У меня скопилось три или четыре пакета с пустыми алюминиевыми банками, на которые я постоянно натыкался под умывальником и в кладовке. Я вытащил их на свет Божий (сразу освободилось место для новых!), отнес на ковер-самолет и отправился в ближайший центр переработки материальных отходов. «БЕРЕГИТЕ ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ И ЭНЕРГИЮ, – гласил плакат, вывешенный снаружи, – ПЕРЕРАБАТЫВАЙТЕ АЛЮМИНИЙ». Я поволок банки вверх по лестнице, одобрительно кивая. Некоторые предприятия набивают себе цену, утверждая, что благотворно влияют на окружающую среду, – и бессовестно лгут, но те, кто занимается переработкой вторсырья, к ним, конечно, не относятся.
Парень в приемном зале бросил банки на весы и сверился с маленькой табличкой, прикрепленной к стене.
– Две шестьдесят, – объявил он.
Мелочь я ссыпал в карман, а две кроны бережно уложил в бумажник.
– Спасибо, дружище.
– Заходите почаще. Надеюсь скоро увидеть вас снова. Вы облегчаете жизнь магам.
Я согласно кивнул. Работая в АЗОС, я знал об этом куда больше, чем он. Переработанный алюминий позволяет магам использовать закон подобия, чтобы извлекать металл непосредственно из руды – это гораздо дешевле и более энергетически целесообразно, чем алхимия, к которой они вынуждены прибегать, когда работают без алюминиевого образца. Не говоря уже о нелепом и дорогом механическом процессе, с помощью которого алюминий извлекают из содержащих его пород. Без магии мы, наверное, и не узнали бы, какой это замечательный и полезный металл – алюминий.
Конечно, две с половиной кроны не покроют счет из Департамента Воды и Энергии, который я обнаружил в почтовом ящике. По сравнению с прошлым месяцем он опять вырос. Департамент уведомил в пояснительной записке, что плата за пользование саламандрой повысилась еще на три процента. Жизнь дорожает не по дням, а по часам.
Денег, вырученных за жестянки, хватило бы разве что на бутерброд, да и то без хрустящего картофеля. Сразу за углом центра переработки виднелась забегаловка «Золотой шпиль». Я отправился туда и потратил все, что заработал, и еще немного. Не очень изысканно, конечно, но когда в основном питаешься в одиночку, на это не обращаешь внимания.
Рядом с «Золотым шпилем» стоял автомат для продажи газет. Им заправлял такой же маленький жадный бесенок, как и те, что ютятся в таксофонах. Я бросил в лапку мелочь и вытащил «Тайме». Попытайся я вытянуть больше одной газеты, бесенок завизжал бы, как резаный. Стыдно, конечно, прибегать к таким мерам, но что поделаешь! Такова жизнь в большом городе.
Вернувшись домой, я открыл пиво и выпил, пока читал газету. Меня заинтересовала небольшая заметка: брат Ваган обратился к кардиналу Энджел-Сити за разрешением применить косметическую магию для лечения монаха, сильно пострадавшего от пожара в монастыре.
Я помолился, чтобы кардинал разрешил операцию. Косметическая магия в наши дни творит чудеса. Если у врачей и магов есть портрет человека, сделанный незадолго до того, как его внешность пострадала, они могут использовать закон подобия и вернуть образ туда, где ему надлежит быть. Конечно, полного сходства добиться не удается, но все же пострадавший от пожара перестает быть ходячим кошмаром.
Беда в том, что кардинал Энджел-Сити – твердолобый ирландец – уж очень серьезно относится к таким понятиям, как умерщвление плоти и Божья воля. Он рассмотрел просьбу брата Вагана, но «нельзя ручаться за последствия подобного вмешательства». Он имеет основания полагать, что Господь захотел, чтобы монах был изувечен, и кто мы, чтобы спорить с Ним?
Такая позиция мне никогда не нравилась. На мой взгляд, если бы Господь хотел, чтобы жертвы пожара навеки оставались изуродованными, он не позволил бы появиться косметической магии. Но я всего-навсего чиновник АЗОС, а не теолог (и уж тем более не католический теолог). Что я могу знать о воле Божией?
О представлении со святым Георгием и Змием в мельчайших подробностях рассказывалось в рубрике развлечений (интересно, что об этом думает кардинал?). Я не слишком приглядывался к красотке, выступавшей близ голливудского шоссе, и не могу сказать, сваливалась ли с нее мини-туника в рекламных целях. И не собирался вновь посетить назойливое светомагическое шоу, чтобы проверить это. Так что рекламный трюк «с клубничкой» стоил этой компании потери по меньшей мере одного платежеспособного клиента.
