Я по натуре человек мягкий и хочу делать только добро. Если я вам больше не нужен, то я откланяюсь. В случае чего, меня можно будет найти в Форвейзе. Правда, миссис Констебль приказала мне покинуть свой дом — ее ненависть ко мне граничит с манией, — но полиция велела мне жить там и дальше. Я надеюсь, вы заметили, что меня радует, когда я могу выполнить разумные пожелания.
— Я заявляю вам без обиняков! Вы не имеете права рассказывать об этом деле никаким журна…
— Не стройте из себя глупца, инспектор. До свидания.
Это были его последние слова. Он взял шляпу, трость, холодно кивнул головой Сандерсу и вышел из комнаты. Через окно они видели, что он направился к автобусной остановке.
— Ну? — спросил Сандерс, — Он ненормальный.
— Вы действительно в это верите?
— А как же иначе? — вслух рассуждал Мастерс — В этом человеке есть что-то такое, чего я не могу понять. Сам это признаю. Клянусь Богом, за всю жизнь никто еще не говорил со мной подобным образом. И тем не менее я не могу относиться к нему, как к тем сумасшедшим, которые приходят к нам и утверждают, что совершили убийство. Я знаю этот тип, видел тысячи таких людей, и говорю вам прямо — он на такого не похож.
— Допустим, — сказал доктор, — только не вскидывайтесь: просто допустим, что Пенник скажет, что в определенный день и час умрет кто-то другой, указанный им, и что это произойдет на самом деле?
— Я не поверю в это!
— Хм, очень короткий и разумный ответ, но вряд ли нам это поможет. Вы представляете себе, что из такой истории может сделать бульварная пресса? Ничего удивительного, что они сочли это отличным материалом для статей!
Мастерс скептически покачал головой.
— Это меня меньше всего заботит. Даже если они встанут на голову, вряд ли найдут газету, которая напечатала бы подобную историйку, и уж наверняка они не будут рисковать, если получат соответственные распоряжения. Но что меня беспокоит… хм… да, признаюсь. Что меня больше всего беспокоит, это то… я думаю, что этот тип в самом деле убил мистера Констебля.
— Вы поверили?
— Ничего подобного! Но, доктор, этот тип был совершенно искренен. Он сам в это верил, будь я турок! Такие вещи всегда чувствуются. Я имею в виду, что, возможно, он нашел какой-то неизвестный, не оставляющий никаких следов способ убийства людей, ну, например, какой-то новый способ удара в желудок, или…
— Даже если он, без всяких сомнений, докажет, что был в это время внизу с миссис Чичестер и ее сыном?
— Нам нужны факты, — упрямо продолжал Мастерс. Он на мгновение задумался над чем-то, и глаза его злорадно блеснули. — Во всем этом меня утешает только одно. По Божьей воле это дело принимает некий джентльмен, которого мы оба хорошо знаем!… — Он подмигнул Сандерсу с выражением глубокого удовлетворения. — Между нами, доктор, как вы думаете, что сэр Генри Мерривейл скажет обо всем этом деле?
Глава восьмая
— Чушь! — сказал Г.М.
Во время строительства Форвейза некие предприимчивые декораторы ввели в моду меблировку, так называемый «турецкий уголок». В одном углу комнаты находился альков, завешенный собранными в складки восточными занавесями. Это создавало обрамление для ниши, в которую ставилась тахта, покрытая полосатым материалом, кривые турецкие сабли располагались на стене. Висячая лампа в виде фонаря давала приглушенный свет. Все это должно было создавать видимость таинственности и романтизма, на самом деле, этот уголок притягивал флиртующие пары со всего дома.
Именно в этом уголке салона Форвейза во мраке наступающих сумерек сидел сэр Генри Мерривейл, обычно именуемый в среде подчиненных и друзей «Старик» или Г.М.
