– Тебя нельзя в этом обвинить – по правде говоря, многие женщины в Ардене думали, что она получила то, что заслужила. Уолтер Говр определил это, как смерть от несчастного случая. Он был Добрый человек и знал, что такое неприятности с сыновьями. Он не хотел губить твою жизнь. К тому же ты был из Апдалей. Люди в долине уважали нашу семью.
– Скажите мне вот что. Когда все лицемерно жалели меня, а на самом деле обвиняли, неужели никто не поинтересовался: кто позвонил тогда в полицию?
– Он не назвал фамилии. Наверно испугался.
– И вы действительно верите, что крики от пруда слышны на дороге?
– Может быть. Во всяком случае, Майлс, люди помнят эту старую историю.
– Ну и черт с ними. Думаете, я не знаю? Даже дочь Дуэйна знает об этом, и ее чокнутый дружок тоже. Но я привязан к своему прошлому, и потому я здесь. Ни в чем, кроме этого, я не виновен.
– Всем сердцем надеюсь, что это так, – сказала она. Я слышал, как ветер снаружи трещит в ветвях, и чувствовал себя персонажем из сказки, прячущимся в пряничном домике. – Но этого мало, чтобы спасти тебя.
– Я знаю, в чем мое спасение.
– Спасение в труде.
– Старая добрая норвежская теория.
– Так работай! Пиши! Или помогай в поле! Я усмехнулся, представив себя и Дуэйна в поле с косами.
– Я думал, вы опять предложите мне уехать. Только Белый Медведь меня не выпустит. Да я и сам не поеду.
Она поглядела на меня, как мне показалось, в отчаянии.
– Вы не понимаете, тетя Ринн, – сказал я. – Я не могу уйти из своего прошлого, – на середине фразы я зевнул.
– Бедный уставший мальчик.
– Да, я устал, – признался я.
– Спи сегодня здесь, Майлс. А я помолюсь за тебя.
– Нет, – сказал я автоматически, – спасибо, – и потом подумал о долгом пути назад, к машине. Батареи, должно быть, сели, и придется идти домой пешком. В темноте.
– Ты можешь уйти рано утром. Я тебя разбужу.
– Ну, может быть, пару часов, – начал я и опять зевнул. На этот раз я успел закрыть рот рукой. – Вы очень добры.
Она скрылась в соседней комнате и появилась со стопкой белья и вязаным пледом.
– Пошли, сорванец, – приказала она, и я покорно прошел за ней в комнату. Там было почти так же жарко, как в кухне, но я позволил тете Ринн накрыть кровать пледом.
– Ни один мужчина не спал в моей постели, и я слишком стара, чтобы менять свои привычки. Надеюсь, ты не сочтешь меня негостеприимной?
– Нет, тетя Ринн.
– Я не шутила насчет молитвы. Говоришь, ты видел ее.
– Три раза. Я уверен, что это она. Она вернулась, тетя Ринн.
– Я скажу тебе одну вещь. Если я ее увижу, я этого не переживу.
– Почему?
– Она не позволит.
Для одинокой старухи почти девяноста лет Ринн удивительно эффектно удавалось заканчивать разговор. Она вышла, погасила свет в кухне и удалилась в свою спальню, закрыв за собой дверь. Я слышал шуршание ткани, когда она раздевалась. В комнате пахло дымом, но этот запах мог идти от печки. Ринн начала что-то бормотать под нос.
Я снял рубашку и джинсы, все еще слыша ее сухой старческий голосок, похожий на тиканье часов. Под этот голос я провалился в сон, самый глубокий и мирный с тех пор, как я покинул Нью-Йорк.
* * *
Через несколько часов меня разбудили два разные звука. Одним был необычайно громкий шорох листьев наверху, как будто лес навис над домом и готовился и нападению. Второй еще более обеспокоил меня – тихий шепот тети Ринн. Сперва я подумал, что она все еще молится, потом догадался, что она говорит во сне. Повторяет одно слово, которое я не мог расслышать в шуме деревьев. Запах дыма по-прежнему висел в воздухе. Когда я, наконец, разобрал, что говорит тетя, я присел в постели и потянулся за носками. Она снова и снова бормотала сквозь сон имя моей бабушки.
