Услышав шаги, он повернулся.
— Мария почивает. Харрис ей передаст, что мы поехали кататься. — Он оценивающе посмотрел на Эмму, словно видел ее впервые. — Потрясающая шляпка! Но позволь-ка… вот так. — Он поправил слишком завернувшийся с одной стороны край шляпки и улыбнулся. Той прежней улыбкой, которая когда-то заставила восьмилетнюю девочку влюбиться в друга своего брата.
Эмма почувствовала, как земля дрогнула и поплыла у нее под ногами: она так долго не видела его открытой теплой улыбки. Сардонически насмешливый изгиб губ сменился прежним — понимающим и влекущим призывом.
Ладонь Аласдэра скользнула по ее руке, пальцы легонько сжали запястье.
— Мир? — тихо спросил он. — Раньше мы умели ладить лучше, чем в последнее время.
Он впервые упомянул об их последней ужасной встрече, и Эмма испытала облегчение: наконец лед сломан.
— Постараюсь вести себя прилично, — так же тихо прошептала она.
— Прилично? — Он скривил губы. — Придется удовлетвориться этим.
— Мне не так легко это сделать, как кажется. — Эмма говорила это без прежнего пыла. С минуту Аласдэр смотрел на нее, но в его глазах не удалось прочитать, о чем он думал. Потом его пальцы разжались, отпустив запястье Эммы. Он обнял ее за плечи и провел через распахнутую лакеем дверь.
Ливрейный грум Аласдэра, бывший жокей по имени Джемми, при виде девушки расплылся в улыбке.
— Возьмете вожжи, леди Эмма?
— А можно? — Она вопросительно посмотрела на Аласдэра.
— Безусловно, — не моргнув глазом ответил молодой человек и, подсадив девушку на скамейку, извиняющимся тоном добавил: — Но должен предупредить, что правая в паре недолюбливает бродячих собак, пешеходов и вообще всех проезжих. Я пытаюсь отучить ее от этих вредных привычек.
— Тогда я не возьмусь ею править, — заявила девушка. — Очень плохо, если она почувствует чужую руку.
— Я тоже так думаю, — согласился Аласдэр. — Просто не хотел подвергать хоть малейшему сомнению твое умение править.
— Глупости! — Эмма не удержалась и рассмеялась. — Ты прекрасно понимаешь, что в такой ситуации мне лучше не браться за вожжи.
Он искоса посмотрел на нее.
— В последнее время я ни в чем не уверен. Все как-то очень зыбко.
Эмма не ответила, откинулась на спинку сиденья, сложила руки на коленях, всем своим видом показывая, что не намерена поддаваться на провокации.
— Ну, поехали. Джемми, дерни их за головы.
Грум повиновался и неуклюже вскочил на свой насест, когда экипаж уже проезжал мимо.
— Как ревматизм, Джемми? — обернулась к груму Эмма.
— День так, день эдак. Спасибо, леди. — За годы жо-кейства Джемми переломал себе все, что можно, и его сухопарое тело превратилось в сплошную болячку с неправильно сросшимися костями и вывернутыми суставами. Но зато никто лучше Джемми не знал лошадей. Аласдэр заметил бывшего жокея пять лет назад, когда тот побирался на скачках в Ньюмаркете, и, повинуясь импульсу, предложил работу. Грум вознаградил его поступок бесконечной преданностью и постоянными грубоватыми советами, как обращаться с лошадьми. У юного Аласдэра хватило мудрости их слушать. В итоге он прослыл несравненным знатоком, а советы его грума на лету ловили молодые люди всего города.
Импульсы Аласдэра всегда казались чудачествами, но часто диктовались состраданием, что очень удивляло не знавших его людей. Тех, кто принимал его маску — насмешливую ухмылку, острый язык, бесшабашность — за самого Аласдэра.
— Да Бог с ним.
Эмма поняла, что неприлично долго молчала и хмурилась.
— О, я что-то замечталась! — Девушка присмотрелась к упряжке. — А передняя всегда тянет вправо?
— Это из-за лая на псарне. Думает, что проезжаем слишком близко. Такой уж упрямец.