* * *
Когда на следующее утро я отправился на работу, вдоль Конфедерального здания маршировало еще больше пикетчиков, протестующих против чесночной травли средиземноморских вампиров. Я покачал головой, возносясь в лифтовой шахте на свой этаж. Некоторые не в состоянии перетерпеть временные неудобства ради долговременной пользы.
Добравшись до стола, я набросился на бумаги, как одержимый. Если бы здесь появился священник, он, наверное, решил бы, что из меня в пору изгонять бесов. Но я энергично пробивался сквозь залежи, чтобы выкроить время и вплотную заняться расследованием дела о Девонширской свалке. После обеда я собирался отправиться в «Шоколадную ласку».
Благими намерениями вымощена дорога… сами знаете куда.
Только мне удалось добиться того, что сквозь море пергаментов проглянула столешница, как завопил телефон. В отличие от многих моих знакомых меня редко посещают предчувствия. Но на сей раз я почуял беду. В последнее время телефон нечасто радовал меня приятными известиями.
– Дэвид Фишер, Агентство Защиты Окружающей Среды.
– Мистер Фишер, это Сьюзен Кузнецова из Управления Физического и Духовного Здравоохранения Княжества…
– Да? – Никогда о ней не слышал.
– Мистер Фишер, я звоню из чатсуортской мемориальной больницы. Я собиралась известить Сан-Фердинандскую общину святого Фомы, как обычно в подобных случаях, но из-за трагедии, которая недавно произошла там, это оказалось невозможным. Когда я позвонила в монастырь святого Фомы Восточной части Энджел-Сити, мне посоветовали обратиться к вам.
– По какому поводу? – В ту минуту я совершенно не думал о Девонширской свалке. Но не успела ответить моя собеседница, как я мгновенно сопоставил то, где она работает, откуда звонит, вероятную причину, по которой ей понадобился монастырь святого Фомы, и то, почему ее скорее всего отослали ко мне. – Только не говорите мне, мисс Кузнецова…
– Боюсь, это так, мистер Фишер. У нас в больнице только что родился ребенок с апсихией.
Глава 4
Я плохо разбираюсь в младенцах – сказывается отсутствие опыта. Дайте нам с Джуди еще несколько лет, и, надеюсь, мы с этим разберемся. Ах да, ведь у моего брата в Портленде двухгодовалая дочь, а еще у меня в тех краях несколько малолетних двоюродных братишек и сестренок. Тем не менее все подгузники, которые я поменял, можно сосчитать на пальцах одной руки.
Поэтому бедный маленький Хесус Кордеро (горькая ирония, заключавшаяся в этом имени, ошеломила меня), на мой взгляд, не слишком отличался от любого новорожденного младенца. Он лежал в своей колыбельке, беспорядочно суча ручками и ножками, словно не мог понять, что это такое и что с ними делать. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это черные-пречерные волосы, украшавшие его головку.
Его мать сидела на краю кровати рядом с колыбелькой. Ей было лет девятнадцать-двадцать, не больше. Ее можно было бы даже назвать хорошенькой, не будь она столь измучена родами. На ее плече лежала рука мужа. Он был примерно ее возраста и одет, как поденщик. Они переговаривались по-испански. Интересно, они законным путем попали в Конфедерацию? Но еще больше меня заинтересовал вопрос, насколько ясно они осознают, что случилось с их маленьким Хесусом.
В палате была и Сьюзен Кузнецова – женщина средних лет, изящная, как шкаф, – сразу видно, не из тех, кто занимается всякими глупостями, – и священник отец Флэнэган – пухлый, рыжий коротышка. Он тоже бегло говорил по-испански. В наши времена в Энджел-Сити без испанского не проживешь.
– Диагноз еще под вопросом, святой отец? – спросил я.
– Увы, нет. Бедный малыш! – ответил священник. Слушая его, я размышлял, можно ли вообще говорить по-испански без акцента. Но все посторонние мысли разом исчезли, когда он сказал:
– Вчера вечером я, как обычно, проходил по детскому отделению, благословляя новорожденных моей конфессии. И вдруг… ну, лучше посмотрите сами, инспектор.