– Джесси. Джесси.
Я не мог слушать это и сознавать, как сильно беспокою единственного человека в долине, который хочет мне помочь. Я быстро оделся и вышел в кухню. Бледные листья налипли на окно снаружи, похожие на руки. Точнее – на руку одного из моих преследователей в Ардене. Я включил лампу. Голос Ринн продолжал взывать к ее сестре. Огонь в печи превратился в царство красных угольков. Побрызгав на лицо водой, я почувствовал засохший слой микстуры Ринн. Она отдиралась кусками, усеивая коричневыми пленками дно раковины., Закончив процедуру, я заглянул в зеркальце, висящее на гвоздике на двери. На меня смотрело большое мягкое лицо, с розовыми пятнами на лбу и щеках, но в остальном невредимое.
На столе среди записей, касающихся ее яичного бизнеса, я отыскал листок бумаги и ручку и написал:
“Когда-нибудь вы поймете, что я прав. Скоро вернусь за яйцами. Спасибо за все. С любовью, Майлс”.
Я вышел в ночь, полную звуков. Мои промокшие туфли хлюпали по выступающим из земли корням деревьев. Я прошел высокое здание, полное спящих кур. Потом вышел на тропинку, откуда было уже рукой подать до полей, светлых на фоне индигового неба. Переходя ручей, я вновь услышал кваканье лягушек, охраняющих свою территорию. Я шел быстро, борясь с желанием оглянуться. Если кто-то и наблюдал за мной, то только яркая звезда в небе, Венера, посылающая мне свет уже многолетней давности.
Лишь когда меня овеял ветерок с полей, я заметил, что запах дыма следовал за мной еще долго после того, как я покинул дом Ринн.
Венера, освети мой путь давно ушедшим светом.
Бабушка и тетя Ринн, благословите меня.
Алисон, покажись мне.
* * *
Но спустившись по дороге, я увидел только “фольксваген”, похожий на свой собственный труп. Его силуэт в тусклом свете звезд был таким же жалким и зловещим, как Волшебный Замок Дуэйна. Я подошел к нему, с новой болью разглядывая разбитые стекла и вмятины. Света не было, конечно же сели батареи.
Я открыл дверцу и рухнул на сиденье. Потом провел рукой по розовым отметинам на лице, которые начинали чесаться.
– Черт, – громко сказал я, думая о том, как трудно будет поймать грузовик с тросом в десяти милях от Ардена. Тут я увидел, что ключа в зажигании нет. В полном недоумении я надавил гудок.
– Что такое? – спросил человек, подходящий ко мне со стороны фермы Сандерсонов. Я разглядел внушительный живот, плоское лицо без признаков радости и нос кнопкой – знак фамильного сходства с Тутой Сандерсон. Как у большинства людей по кличке “Ред”, волосы у него были тускло-оранжевого оттенка. Он перешел дорогу и положил свою большую руку на открытую дверцу моей машины. – Что вы тут гудите среди ночи?
– От злости. Батареи сели, и чертов ключ исчез, должно быть валяется где-нибудь здесь, в канаве. И вы, вероятно, заметили, что несколько джентльменов в Ардене потрудились этим вечером над моей машиной. Как же тут не гудеть? – поглядев в его одутловатое лицо, я заметил в глазах, как мне показалось, искорки веселья.
– Вы что, не слышали, как я вас звал? Когда вы выскочили из этой развалюхи и побежали в лес?
– Конечно. Я просто не хотел терять времени.
– Так вот, я ждал на крыльце, когда вы вернетесь. А потом, на всякий случай, забрал ключи. И выключил свет, чтобы сберечь ваши батареи.
– Спасибо. Тогда отдайте ключи, пожалуйста. Нам обоим давно пора спать.
– Подождите. Что вы там делали? Или вы просто убегали от меня? Вы бежали, как заяц от собаки. Все это чертовски странно, Майлс.
– Не могу сказать, Ред. Не думаю, что я бежал с определенной целью.