Аласдэр направил экипаж через Стэнхоуп-Гейт в Гайд-парк. Время близилось к пяти — тому самому восхитительному часу, когда каждый уважавший себя человек либо прогуливался, либо катил в коляске, либо, сидя в седле, наслаждался тем, что одновременно созерцает других и выставляет на созерцание себя.
Эмма и Аласдэр тоже незамедлительно сделались предметом всеобщего внимания.
— Почему ты выбрал этот путь? — недоуменно спросила Эмма. — Гайд-парк не по дороге в Таттерсоллз, разве не так?
— Решил убить двух зайцев: покончить со сплетнями. Сделаем пару кругов — пусть знакомые видят, как мы дружелюбны друг с другом. Это заставит многих прикусить свои злые языки. Так что, Эмма, улыбайся, делай вид, что всю жизнь мечтала покататься со мной. — Он посмотрел на нее с явным вызовом.
Улыбка Эммы была столь же ослепительна, сколь и искусственна.
— Так хорошо?
— Ну, если больше ни на что не способна…
— Мне казалось, мы договорились не подковыривать друг друга.
— Не ожидал, что просьбу улыбаться ты сочтешь за подковырку. — На лице Аласдэра появилось самое невинное выражение.
— Тебе меня не разозлить, — Эмма продолжала сиять, — не дождешься, чтобы я снова первой начала ссору.
Он только рассмеялся, и девушка невольно последовала его примеру. Но веселость ее сразу прошла, когда дама в тильбюри устремилась к ним и приветственно помахала рукой.
— Кажется, леди Мелроуз пытается привлечь твое внимание, — холодно проговорила Эмма.
Лицо Аласдэра сразу замкнулось. Он коротко кивнул в сторону приближавшегося экипажа и сделал вид, что намерен продолжать движение. Но дама натянула вожжи, и, когда они поравнялись, он тоже вежливо придержал лошадей.
— Аласдэр, я вас не видела несколько дней! — воскликнула леди Мелроуз. — А в понедельник ждала к себе на карты. — Она громко рассмеялась. — Готова спорить, сейчас вы скажете, что уезжали из Лондона. Но даже не пытайтесь оправдаться! Не прислали даже записки с извинениями! Стыдитесь.
— Простите, Джулия, но меня внезапно вызвали из города, — спокойно ответил молодой человек. — Вы, кажется, не знакомы с леди Эммой Боумонт?
— Но много о ней слышала. — Леди Мелроуз перевела на Эмму пытливый взгляд. В ее серых глазах не было заметно и следа дружелюбия. Она кивнула и снова громко расхохоталась, причем сумела сделать так, чтобы смех прозвучал обидно для Эммы. — Непросто вам ладить… в сложившихся обстоятельствах. — Она заговорщически понизила голос: — Представляю, леди Эмма, как неприятно испытывать на себе гнет опекунства. Наверное, чувствуете себя наивной девчонкой.
— Следите за лошадьми, Джулия! — резко предупредил ее Аласдэр. Леди Мелроуз ослабила вожжи, и упряжка дернула вперед. Но она тут же осадила их твердой рукой.
— Необученные клячи!
— Плохой мастеровой всегда винит инструмент, — пробормотала Эмма, продолжая приветливо улыбаться.
Леди Мелроуз вспыхнула и поджала губы. Потом нарочито отвернулась от Эммы и игривым тоном обратилась к Аласдэру:
— Вы ко мне вскоре заглянете? Я скучаю, если не вижу вас несколько дней подряд. — Джулия Мелроуз капризно надула губы. — Жду вечером. Не подведите!
В ответ Аласдэр только кивнул, но в его глазах промелькнуло нечто такое, что поразило леди Мелроуз. Холодок, которого она раньше не замечала. Джулия была уверена в Аласдэре Чейзе настолько, чтобы позволить себе потешаться над его положением и колоть женщину, которая увлекла и обманула его и которую он, без сомнения, теперь ненавидел. Последние шесть месяцев он был ее любовником, и леди Мелроуз нисколько не сомневалась, что может вить из него веревки. Этот холодный блеск глаз заставил ее заволноваться.