Даже Мастерсу, который работал с ним уже много лет, редко удавалось увидеть столько злости в его обличье. Передвинув очки на кончик носа, он переводил проницательный взгляд быстрых маленьких глаз с Сандерса на старшего инспектора. Время от времени он тяжело двигался на тахте. Каждое такое движение поднимало тучи пыли, которая оседала на его голову, вызывая потоки проклятий. Чувство собственного достоинства, однако, не позволяло ему сменить место, а может быть, ему по вкусу пришелся «турецкий уголок»…
— Так выглядит вся ситуация, — с глубоким удовлетворением подвел итог Мастерс. — И что вы на это скажете?
Сэр Генри потянул носом.
— Скажу то, что уже много раз говорил, — сварливо заметил он. — Не знаю, почему так происходит, но Мастерс всегда дает втянуть себя во всякие дьявольские дела, о которых даже я не слышал. Не хотят оставить вас в покое? Казалось бы, что рано или поздно ваши противники устанут выдумывать разного рода издевательства и начнут для разнообразия мучить кого-либо другого. Но нет. Это было бы слишком хорошо. Вы можете мне сказать, почему так происходит?
— Наверное, потому, что я легко впадаю в бешенство, — откровенно признался Мастерс, — точно так же, как и вы.
— Как я?
— Да, сэр.
— Как я, что вы этим хотите сказать? — вскипел Г.М., неожиданно поднимая голову. — Вы настолько безжалостны, что я, я изо всех людей на свете…
— Да, сэр. То есть, нет, сэр! Ничего подобного я не имел в виду.
— Я очень рад, — Г.М. успокоился и с большим достоинством стал чистить полы своего пиджака. — Весь мир полон ошибочными понятиями и драматическими недоразумениями. Возьмите, к примеру, меня. Разве меня ценят? Ха! Бьюсь об заклад, что нет!
Сандерс и инспектор вглядывались в него широко открытыми глазами. Это было какое-то новое настроение: не ворчание, разумеется, а мрачный тон, который, казалось, подчеркивает, что тело — это только недолговечная оболочка, которая рассыпается в прах, и жизнь человека — это только скучная дорога к смерти.
— Хм, ничего плохого не произошло?
— Смотря для кого.
— Я хотел сказать, сэр, что этот курс похудания, который вам прописали, не мог отразиться на вашем здоровье, или что-то в этом роде…
— Я произносил речь… — заявил шеф Департамента Военной разведки, мрачно рассматривая носки своих туфель. И неожиданно вскипел от злости. — Хотел оказать кое-кому услугу, я же член правительства, не так ли? Надо было помочь Скаффи. Именно Скаффи должен был выступать с речью на открытии новой ветки железной дороги где-то там, на севере. Но он схватил грипп, и не смог поехать, ну, и я пообещал сделать это за него. Успех был такой, что другим и не снилось, кроме… хм… небольшой неприятности на обратном пути. Там был специальный поезд, и оказалось, что машинист — мой старый приятель. И я поехал на локомотиве со старым Томом Портером. Черт возьми, а что они хотели, чтобы я сделал? Потом, по старой дружбе, я сказал ему: «Слушай, Том, подвинься. Дай мне повести эту штуку». А Том на это: «А ты знаешь как?» Я: «Разумеется, знаю». Вы оба должны признать, что у меня есть способности к технике, или, скажете, нет? Ну и Том на это ответил: «Ладно, только веди осторожно, как я».
Мастерс завороженно смотрел на него.
— Но вы же не разбили поезд, сэр?
— Разумеется, не разбил! — закричал Г.М. так, как будто именно это и было самым главным поводом для сожаления. — Я только сшиб какую-то дурацкую корову.
— Что вы сделали?
