— Началась… вообще-то она больше на последнем курсе.
— Так вот, проблемы антибиотиков - не только в том, что бактерии в ответ эволюционируют, и мы, по сути, продолжаем безнадежную битву, пытаясь в ответ на каждое эволюционное ухищрение придумать новый антибиотик. Проблема еще и в том, что это - вещества, бьющие по всему организму. Удар попадает туда, где у пациента слабое место. Вот у Тимо Клейрана - в печень. Часто это аллергии. И всегда - практически всегда, Дейлори, - антибиотики глушат собственный иммунитет больного. Медикаменты нового поколения… - она встала за чайником. Я поспешно поставила на стол стаканы.
— Это всякие… биомодуляторы? - робко спросила я.
— Да. Всякие. Именно, как вы выразились, всякие биомодуляторы. Сейчас много говорят о нанотехнике. Да, это будет прорыв. Но фармацевтика никуда не денется. Вы представляете механизм действия биомодулятора? В общем случае?
— Ну… мы этого не проходили, но конечно, я читала, это же интересно. Биомодулятор - это вещество, которое стимулирует работу собственных систем организма.
— Да, это очень общий ответ, но тем не менее. Вот в случае острой инфекции мы могли бы применить иммуномодулятор, и он усилил бы - в зависимости от случая - либо Т-клеточный, либо гуморальный иммунный ответ, и через несколько часов отит был бы излечен. А есть, например, модуляторы роста… те самые эмбриональные вытяжки, которые способствуют быстрому и заметим - дифференцированному росту тканей. В травматической медицине и в военной это незаменимо. Кроме того, мы можем получить возможность выращивать органы ин витро, либо регенерировать ампутированные конечности.
— Это то, что в Сканти уже получают… из тканей эмбрионов?
— Да, - лицо Банрай снова сделалось презрительно-гневным, и я порадовалась, что в этом случае гнев направлен не на меня, - это, конечно, этически недопустимо. Кроме того, это не совсем то. Видите ли, в Сканти они нашли слишком простое, зато - заметим - коммерчески выгодное решение. Они выращивают клонированного эмбриона до стадии 4-6 недель, а затем убивают его и извлекают нужные органы. Отвратительно! И эти органы, как генетически идентичные, трансплантируют реципиенту. Да, это решение многих проблем, но оно, прежде всего, крайне неэтично, мы не можем убить одного человека, чтобы спасти другого. И кроме того, это всего лишь промежуточное решение. Его используют лишь потому, что в Сканти все решают деньги, и это выгодно продать за деньги. Вообще товарно-денежные отношения на определенном этапе начинают тормозить прогресс. У нас все иначе. Наши ученые уже нащупали принципиальную возможность синтезировать эмбриональные факторы роста. Вопрос лишь в массовом производстве. То есть этот вопрос скоро будет решен. Вы, Дейлори, будете лечить иначе, чем мы привыкли.
— Вы тоже, - сказала я, обнаглев.
Банрай слегка улыбнулась.
— Ну да. Я тоже еще не собираюсь на отдых. Вы уберете тут, Дейлори? И потом подойдите в процедурную, я хочу сегодня поменять катетер у Лиранти, вы мне поможете.
Элис, выпрямившись, зашагала к двери. Взялась за ручку, обернулась.
— Да, и посмотрите обязательно анализы мальчика.
Я вообще-то люблю звонить предкам. Но в последнее время это превратилось в нудную обязанность. Мама, со свойственной ей проницательностью, все время что-то подозревает, и я чувствую себя как на допросе в инквизиции.
Рано или поздно, конечно, надо сказать правду… Не всю. Насчет Йэна.
— Ты хорошо выглядишь, - сказала я. Мама на экране выглядела действительно моложе своих лет. Ей уже почти 60, я поздний ребенок, младшая. Пестрый вязаный спарвейк ей очень шел.
— Да брось ты, - сказала она, - просто волосы покрасила.
— Да, действительно, я и не заметила.
У мамы волосы темно-русые, я-то пошла в папу, он блондин. И сейчас мамины волосы были чуть рыжеватыми, но без малейшего следа седины.
— А папа где?
— Папа в командировке в Юдее, - ответила мама, - там на плотине ерунда какая-то. Вызвали разбираться. Слушай, Кристи, что-то ты совсем звонить перестала. Не ладится что-нибудь?
— Да все хорошо… - я задумалась. Особых достижений в последнее время не было, до зачетов еще далеко, но в самом деле в учебе все шло, как обычно неплохо, - просто нам сейчас задают много очень. Работы много.
— А как Йэн? - спросила мама. Я закусила губу.
Нет, надо решиться… когда-то надо…
— Мам, мы расстались с ним. Я не говорила тебе. Еще осенью.
Я поспешно опустила взгляд. Не хотелось видеть, как мамино лицо меняется, от удивления к расстройству и даже ужасу.
