Поздно вечером этот тип позвонил мне домой. Он заявил, что ему очень понравилось то, как классно я ломал комедию в «Виноградной Косточке». Оказывается, по мнению Уилла, я один из тех, кто предпочитает действия пустой болтовне. Если Уилл прав, не могу ли я встретиться с ним и его друзьями на таком-то углу в такой-то час? Он попросил меня повторить: где и когда. И Боже упаси меня записывать эти «где и когда».
Вообще-то как раз слова я и предпочитаю действиям, а не наоборот. Но в данном случае, заинтригованный Уиллом, я промолчал. Я пришел в назначенное мне место в назначенный час. Я без толку проторчал на углу улиц минут двадцать, плюнул на Уилла и его друзей и уже побрел прочь, как вдруг какая-то женщина, прежде я её никогда не видел, пристроилась рядом со мной и попросила меня следовать за ней. После тошнотворного путешествия в подземке мы очутились на другом конце города. Женщина оставила меня под дверью многоквартирного дома, посоветовала несколько минут подождать и исчезла. Все эти театральные эффекты выглядели бы достаточно забавно, когда бы за ними не угадывалась реальная опасность. Если моим новым знакомым действительно угрожало нечто, заставляющее их прибегать к столь необычным мерам предосторожности, то мне следовало как можно скорее уносить ноги из-под их двери. Я мог нарваться на крупные неприятности. Конечно, некоторые великие поэты и за решеткой в камерах создавали бессмертные шедевры. Но я не имел ни малейшего желания оттачивать свое мастерство, сидя на тюремных нарах.
Пока я раздумывал – стучать, не стучать? – дверь отворилась сама по себе. Мягкий голос пригласил меня войти. Я переступил через порог и оказался в большой комнате. За дверью меня поджидал некто: он подвел меня к столу, находящемуся в середине комнаты. Мы хранили молчание. На этом некто был черный бесформенный балахон с капюшоном на голове. Довольно высокий голос мог в равной степени принадлежать как мужчине, так и женщине. Человек жестом предложил мне сесть, опустился напротив меня, достал из ящика письменного стола подключенный к записывающему устройству детектор лжи и попросил меня ответить на ряд вопросов. Я полюбопытствовал: а что, если я стану отвечать на них не так, как ему бы хотелось? Человек сообщил мне, что на первый вопрос я уже ответил не так, как ему бы хотелось. Тут я вспомнил про нож, висящий у меня на поясе, и несколько успокоился. Благо, я не отстегнул нож, когда направлялся к станции подземки.
Я положил руку на плато детектора, и оператор вывалил на меня целую кучу дурацких вопросов, выясняя, не намерен ли я лгать с самого начала. Все вопросы касались моей частной жизни, конкретно – последних двух дней. Не трудно было догадаться, что эти два дня я находился под неустанным наблюдением. О чем меня спрашивали? О тривиальном: что, например, я ел в обед?
Затем мы перешли к более серьезным вещам: не являюсь ли я членом какой-нибудь проправительственной организации? Тут я был бы чист как стеклышко, кабы не провел школьником пару месяцев в детском лагере бойскаутов. Потом мы стали выяснять мои политические пристрастия. Не думаю, что ответы Бенни Аронса полностью удовлетворили строгого экзаменатора. Его бы устроило, если б я стоял на резко радикальных позициях.
Спустя какое-то время мы поднялись из-за стола, и экзаменатор с большой неохотой повел меня вверх по лестнице. Он постучал в очередную дверь, оставил меня возле неё и, не сказав ни слова, куда-то исчез.
Мужчина, ответивший на стук, произвел на меня шокирующее впечатление. Он был слеп и имел вместо глаз протезы. Не так уж много на белом свете людей, которые и слепы, и богаты от рождения. Мужчина поинтересовался – не меня ли зовут Бенни. Затем он подал мне руку, улыбаясь одними губами.
Кроме нас тут находились ещё трое молодых людей приблизительно моего возраста. Они расположились на потертых дешевых стульях. И вообще, качество мебели оставляло желать лучшего. Слепец представился Джеймсом и назвал имена своих друзей: Кэтрин, Дэймон, Рэй. Передо мной поставили чашку чая. Я полюбопытствовал: где Уилл? Джеймс посуровел и проворчал, что кое-кто из присутствующих слыхом не слыхивал о таком человеке.
Разговор не клеился: сплошь общие места и – ни о чем конкретно. Мои собеседники избегали всего, что пролило бы хоть какой-то свет на их биографии, занятия, увлечения. Джеймс подметил мое замешательство и сообщил, что ждет ещё одного гостя.
