— Почему вы просто не возьмете то, что все равно рано или поздно вам достанется? Разве насилие, если назвать его другим словом, лучше пахнет? — Но даже произнося эти горькие слова, она понимала, что нужно соглашаться на пике, потому что это позволит выиграть драгоценное время. И тогда Доминик успеет!
— Помилуйте, мадам, вы ведь не откажете нам в удовольствии отомстить более изысканно? — почти прошептал Себастиани, раскалывая орех и галантно кладя ядрышко на ее десертную тарелку. — Голая сила. Как это грубо! Да к тому же при наших условиях останется по крайней мере иллюзия того, что от вас кое-что зависит.
— За что я должна вас, видимо, поблагодарить! — холодно добавила Женевьева. — Ну что ж, начнем? Или вы хотите усилить свое безоговорочное превосходство, дождавшись, когда меня начнет клонить в сон?
По какой-то неведомой причине это обвинение в не джентльменском поведении уязвило мужчин. Женевьева почувствовала некоторое удовлетворение, хотя понимала, что сослужила себе дурную службу. Ведь чем больше времени тратить на пустые разговоры, тем лучше для нее. Но что сделано, то сделано — ее партнеры сбросили маски галантности, и впервые за этот вечер она увидела истинные лики врагов.
Все дружно поднялись из-за стола и перешли в библиотеку, находившуюся в глубине дома, и, видимо, ее высокие зашторенные окна выходили во двор. В камине весело плясал огонь, и рядом, в корзине, на всякий случай было приготовлено много дров. На стойке бара выстроилась батарея графинов и вазочек со всевозможными печеньями и засахаренными фруктами. Свечи были новыми, только что зажженными. На карточном столе лежало шесть нераспечатанных колод.
Тщательно проверив, все ли распоряжения выполнены, Легран отпустил лакея:
— Это все, спасибо, Гастон. До утра нам больше ничего не понадобится. Все слуги могут ложиться спать.
Женевьеву слегка подташнивало, она сглотнула, пытаясь прогнать неприятное ощущение. Да, все было приготовлено для того, чтобы они могли провести долгую ночь в этой теплой, снабженной всем необходимым комнате без помощи слуг. Дверь за Гастоном закрылась, и Женевьева осталась наедине со своими истязателями.
— Итак, бросим жребий, господа, — сказал Легран, вскрывая одну колоду. — Каждый возьмет по карте. Чья окажется старше, тот будет играть с мадам первым. Согласны?
Никто не возражал, и Женевьева с любопытством, словно зачарованная, стала наблюдать за тем, как решается ее судьба. «Чолмондели, — думала она, — самый слабый из четырех игроков. Князь Сергей куда сильнее. Между Леграном и Себастиани выбирать нет смысла. Но если англичанин вытянет старшую карту, у меня появится хоть какой-то шанс выиграть первые три партии. Однако мне все равно ни за что не обыграть князя, тем более когда я устану, сыграв с остальными. Если удача не улыбнется, шансов побить русского умением у меня нет».
Старшую карту вытянул Легран, далее шли князь Сергей, Себастиани и Чолмондели. Итак, придется начинать с сильного игрока и — если она хочет выиграть — напрячь все душевные силы и умственные способности, а потом, уже уставшая, она должна будет сразиться с самым главным. Хуже и придумать трудно.
Цепенея от страшных предчувствий, Женевьева все же заставила себя сесть в кресло, указанное Леграном, и посмотрела прямо в глаза каждому из четырех мужчин. У всех был одинаковый взгляд — взгляд хищника, сладострастно предвкушающего добычу и знающего, что голод его будет утолен.
— В доме есть женщина, месье, — сказал матрос, отхлебывая эль из высокой пивной кружки, которую дал ему Сайлас. — Но, кроме Гастона, мажордома, ее никто не видел. Он отвел ее в гостиную перед ужином.
— Сколько человек, кроме Гастона, в доме? — спросил Доминик, Он сосредоточенно заряжал пистолеты. Лицо его было спокойно, голос звучал ровно. По обыкновению, перед тем как начать действовать, Доминик сохранял невозмутимость, голова была абсолютно ясной, все лишние мысли отброшены, ум и тело готовы моментально реагировать на любые неожиданности.
Страх за Женевьеву больше не мучил его — он уже твердо знал, что и как нужно делать. Ждать освобождения ей осталось недолго.
— Шестеро, месье, включая мальчишку-коридорного, — ответил осведомитель. — А также хозяин и трое его гостей.
