Ну, пора. — И Доминик взял ее под локоть.
Значит, страстного прощания не будет? И никаких воспоминаний? И романтического обмена признаниями? Каперу предстоял трудовой день, это ясно, и мыслями он уже был весь в делах. Женевьева пожала плечами: «Я и не собиралась мешать ему!» Они спустились по лестнице, которой она не видела по прибытии. Казалось, и то одеяло было в какой-то другой жизни, и завернута в него была другая девушка.
Николас стоял в квадратном холле с вытянутым лицом и темными кругами под глазами. От тревоги? Нечистой совести? Или просто оттого, что не выспался? Этого Женевьева сказать не могла. Но было совершенно ясно по взгляду, брошенному им на капера, что Сен-Дени не намерен делать ничего, что разозлило бы Делакруа, — например, требовать сатисфакции за подлое похищение его кузины.
— Доброе утро, Николас, — бодро приветствовала его Женевьева. — Как повеселился на балу? Надеюсь, Элиза не обманулась в своих ожиданиях? Месье Делакруа. — Она протянула руку кацеру, стоявшему на лестнице. — Благодарю за гостеприимство.
Смешинки плясали в его бирюзовых глазах. Но он почтительно поцеловал ей руку:
— Это я благодарю вас, мадемуазель. Надеюсь, мы скоро увидимся снова.
Склонив голову, Женевьева сделала легкий реверанс и повернулась к кузену.
Кузен поспешил к двери, чтобы открыть; ее, но Сайлас опередил гостя.
Они прошли мимо молча провожавшего их слуги и вышли на Рэмпарт-стрит. Женевьева инстинктивно натянула капюшон на лицо. Ни у одной респектабельной дамы не может быть никаких дел на этой улице. Впрочем, ее едва ли теперь можно назвать респектабельной дамой, не так ли? Она обернулась и оглядела дом, чтобы получше запомнить. Ее взгляд скользнул по третьему этажу к окну — тому самому, из которого она недавно выглядывала на улицу, — и встретился с пристальным, напряженным взглядом квартеронки. У Женевьевы мурашки пробежали по коже, но в этот момент за спиной у Анжелики возникла фигура и чьи-то руки обняли квартеронку за плечи. Это Доминик уводил свою любовницу от окна. В постель?
"Ну и что, если даже так? — сердито упрекнула себя Женевьева. — Это не мое дело». Она знала, что отношения мужчины с любовницей-квартеронкой не имеют ничего общего с его отношением к креольской даме, будь то его жена, сестра, тетка, мать или даже любовница.
— Я не понимаю, что произошло, — говорил Николас низким взволнованным голосом. — Почему Доминик, похитив тебя, не вынудил дядю сотрудничать с ним?
— Капер совершенно справедливо решил, что моя поруганная честь не будет для отца достаточно побудительным мотивом. Но Делакруа согласился оставить в покое Элизу.
— И отказаться от своего плана? — Николас остановился посреди улицы, недоверчиво глядя на кузину. — Никогда не видел, чтобы Доминик отказывался от задуманного. Как тебе это удалось?
— Я сама пообещала ему помочь, — беспечно ответила Женевьева. — Но это не твое дело, Николас. — Она недовольно посмотрела на изумленного кузена. — Тебе лучше ничего не знать. Тебя ведь освободили от всех обязательств. Разве этого недостаточно?
Николас вспыхнул от неловкости:
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не спал всю ночь, с ума сходя от страха за тебя?
— У тебя не было никаких причин для беспокойства. — коротко бросила Женевьева. — Разве Сайлас не передал тебе записку?
— Но она меня мало успокоила. Там содержался приказ явиться к семи утра в этот дом, однако я понятия не имел, что здесь случилось.
— Так или иначе, все позади, — объявила Женевьева. — Если впредь ты не будешь делать долгов направо и налево и втягивать своих родственников в такую трясину, — сказано было, резко, но младшей Датур трудно было простить Николаса за то, что могло случиться с Элизой.
Однако даже когда Женевьева размышляла об этом, внутренний голос, бередя душу, напоминал ей, что, если бы не кузен с его трусливой глупостью, она никогда не испытала бы такого счастья, столь далекого от опыта девушки на выданье. И не было бы у Женевьевы волнующей перспективы…
— Кто эта худышка? — спросила Анжелика. — Ты не говорил, что будешь спать с ней.
— Я и не собирался, Анж. И она не имеет к тебе никакого отношения, поняла?
— Но ты привез ее сюда, в мой дом, — возразила Анжелика, хотя знала, что говорить этого не следует.