— Почему?!
Интонация сказала мне все. Мама любила Йэна и мечтала о нашей свадьбе.
Я вздохнула и выдала заготовленную версию.
— Я поняла, что он не любит меня. И потом, он очень много работает. Я не хочу такой жизни.
Повисло молчание. Потом мама сказала.
— Дочь, ты ошибаешься. Он тебя очень любит.
Стилос, который я вертела в пальцах, сломался с хрустом.
— Все равно…
— Ты не любишь его, - сказала мама полувопросительно.
— Да, я его не люблю.
Мама, кажется, уже брала себя в руки. Она замечательно умеет брать себя в руки.
— Ну ладно, Крис. Дело твое. Но зря. Очень зря. Теперь ты одна?
— Нет, - сказала я, - мы дружим с одним мальчиком из нашей школы. Он тоже на третьем курсе учится…
Дискон у нас установлен в коридоре. В комнату я заходить не стала, и так уже опоздала - надеюсь, Юлиан ждет. Не может не ждать. Сбегая по ступенькая, я поймала себя на том, что радуюсь - мы не останемся с ним наедине сегодня. Наверное, это глупо, но я боюсь того, что происходит, когда мы остаемся наедине. Лучше бы этого совсем не было. Интересно, а как я замуж собираюсь? Какой замуж, сказал мой внутренний голос. Да… - я застыла на месте. Не будет никакого замужества. И семьи не будет. И детей. И никакой жизни и счастья тоже не будет.
Я вцепилась в перила. Да что же это за кошмар такой… Все последние месяцы. С того момента, как мы с Юлианом… как мы стали близки. Я только и ощущаю этот кошмар. Интуиция. Женская интуиция. Я точно знаю, что все это не кончится добром. С Юлианом… наверное, я так страшно, так сильно его люблю, что такая любовь просто не может кончиться чем-то обыденным - семейным счастьем, хэппи эндом, нет… Эта любовь танцует со смертью, и она кончится только одним - смертью. И не что иное, как смерть, я ощущаю тогда, когда мы стоим с Юлианом, и поток тепла пронизывает нас насквозь.
И он тоже это чувствует - все это слишком остро, слишком смертельно, наши чувства слишком высоки и напряжены, чтобы это могло кончиться банальной семьей. Поэтому он и не предлагает мне помолвку. Я зря обижаюсь - он прав.
Нет никаких логических предпосылок к смерти. Нет. Даже если наш грех вскроется, это не смертельный риск. Просто неприятности. Умирать нам незачем. Нет никаких смертельных врагов, никто за нами не охотится. Просто сама эта любовь смертельна.
Пусть! Я вздернула голову и стала спускаться по лестнице.
Если я предстану сейчас перед Богом, и Он скажет мне, что Юлиан в аду, я попрошу, чтобы и мне попасть в ад.
Лучше без Бога - но с Юлианом.
Потому что я люблю. Я люблю его!
Вот он стоит, прислонившись к колонне, стоит и ласково смотрит на меня, мой кудрявый, кареглазый, мой такой красивый…
— Привет.
— Привет.
Так хочется его поцеловать, но нельзя же на людях. Мы чинно беремся за руки.
— Ты что-то задержалась.
— Да вспомнила, что маме надо позвонить. У нее именины сегодня, святая Софи. Ну и конечно, заболталась… думала, быстро.
Мы идем в кантину - так договорились заранее. Поужинаем вместе сегодня. Другого времени не будет - мне на ночное.
— Ну и как мама?
Мы вышли за угол конвиктуса, и Юлиан обнял меня, просунув руки под спарвейк.
— Да ничего, все нормально. Знаешь… я наконец ей сказала, что порвала с Йэном. Что дружу с тобой.
Юлиан хмыкнул.
— Ну и как?
— Расстроилась, конечно. Ну в смысле, не из-за тебя… тебя-то она не знает. Ей сильно нравился Йэн.
— Понятно, - сказал Юлиан, - все-таки инквизитор. Шишка какая-никакая.
— Да брось ты… мирянину в инквизиции сильно не выслужиться. И он же еще только младший инквизитор, рядовой.
— Не скажи, - возразил Юлиан, - у них все равно полномочия есть. Связи. Это не то, что обычный смертный.
Я сама удивилась, но эти слова неприятно царапнули по сердцу.
Как будто я дружила с Йэном из-за этого.
— Нет, - я остановилась, - ты ошибаешься, Юли… поверь мне, ты ошибаешься. Работа у них не дай Боже… сутками. Там не работать, там жить надо. И… опасно тоже бывает на самом деле, не только в фильмах.
Юлиан улыбнулся мне снисходительно, как маленькому ребенку, но ничего возражать не стал. Мы вошли в кантину. Что ж, может быть, я и в самом деле слишком наивна… верю, что инквизиторы служат за совесть, а не за жизненные блага и связи.