— Сшиб корову, — пояснил Г.М. — И потом меня сфотографировали, когда я ругался с фермером. Скаффи был в бешенстве, такова человеческая благодарность. Он заявил, что я уронил престиж людей, занимающих… хе… хе… высокое положение. И что я всегда так делаю, а это уже являлось наглой ложью. Последний раз я участвовал в такого рода празднестве три года назад в Портсмуте, когда спускали на воду новый тральщик. Разве моя была вина, что его спустили на воду слишком быстро и бутылка шампанского, вместо корабля, попала в голову бургомистра? Черт возьми, почему они всегда привязываются ко мне?
— Если это все, сэр… — успокаивающе начал Мастерс.
— Я вам скажу, в чем тут дело, — проворчал Г.М., наконец-то приступая к сути дела. — Вы можете в это не поверить, но до меня дошли слухи… какие-то дьявольские сплетни, что меня хотят впихнуть в Палату Лордов. Ведь они же не могут этого сделать? — обратился он к Мастерсу.
Старший инспектор слегка усмехнулся.
— Трудно сказать, сэр. Но я не очень хорошо понимаю, как они могут впихнуть вас в Палату Лордов только по той причине, что вы сшибли корову.
— Я совсем в этом не уверен, — тон Г.М. подчеркивал мрачные подозрения относительно «их» неограниченных возможностей. — Они постоянно внушают, какой я старый, закоренелый грешник. Попомните мои слова: они роют мне яму, и, если смогут воспользоваться каким-либо из моих проступков, сразу всунут меня в Палату Лордов. И, как будто всего этого мне мало, теперь новая история. Я приехал сюда после тяжелых трудов в надежде на спокойный отдых, а вы что мне суете? Новое убийство. Черт побери!
— Если мы уже говорим о смерти мистера Констебля…
— Я не хочу об этом говорить, — проворчал Г.М., сплетая руки на большом животе. — Не имею ни малейшего намерения это делать. Извинюсь перед хозяйкой и дам драпака. Но хорошо, что ты мне напомнил, сынок, где миссис Констебль, где все остальные?
Мастерс огляделся вокруг.
— Не имею понятия, сэр. Я пришел сюда прямо из комиссариата. Но доктор Сандерс вернулся раньше меня.
— Миссис Констебль, — в первый раз подал голос Сандерс, — лежит в постели в своей комнате наверху. Мисс Кин находится у нее. Чейз беседует на кухне с полицейским, который оставлен здесь на посту. А Пенник исчез.
Сэр Генри казался обеспокоенным.
— Видимо, хозяйка дома очень расстроена смертью мужа?
— Да. Она совершенно убита горем. Вики пришлось сидеть с ней вчерашнюю и нынешнюю ночь. Но теперь она чувствует себя немного лучше и обязательно захочет вас увидеть.
— Меня? Почему меня, черт возьми?
— Потому что считает, что Пенник аферист и одновременно безумный убийца и что только вы сможете его разоблачить. Она все знает о ваших знаменитых делах, это одна из ваших поклонниц. Она с нетерпением ждет этой встречи, больше почти ни о чем не говорит. Вы не можете ее разочаровать.
Сэр Генри подозрительно взглянул на Сандерса. Его быстрые глазки сосредоточились, он поправил очки и с внезапно проснувшимся интересом стал задавать вопросы:
— Это она говорит, что Пенник аферист? Но это немного странно, сынок. Ведь она сама нашла Пенника, клялась, что он обладает даром ясновидящего, защищала его от собственного мужа…
— Да.
— Откуда же эта внезапная смена точки зрения? Когда это произошло?
— Когда Пенник убил, вернее, когда он сказал, что убил Констебля. То есть, когда он объявил об этом.
— О?… А может быть, она думала, что эта заслуга принадлежит кому-то другому?
Сандерс развел руками.
— Она, по крайней мере, не утверждает, что ее подозрения обоснованны. Говорит только то, что чувствует. Она хочет каким-либо способом покарать Пенника. Поэтому и хочет, чтобы вы и Мастерс занялись этим делом и разоблачили его. Я слышу это уже в течение двух дней и не считаю, что это самая приятная вещь на свете.