Она ответила на поклон и проговорила с напускным добродушием:
— Всего хорошего, леди Эмма. Увидимся в городе. Не забудьте, Аласдэр. Я на вас рассчитываю. — И, дернув вожжи и взмахнув кнутом, пустила коляску вперед.
— Какие у нее тугоуздые лошади! — объявила Эмма: ценительница конной езды не смогла смолчать, несмотря на возмущение интрижкой ее опекуна.
— Не руки, а грабли, — согласился Аласдэр, заставляя и свою упряжку двинуться с места. — И посадка на лошади отвратительная: Ты затмишь ее сразу, как только выедешь в экипаже или в седле.
— Затмевать ее? Не представляю, чтобы мне пришло в голову проделывать что-либо настолько вульгарное. Какое мне дело до того, как леди Мелроуз держится в седле или управляет упряжкой? Или проделывает еще что-нибудь, — добавила Эмма ледяным тоном и тут же пожалела об этом.
Аласдэр посмотрел на Эмму, и в глазах его снова засверкала насмешка.
— Что-нибудь еще? О чем ты, дорогая? Уж не подозреваешь ли ты?.. — Его бровь поползла вверх.
— Если хочешь вывести мня из себя, Аласдэр Чейз, смени тему. Думаешь, меня способна унизить волочащаяся за тобой распутница? Очень ошибаешься, мой друг!
— Легче, легче. Надо осадить, — пробормотал вполголоса с запяток Джемми. Он восседал за спинами этих двоих множество раз еще в те дни, которые привык считать хорошими временами, и привык к их бурным перепалкам. Но горький тон сегодняшнего обмена упреками был для него в новинку.
Однако выпад Эммы остался без ответа. Аласдэр тяжело вздохнул и терпеливо, хотя и с оттенком раздражения, сказал:
— Не знаю, Эмма, чего ты ожидала. Неужели полагала, что я буду вести монашеский образ жизни?
Девушка, не в силах поверить в то, что слышала, боролась с приступом злости. Он так ничего и не понял!
— Я вовсе не рассчитывала, что ты превзойдешь добродетелями герцога Кларенса и госпожу Джордан. Заботливый отец, любящий…
— Ради всего святого, прекрати! — перебил ее Аласдэр. — Все позади. Почему ты не можешь об этом забыть?
Эмма задохнулась от возмущения.
— Ах, позади? Как я могу забыть? Не вспоминать об ужасном предательстве… подлом обмане. Если бы ты хоть что-нибудь сказал… объяснил… а не оставил просто так испытывать унижение! Почему ты мне не сказал?
Не отвечая, Аласдэр повернул лошадей к Апсли-Гейт. Почему не сказал? Конечно, надо было сказать. Но задним умом каждый крепок, и уроки, вынесенные им из прошлого, ничего не изменят. Он не сказал Эмме, потому что боялся. И вместо того чтобы признаться в своем страхе, уверил себя, что дело ее не касается. Не надо ей знать. Ни к чему. Он поделит жизнь на ячейки, которые не будут влиять друг на друга.
Боже мой! Он был таким зеленым… таким глупым, неоперившимся, заносчивым! Но его дурацкое поведение было не единственной причиной их ужасного разрыва. Вина лежала не только на нем, но и на Эмме. Но она не желала слушать никаких увещеваний.
— Я ошибался. Признаюсь, — согласился Аласдэр. — Но если вспомнить твою реакцию, мое поведение вполне оправданно.
Эмма сидела очень тихо, не снимая с колен трясущихся рук. Неужели Аласдэр не в состоянии понять, почему она так реагировала? Даже теперь не хотел понять, каково ей тогда было: она чувствовала, что ее предали, смертельно обидели. Подразумевалось, что они были не только любовниками, но и друзьями. Эмма отдалась ему вся целиком, а он решил, что она не достойна доверия… решил ничего не говорить о столь важной части своей жизни.
— Тогда и разговаривать не о чем!
