– вздрогнула та.
– Прости. Я надеялась, что никогда не стану делать этой мерзости, да еще перед тобой. Но в животном состоянии у меня прибавляется сил и совершенно заживают раны.
Она показала Ольге свою рану. Действительно, кровь из бедра девушки уже не сочилась.
– Господи, как ужасно, – прошептала Ольга. – Зоя, что нам теперь делать? Он лежит, но он жив, и если он встанет…
– Нужна подмога, – серьезно сказала Зоя. – И обязательно кто-нибудь из Стаи. Чтобы они зафиксировали, что он первым напал на нас и мы не превышали уровня необходимой самообороны.
– Что?! – не поняла Ольга.
– Пусть его арестуют представители Стаи. И сами с ним разбираются. Одно только скажу: он нездешний. Совсем нездешний. И это очень опасно.
– Да что же это такое?! – воскликнула Ольга. – Почему нет житья спокойного? То колдуны приезжают, то оборотни появляются, и все нездешние! И всем от нас чего-то надо!
– Ладно, это эмоции, – отрезала Зоя. После перекидывания она как-то посуровела характером, видно, звериная часть натуры накладывала на нее отпечаток. – Идем за подмогой. Сначала к моим родителям, отец должен знать о случившемся, ведь он исполняет обязанности Вожака Стаи…
– А как мы этого здесь оставим? Зоя задумалась:
– Да, это вопрос.
Но, оказалось, что Небо смилостивилось над ними. Потому что со стороны улицы Лизы Чайкиной затормозила машина такси, из нее выскочил отец Арсений. Он прогрохотал по мосту коваными армейскими ботинками, которые надевал только в экстремальных случаях вроде многодневного похода за грибами, подскочил к нашим героиням и закричал шепотом, расширив глаза:
– Что здесь было?!
– Да так, – с коротким смешком сказала Ольга. – На нас с Зоей напал оборотень, только и всего. Зря ты беспокоился.
И тут у Ольги началась истерика. Она хохотала каким-то металлическим лающим смехом, по щекам текли слезы, и она никак не могла уняться.
– Боже милостивый, – пробормотал дьякон. Обнял жену.
Тут подошел таксист.
– Мне вас ждать долго, публика? – начал он развязно и осекся. Глянул на звериную тушу. Сказал сипло:
– Оборотень?
– Да, – ответила Зоя.
– Напал?
– Да. Мобильник есть?
– На, на, – засуетился таксист. – Такое дело, разве я не понимаю…
Зоя взяла телефон, набрала номер…
– Папа, – заговорила она измученным голосом. – Мы тут недалеко. На нас напали. Оборотень типа урсолюда. Запах нездешний. Нет, он не убит. Сообщи в Стаю, пусть немедленно присылают группу к мосту через Тухлый Дунай, в овраг. Мы не можем его без конца караулить. Да, ранена, но уже заживает. На мне же как на волке… А Ольга в истерике, но за ней приехал муж. Да, хорошо, поняла. Пока, пап.
Девушка вернула телефон таксисту:
– Спасибо. – Посмотрела на растерянных и измученных Горюшкиных: – Отец Арсений, увозите ее, прямо сейчас, пожалуйста. Через минуту здесь будут оперативники Стаи, им не нужно присутствие людей. К тому же Ольга очень измучена. Я виновата. Простите.
– Что вы, Зоя, это моя вина. Отпустил жену одну в ночь, вас впутал… Как вы?
Губы девушки тронула тень улыбки.
– Я справлюсь, уезжайте. Вон, видите? Это… Это наши. Идите в машину.
Дьякон кивнул, повел жену, Ольга еле переставляла ноги. Пока шел к машине, поминутно оглядывался. Около Зои и неподвижно лежащего на снегу зверя собирались тени. Они были бесформенны и даже казались бесплотными, но отец Арсений знал, что никакая встреча с ними не может положительно повлиять на человеческую судьбу.
Горюшкины вернулись домой в состоянии сильной подавленности. Ольга еще не отошла от пережитого ужаса, а отец Арсений, естественно, сопереживал жене и ругал себя за то, что позволил ей сосвоевольничать и отправиться в одиночку к подруге, да еще и влипнуть в неприятнейшее приключение.