И вновь раздался стук в дверь. Джеймс помедлил несколько секунд, как бы раздумывая – открывать или нет. Затем поднялся со стула и открыл.
На пороге стояла Марианна…
Глава 20
Добро пожаловать на «Тайную вечерю»
После идиотского тестирования там, внизу, на первом этаже, и предшествующей тестированию полной дури игры в прятки я уже готова была сказать Уиллу, что он волен оставаться тут, наедине со своим детектором, сколько ему угодно, а мне пора идти. Затем я дважды испытала настоящий шок.
Человек, открывший мне следующую дверь, оказался слепым от рождения. В глазные впадины, словно бинокль, были вставлены протезы с линзами. Я читала о них, но, конечно, мне никогда не доводилось видеть их воочию. Ни в Ново-Йорке, ни на Земле.
Второе потрясение я испытала, встретив здесь Бенни. Поначалу у меня мелькнула мысль, что это все – тщательно спланированный розыгрыш. Однако никто не засмеялся. Человек-бинокль представил меня своим единомышленникам, а когда дело дошло до Аронса, бросил вскользь:
– Ну, а с Бенни вас, конечно, знакомить не надо.
Аронс посмотрел на меня как-то очень странно, и я, ошарашенная, ответила ему ещё менее осмысленным взглядом.
Человек-бинокль, Джеймс, предложил мне чашку чая.
– У нас сегодня двое новеньких, – сказал он, – поэтому позвольте вкратце изложить, чем мы здесь занимаемся.
– Кто это «вы»? – спросил Бенни. – Группа, организация? Есть программа, название?
– Нет, – отрезал Джеймс.
Когда он хотел посмотреть на вас, ему приходилось всем корпусом поворачиваться в вашу сторону. Эта его манера сразу врезалась в память. Похоже было, что с вами общается робот, а не человек.
– Что название! У нас их много, в зависимости от цели, которую мы преследуем в каждый конкретный момент, – сказал Джеймс. – Сахар?
– Нет, благодарю, – ответила я.
Джеймс повернул голову и уставился на чашку.
– Понимаю, мои слова звучат весьма двусмысленно. Разрешите мне несколько рассеять пелену таинственности. – Он сел и перевел взгляд на Бенни. – Мы не совершаем ничего противозаконного. По крайней мере, такого, что могло бы быть квалифицировано как судебно наказуемое деяние.
– Однажды я была арестована, – сообщила нам женщина, которую звали Кэтрин. – За распространение листовок.
Джеймс мягко кивнул:
– Рекламные листочки. Мы – влиятельная, оказывающая серьезное давление на политиков организация, Бенни. Мы отправляем по самым разным адресам множество писем, организуем многолюдные митинги, покупаем телевизионное время, и так далее. Это один уровень. На другом мы собираем информацию о правительстве и подвергаем её тщательному анализу, надеясь построить модель силовых структур государства, отвечающую самым высоким требованиям.
– Тогда зачем такая конспирация? – спросила я. – Казалось бы, вы, наоборот, должны стремиться к самой широкой гласности.
– В основном – это перестраховка. Да, сейчас мы могли бы действовать открыто, действовать хоть под лучами прожекторов и объективами телекамер; однако в этом случае у нас появились бы некоторые основания для беспокойства. Ситуация постоянно меняется, и, как знать, может, завтра правительство откровенно устремится к диктатуре, а мы будем вынуждены изменить тактику и прибегнуть к радикальным действиям.
– В сущности, мы имеем очень серьезную общественную поддержку, – продолжал Джеймс. – Дело в том, что тысячи и тысячи наших людей являются членами других организаций, чьи программы в той или иной степени близки к нашей. Мы не стесняемся использовать этих людей в своих целях. Наш политический, или, если хотите, идеологический спектр достаточно широк, но мировоззренческий фундамент, на котором мы стоим, определен очень жестко, очень конкретно. Это доктрина о свободе воли и принципах гуманизма. Мы не собираемся закрывать глаза на то, что нынешняя власть постоянно и самым бесцеремонным образом вторгается в частную жизнь гражданина, попирая его права, ограничивая его личную свободу; и это происходит именно в то время, когда массы не в состоянии дать достойный отпор зарвавшейся власти. Мы намерены создать поистине демократическое, с представительством самых широких слоев населения правительство и поставить его под строжайший контроль со стороны средств массовой информации. Вот единственная гарантия того, что гражданам будут обеспечены их конституционные права.