Но, даже делая это категоричное заявление, девушка понимала, что все еще надеется вытащить на свет их мрачное прошлое. Быть может, три года не прошли даром и Аласдэр начал догадываться, почему она сделала то, что сделала? Быть может, они еще способны друг друга простить? Но похоже, она строила замки из песка. Аласдэр не испытывал никаких сожалений. Он по-прежнему верил, что действовал правильно, а ее реакция непростительна.
Совсем не излечив ран, новая ссора сделала пропасть между ними еще глубже. Их прежнее соглашение рухнуло. Но вместо ослепляющего гнева, который ее постоянно поддерживал, Эмма от возвращения к привычной боли испытала только чувство опустошения.
Она молча сидела рядом, радуясь одному: в шумном хаосе Пиккадилли продолжать разговор оказалось невозможно. Аласдэр в это время всеми силами удерживал норовистую лошадь. Здесь, на шумной улице, и хорошо вымуштрованное животное могло не на шутку разнервничаться: со всех сторон слышался собачий лай, крики торговцев, грохот железных колес по мостовой. Им навстречу неуклюже катилась старомодная карета — разболтанный корпус опасно вихлял, лошади в упряжи вспотели и задыхались так, словно давным-давно не отдыхали. Кучер изо всех сил натянул поводья, заставляя упряжку остановиться и дать возможность Аласдэру безопасно проехать мимо. Но этим маневром застал врасплох ломового извозчика следовавшей за ним повозки. Тяжеловозы ткнулись носами в задок кареты, прежде чем возница успел что-нибудь сделать. Могучий конь вскинул голову и недовольно заржал. И тогда норовистый ведущий Аласдэра, захрипев, шарахнулся в сторону.
Джемми соскочил с запяток и ринулся к голове животного. А Аласдэр, крепко стиснув губы, сведенными руками в элегантных перчатках, не проронив ни звука, утихомиривал бешено поводящего глазами коня, пока они не разминулись с каретой и ломовой повозкой.
Эмма, несмотря на чувство горечи и злость, не могла в душе не поздравить своего опекуна, хотя ее похвалы так и остались невысказанными. Сама она в такой кутерьме не смогла бы удержать лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Мария почивает. Харрис ей передаст, что мы поехали кататься. — Он оценивающе посмотрел на Эмму, словно видел ее впервые. — Потрясающая шляпка! Но позволь-ка… вот так. — Он поправил слишком завернувшийся с одной стороны край шляпки и улыбнулся. Той прежней улыбкой, которая когда-то заставила восьмилетнюю девочку влюбиться в друга своего брата.
Эмма почувствовала, как земля дрогнула и поплыла у нее под ногами: она так долго не видела его открытой теплой улыбки. Сардонически насмешливый изгиб губ сменился прежним — понимающим и влекущим призывом.
Ладонь Аласдэра скользнула по ее руке, пальцы легонько сжали запястье.
— Мир? — тихо спросил он. — Раньше мы умели ладить лучше, чем в последнее время.
Он впервые упомянул об их последней ужасной встрече, и Эмма испытала облегчение: наконец лед сломан.
— Постараюсь вести себя прилично, — так же тихо прошептала она.
— Прилично? — Он скривил губы. — Придется удовлетвориться этим.
— Мне не так легко это сделать, как кажется. — Эмма говорила это без прежнего пыла. С минуту Аласдэр смотрел на нее, но в его глазах не удалось прочитать, о чем он думал. Потом его пальцы разжались, отпустив запястье Эммы. Он обнял ее за плечи и провел через распахнутую лакеем дверь.
Ливрейный грум Аласдэра, бывший жокей по имени Джемми, при виде девушки расплылся в улыбке.
— Возьмете вожжи, леди Эмма?
— А можно? — Она вопросительно посмотрела на Аласдэра.
— Безусловно, — не моргнув глазом ответил молодой человек и, подсадив девушку на скамейку, извиняющимся тоном добавил: — Но должен предупредить, что правая в паре недолюбливает бродячих собак, пешеходов и вообще всех проезжих. Я пытаюсь отучить ее от этих вредных привычек.
— Тогда я не возьмусь ею править, — заявила девушка. — Очень плохо, если она почувствует чужую руку.