– Чайку выпьешь, Оля? – спросил дьякон. Жена кивнула, села на диван, безучастно сбросив на пол шубу. Отец Арсений пошел на кухню ставить чайник. Однако когда он вернулся, то увидел, что его благоверная супруга крепко спит на диване, даже не раздевшись и не сняв валенок.
Дьякон вздохнул и улыбнулся – во сне Ольга переставала быть ироничной и многознающей дьяконицей, словно возвращалась в свое истинное состояние, состояние беззащитной девочки. Такой Ольгу увидел семинарист Горюшкин давным-давно в посадском сквере, на скамейке, с бестолковой книжкой в руках. Хотя Ольга в тот момент и не подозревала о беззащитности своей внешности и чрезвычайно бы удивилась, если б Арсений признался ей, что выбрал ее в жены вовсе не за ум, не за острый язычок и строптивый характер, а за это выражение лица, в редкие, особые минуты появляющееся, будто превращалась Ольга в доверчивую трогательную Дюймовочку, которую надобно оберегать от сквозняков и укачивать в колыбельке из лепестка розы. О, конечно, скажи отец Арсений супруге про Дюймовочку, возмущению не было бы предела, ибо Ольга иногда напускала на себя такую феминистическую блажь, что хоть из дому беги прямиком до ближайшего мужского скита!
Отец Арсений осторожно, чтоб не потревожить, стянул с жены валенки и одежду, взял на руки и перенес в спальню. Ольга даже не шелохнулась, видимо, сон у нее от пережитого потрясения был куда глубже, чем обычный. Дьякон уложил жену на кровать, укрыл одеялом, посмотрел на часы и понял, что самому спать ложиться уже нет смысла. Поэтому взял с книжной полки жены первую попавшуюся книжку (попался «Град обреченный») и на цыпочках удалился на кухню – пить чай и читать классику советской фантастики.
А Ольга видела сон – пространный и яркий, словно кинофильм. Будто бы они с Зоей идут по дороге, проложенной в лесу. Стоит ранняя осень, деревья с обеих сторон дороги чуть тронуты золотом и пурпуром увядания. Воздух терпко пахнет сосновыми иглами и грибами, кругом разлита дивная тишина, нарушаемая только шорохом подошв. Ольга видит, что они с Зоей одеты совсем по-простому, как паломницы – в длинные темные юбки из дешевого трикотажа, в затрапезные кофты, башмаки без каблуков, а на головах повязаны одинаковые ситцевые платочки – синие в мелкую белую крапинку. Ольга хочет возмутиться, что в таком виде даже и на паломничество нельзя выходить, слишком уж убого, но потом передумывает: сон есть сон, во что он тебя одел, то и носишь.
Они шагают, а дорога все разматывается впереди серой холстинной скатертью, все выстраиваются в ряды высокие сосны с красно-бронзовыми стволами, небо расцветает закатным багрянцем и окрашивает всю землю в тревожно-яркие тона.
– Куда мы идем? – спрашивает Ольга у подруги.
– Разве ты не помнишь? – удивляется Зоя. – Мы идем в монастырь. Поклониться тамошним святыням.
– А в какой монастырь? – не отстает Ольга с вопросами.
– Свято-Казанский, что в за Оболонской пустошью.
Ольга опять удивляется. Оболонская пустошь – место, от города Щедрого недальнее;, но сроду не было поблизости от него никакого монастыря!
– Есть, он и всегда был. – Зоя словно услышала немой Ольгин вопрос– Просто не всякому сей монастырь явлен. Потому что в нем спасают душу покаянием такие великие грешницы, что простой ум человеческий от них отшатнулся бы в ужасе…
– Грешницы? Значит, монастырь женский?
– Да. Вот, смотри – он уж перед нами.
И впрямь лес расступается, а дорога струится лентою вниз – к низине, в которой лежит, словно россыпь ослепительно белого колотого сахара, монастырь с высокими колокольнями и сияющими золотом куполами.