– Ага, – в его веселье появилась желчная нотка. – Мать говорит, что вы и у Дуэйна ведете себя странно. Что его дочка просто не вылезает из вашего дома. Вы ведь специалист по девочкам, правда, Майлс?
– Нет. Не думаю. Хватит терять время, давайте ключи.
– Что вы делали в лесу?
– Ладно, Ред, – сказал я. – По правде говоря, я навещал Ринн. Можете ее спросить.
– Думаю, вы с этой старой ведьмой нашли общий язык.
– Можете думать что угодно. А я поеду домой.
– Это не ваш дом, Майлс. Но поезжайте. Вот ключи от вашего дерьма, – он протянул мне кольцо с ключами, выглядевшее крошечным на его толстом корявом пальце.
Показания Лероя (Реда) Сандерсона 16 июля
Меня просто грызло, что мама работает у этого Майлса Тигардена – будь я на месте Дуэйна, я бы свою дочку и близко не подпустил к человеку с такой репутацией. Ну говорят, что он ученый и все такое. Вот я и решил поговорить с ним, когда увидел, что его машина остановилась возле нашего дома. Но он увидел меня и дунул в лес, будто за ним черти гнались.
Тут можно подумать две вещи. Или он что-то такое увидел в тех лесах, или просто убегал от меня. Думаю, и то и другое. Когда он потом вернулся, он чертовски испугался, увидев меня. Это может значить, что он что-то замышлял там, в лесу, так ведь?
Я сказал себе: Ред, подожди. Он вернется. Я пошел и выключил свет в этом куске дерьма, на котором он приехал. Мы с мамой еще немного подождали и легли спать. Я лег на крыльце. Ключи его я забрал, так что знал, что он никуда не денется.
И потом он вернулся, тихо-тихо, как мышка. Когда я подошел, он зачем-то стал гудеть. Потом я увидел его лицо – он весь был в каких-то красных пятнах, как Оскар Джонстад, когда пару лет назад отравился спиртом.
Я спросил: Майлс, какого черта вам тут нужно? Я ходил в гости, ответил он.
В лес? – спросил я.
Да, говорит он. Я ходил в гости к Ринн.
Кто знает, о чем они там сговаривались. Об этих старых норвежцах в долине говорят разное. Я сам норвежец и не хочу сказать ничего плохого, но все знают, что иногда они сходят с катушек. А эта Ринн всю жизнь была не в себе. Помните старого Оле, что жил у Четырех Развилок? Все его хорошо знали, а потом он спятил и подвешивал свою дочь к потолочной балке, а в остальное время жил с ней, как с женой. А по воскресеньям стоял в церкви, как самый примерный слуга Господа во всем Ардене. Это было уже двадцать три года назад, но странные вещи до сих пор случаются. Я никогда не верил этой Ринн. Она настоящая ведьма. Некоторые говорят, что Оскар Джонстад начал пить из-за того, что она навела порчу на его телку, и он боялся, что следом придет его очередь.
И еще этот Пол Кант. Он ведь сразу после этого виделся с ним, так? И сразу же Пол попытался себя убить.
Я думаю, он пытался смыться. Может быть, вместе с крошкой Полом. Тому тоже было, что скрывать, но даже он не поперся бы в гости в лес в три часа ночи.
Я чувствую свою ответственность. Я ведь нашел эту девочку, и меня чуть не стошнило. Ее ведь почти разорвали пополам... ну, вы там были и сами все видели.
Поэтому, когда это случилось снова, и мне позвонили ребята из Ардена, я сказал: конечно, давайте. Помогу, чем смогу.
* * *
К моменту, когда я подогнал машину к дому, лицо мое начало гореть. Глаза слезились, поэтому я бросил машину на лужайке и поспешил в дом. Ночной воздух тоже казался раскаленным и колол меня тысячами иголок. Я шел медленно, чтобы не оцарапать лицо этой жаркой игольчатой массой.
Когда я подошел к дому, там включился свет.
Теперь это не успокоило меня, а напротив, бросило в дрожь. Я открыл дверь, ощущая пальцами холод металлической ручки. Кобыла в темноте завозилась и звякнула колокольчиком. Мне вдруг захотелось назад к Ринн, в теплую постель под кронами гигантских деревьев.