Сэр Генри что-то пробурчал себе под нос. Через минуту тяжело повернул голову в сторону инспектора.
— Инспектор, — начал он, — вся эта история гораздо удивительнее, чем вы думаете.
— Она просто не может быть более удивительной! Вы вспомните, мы до сих пор не уверены, что произошло убийство…
— Ох, сынок! Разумеется, это было убийство.
— И тем не менее…
— Пенник говорит, что какой-то человек умрет около восьми часов. И этот человек действительно умирает, как по заказу. Бог мой! Неужели в вашем подозрительном мозгу, который не доверял бы собственной матери при наполнении бутылок молоком для малюток, не появился хотя бы проблеск интереса к этому странному стечению обстоятельств?
— Вам легко так говорить, сэр, — сопротивлялся Мастерс. — То же самое я слышал от доктора и в определенной степени согласен с этим. Но остается вопрос: каким образом умер Сэмюэль Констебль, если нет никаких следов?
Г.М. встал, засунул большие пальцы рук в карманы и тяжелым шагом стал прогуливаться туда и обратно по салону. Его толстый живот, украшенный большими золотыми часами на цепочке, гордо опережал его, как барабанщик, шествующий впереди армии. Если он и прошел курс похудания, результаты его были ничтожны.
— Ну хорошо, — буркнул он. — Мы можем это обсудить. Что совершенно не значит, что я этим займусь!
— Как хотите. Но, — воспользовался случаем Мастерс, — что вы думаете о нашем приятеле Пеннике?
Сэр Генри внезапно остановился.
— Нет, — решительно заявил он. — Я не собираюсь говорить, что я думаю об этом, если вообще что-то думаю. У меня слишком много забот. При одной мысли, что мне будет приказано вырядиться в тогу и дурацкую шляпу, у меня мороз идет по коже! Если это не сплетни, что эти стервятники нацелились на меня и ищут только предлога, чтобы засадить меня в Палату Лордов, что ж, сынок, я должен подумать, как их перехитрить! Ладно. Я выслушаю все, что касается дела Констебля, но сначала ты должен мне сказать, что ты об этом думаешь.
Старший инспектор кивнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Я заявляю вам без обиняков! Вы не имеете права рассказывать об этом деле никаким журна…
— Не стройте из себя глупца, инспектор. До свидания.
Это были его последние слова. Он взял шляпу, трость, холодно кивнул головой Сандерсу и вышел из комнаты. Через окно они видели, что он направился к автобусной остановке.
— Ну? — спросил Сандерс, — Он ненормальный.
— Вы действительно в это верите?
— А как же иначе? — вслух рассуждал Мастерс — В этом человеке есть что-то такое, чего я не могу понять. Сам это признаю. Клянусь Богом, за всю жизнь никто еще не говорил со мной подобным образом. И тем не менее я не могу относиться к нему, как к тем сумасшедшим, которые приходят к нам и утверждают, что совершили убийство. Я знаю этот тип, видел тысячи таких людей, и говорю вам прямо — он на такого не похож.
— Допустим, — сказал доктор, — только не вскидывайтесь: просто допустим, что Пенник скажет, что в определенный день и час умрет кто-то другой, указанный им, и что это произойдет на самом деле?
— Я не поверю в это!
— Хм, очень короткий и разумный ответ, но вряд ли нам это поможет. Вы представляете себе, что из такой истории может сделать бульварная пресса? Ничего удивительного, что они сочли это отличным материалом для статей!
Мастерс скептически покачал головой.
— Это меня меньше всего заботит. Даже если они встанут на голову, вряд ли найдут газету, которая напечатала бы подобную историйку, и уж наверняка они не будут рисковать, если получат соответственные распоряжения. Но что меня беспокоит… хм… да, признаюсь. Что меня больше всего беспокоит, это то… я думаю, что этот тип в самом деле убил мистера Констебля.
— Вы поверили?