– Как красиво, – шепчет Ольга, любуясь.
– Да, – соглашается Зоя.
Нежно и печально в монастыре ударяют к вечерне. Колокольный звон, невесомый, смиренный, плывет над верхушками деревьев и гаснет, как давнее и дорогое сердцу воспоминание.
– Поспешим, – говорит Зоя. – Нам нужно после службы еще встретиться с одним человеком.
– Хорошо. Послушай, Зоя, а разве тебе можно входить в монастырь? В смысле, это тебе не повредит?
– Нет, – улыбается Зоя, и в улыбке ее нет печали. – В этот только монастырь и можно войти таким, как я. Ты поймешь. Позже.
Они подходят к монастырским воротам. Безлюдно и тихо; горит лампада синего стекла перед надвратным образом Казанской Божией Матери. Ольга крестится, спрашивает Зою:
– Нам будет где остановиться на ночлег? Зоя кивает. Лицо ее восторженно и светло. Паломницы идут по территории монастыря, хотя лучше сказать – «движутся в его пространстве», потому что издали казавшийся маленьким монастырь на самом деле огромен. В центре стоят почти вплотную друг к другу три храма. Первый– солидный, крепкий, пятиглавый, с куполами, напоминающими богатырские шлемы. Второй похож на шкатулку – продолговатый и с выгнутой крышей, увенчанной одним куполом, да еще с высокой колокольней. Третий храм – маленький, хрупкий, с крошечным куполом-луковкой и крышей, напоминающей взъерошенное птичье крыло. Возле храмов на огромных клумбах доцветают пышные разноцветные георгины, хризантемы, бархатцы и настурции. Бродят по выложенным плиткой дорожкам голуби, воркуют, потукивают носами о камень, словно тщатся выковырнуть из него лакомый кусочек.
Ольга оглядывается. Везде царит белизна и чистота, кажущаяся еще более яркой от контраста с цветами на многочисленных клумбах.
Зоя поясняет, указывая рукой:
– Там кельи рясофорных инокинь. Там – живут и подвизаются схимонахини, но к ним не положено, они очень строго блюдут одиночество и молчание. А вон – кельи для послушниц и рядом монастырская гостиница, там мы и остановимся на ночлег.
– А это?
– Это часовня в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник». Часовню построили над родником, который давно пробился здесь сквозь землю по молитвам первой насельницы этого монастыря. Вода источника целительна, она врачует душу от печали и укрепляет тело. Мы потом пойдем туда. А сейчас давай зайдем в храм, поблагодарим за то, что мы сподобились попасть в это святое место.
– В какой из храмов? – уточняет Ольга.
– В этот. – Зоя указывает на храм-шкатулку. – Церковь в честь священномученика Киприана и мученицы Иустинии. Нам именно в него.
– А почему не в другие?
– Не знаю, – пожимает плечами Зоя. – Просто чувствую, и все.
Они входят в храм. Зоя привычно остается в притворе, а Ольга проходит дальше, у свечного ящика покупает свечи – длинные, тонкие, пахнущие настоящим воском. Продавщица – рясофорная монахиня с неулыбчивым, но ясным лицом – I спрашивает:
– Поминать будете?
– Да, – спохватывается Ольга. – Пожалуйста, напишите о здравии: протоиерея Емельяна, иерея Власия, диакона Арсения, рабы Ольги, рабы Любови…
– А подругу вашу? – вдруг спрашивает монахиня и карандашом показывает в сторону замершей в притворе Зои.
Ольга вздыхает:
– Она некрещеная.
Говорит это и сама спохватывается: какова-то будет реакция монахини на такие слова? Зачем некрещеный человек появился в монастыре? Но в глазах инокини светится понимание. Она говорит:
– Все равно, скажите ее имя, о ней будут молиться не церковно, а келейно, как о страждущей и заблудшей.
– Ее зовут Зоя.
– А вы, – продолжает монахиня, – тоже за нее молитесь.