Я заглянул в комнату – никого. Старая мебель стояла на своих местах. Свет включался во всем доме рубильником у входа. Я выключил его, потом опять включил. Он работал нормально.
Лампочка в кухне освещала следы работы Туты Сандерсон: тарелки вымыты и убраны, пол подметен. Единственным объяснением, пришедшим мне в голову, было повреждение проводки. Тут мне показалось, что в комнате что-то изменилось, что-то очень важное. Лицо продолжало гореть, и я вымыл его жидким хозяйственным мылом. Жжение исчезло.
Это улучшение состояния позволило мне собраться с мыслями, и, войдя в комнату, я увидел, наконец, что же не на месте. Фотография нас с Алисон не висела над дверью, где я ее повесил. Кто-то передвинул ее. Я поспешил в старую спальню.
Тута С. поработала и здесь. Беспорядок, который я оставил здесь, был ликвидирован: фотографии аккуратно сложены обратно в сундучок, щепки положены рядом, как огромные зубочистки. Я открыл сундучок, и на меня взглянуло осклабившееся лицо Дуэйна. Я захлопнул крышку. Ящик Пандоры.
Фотография могла быть только в одном месте, и там я ее и нашел. В моем кабинете, на столе, рядом с одиночным фото Алисон.
И я знал – как это было не невероятно, – кто ее туда поместил.
* * *
Как уже установилось в доме Апдалей, мой сон представлял собой цепочку бессвязных кошмаров, и все, что я помнил из них – проснулся я поздно и прозевал, расставание на дороге и богатырский прыжок Алисон в окошко, – это то, что я несколько раз просыпался. Кошмары, которые не помнишь, не имеют над тобой власти. Я чувствовал страшный голод – еще один признак восстановленного здоровья.
Я был уверен, что фотографию переместила Алисон Грининг, и мою уверенность не поколебало то, что она для этого воспользовалась чужой рукой.
– Ничего, что я перенесла эту фотографию? – спросила Тута Сандерсон, когда я спустился завтракать. – Я подумала, что раз у вас наверху есть похожая, то лучше пусть они будут рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Скажите мне вот что. Когда все лицемерно жалели меня, а на самом деле обвиняли, неужели никто не поинтересовался: кто позвонил тогда в полицию?
– Он не назвал фамилии. Наверно испугался.
– И вы действительно верите, что крики от пруда слышны на дороге?
– Может быть. Во всяком случае, Майлс, люди помнят эту старую историю.
– Ну и черт с ними. Думаете, я не знаю? Даже дочь Дуэйна знает об этом, и ее чокнутый дружок тоже. Но я привязан к своему прошлому, и потому я здесь. Ни в чем, кроме этого, я не виновен.
– Всем сердцем надеюсь, что это так, – сказала она. Я слышал, как ветер снаружи трещит в ветвях, и чувствовал себя персонажем из сказки, прячущимся в пряничном домике. – Но этого мало, чтобы спасти тебя.
– Я знаю, в чем мое спасение.
– Спасение в труде.
– Старая добрая норвежская теория.
– Так работай! Пиши! Или помогай в поле! Я усмехнулся, представив себя и Дуэйна в поле с косами.
– Я думал, вы опять предложите мне уехать. Только Белый Медведь меня не выпустит. Да я и сам не поеду.
Она поглядела на меня, как мне показалось, в отчаянии.
– Вы не понимаете, тетя Ринн, – сказал я. – Я не могу уйти из своего прошлого, – на середине фразы я зевнул.
– Бедный уставший мальчик.
– Да, я устал, – признался я.
– Спи сегодня здесь, Майлс. А я помолюсь за тебя.
– Нет, – сказал я автоматически, – спасибо, – и потом подумал о долгом пути назад, к машине. Батареи, должно быть, сели, и придется идти домой пешком. В темноте.
– Ты можешь уйти рано утром. Я тебя разбужу.
– Ну, может быть, пару часов, – начал я и опять зевнул. На этот раз я успел закрыть рот рукой. – Вы очень добры.