— Ничего подобного! Но, доктор, этот тип был совершенно искренен. Он сам в это верил, будь я турок! Такие вещи всегда чувствуются. Я имею в виду, что, возможно, он нашел какой-то неизвестный, не оставляющий никаких следов способ убийства людей, ну, например, какой-то новый способ удара в желудок, или…
— Даже если он, без всяких сомнений, докажет, что был в это время внизу с миссис Чичестер и ее сыном?
— Нам нужны факты, — упрямо продолжал Мастерс. Он на мгновение задумался над чем-то, и глаза его злорадно блеснули. — Во всем этом меня утешает только одно. По Божьей воле это дело принимает некий джентльмен, которого мы оба хорошо знаем!… — Он подмигнул Сандерсу с выражением глубокого удовлетворения. — Между нами, доктор, как вы думаете, что сэр Генри Мерривейл скажет обо всем этом деле?
Глава восьмая
— Чушь! — сказал Г.М.
Во время строительства Форвейза некие предприимчивые декораторы ввели в моду меблировку, так называемый «турецкий уголок». В одном углу комнаты находился альков, завешенный собранными в складки восточными занавесями. Это создавало обрамление для ниши, в которую ставилась тахта, покрытая полосатым материалом, кривые турецкие сабли располагались на стене. Висячая лампа в виде фонаря давала приглушенный свет. Все это должно было создавать видимость таинственности и романтизма, на самом деле, этот уголок притягивал флиртующие пары со всего дома.
Именно в этом уголке салона Форвейза во мраке наступающих сумерек сидел сэр Генри Мерривейл, обычно именуемый в среде подчиненных и друзей «Старик» или Г.М.
Даже Мастерсу, который работал с ним уже много лет, редко удавалось увидеть столько злости в его обличье. Передвинув очки на кончик носа, он переводил проницательный взгляд быстрых маленьких глаз с Сандерса на старшего инспектора. Время от времени он тяжело двигался на тахте. Каждое такое движение поднимало тучи пыли, которая оседала на его голову, вызывая потоки проклятий. Чувство собственного достоинства, однако, не позволяло ему сменить место, а может быть, ему по вкусу пришелся «турецкий уголок»…
— Так выглядит вся ситуация, — с глубоким удовлетворением подвел итог Мастерс. — И что вы на это скажете?
Сэр Генри потянул носом.
— Скажу то, что уже много раз говорил, — сварливо заметил он. — Не знаю, почему так происходит, но Мастерс всегда дает втянуть себя во всякие дьявольские дела, о которых даже я не слышал. Не хотят оставить вас в покое? Казалось бы, что рано или поздно ваши противники устанут выдумывать разного рода издевательства и начнут для разнообразия мучить кого-либо другого. Но нет. Это было бы слишком хорошо. Вы можете мне сказать, почему так происходит?
— Наверное, потому, что я легко впадаю в бешенство, — откровенно признался Мастерс, — точно так же, как и вы.
— Как я?
— Да, сэр.
— Как я, что вы этим хотите сказать? — вскипел Г.М., неожиданно поднимая голову. — Вы настолько безжалостны, что я, я изо всех людей на свете…
— Да, сэр. То есть, нет, сэр! Ничего подобного я не имел в виду.
— Я очень рад, — Г.М. успокоился и с большим достоинством стал чистить полы своего пиджака. — Весь мир полон ошибочными понятиями и драматическими недоразумениями. Возьмите, к примеру, меня. Разве меня ценят? Ха! Бьюсь об заклад, что нет!
Сандерс и инспектор вглядывались в него широко открытыми глазами. Это было какое-то новое настроение: не ворчание, разумеется, а мрачный тон, который, казалось, подчеркивает, что тело — это только недолговечная оболочка, которая рассыпается в прах, и жизнь человека — это только скучная дорога к смерти.
— Хм, ничего плохого не произошло?
— Смотря для кого.