— Я тоже так думаю, — согласился Аласдэр. — Просто не хотел подвергать хоть малейшему сомнению твое умение править.
— Глупости! — Эмма не удержалась и рассмеялась. — Ты прекрасно понимаешь, что в такой ситуации мне лучше не браться за вожжи.
Он искоса посмотрел на нее.
— В последнее время я ни в чем не уверен. Все как-то очень зыбко.
Эмма не ответила, откинулась на спинку сиденья, сложила руки на коленях, всем своим видом показывая, что не намерена поддаваться на провокации.
— Ну, поехали. Джемми, дерни их за головы.
Грум повиновался и неуклюже вскочил на свой насест, когда экипаж уже проезжал мимо.
— Как ревматизм, Джемми? — обернулась к груму Эмма.
— День так, день эдак. Спасибо, леди. — За годы жо-кейства Джемми переломал себе все, что можно, и его сухопарое тело превратилось в сплошную болячку с неправильно сросшимися костями и вывернутыми суставами. Но зато никто лучше Джемми не знал лошадей. Аласдэр заметил бывшего жокея пять лет назад, когда тот побирался на скачках в Ньюмаркете, и, повинуясь импульсу, предложил работу. Грум вознаградил его поступок бесконечной преданностью и постоянными грубоватыми советами, как обращаться с лошадьми. У юного Аласдэра хватило мудрости их слушать. В итоге он прослыл несравненным знатоком, а советы его грума на лету ловили молодые люди всего города.
Импульсы Аласдэра всегда казались чудачествами, но часто диктовались состраданием, что очень удивляло не знавших его людей. Тех, кто принимал его маску — насмешливую ухмылку, острый язык, бесшабашность — за самого Аласдэра.
— Да Бог с ним.
Эмма поняла, что неприлично долго молчала и хмурилась.
— О, я что-то замечталась! — Девушка присмотрелась к упряжке. — А передняя всегда тянет вправо?
— Это из-за лая на псарне. Думает, что проезжаем слишком близко. Такой уж упрямец.
Аласдэр направил экипаж через Стэнхоуп-Гейт в Гайд-парк. Время близилось к пяти — тому самому восхитительному часу, когда каждый уважавший себя человек либо прогуливался, либо катил в коляске, либо, сидя в седле, наслаждался тем, что одновременно созерцает других и выставляет на созерцание себя.
Эмма и Аласдэр тоже незамедлительно сделались предметом всеобщего внимания.
— Почему ты выбрал этот путь? — недоуменно спросила Эмма. — Гайд-парк не по дороге в Таттерсоллз, разве не так?
— Решил убить двух зайцев: покончить со сплетнями. Сделаем пару кругов — пусть знакомые видят, как мы дружелюбны друг с другом. Это заставит многих прикусить свои злые языки. Так что, Эмма, улыбайся, делай вид, что всю жизнь мечтала покататься со мной. — Он посмотрел на нее с явным вызовом.
Улыбка Эммы была столь же ослепительна, сколь и искусственна.
— Так хорошо?
— Ну, если больше ни на что не способна…
— Мне казалось, мы договорились не подковыривать друг друга.
— Не ожидал, что просьбу улыбаться ты сочтешь за подковырку. — На лице Аласдэра появилось самое невинное выражение.
— Тебе меня не разозлить, — Эмма продолжала сиять, — не дождешься, чтобы я снова первой начала ссору.
Он только рассмеялся, и девушка невольно последовала его примеру. Но веселость ее сразу прошла, когда дама в тильбюри устремилась к ним и приветственно помахала рукой.
— Кажется, леди Мелроуз пытается привлечь твое внимание, — холодно проговорила Эмма.
Лицо Аласдэра сразу замкнулось. Он коротко кивнул в сторону приближавшегося экипажа и сделал вид, что намерен продолжать движение. Но дама натянула вожжи, и, когда они поравнялись, он тоже вежливо придержал лошадей.