Она скрылась в соседней комнате и появилась со стопкой белья и вязаным пледом.
– Пошли, сорванец, – приказала она, и я покорно прошел за ней в комнату. Там было почти так же жарко, как в кухне, но я позволил тете Ринн накрыть кровать пледом.
– Ни один мужчина не спал в моей постели, и я слишком стара, чтобы менять свои привычки. Надеюсь, ты не сочтешь меня негостеприимной?
– Нет, тетя Ринн.
– Я не шутила насчет молитвы. Говоришь, ты видел ее.
– Три раза. Я уверен, что это она. Она вернулась, тетя Ринн.
– Я скажу тебе одну вещь. Если я ее увижу, я этого не переживу.
– Почему?
– Она не позволит.
Для одинокой старухи почти девяноста лет Ринн удивительно эффектно удавалось заканчивать разговор. Она вышла, погасила свет в кухне и удалилась в свою спальню, закрыв за собой дверь. Я слышал шуршание ткани, когда она раздевалась. В комнате пахло дымом, но этот запах мог идти от печки. Ринн начала что-то бормотать под нос.
Я снял рубашку и джинсы, все еще слыша ее сухой старческий голосок, похожий на тиканье часов. Под этот голос я провалился в сон, самый глубокий и мирный с тех пор, как я покинул Нью-Йорк.
* * *
Через несколько часов меня разбудили два разные звука. Одним был необычайно громкий шорох листьев наверху, как будто лес навис над домом и готовился и нападению. Второй еще более обеспокоил меня – тихий шепот тети Ринн. Сперва я подумал, что она все еще молится, потом догадался, что она говорит во сне. Повторяет одно слово, которое я не мог расслышать в шуме деревьев. Запах дыма по-прежнему висел в воздухе. Когда я, наконец, разобрал, что говорит тетя, я присел в постели и потянулся за носками. Она снова и снова бормотала сквозь сон имя моей бабушки.
– Джесси. Джесси.
Я не мог слушать это и сознавать, как сильно беспокою единственного человека в долине, который хочет мне помочь. Я быстро оделся и вышел в кухню. Бледные листья налипли на окно снаружи, похожие на руки. Точнее – на руку одного из моих преследователей в Ардене. Я включил лампу. Голос Ринн продолжал взывать к ее сестре. Огонь в печи превратился в царство красных угольков. Побрызгав на лицо водой, я почувствовал засохший слой микстуры Ринн. Она отдиралась кусками, усеивая коричневыми пленками дно раковины., Закончив процедуру, я заглянул в зеркальце, висящее на гвоздике на двери. На меня смотрело большое мягкое лицо, с розовыми пятнами на лбу и щеках, но в остальном невредимое.
На столе среди записей, касающихся ее яичного бизнеса, я отыскал листок бумаги и ручку и написал:
“Когда-нибудь вы поймете, что я прав. Скоро вернусь за яйцами. Спасибо за все. С любовью, Майлс”.
Я вышел в ночь, полную звуков. Мои промокшие туфли хлюпали по выступающим из земли корням деревьев. Я прошел высокое здание, полное спящих кур. Потом вышел на тропинку, откуда было уже рукой подать до полей, светлых на фоне индигового неба. Переходя ручей, я вновь услышал кваканье лягушек, охраняющих свою территорию. Я шел быстро, борясь с желанием оглянуться. Если кто-то и наблюдал за мной, то только яркая звезда в небе, Венера, посылающая мне свет уже многолетней давности.
Лишь когда меня овеял ветерок с полей, я заметил, что запах дыма следовал за мной еще долго после того, как я покинул дом Ринн.
Венера, освети мой путь давно ушедшим светом.
Бабушка и тетя Ринн, благословите меня.
Алисон, покажись мне.
* * *
Но спустившись по дороге, я увидел только “фольксваген”, похожий на свой собственный труп. Его силуэт в тусклом свете звезд был таким же жалким и зловещим, как Волшебный Замок Дуэйна. Я подошел к нему, с новой болью разглядывая разбитые стекла и вмятины. Света не было, конечно же сели батареи.