— Я хотел сказать, сэр, что этот курс похудания, который вам прописали, не мог отразиться на вашем здоровье, или что-то в этом роде…
— Я произносил речь… — заявил шеф Департамента Военной разведки, мрачно рассматривая носки своих туфель. И неожиданно вскипел от злости. — Хотел оказать кое-кому услугу, я же член правительства, не так ли? Надо было помочь Скаффи. Именно Скаффи должен был выступать с речью на открытии новой ветки железной дороги где-то там, на севере. Но он схватил грипп, и не смог поехать, ну, и я пообещал сделать это за него. Успех был такой, что другим и не снилось, кроме… хм… небольшой неприятности на обратном пути. Там был специальный поезд, и оказалось, что машинист — мой старый приятель. И я поехал на локомотиве со старым Томом Портером. Черт возьми, а что они хотели, чтобы я сделал? Потом, по старой дружбе, я сказал ему: «Слушай, Том, подвинься. Дай мне повести эту штуку». А Том на это: «А ты знаешь как?» Я: «Разумеется, знаю». Вы оба должны признать, что у меня есть способности к технике, или, скажете, нет? Ну и Том на это ответил: «Ладно, только веди осторожно, как я».
Мастерс завороженно смотрел на него.
— Но вы же не разбили поезд, сэр?
— Разумеется, не разбил! — закричал Г.М. так, как будто именно это и было самым главным поводом для сожаления. — Я только сшиб какую-то дурацкую корову.
— Что вы сделали?
— Сшиб корову, — пояснил Г.М. — И потом меня сфотографировали, когда я ругался с фермером. Скаффи был в бешенстве, такова человеческая благодарность. Он заявил, что я уронил престиж людей, занимающих… хе… хе… высокое положение. И что я всегда так делаю, а это уже являлось наглой ложью. Последний раз я участвовал в такого рода празднестве три года назад в Портсмуте, когда спускали на воду новый тральщик. Разве моя была вина, что его спустили на воду слишком быстро и бутылка шампанского, вместо корабля, попала в голову бургомистра? Черт возьми, почему они всегда привязываются ко мне?
— Если это все, сэр… — успокаивающе начал Мастерс.
— Я вам скажу, в чем тут дело, — проворчал Г.М., наконец-то приступая к сути дела. — Вы можете в это не поверить, но до меня дошли слухи… какие-то дьявольские сплетни, что меня хотят впихнуть в Палату Лордов. Ведь они же не могут этого сделать? — обратился он к Мастерсу.
Старший инспектор слегка усмехнулся.
— Трудно сказать, сэр. Но я не очень хорошо понимаю, как они могут впихнуть вас в Палату Лордов только по той причине, что вы сшибли корову.
— Я совсем в этом не уверен, — тон Г.М. подчеркивал мрачные подозрения относительно «их» неограниченных возможностей. — Они постоянно внушают, какой я старый, закоренелый грешник. Попомните мои слова: они роют мне яму, и, если смогут воспользоваться каким-либо из моих проступков, сразу всунут меня в Палату Лордов. И, как будто всего этого мне мало, теперь новая история. Я приехал сюда после тяжелых трудов в надежде на спокойный отдых, а вы что мне суете? Новое убийство. Черт побери!
— Если мы уже говорим о смерти мистера Констебля…
— Я не хочу об этом говорить, — проворчал Г.М., сплетая руки на большом животе. — Не имею ни малейшего намерения это делать. Извинюсь перед хозяйкой и дам драпака. Но хорошо, что ты мне напомнил, сынок, где миссис Констебль, где все остальные?
Мастерс огляделся вокруг.
— Не имею понятия, сэр. Я пришел сюда прямо из комиссариата. Но доктор Сандерс вернулся раньше меня.
— Миссис Констебль, — в первый раз подал голос Сандерс, — лежит в постели в своей комнате наверху. Мисс Кин находится у нее. Чейз беседует на кухне с полицейским, который оставлен здесь на посту. А Пенник исчез.