— Аласдэр, я вас не видела несколько дней! — воскликнула леди Мелроуз. — А в понедельник ждала к себе на карты. — Она громко рассмеялась. — Готова спорить, сейчас вы скажете, что уезжали из Лондона. Но даже не пытайтесь оправдаться! Не прислали даже записки с извинениями! Стыдитесь.
— Простите, Джулия, но меня внезапно вызвали из города, — спокойно ответил молодой человек. — Вы, кажется, не знакомы с леди Эммой Боумонт?
— Но много о ней слышала. — Леди Мелроуз перевела на Эмму пытливый взгляд. В ее серых глазах не было заметно и следа дружелюбия. Она кивнула и снова громко расхохоталась, причем сумела сделать так, чтобы смех прозвучал обидно для Эммы. — Непросто вам ладить… в сложившихся обстоятельствах. — Она заговорщически понизила голос: — Представляю, леди Эмма, как неприятно испытывать на себе гнет опекунства. Наверное, чувствуете себя наивной девчонкой.
— Следите за лошадьми, Джулия! — резко предупредил ее Аласдэр. Леди Мелроуз ослабила вожжи, и упряжка дернула вперед. Но она тут же осадила их твердой рукой.
— Необученные клячи!
— Плохой мастеровой всегда винит инструмент, — пробормотала Эмма, продолжая приветливо улыбаться.
Леди Мелроуз вспыхнула и поджала губы. Потом нарочито отвернулась от Эммы и игривым тоном обратилась к Аласдэру:
— Вы ко мне вскоре заглянете? Я скучаю, если не вижу вас несколько дней подряд. — Джулия Мелроуз капризно надула губы. — Жду вечером. Не подведите!
В ответ Аласдэр только кивнул, но в его глазах промелькнуло нечто такое, что поразило леди Мелроуз. Холодок, которого она раньше не замечала. Джулия была уверена в Аласдэре Чейзе настолько, чтобы позволить себе потешаться над его положением и колоть женщину, которая увлекла и обманула его и которую он, без сомнения, теперь ненавидел. Последние шесть месяцев он был ее любовником, и леди Мелроуз нисколько не сомневалась, что может вить из него веревки. Этот холодный блеск глаз заставил ее заволноваться.
Она ответила на поклон и проговорила с напускным добродушием:
— Всего хорошего, леди Эмма. Увидимся в городе. Не забудьте, Аласдэр. Я на вас рассчитываю. — И, дернув вожжи и взмахнув кнутом, пустила коляску вперед.
— Какие у нее тугоуздые лошади! — объявила Эмма: ценительница конной езды не смогла смолчать, несмотря на возмущение интрижкой ее опекуна.
— Не руки, а грабли, — согласился Аласдэр, заставляя и свою упряжку двинуться с места. — И посадка на лошади отвратительная: Ты затмишь ее сразу, как только выедешь в экипаже или в седле.
— Затмевать ее? Не представляю, чтобы мне пришло в голову проделывать что-либо настолько вульгарное. Какое мне дело до того, как леди Мелроуз держится в седле или управляет упряжкой? Или проделывает еще что-нибудь, — добавила Эмма ледяным тоном и тут же пожалела об этом.
Аласдэр посмотрел на Эмму, и в глазах его снова засверкала насмешка.
— Что-нибудь еще? О чем ты, дорогая? Уж не подозреваешь ли ты?.. — Его бровь поползла вверх.
— Если хочешь вывести мня из себя, Аласдэр Чейз, смени тему. Думаешь, меня способна унизить волочащаяся за тобой распутница? Очень ошибаешься, мой друг!
— Легче, легче. Надо осадить, — пробормотал вполголоса с запяток Джемми. Он восседал за спинами этих двоих множество раз еще в те дни, которые привык считать хорошими временами, и привык к их бурным перепалкам. Но горький тон сегодняшнего обмена упреками был для него в новинку.
Однако выпад Эммы остался без ответа. Аласдэр тяжело вздохнул и терпеливо, хотя и с оттенком раздражения, сказал:
— Не знаю, Эмма, чего ты ожидала. Неужели полагала, что я буду вести монашеский образ жизни?
Девушка, не в силах поверить в то, что слышала, боролась с приступом злости. Он так ничего и не понял!