— Это мой дом, — напомнил капер, — и я волен делать здесь все, что мне заблагорассудится. Она будет приходить сюда и впредь, и, когда это будет происходить, ты будешь отправляться в гостя.
Доминик потер подбородок и нахмурился нужно побриться и принять ванну. При иных обстоятельствах он все это сделал бы здесь, но Анжелика выглядела опечаленной, обиженной и была готова устроить сцену, а он этого не выносил.
— Скажи Сайласу, что мы уезжаем, — велел он, направляясь к гардеробу за плащом.
— Ты не останешься позавтракать? — взяв себя в руки, Анжелика улыбнулась и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его. — Я сама тебя побрею, приготовлю устриц, как ты любишь, и мы съедим их в постели.
Доминик взглянул на скомканные простыни, еще хранившие тепло любви его и Женевьевы. Почему-то перспектива лечь сейчас в эту постель с другой женщиной показалась Делакруа неприятной.
— Нет, не сегодня. У меня много дел на корабле.
— А вечером придешь? — Анжелика прильнула к нему. Доминик почувствовал сильный, сладкий запах ее любимых духов. Женевьева, припомнилось ему, пахла лишь дорогим мылом и лавандовой водой: незатейливо, конечно, но такая свежесть.
— Может быть. Зависит от обстоятельств, — коротко ответил он, разнимая ее руки. — Завтра днем, во всяком случае, я хочу, чтобы тебя здесь не было. Понимаешь?
Анжелика опустила голову, чтобы скрыть вспыхнувшую ярость. Ей было все ясно. Она пробормотала:
— Как угодно.
А Доминик был слишком рассеян и не заметил ничего, кроме ожидаемой им покорности.
Он уехал с Сайласом пять минут спустя, а Анжелика устроила на кухне полный бедлам. Давая выход растущей ярости, она за полчаса перебила почти всю посуду, чем привела в ужас рабов. Им уже было известно, что хозяин провел ночь в спальне Анжелики с другой женщиной, но, как они считали, для квартеронки это ровным счетом ничего не должно значить.
Разрядившись, Анжелика поднялась в спальню. В ее глазах застыло выражение такой холодной решимости, что девочка-служанка, которая доставала из шкафа одежду, расчесывала хозяйке волосы, подавала пудру и прочие косметические принадлежности, старалась держаться подальше, зная, как несдержанна на язык Анжелика и как скора на расправу. «Кем бы ни была та, что так страшно огорчила мою хозяйку, она об этом пожалеет», — подумала девочка. Злопамятная Анжелика была известна своей мстительностью.
Наконец она надела тюрбан, который по закону обязаны были носить — как опознавательный знак — все квартеронки, и в сопровождении служанки вышла из дома. Они направились к реке, обогнули раскинувшийся на набережной рынок, свернули в узкую улочку обветшалых домишек, почерневшие крыши, прогнувшиеся полы и облезлые стены которых несли отпечаток разрушений от наводнений, страшных ураганов, постоянных туманов и привычной речной сырости.
В этих хибарах теснились игорные притоны, бордели, кофейни и винные лавки, которые посещали лодочники и матросы, просаживающие здесь последние деньги за сомнительные удовольствия. Анжелика шла быстро, не обращая внимания на непристойные выкрики из открытых дверей и ловко переступая через растянувшихся на тротуаре пьяниц. Слева от набережной показалась насыпь, покрытая чахлой травой и украшенная искусственными апельсиновыми деревьями. Над вонючими кучами мусора хлопало на ветру развешенное на веревках белье.
Возле темного дверного проема Анжелика велела служанке обождать, а сама прошла в мрачную конуру, пол которой был покрыт древесными опилками. В комнате стоял странный запах: одуряющая смесь алкоголя, благовоний и настоев каких-то неизвестных трав. Через несколько секунд Анжелика в глубине комнаты уже была увлечена разговором со старухой, завернутой в лоскуты ярко раскрашенной ткани.
Волосы у старухи были туго связаны в некое подобие свиных хвостиков, торчавших над головой, словно штопоры. Она сидела, склонившись над маленьким круглым столиком, затянутым поцарапанной кожей, и держала в ладони какую-то трещотку. Резким движением кисти она бросила что-то на кожаную столешницу, и обе женщины стали внимательно рассматривать причудливый узор. Женщины о чем-то пошептались, потом старуха, кряхтя, подошла к полке, забитой банками, резными шкатулками и полотняными мешочками. Какой-то мешочек перекочевал в руки Анжелики. На мгновение во влажном воздухе сверкнул серебристый блик — и монетка из кармана Анжелики перекочевала в старухин кулачок.