Сэр Генри казался обеспокоенным.
— Видимо, хозяйка дома очень расстроена смертью мужа?
— Да. Она совершенно убита горем. Вики пришлось сидеть с ней вчерашнюю и нынешнюю ночь. Но теперь она чувствует себя немного лучше и обязательно захочет вас увидеть.
— Меня? Почему меня, черт возьми?
— Потому что считает, что Пенник аферист и одновременно безумный убийца и что только вы сможете его разоблачить. Она все знает о ваших знаменитых делах, это одна из ваших поклонниц. Она с нетерпением ждет этой встречи, больше почти ни о чем не говорит. Вы не можете ее разочаровать.
Сэр Генри подозрительно взглянул на Сандерса. Его быстрые глазки сосредоточились, он поправил очки и с внезапно проснувшимся интересом стал задавать вопросы:
— Это она говорит, что Пенник аферист? Но это немного странно, сынок. Ведь она сама нашла Пенника, клялась, что он обладает даром ясновидящего, защищала его от собственного мужа…
— Да.
— Откуда же эта внезапная смена точки зрения? Когда это произошло?
— Когда Пенник убил, вернее, когда он сказал, что убил Констебля. То есть, когда он объявил об этом.
— О?… А может быть, она думала, что эта заслуга принадлежит кому-то другому?
Сандерс развел руками.
— Она, по крайней мере, не утверждает, что ее подозрения обоснованны. Говорит только то, что чувствует. Она хочет каким-либо способом покарать Пенника. Поэтому и хочет, чтобы вы и Мастерс занялись этим делом и разоблачили его. Я слышу это уже в течение двух дней и не считаю, что это самая приятная вещь на свете.
Сэр Генри что-то пробурчал себе под нос. Через минуту тяжело повернул голову в сторону инспектора.
— Инспектор, — начал он, — вся эта история гораздо удивительнее, чем вы думаете.
— Она просто не может быть более удивительной! Вы вспомните, мы до сих пор не уверены, что произошло убийство…
— Ох, сынок! Разумеется, это было убийство.
— И тем не менее…
— Пенник говорит, что какой-то человек умрет около восьми часов. И этот человек действительно умирает, как по заказу. Бог мой! Неужели в вашем подозрительном мозгу, который не доверял бы собственной матери при наполнении бутылок молоком для малюток, не появился хотя бы проблеск интереса к этому странному стечению обстоятельств?
— Вам легко так говорить, сэр, — сопротивлялся Мастерс. — То же самое я слышал от доктора и в определенной степени согласен с этим. Но остается вопрос: каким образом умер Сэмюэль Констебль, если нет никаких следов?
Г.М. встал, засунул большие пальцы рук в карманы и тяжелым шагом стал прогуливаться туда и обратно по салону. Его толстый живот, украшенный большими золотыми часами на цепочке, гордо опережал его, как барабанщик, шествующий впереди армии. Если он и прошел курс похудания, результаты его были ничтожны.
— Ну хорошо, — буркнул он. — Мы можем это обсудить. Что совершенно не значит, что я этим займусь!
— Как хотите. Но, — воспользовался случаем Мастерс, — что вы думаете о нашем приятеле Пеннике?
Сэр Генри внезапно остановился.
— Нет, — решительно заявил он. — Я не собираюсь говорить, что я думаю об этом, если вообще что-то думаю. У меня слишком много забот. При одной мысли, что мне будет приказано вырядиться в тогу и дурацкую шляпу, у меня мороз идет по коже! Если это не сплетни, что эти стервятники нацелились на меня и ищут только предлога, чтобы засадить меня в Палату Лордов, что ж, сынок, я должен подумать, как их перехитрить! Ладно. Я выслушаю все, что касается дела Констебля, но сначала ты должен мне сказать, что ты об этом думаешь.
Старший инспектор кивнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34