Я открыл дверцу и рухнул на сиденье. Потом провел рукой по розовым отметинам на лице, которые начинали чесаться.
– Черт, – громко сказал я, думая о том, как трудно будет поймать грузовик с тросом в десяти милях от Ардена. Тут я увидел, что ключа в зажигании нет. В полном недоумении я надавил гудок.
– Что такое? – спросил человек, подходящий ко мне со стороны фермы Сандерсонов. Я разглядел внушительный живот, плоское лицо без признаков радости и нос кнопкой – знак фамильного сходства с Тутой Сандерсон. Как у большинства людей по кличке “Ред”, волосы у него были тускло-оранжевого оттенка. Он перешел дорогу и положил свою большую руку на открытую дверцу моей машины. – Что вы тут гудите среди ночи?
– От злости. Батареи сели, и чертов ключ исчез, должно быть валяется где-нибудь здесь, в канаве. И вы, вероятно, заметили, что несколько джентльменов в Ардене потрудились этим вечером над моей машиной. Как же тут не гудеть? – поглядев в его одутловатое лицо, я заметил в глазах, как мне показалось, искорки веселья.
– Вы что, не слышали, как я вас звал? Когда вы выскочили из этой развалюхи и побежали в лес?
– Конечно. Я просто не хотел терять времени.
– Так вот, я ждал на крыльце, когда вы вернетесь. А потом, на всякий случай, забрал ключи. И выключил свет, чтобы сберечь ваши батареи.
– Спасибо. Тогда отдайте ключи, пожалуйста. Нам обоим давно пора спать.
– Подождите. Что вы там делали? Или вы просто убегали от меня? Вы бежали, как заяц от собаки. Все это чертовски странно, Майлс.
– Не могу сказать, Ред. Не думаю, что я бежал с определенной целью.
– Ага, – в его веселье появилась желчная нотка. – Мать говорит, что вы и у Дуэйна ведете себя странно. Что его дочка просто не вылезает из вашего дома. Вы ведь специалист по девочкам, правда, Майлс?
– Нет. Не думаю. Хватит терять время, давайте ключи.
– Что вы делали в лесу?
– Ладно, Ред, – сказал я. – По правде говоря, я навещал Ринн. Можете ее спросить.
– Думаю, вы с этой старой ведьмой нашли общий язык.
– Можете думать что угодно. А я поеду домой.
– Это не ваш дом, Майлс. Но поезжайте. Вот ключи от вашего дерьма, – он протянул мне кольцо с ключами, выглядевшее крошечным на его толстом корявом пальце.
Показания Лероя (Реда) Сандерсона 16 июля
Меня просто грызло, что мама работает у этого Майлса Тигардена – будь я на месте Дуэйна, я бы свою дочку и близко не подпустил к человеку с такой репутацией. Ну говорят, что он ученый и все такое. Вот я и решил поговорить с ним, когда увидел, что его машина остановилась возле нашего дома. Но он увидел меня и дунул в лес, будто за ним черти гнались.
Тут можно подумать две вещи. Или он что-то такое увидел в тех лесах, или просто убегал от меня. Думаю, и то и другое. Когда он потом вернулся, он чертовски испугался, увидев меня. Это может значить, что он что-то замышлял там, в лесу, так ведь?
Я сказал себе: Ред, подожди. Он вернется. Я пошел и выключил свет в этом куске дерьма, на котором он приехал. Мы с мамой еще немного подождали и легли спать. Я лег на крыльце. Ключи его я забрал, так что знал, что он никуда не денется.
И потом он вернулся, тихо-тихо, как мышка. Когда я подошел, он зачем-то стал гудеть. Потом я увидел его лицо – он весь был в каких-то красных пятнах, как Оскар Джонстад, когда пару лет назад отравился спиртом.
Я спросил: Майлс, какого черта вам тут нужно? Я ходил в гости, ответил он.
В лес? – спросил я.
Да, говорит он. Я ходил в гости к Ринн.