— Да, о них я знаю, — почти небрежно подтвердил капер. — Как только разделаемся с прислугой, займемся ими. Вас семеро против шестерых. — Он обвел взглядом лица стоявших вокруг него наемников. — Никаких убийств, поняли? Наша вылазка не должна иметь последствий. — Матросы понятливо улыбнулись, и Доминик коротко кивнул в знак одобрения. — Отлично, вы поступаете под начало Сайласа. У меня — особая миссия.
Сайлас закинул на плечо толстый моток веревки со свинцовым наконечником.
— Ножи у всех есть? — Все достали из-за поясов абордажные сабли. — Использовать только для устрашения, если придется. Помните, что сказал месье? Никого не убивать.
Доминик подождал, пока все семеро, выскользнув из дома, растворились в безлунной ночи. В темных одеждах, совершенно неразличимые в кромешной тьме, матросы беззвучно и осторожно крались, прижимаясь к стене (чтобы каблуки не цокали по камням, они сняли сапоги). Заткнув пистолеты за пояс, Доминик последовал за ними, однако шел открыто, посредине улицы, высоко подняв голову, ступая легко и печатая шаг по брусчатой мостовой, — мужчина без шляпы, в бриджах, рубашке с короткими рукавами, сапогах для верховой езды, коротком развевающемся плаще и с исполненным непреклонной решимости холодным взглядом.
— Партия моя, месье Легран, — в напряженной тишине любезно произнесла Женевьева, кладя на стол последнюю карту в третьей сдаче.
Француз кисло улыбнулся:
— Мне остается лишь ожидать следующего тура, мадам.
Мы сыграем позднее, когда вы выполните свои обязательства перед моими коллегами.
Женевьева почувствовала, как на смену ликованию в ее душу вползает ледяной ужас. Значит, передышки не будет. Сколько бы раз она ни победила, в конце концов все равно проиграет им всем. Этого никак не избежать при том, что придется играть еще двенадцать партий с тремя остальными противниками.
Князь Сергей занял место Леграна и потянулся за свежей колодой.
— Может быть, вы хотите минут пять отдохнуть, мадам? — заботливо предложил он. — Выпить бокал вина, походить по комнате, размяться?
Ничто не могло ей помочь, но она приняла предложение. Все-таки лишних пять минут! Теперь она думала только о бегущем времени и о том, как купить хоть немного больше этого бесценного товара. Даже если Доминик не спешит к ней, отсрочка унижения — все равно благо. «Если мне суждено проиграть князю Сергею, — молилась она, — пусть проигрыш случится только в третьей партии; пусть он не одолеет меня сразу же, в первых двух».
Русский распечатал колоду, перетасовал, снял и начал сдавать. Карты у противников оказались примерно равные. Женевьева заставила себя забыть о трех остальных мужчинах. Те внимательно наблюдали за игрой, время от времени подкидывали поленья в огонь и терпеливо ожидали своей очереди, которая должна была неизбежно наступить и итог которой был предопределен.
Первую партию Женевьева выиграла. Собирая карты, она поймала взгляд русского. Он сдал ей эту партию нарочно, они оба это знали. И оба знали почему. Князь Сергей был гораздо более сильным игроком и решил доставить себе особое удовольствие, заставляя ее подольше помучиться ожиданием отвратительной развязки, потому что прекрасно понимал: ожидание всегда хуже, чем сама развязка, сколь бы ужасна она ни была.
Вторую партию она проиграла, как ей хотелось думать, лишь из-за собственной глупости: на этот раз князь Сергей ни в чем не уступил. Но когда она увидела, какая карта пришла в третьей сдаче, ближайшее будущее предстало во всей своей отвратительной реальности. С такими картами ничего сделать было нельзя. Двадцать долгих мучительных минут она отчаянно просчитывала варианты, стараясь удержать в голове все расклады и старательно обдумывая снова и снова каждый ход, прежде чем сыграть. Но все было бесполезно. Она даже не сумела скрыть охватившего ее разочарования. Было ясно, что ужасный конец уже близок.
После того как Женевьева положила на стол последнюю карту, в комнате надолго воцарилась тишина. Князь Сергей улыбался, мясистые губы обнажили хищные белые зубы.
— Ну наконец, — с облегчением произнес Себастиани. — Первый раунд ваш, Сергей.
— Да уж это точно, — с довольным видом ответил князь Сергей. — Мадам? — Он встал.
