивающих устройств.
Поэтому Ли Май Лим не ведала, что делает Же Ни Йя, и не имела представления, как он встретит ее, когда она придет мириться.
А мириться послали, разумеется, ее, поскольку миламаны были уверены, что любого другого он встретит еще хуже.
— Открой, пожалуйста, — попросила она из-за дверей каюты так проникновенно, что голос дрогнул даже у механического ретранслятора. — Мне очень нужно с тобой поговорить.
И вздрогнула от неожиданности, когда он распахнул дверь почти сразу после этих слов.
Вернее, не распахнул, а просто открыл, поскольку двери на корабле расходились в стороны, как раздвижные стены японского домика, но это не меняет сути дела. Неустроев предстал перед Ли Май Лим так скоро, словно ждал под дверью, когда она придет.
— Говори, — произнес он, и в пространстве повисла долгая пауза, так как Ли Май Лим не знала, что сказать. Она готовила разные варианты беседы, но от неожиданности все они выветрились у нее из головы.
Не дождавшись от нее ни слова, Неустроев молча отошел вглубь каюты, но дверь не закрыл, словно приглашая миламанку войти.
И она вошла.
Двери автоматически сомкнулись за ее спиной.
— Раздевайся, — все так же холодно и хмуро сказал Же Ни Йя.
— Что? — пролепетала Ли Май Лим.
— Ты ведь за этим пришла?! — повысил голос Неустроев. — Жители деревни Зачатье до сих пор помнят молодого человека средних лет с голубыми глазами и окладистой бородой. С ума сошли генетики от ген и хромосом. Раздевайся, чего стоишь?! — рявкнул он так, что храбрый офицер спецназа Ли Май Лим вздрогнула, как от удара плетью.
Носитель гена бесстрашия еще никогда так с нею не разговаривал. При этом он вовсе не казался впавшим в ярость. Он просто был груб и неделикатен.
Но Ли Май Лим не обиделась и не оскорбилась. Она не вполне поняла слова, сказанные землянином сгоряча, однако уяснила, что он не прочь продолжить вкушение плодов сладострастия в ее обществе. А ради этого она была готова стерпеть любую грубость.
Она сбросила форменный комбинезон задевайся, чего стоРрртак стремительно, словно от этого зависела ее жизнь. И Неустроев невольно подумал, что его плен имеет свои прелести. Миламаны не отпустят его домой, но зато на корабле он теперь может помыкать ими, как хочет. Они все стерпят ради главной цели — этого пресловутого зачатия полноценного потомства.
Неустроев овладел девушкой прямо на полу в главном помещении каюты, и такое с нею тоже было впервые. Это напомнило ей скорее не акт любви, а упражнение из тренировочного комплекса по рукопашному бою. Миламанские мужчины никогда не позволили бы себе так обращаться с женщиной.
Но Же Ни Йя не был миламанским мужчиной. И что самое удивительное — Ли Май Лим понравилось такое обращение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47