А Доминик, не подозревая, какую панику в душе Анжелики вызвало его поведение, отправился в свой мирный и опрятный дом на Чартрес-стрит. Принял ванну, побрился, съел легкий завтрак и предался приятным размышлениям о том, как хитро воспользуется укромной стоянкой для своих судов под самым носом у Виктора Латура при попустительстве его же дочери. Капер предпочитал мстить исподтишка и находил особое удовольствие именно в том, что Латур даже знать не будет, что его лишили собственности и невольно станет участником планов презираемого им пирата.
Ну а дочка? Страстная фея с золотистыми волосами и желто-карими глазами. Доминик улыбнулся. Он не причинит Женевьеве никакого вреда, но, когда оба отдадут друг другу все, что могут, она уже станет в высшей степени искушенной и искусной женщиной — подарком для любого молодого креола, которому посчастливится завоевать внимание Женевьевы и которого сочтут достойным войти в семейный клан Виктора Латура.
После завтрака в саду Доминик прошел через дом в парадный холл, где его ожидал Сайлас, держа наготове шляпу с загнутыми полями и трость.
— Вы на «Танцовщицу», месье? — В голосе слуги нельзя было не уловить тоску.
— Нет. В контору на бирже. У меня там кое-какие карты, которые нужно посмотреть.
— Планируете новый рейд, месье? — заблестели от радости глаза у матроса.
— Может быть, Сайлас, может быть, — беспечно улыбнулся капер и вышел на Чартрес-стрит, но уже на тротуаре обернулся и посмотрел на слугу, застывшего в дверях:
— Если ты не прочь, то прогуляйся до «Танцовщицы» и скажи боцману, чтобы собрал полкоманды для короткого перехода на два, а может быть, и три дня во внутренних водах.
— Да, месье. — Сайлас засиял. — С удовольствием, месье. Я мигом, месье.
Хмыкнув, Доминик ленивой походкой не спеша направился на биржу. Здесь вовсю шли приготовления к дневным торгам. Масперо бодро приветствовал своего квартиросъемщика и предложил ему стакан виски с содовой, льдом и мятой, выразив надежду, что тот придет посмотреть на торги, а если его что-то заинтересует, то Масперо готов предложить самую разумную цену.
— Виски я с удовольствием выпью. Но в настоящий момент я ничего не покупаю.
Джин Масперо пристально посмотрел на своего гостя, протягивая ему запотевший стакан.
— Другие планы, да?
— Возможно. — И на этот раз капер ответил весьма туманно.
Хозяина биржи было так же невозможно обмануть, как и матроса Сайласа, однако Джин деликатно сменил тему. В конце концов нельзя вмешиваться в чужие дела. Тем более капер и не любил о них распространяться, что вполне разумно для человека, занимающегося подобным бизнесом. Он должен быть уверен в безопасности своих предприятий.
Оказавшись в своем кабинете, Доминик разложил на столе навигационную карту озера Борн. Он провел над ней немало часов, разрабатывая первоначальный план устройства стоянки для кораблей во владениях Латура. Но на карте была изображена береговая линия залива, а Женевьева говорила о внутренней бухте, окруженной болотами. Конечно, капер рисковал, предполагая, что она знает, какие условия необходимы фрегатам и клиперам в этой потайной бухте. Прежде всего глубокая вода. А что понимает креольская девушка в осадке кораблей? Может быть, это глупо так легко принимать ее предложение? Теперь, при свете дня, он, конечно, понимал, почему сделал это: встретив в лице мадемуазель Женевьевы непреодолимую преграду на пути осуществления изначального плана, он с готовностью ухватился за альтернативный.
Услышав отчетливые шаги и шепот перебранки за дверью, Доминик нахмурился, поднял голову от карты и подошел к двери. Масперо знал, что капер никогда не принимал у себя в конторе незваных гостей, и, похоже, пытался предотвратить нежелательное вторжение. Доминик распахнул дверь. Легкая фигурка в ярком миткалевом платье, тюрбане на голове и туфлях без задников яростно, хоть и шепотом спорила с аукционистом.
— Я хотела посмотреть, сработает ли мой маскарад, — весело сказала Женевьева, с живым интересом разглядывая комнату. — Похоже, сработал. Месье Масперо явно не желал, чтобы квартеронка осквернила его верхние этажи, — не удержалась она от язвительного замечания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59