Женевьева поймала себя на том, что в ужасе отчаянно трясет головой. Но князь Сергей обошел вокруг стола, взял ее за плечи и заставил встать. Мужчины улыбались. Русский обхватил голову Женевьевы своими белыми ладонями:
— Думаю, пора открыть счет. Давайте, прежде чем уединимся, дадим нашим друзьям возможность чуть-чуть познать вкус того, что ждет и их. — Его толстые губы приблизились к лицу, заслонив, казалось, все остальное в поле ее зрения. «Стой смирно, — приказала она себе. — Не сопротивляйся. Иначе будет только хуже, уж этому-то негодяю каждая лишняя минута твоего унижения и беспомощности — подарок. Он будет в восторге, получив возможность на глазах у завистливых соглядатаев показать свою власть над тобой».
Сергей накрыл своим ртом ее губы, засосал их в отвратительную студенистую воронку, и тело Женевьевы восстало, вышло из повиновения благоразумному чувству самосохранения. Рука ее взметнулась, пальцы согнулись, и острые ногти впились в гладкие румяные щеки, оставив на них кровавые следы.
Сергей взревел от резкой боли и, выкрикнув какое-то ругательство, заломил ей руку, а рот его впился в нее еще сильнее. Рушилась стена ее достоинства. Грубая рука вцепилась в воротник платья, раздирая кружева, безжалостные пальцы больно сжали обнажившуюся грудь. Женевьева извивалась и вырывалась, не обращая внимания на дикую боль, пронзавшую заломленную руку, и ей удалось ударить его коленом в пах. Он снова грязно выругался, но хватки не ослабил, а резко развернул ее и бросил поперек дивана.
Она упала ничком, придавив руку, в нижнюю часть живота впился жесткий шнур диванной окантовки. Женевьева почувствовала, как насильник молниеносно расстегивает крючки на ее платье, и дико закричала, поняв, что через секунду предстанет обнаженной перед всей этой гнусной компанией — обнаженной и беззащитной перед оскорбительным насилием. В ушах звенело, сердце готово было выскочить из груди. Женевьева задыхалась, глаза застилала красная пелена, и все ближе был неотвратимый страшный финал…
И тут с треском распахнулась дверь. Князь Сергей обернулся, ослабив хватку, и она наконец смогла поднять голову и отдышаться.
В следующий миг Женевьеве показалось, что русский взлетел в воздух. Поднялся страшный шум: кто-то что-то злобно кричал, потом раздался резкий хлопок, и от предупредительной пули, вошедшей в стену рядом с камином, затрещала раскалывающаяся деревянная панель. В наступившей вслед за этим тишине Женевьева с трудом поднялась на ноги.
— Я знала, что ты придешь, — прошептала она.
— Разумеется, — подтвердил Доминик. — Страшно жаль, что вынужден причинить вам неудобство, джентльмены, но я должен попросить вас снять штаны, туфли и чулки. — Улыбаясь, капер присел на подлокотник дивана, на котором только что лежала Женевьева.
Два пистолета с рукоятями, украшенными серебряными пластинами с чеканкой, лежали у него на колене, указательные пальцы обеих рук покоились на спусковых крючках.
— Уверен, вы не будете возражать против присутствия дамы при вашем раздевании, поскольку оно до некоторой степени входило в план вашего вечернего развлечения.
Вдруг Легран стрельнул глазами на дверь за спиной капера, и тот резко обернулся, но все же опоздал. Женевьева тяжело, со свистом дышала сквозь стиснутые зубы: кто-то схватил ее сзади и прижал к горлу острый клинок.
— Очень вовремя, Гастон, — объявил Легран. — Будьте любезны, ваши пистолеты, месье Делакруа. — Он протянул руку.
Доминик колебался, но, увидев, что острие глубже вжалось в шею Женевьевы и на белой коже выступила капелька крови, развернул пистолеты, чтобы галантно, рукоятями вперед, отдать их французу. Но тут Гастон вдруг издал странный булькающий звук. Нож полетел на пол, а вслед за ним рухнул и сам лакей. Женевьева неуверенно сделала шаг в сторону, и все увидели, как Сайлас, который, низко пригнувшись, невидимый и неслышимый, подкрался к Гастону со спины, распрямляется во весь свой огромный рост.
— Прошу простить меня, месье, — сказал он, вытирая оставшуюся на лезвии ножа кровь, — Может, я и убил его.
Доминик безразлично пожал плечами, показывая, что ему это все равно, и, снова повернув пистолеты рукоятями к себе, один вручил матросу.
— Итак, вашу одежду, джентльмены, будьте любезны. Отдайте ее Сайласу. — Не спуская глаз с четверки негодяев, он завел руку за спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59