Кто знает, о чем они там сговаривались. Об этих старых норвежцах в долине говорят разное. Я сам норвежец и не хочу сказать ничего плохого, но все знают, что иногда они сходят с катушек. А эта Ринн всю жизнь была не в себе. Помните старого Оле, что жил у Четырех Развилок? Все его хорошо знали, а потом он спятил и подвешивал свою дочь к потолочной балке, а в остальное время жил с ней, как с женой. А по воскресеньям стоял в церкви, как самый примерный слуга Господа во всем Ардене. Это было уже двадцать три года назад, но странные вещи до сих пор случаются. Я никогда не верил этой Ринн. Она настоящая ведьма. Некоторые говорят, что Оскар Джонстад начал пить из-за того, что она навела порчу на его телку, и он боялся, что следом придет его очередь.
И еще этот Пол Кант. Он ведь сразу после этого виделся с ним, так? И сразу же Пол попытался себя убить.
Я думаю, он пытался смыться. Может быть, вместе с крошкой Полом. Тому тоже было, что скрывать, но даже он не поперся бы в гости в лес в три часа ночи.
Я чувствую свою ответственность. Я ведь нашел эту девочку, и меня чуть не стошнило. Ее ведь почти разорвали пополам... ну, вы там были и сами все видели.
Поэтому, когда это случилось снова, и мне позвонили ребята из Ардена, я сказал: конечно, давайте. Помогу, чем смогу.
* * *
К моменту, когда я подогнал машину к дому, лицо мое начало гореть. Глаза слезились, поэтому я бросил машину на лужайке и поспешил в дом. Ночной воздух тоже казался раскаленным и колол меня тысячами иголок. Я шел медленно, чтобы не оцарапать лицо этой жаркой игольчатой массой.
Когда я подошел к дому, там включился свет.
Теперь это не успокоило меня, а напротив, бросило в дрожь. Я открыл дверь, ощущая пальцами холод металлической ручки. Кобыла в темноте завозилась и звякнула колокольчиком. Мне вдруг захотелось назад к Ринн, в теплую постель под кронами гигантских деревьев.
Я заглянул в комнату – никого. Старая мебель стояла на своих местах. Свет включался во всем доме рубильником у входа. Я выключил его, потом опять включил. Он работал нормально.
Лампочка в кухне освещала следы работы Туты Сандерсон: тарелки вымыты и убраны, пол подметен. Единственным объяснением, пришедшим мне в голову, было повреждение проводки. Тут мне показалось, что в комнате что-то изменилось, что-то очень важное. Лицо продолжало гореть, и я вымыл его жидким хозяйственным мылом. Жжение исчезло.
Это улучшение состояния позволило мне собраться с мыслями, и, войдя в комнату, я увидел, наконец, что же не на месте. Фотография нас с Алисон не висела над дверью, где я ее повесил. Кто-то передвинул ее. Я поспешил в старую спальню.
Тута С. поработала и здесь. Беспорядок, который я оставил здесь, был ликвидирован: фотографии аккуратно сложены обратно в сундучок, щепки положены рядом, как огромные зубочистки. Я открыл сундучок, и на меня взглянуло осклабившееся лицо Дуэйна. Я захлопнул крышку. Ящик Пандоры.
Фотография могла быть только в одном месте, и там я ее и нашел. В моем кабинете, на столе, рядом с одиночным фото Алисон.
И я знал – как это было не невероятно, – кто ее туда поместил.
* * *
Как уже установилось в доме Апдалей, мой сон представлял собой цепочку бессвязных кошмаров, и все, что я помнил из них – проснулся я поздно и прозевал, расставание на дороге и богатырский прыжок Алисон в окошко, – это то, что я несколько раз просыпался. Кошмары, которые не помнишь, не имеют над тобой власти. Я чувствовал страшный голод – еще один признак восстановленного здоровья.
Я был уверен, что фотографию переместила Алисон Грининг, и мою уверенность не поколебало то, что она для этого воспользовалась чужой рукой.
– Ничего, что я перенесла эту фотографию? – спросила Тута Сандерсон, когда я спустился завтракать. – Я подумала, что раз у вас наверху есть похожая, то лучше пусть они будут рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33