Ольга кивает и отходит от свечного ящика. Она тихо и не спеша движется по полупустому храму. Останавливается у знакомых икон, ставит свечи. Храм красив и почему-то напоминает осенний лес – наверное, оттого, что в настенных росписях изобилует охряной, багряный и приглушенно-желтый цвета. И в этом осеннем царстве иконы представляются дверями, которые открыли те святые праведники, что на них изображены. Открыли и смотрят на молящихся – не строго смотрят, а кротко и мудро. Ольге так хорошо, что хочется поплакать, но тут кто-то сзади касается ее плеча. Ольга оборачивается и видит перед собой молоденькую послушницу – не в апостольнике, а просто в темном платочке, повязанном по самые бровки (кстати, густые и симпатичные). Послушница кланяется Ольге и говорит:
– Матушка Валерия просит передать, что ждет вас и вашу спутницу в библиотеке.
– Нас ждут? – изумляется Ольга. Послушница кивает.
– А где находится библиотека?
– Матушка благословила меня проводить вас, – отвечает девочка.
И вот уже снится Ольге, что они с Зоей входят в небольшой одноэтажный домик. Здесь кругом стоят шкафы и стеллажи с книгами, старинная, наверно еще позапрошлого века, конторка, письменный стол и несколько стареньких, с вытершейся обивкой стульев. Девочка-послушница предлагает гостьям присесть и уходит. Паломницы оглядываются; Зоя, щурясь, пытается рассмотреть названия книг, но в библиотеке еще не зажигали света, а за окнами уже набежали сумерки.
– Добрый вечер, – слышат наши героини тихий голос.
Ольга вздрагивает от неожиданности, но потом успокаивается. Просто из-за книжного стеллажа вышла монахиня. Поклонилась гостьям и села за стол – напротив. Зажгла свечи в стоявшем на столе подсвечнике. Дрожащее сияние озарило лицо монахини, и Ольга увидела, что их собеседница когда-то была очень красива, теперь же ее лицо изуродовано шрамами, впрочем давними, затянувшимися. А Зоя так и впилась глазами в это лицо и в эти шрамы и отчего-то задрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Прости. Я надеялась, что никогда не стану делать этой мерзости, да еще перед тобой. Но в животном состоянии у меня прибавляется сил и совершенно заживают раны.
Она показала Ольге свою рану. Действительно, кровь из бедра девушки уже не сочилась.
– Господи, как ужасно, – прошептала Ольга. – Зоя, что нам теперь делать? Он лежит, но он жив, и если он встанет…
– Нужна подмога, – серьезно сказала Зоя. – И обязательно кто-нибудь из Стаи. Чтобы они зафиксировали, что он первым напал на нас и мы не превышали уровня необходимой самообороны.
– Что?! – не поняла Ольга.
– Пусть его арестуют представители Стаи. И сами с ним разбираются. Одно только скажу: он нездешний. Совсем нездешний. И это очень опасно.
– Да что же это такое?! – воскликнула Ольга. – Почему нет житья спокойного? То колдуны приезжают, то оборотни появляются, и все нездешние! И всем от нас чего-то надо!
– Ладно, это эмоции, – отрезала Зоя. После перекидывания она как-то посуровела характером, видно, звериная часть натуры накладывала на нее отпечаток. – Идем за подмогой. Сначала к моим родителям, отец должен знать о случившемся, ведь он исполняет обязанности Вожака Стаи…
– А как мы этого здесь оставим? Зоя задумалась:
– Да, это вопрос.
Но, оказалось, что Небо смилостивилось над ними. Потому что со стороны улицы Лизы Чайкиной затормозила машина такси, из нее выскочил отец Арсений. Он прогрохотал по мосту коваными армейскими ботинками, которые надевал только в экстремальных случаях вроде многодневного похода за грибами, подскочил к нашим героиням и закричал шепотом, расширив глаза:
– Что здесь было?!
– Да так, – с коротким смешком сказала Ольга. – На нас с Зоей напал оборотень, только и всего. Зря ты беспокоился.
И тут у Ольги началась истерика. Она хохотала каким-то металлическим лающим смехом, по щекам текли слезы, и она никак не могла уняться.