— Я вовсе не рассчитывала, что ты превзойдешь добродетелями герцога Кларенса и госпожу Джордан. Заботливый отец, любящий…
— Ради всего святого, прекрати! — перебил ее Аласдэр. — Все позади. Почему ты не можешь об этом забыть?
Эмма задохнулась от возмущения.
— Ах, позади? Как я могу забыть? Не вспоминать об ужасном предательстве… подлом обмане. Если бы ты хоть что-нибудь сказал… объяснил… а не оставил просто так испытывать унижение! Почему ты мне не сказал?
Не отвечая, Аласдэр повернул лошадей к Апсли-Гейт. Почему не сказал? Конечно, надо было сказать. Но задним умом каждый крепок, и уроки, вынесенные им из прошлого, ничего не изменят. Он не сказал Эмме, потому что боялся. И вместо того чтобы признаться в своем страхе, уверил себя, что дело ее не касается. Не надо ей знать. Ни к чему. Он поделит жизнь на ячейки, которые не будут влиять друг на друга.
Боже мой! Он был таким зеленым… таким глупым, неоперившимся, заносчивым! Но его дурацкое поведение было не единственной причиной их ужасного разрыва. Вина лежала не только на нем, но и на Эмме. Но она не желала слушать никаких увещеваний.
— Я ошибался. Признаюсь, — согласился Аласдэр. — Но если вспомнить твою реакцию, мое поведение вполне оправданно.
Эмма сидела очень тихо, не снимая с колен трясущихся рук. Неужели Аласдэр не в состоянии понять, почему она так реагировала? Даже теперь не хотел понять, каково ей тогда было: она чувствовала, что ее предали, смертельно обидели. Подразумевалось, что они были не только любовниками, но и друзьями. Эмма отдалась ему вся целиком, а он решил, что она не достойна доверия… решил ничего не говорить о столь важной части своей жизни.
— Тогда и разговаривать не о чем!
Но, даже делая это категоричное заявление, девушка понимала, что все еще надеется вытащить на свет их мрачное прошлое. Быть может, три года не прошли даром и Аласдэр начал догадываться, почему она сделала то, что сделала? Быть может, они еще способны друг друга простить? Но похоже, она строила замки из песка. Аласдэр не испытывал никаких сожалений. Он по-прежнему верил, что действовал правильно, а ее реакция непростительна.
Совсем не излечив ран, новая ссора сделала пропасть между ними еще глубже. Их прежнее соглашение рухнуло. Но вместо ослепляющего гнева, который ее постоянно поддерживал, Эмма от возвращения к привычной боли испытала только чувство опустошения.
Она молча сидела рядом, радуясь одному: в шумном хаосе Пиккадилли продолжать разговор оказалось невозможно. Аласдэр в это время всеми силами удерживал норовистую лошадь. Здесь, на шумной улице, и хорошо вымуштрованное животное могло не на шутку разнервничаться: со всех сторон слышался собачий лай, крики торговцев, грохот железных колес по мостовой. Им навстречу неуклюже катилась старомодная карета — разболтанный корпус опасно вихлял, лошади в упряжи вспотели и задыхались так, словно давным-давно не отдыхали. Кучер изо всех сил натянул поводья, заставляя упряжку остановиться и дать возможность Аласдэру безопасно проехать мимо. Но этим маневром застал врасплох ломового извозчика следовавшей за ним повозки. Тяжеловозы ткнулись носами в задок кареты, прежде чем возница успел что-нибудь сделать. Могучий конь вскинул голову и недовольно заржал. И тогда норовистый ведущий Аласдэра, захрипев, шарахнулся в сторону.
Джемми соскочил с запяток и ринулся к голове животного. А Аласдэр, крепко стиснув губы, сведенными руками в элегантных перчатках, не проронив ни звука, утихомиривал бешено поводящего глазами коня, пока они не разминулись с каретой и ломовой повозкой.
Эмма, несмотря на чувство горечи и злость, не могла в душе не поздравить своего опекуна, хотя ее похвалы так и остались невысказанными. Сама она в такой кутерьме не смогла бы удержать лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37