Но ведь Йэн - он и в самом деле такой.
Другой вопрос, что это за служба, и нужна ли она - такая… Но уж в корыстолюбии его нельзя заподозрить.
Может быть, Юли по себе судит? Тьфу ты, ну что за мысли у меня?
Мы сели за столик.
— Опять жрать нечего, - сказал Юлиан, - одна капуста. Когда этот пост наконец кончится?
— Гороховая запеканка очень вкусная, - примирительно заметила я. Юлиан раздраженно дернул плечом.
Запеканку он брать не стал, взял себе салата, рагу и жутко дорогие бутербродики с икрой. Странно, что рыбу нельзя, а вот икру можно. Я, кстати, ее не люблю. Меня горох вполне устраивает. И сухое печенье к чаю.
Да и вообще есть не так уж хочется. Хочется смотреть на Юлиана. Кстати, перед едой он не молится. Он вообще такой - отвергает условности. И может быть, он и прав. Я все же перекрестилась на всякий случай. Это наше, женское - лучше перекреститься, мало ли что. Юлиан так красиво ест. Аккуратно, ловко подцепляет овощи на вилочку, и даже жует элегантно. Мне до него далеко, я так не умею. А еще девушка. Я чувствую себя неотесанной рядом с ним. И откуда это у Юли? Учился в обычной школе, мама - технолог на фабрике, папа - хирург. И эти белые манжеты с вышитой строчкой. Как у дипломата. Юли вообще любит одеваться. И мечтает, как бы меня принарядить получше. Правда, пока ничего особенного мне не дарил, да и на что ему - карта студенческая.
Что я хотела ему рассказать? Про Банрай и мальчика с желтухой. Почему-то не хочется. Я потом прочитала рекомендованную Банрай книгу по биомодуляторам. В самом деле, жутко интересно! Может, мне все-таки лучше специализироваться в науке? Заняться разработкой этих модуляторов? Но какой пошлостью это прозвучало бы сейчас!
Рядом с Юлианом.
— У вас детские уже были? - спрашиваю я.
— Не-а… у вас Банрай ведет? Говорят, стерва.
— Да-а… ей палец в рот не клади. У нее зубрить надо, - соглашаюсь я. А о чем поговорить еще? Надо говорить о том, что интересно ему. Странно, я так дико, безумно его люблю, но я не знаю, что на самом деле его интересует.
Я о нем знаю массу вещей - как он одевается, как дышит, как накручивает на палец прядь у виска. Но чем он интересуется? Ну он ударник в оркестре. Занимается кьянгом, новичок, как я - не очень-то это его увлекает, просто мы обязаны заниматься спортом. Специализироваться хочет по профилактической медицине и работать в санатории… Музыку он любит. Современную. Но я в ней ничего не понимаю, и не знаю, как о ней разговаривать - а сам он тоже со мной не говорит об этом.
— Попробуй, - Юлиан засунул мне в рот кусочек бутерброда. Я сморщилась.
— Гадость.
— Ты ничего не понимаешь. Ну… - он засмеялся. Я тоже - чувствуя, как тает мое сердце. Не надо ничего говорить. Никаких интересов не надо, умных разговоров - ничего. Только сидеть рядом, ощущать друг друга. Это - жизнь и счастье.
Жаль только, что все это так скоро кончится…
Пост в этот раз не был для меня настоящим постом - и Пасха не принесла обычной пронзительной радости.
Что поделаешь, теперь я живу иначе… когда-то пора прощаться с детством и детскими праздниками. Я ношу в себе иную тайну, волнующую, прекрасную.
Перед Пасхой все же пришлось исповедаться. Иначе это выглядело бы уж слишком диким. Отец Тимо явно обрадовался, увидев меня.
Встав на колени, я перечислила свои обычные грехи - лень, чревоугодие, сплетни о преподавателях, ложь по мелочам. Отец Тимо кивал. Когда я закончила, он сказал.
— С вами что-то происходит, Кристиана. Вы теряете веру?
Я пожала плечами. Захотелось разреветься, и я стиснула зубы. Только этого не хватало!
— Сядьте, - велел он. Я поднялась с колен и села на стул.
Не хватало, чтобы он меня расколол. Нет, я не боюсь. Есть тайна исповеди, дальше эта информация никуда не пойдет. Конечно, епитимью он наложит будь здоров, но ее выполнение тоже никто не будет контролировать, да и чего этого-то бояться. Но я просто не хочу, не хочу говорить об этом с отцом Тимо! Да и вообще церкви это не касается! Это наше личное дело.
— Вы стали реже исповедоваться. Почему так, Кристиана?
Я пожала плечами.
— Первый раз за три месяца… Нет, по церковным канонам этого достаточно… Но мне кажется, у вас что-то случилось. Может быть, вам нужна помощь?
И снова мне дико захотелось зареветь - так участливо он спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70