– Боже милостивый, – пробормотал дьякон. Обнял жену.
Тут подошел таксист.
– Мне вас ждать долго, публика? – начал он развязно и осекся. Глянул на звериную тушу. Сказал сипло:
– Оборотень?
– Да, – ответила Зоя.
– Напал?
– Да. Мобильник есть?
– На, на, – засуетился таксист. – Такое дело, разве я не понимаю…
Зоя взяла телефон, набрала номер…
– Папа, – заговорила она измученным голосом. – Мы тут недалеко. На нас напали. Оборотень типа урсолюда. Запах нездешний. Нет, он не убит. Сообщи в Стаю, пусть немедленно присылают группу к мосту через Тухлый Дунай, в овраг. Мы не можем его без конца караулить. Да, ранена, но уже заживает. На мне же как на волке… А Ольга в истерике, но за ней приехал муж. Да, хорошо, поняла. Пока, пап.
Девушка вернула телефон таксисту:
– Спасибо. – Посмотрела на растерянных и измученных Горюшкиных: – Отец Арсений, увозите ее, прямо сейчас, пожалуйста. Через минуту здесь будут оперативники Стаи, им не нужно присутствие людей. К тому же Ольга очень измучена. Я виновата. Простите.
– Что вы, Зоя, это моя вина. Отпустил жену одну в ночь, вас впутал… Как вы?
Губы девушки тронула тень улыбки.
– Я справлюсь, уезжайте. Вон, видите? Это… Это наши. Идите в машину.
Дьякон кивнул, повел жену, Ольга еле переставляла ноги. Пока шел к машине, поминутно оглядывался. Около Зои и неподвижно лежащего на снегу зверя собирались тени. Они были бесформенны и даже казались бесплотными, но отец Арсений знал, что никакая встреча с ними не может положительно повлиять на человеческую судьбу.
Горюшкины вернулись домой в состоянии сильной подавленности. Ольга еще не отошла от пережитого ужаса, а отец Арсений, естественно, сопереживал жене и ругал себя за то, что позволил ей сосвоевольничать и отправиться в одиночку к подруге, да еще и влипнуть в неприятнейшее приключение.
– Чайку выпьешь, Оля? – спросил дьякон. Жена кивнула, села на диван, безучастно сбросив на пол шубу. Отец Арсений пошел на кухню ставить чайник. Однако когда он вернулся, то увидел, что его благоверная супруга крепко спит на диване, даже не раздевшись и не сняв валенок.
Дьякон вздохнул и улыбнулся – во сне Ольга переставала быть ироничной и многознающей дьяконицей, словно возвращалась в свое истинное состояние, состояние беззащитной девочки. Такой Ольгу увидел семинарист Горюшкин давным-давно в посадском сквере, на скамейке, с бестолковой книжкой в руках. Хотя Ольга в тот момент и не подозревала о беззащитности своей внешности и чрезвычайно бы удивилась, если б Арсений признался ей, что выбрал ее в жены вовсе не за ум, не за острый язычок и строптивый характер, а за это выражение лица, в редкие, особые минуты появляющееся, будто превращалась Ольга в доверчивую трогательную Дюймовочку, которую надобно оберегать от сквозняков и укачивать в колыбельке из лепестка розы. О, конечно, скажи отец Арсений супруге про Дюймовочку, возмущению не было бы предела, ибо Ольга иногда напускала на себя такую феминистическую блажь, что хоть из дому беги прямиком до ближайшего мужского скита!
Отец Арсений осторожно, чтоб не потревожить, стянул с жены валенки и одежду, взял на руки и перенес в спальню. Ольга даже не шелохнулась, видимо, сон у нее от пережитого потрясения был куда глубже, чем обычный. Дьякон уложил жену на кровать, укрыл одеялом, посмотрел на часы и понял, что самому спать ложиться уже нет смысла. Поэтому взял с книжной полки жены первую попавшуюся книжку (попался «Град обреченный») и на цыпочках удалился на кухню – пить чай и читать классику советской фантастики.