Этот тезис нашел отклик в моей душе. Координаторы, выступающие в теле передаче, что предшествовала референдуму в Сенате, были не на шутку обеспокоены. Чего они боялись? Коварства и могущества лоббистов?
– Но при чем тут я? Я не гражданка США, я даже не житель вашей планеты!
– Вот именно, – сказал Джеймс. – В том и суть. Ваша объективность, ваш опыт существования в совершенно ином социально-политическом измерении нам и требуются. Со своей же стороны вы можете воспринимать наше предложение сотрудничать с нами как абсолютно честную сделку. Я догадываюсь, что вы собираетесь делать карьеру политика. Не сейчас и не здесь, а потом, когда покинете Землю. Знания, опыт, который вы приобретете здесь, помогая нам анализировать ситуацию, не исключено, очень пригодятся вам в будущем. А люди, с которыми вы сойдетесь у нас, возможно, уже в самом скором времени окажутся у руля власти, и значение вашего тесного общения с ними будет просто трудно переоценить!
– Это лишь в том случае, если вы придете к власти, – бросил реплику Бенни.
Джеймс повернулся к нему на вращающемся стуле.
– Конечно, – ответил он, – – среди нас есть и те, у кого чрезвычайно сильны политические амбиции. Но, думаю, большинство из нас заинтересовано в одном – заменить сегодняшнюю систему на такую, при которой власть служила бы избирателям, а не избиратели – своим избранникам-диктаторам.
– Вы затеваете революцию? – спросил Бенни.
– Ну, зачем так грубо? – усмехнулся Джеймс.
– А где мы возьмем оружие? – спросил коротышка Рэй, семеня через комнату по направлению к чайнику с пустой чашкой в руке. – Не сражаться же с современной армией ножами и кустарными бомбами?
– Не во всей Америке законы – как в штате Нью-Йорк, – сказал Рэю Джеймс.
– Спортивное оружие? – спросил Рэй. – Вы имеете в виду винтовки и охотничьи ружья, что ли? Прошу меня простить, но воюйте ими сами.
– Ладно, – подал голос Бенни. – Все понятно. Невада стоит и стоять будет. Там вы приобретете все – от лазерного пистолета до атомной бомбы.
– А как вывезти? – повернулся к Бенни Джеймс. – Граница-то на замке…
– Если у вас достанет денег на атомную бомбу, достанет их и на ключик от границы, – сказал Бенни.
Я чуть было не разинула рот, услышав подобное от Аронса.
– Что ж, это уже серьезный повод для размышления, – улыбнулся одними губами человек-бинокль.
Аронс пожал плечами:
– Революция неизбежна. Но когда ещё до этого дойдет! Я, например, не знаю. Все зависит от того, насколько мы будем готовы.
– Если бы у вас была мощная, борющаяся за правое дело организация и поддержка широких масс, – сказала я, – вы могли бы достичь своей цели и не прибегая к суперсовременному оружию. Вспомните Вьетнамскую войну.
Джеймс засмеялся:
– Похоже, мы завербовали парочку огнедышащих дракончиков?
– Выеденного яйца не стоят ваши теории, – огрызнулся Рэй. Джеймс резко повернулся к нему, как бы призывая замолчать, но Рэй продолжал, не обращая внимания на реакцию патрона: – Да если дело дойдет до стрельбы, вы что, будете стрелять? Вы способны убить?
– Не знаю. Разве спрогнозируешь ситуацию? Ничто на свете не повторяется в точности. – Бенни коснулся ножа, висевшего у него на поясе. Должно быть, он сделал это бессознательно. – Думаю, я бы убил, если бы мне угрожала реальная опасность, если бы кто-то попытался убить меня. Но это не значит, что я готов, убивать постоянно.
Рэй кивнул с явным удовлетворением. Джеймс опустил голову, словно решил рассмотреть через микроскоп пылинку на столе. Вдруг я отчетливо представила себе, как должен выглядеть мир для Джеймса, когда он качает головой из стороны в сторону или кивает.
– Я-то надеюсь, что мы обойдемся без насилия, – сказал Джеймс. – Вы молоды, и, естественно, никто из вас не может помнить Вторую Революцию. А мне тогда было десять лет. Я хорошо помню то кошмарное время.
– Ну и подумай, что из этого вышло? – заволновалась Кэтрин. – Как ты смеешь только помыслить о том… что все это может повториться? Да ещё по нашей и твоей, в частности, милости.
Четвертый мужчина, высокий негр по имени Дэймон, в разговор пока не вступал, но слушал остальных очень внимательно, настороженно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46