А Ольга видела сон – пространный и яркий, словно кинофильм. Будто бы они с Зоей идут по дороге, проложенной в лесу. Стоит ранняя осень, деревья с обеих сторон дороги чуть тронуты золотом и пурпуром увядания. Воздух терпко пахнет сосновыми иглами и грибами, кругом разлита дивная тишина, нарушаемая только шорохом подошв. Ольга видит, что они с Зоей одеты совсем по-простому, как паломницы – в длинные темные юбки из дешевого трикотажа, в затрапезные кофты, башмаки без каблуков, а на головах повязаны одинаковые ситцевые платочки – синие в мелкую белую крапинку. Ольга хочет возмутиться, что в таком виде даже и на паломничество нельзя выходить, слишком уж убого, но потом передумывает: сон есть сон, во что он тебя одел, то и носишь.
Они шагают, а дорога все разматывается впереди серой холстинной скатертью, все выстраиваются в ряды высокие сосны с красно-бронзовыми стволами, небо расцветает закатным багрянцем и окрашивает всю землю в тревожно-яркие тона.
– Куда мы идем? – спрашивает Ольга у подруги.
– Разве ты не помнишь? – удивляется Зоя. – Мы идем в монастырь. Поклониться тамошним святыням.
– А в какой монастырь? – не отстает Ольга с вопросами.
– Свято-Казанский, что в за Оболонской пустошью.
Ольга опять удивляется. Оболонская пустошь – место, от города Щедрого недальнее;, но сроду не было поблизости от него никакого монастыря!
– Есть, он и всегда был. – Зоя словно услышала немой Ольгин вопрос– Просто не всякому сей монастырь явлен. Потому что в нем спасают душу покаянием такие великие грешницы, что простой ум человеческий от них отшатнулся бы в ужасе…
– Грешницы? Значит, монастырь женский?
– Да. Вот, смотри – он уж перед нами.
И впрямь лес расступается, а дорога струится лентою вниз – к низине, в которой лежит, словно россыпь ослепительно белого колотого сахара, монастырь с высокими колокольнями и сияющими золотом куполами.
– Как красиво, – шепчет Ольга, любуясь.
– Да, – соглашается Зоя.
Нежно и печально в монастыре ударяют к вечерне. Колокольный звон, невесомый, смиренный, плывет над верхушками деревьев и гаснет, как давнее и дорогое сердцу воспоминание.
– Поспешим, – говорит Зоя. – Нам нужно после службы еще встретиться с одним человеком.
– Хорошо. Послушай, Зоя, а разве тебе можно входить в монастырь? В смысле, это тебе не повредит?
– Нет, – улыбается Зоя, и в улыбке ее нет печали. – В этот только монастырь и можно войти таким, как я. Ты поймешь. Позже.
Они подходят к монастырским воротам. Безлюдно и тихо; горит лампада синего стекла перед надвратным образом Казанской Божией Матери. Ольга крестится, спрашивает Зою:
– Нам будет где остановиться на ночлег? Зоя кивает. Лицо ее восторженно и светло. Паломницы идут по территории монастыря, хотя лучше сказать – «движутся в его пространстве», потому что издали казавшийся маленьким монастырь на самом деле огромен. В центре стоят почти вплотную друг к другу три храма. Первый– солидный, крепкий, пятиглавый, с куполами, напоминающими богатырские шлемы. Второй похож на шкатулку – продолговатый и с выгнутой крышей, увенчанной одним куполом, да еще с высокой колокольней. Третий храм – маленький, хрупкий, с крошечным куполом-луковкой и крышей, напоминающей взъерошенное птичье крыло. Возле храмов на огромных клумбах доцветают пышные разноцветные георгины, хризантемы, бархатцы и настурции. Бродят по выложенным плиткой дорожкам голуби, воркуют, потукивают носами о камень, словно тщатся выковырнуть из него лакомый кусочек.
Ольга оглядывается. Везде царит белизна и чистота, кажущаяся еще более яркой от контраста с цветами на многочисленных клумбах.
Зоя поясняет, указывая рукой:
– Там кельи рясофорных инокинь. Там – живут и подвизаются схимонахини, но к ним не положено, они очень строго блюдут одиночество и молчание. А вон – кельи для послушниц и рядом монастырская гостиница, там мы и остановимся на ночлег.
– А это?
– Это часовня в честь иконы Божией Матери «Живоносный источник». Часовню построили над родником, который давно пробился здесь сквозь землю по молитвам первой насельницы этого монастыря. Вода источника целительна, она врачует душу от печали и укрепляет тело. Мы потом пойдем туда. А сейчас давай зайдем в храм, поблагодарим за то, что мы сподобились попасть в это святое место.
– В какой из храмов? – уточняет Ольга.
– В этот. – Зоя указывает на храм-шкатулку. – Церковь в честь священномученика Киприана и мученицы Иустинии. Нам именно в него.
– А почему не в другие?
– Не знаю, – пожимает плечами Зоя. – Просто чувствую, и все.
Они входят в храм. Зоя привычно остается в притворе, а Ольга проходит дальше, у свечного ящика покупает свечи – длинные, тонкие, пахнущие настоящим воском. Продавщица – рясофорная монахиня с неулыбчивым, но ясным лицом – I спрашивает:
– Поминать будете?
– Да, – спохватывается Ольга. – Пожалуйста, напишите о здравии: протоиерея Емельяна, иерея Власия, диакона Арсения, рабы Ольги, рабы Любови…
– А подругу вашу? – вдруг спрашивает монахиня и карандашом показывает в сторону замершей в притворе Зои.
Ольга вздыхает:
– Она некрещеная.
Говорит это и сама спохватывается: какова-то будет реакция монахини на такие слова? Зачем некрещеный человек появился в монастыре? Но в глазах инокини светится понимание. Она говорит:
– Все равно, скажите ее имя, о ней будут молиться не церковно, а келейно, как о страждущей и заблудшей.
– Ее зовут Зоя.
– А вы, – продолжает монахиня, – тоже за нее молитесь.
Ольга кивает и отходит от свечного ящика. Она тихо и не спеша движется по полупустому храму. Останавливается у знакомых икон, ставит свечи. Храм красив и почему-то напоминает осенний лес – наверное, оттого, что в настенных росписях изобилует охряной, багряный и приглушенно-желтый цвета. И в этом осеннем царстве иконы представляются дверями, которые открыли те святые праведники, что на них изображены. Открыли и смотрят на молящихся – не строго смотрят, а кротко и мудро. Ольге так хорошо, что хочется поплакать, но тут кто-то сзади касается ее плеча. Ольга оборачивается и видит перед собой молоденькую послушницу – не в апостольнике, а просто в темном платочке, повязанном по самые бровки (кстати, густые и симпатичные). Послушница кланяется Ольге и говорит:
– Матушка Валерия просит передать, что ждет вас и вашу спутницу в библиотеке.
– Нас ждут? – изумляется Ольга. Послушница кивает.
– А где находится библиотека?
– Матушка благословила меня проводить вас, – отвечает девочка.
И вот уже снится Ольге, что они с Зоей входят в небольшой одноэтажный домик. Здесь кругом стоят шкафы и стеллажи с книгами, старинная, наверно еще позапрошлого века, конторка, письменный стол и несколько стареньких, с вытершейся обивкой стульев. Девочка-послушница предлагает гостьям присесть и уходит. Паломницы оглядываются; Зоя, щурясь, пытается рассмотреть названия книг, но в библиотеке еще не зажигали света, а за окнами уже набежали сумерки.
– Добрый вечер, – слышат наши героини тихий голос.
Ольга вздрагивает от неожиданности, но потом успокаивается. Просто из-за книжного стеллажа вышла монахиня. Поклонилась гостьям и села за стол – напротив. Зажгла свечи в стоявшем на столе подсвечнике. Дрожащее сияние озарило лицо монахини, и Ольга увидела, что их собеседница когда-то была очень красива, теперь же ее лицо изуродовано шрамами, впрочем давними, затянувшимися. А Зоя так и впилась глазами в это лицо и в эти шрамы и отчего-то задрожала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39