Он снял с себя распятие, приложил его к щеке младенца и проговорил что-то по-латыни. Это, конечно, не иудейский обряд, но я знал, чего все ожидали. Ребенок, только что пришедший в мир, безгрешен, поэтому крест должен на мгновение засиять, символизируя связь между благодатью Божией и невинностью младенческой души. Ведь не просто так новообращенные скандинавы говорят о Белом Христе.
Вот только здесь мы не увидели ничего. С таким же успехом можно было приложить к щеке младенца кусок дерева или металла. Но распятие – один из самых могущественных мистических символов Нашего Мира… Маленький Хесус лишь повернул головку в надежде, что это материнская грудь.
Очень осторожно, очень печально священник вновь приложил распятие к его щеке.
– Утром отец Флэнэган сразу же позвал меня, – сказала Сьюзен Кузнецова. – Конечно, я немедленно пришла. Тогда он повторил проверку. В моем присутствии, а я провела свои анализы, чтобы исключить возможность ошибки. Этот малыш, здоровый и нормальный во всех остальных отношениях, лишен души.
Слезы навернулись мне на глаза. Кошмар какой! Бедный малыш, он даже согрешить не сможет! Ужасная несправедливость! Даже Сатана с этого ничего не получит: ведь когда Хесус Кордеро умрет, он просто исчезнет. Что это значит? Насколько я могу судить, только то, что мы вообще мало что в этом во всем понимаем.
– Сэр, – обратился я к отцу ребенка (его звали Ра-моном, а его жену – Лупе), – могу я задать вам несколько вопросов? Возможно, мне удастся узнать, почему с вашим сыном приключилось это несчастье.
– Si, спрашивайте, – согласился он. Он понимал по-английски, хоть и не очень умело на нем говорил. Его жена кивнула, показывая, что тоже поняла меня.
Прежде всего я спросил их адрес. Я не удивился, услышав, что они живут всего милях в двух от Девонширской свалки (а больница – в пяти-шести милях от нее). Затем я попытался выяснить, не пользовалась ли Лупе Кордеро какими-нибудь колдовскими снадобьями во время беременности. Она покачала головой:
– Nada.
– Совсем никакими? – не отступал я. Ведь магия настолько для нас привычна, что порой мы даже не задумываемся об этом. – Вы принимали только самые обыкновенные лекарства?
Она быстро заговорила по-испански. Отец Флэнэган помог мне:
– Она говорит, что не принимала никаких лекарств вплоть до родов – просто не могла их себе позволить.
Я мрачно кивнул: нынче это часто случается с бедными иммигрантами.
– Правда, по утрам я себя плохо чувствовала и обратилась за помощью к курандеро, – объяснила Лупе с помощью священника.
– Вероятно, он дал ей что-то вроде ромашкового чая, – пояснил отец Флэнэган. – Лишь немногие курандеро рискуют связываться с Чем-нибудь Значительным.
– Вероятно, – согласился я, – но мне нужно быть в этом уверенным. Миссис Кордеро, вы можете сообщить мне имя и адрес этого человека?
– Не помню, – ответила она по-английски. Ее лицо сразу стало суровым. Я догадался, что это был кто-то из ее родной деревни в Империи Ацтеков, кто-то, кого она не хотела подвести.
Я сделал еще одну попытку:
– Миссис Кордеро, возможно, лекарство, которое вы принимали, каким-то образом вызвало апсихию у вашего ребенка. Мы хотим проверить это, чтобы убедиться, что подобное несчастье не постигнет кого-нибудь еще.
– Не помню, – повторила Лупе.
Ее лицо было словно отлито из бронзы. Я понял, что мне не удастся получить ответ. Я поймал взгляд отца Флэнэгана. Он едва заметно покачал головой. Может быть, священник попытается поговорить с ней позже или расспросить соседей? Так или иначе, решил я, но скоро я узнаю то, что хочу знать.
Рамон Кордеро склонился над кроваткой и поднял сына. Судя по тому, как ловко он пристроил младенца на согнутой руке, это был не первый его ребенок.
– Nino lindo, – нежно произнес он. Отец Флэнэган перевел так же ласково:
– Красивый мальчик.
Маленький Хесус и вправду был прехорошенький.
– Радуйтесь ему, как только можете, – печально произнес я. – Любите его крепче. Это все, что у него есть. Пусть он будет счастлив здесь.
– Хороший совет, – заметила Сьюзен Кузнецова. Она заговорила по-испански так же бегло, как отец Флэнэган, потом перевела для меня: – Я сказала, что многие апсихики многого достигли на Этом свете, словно возмещая то, что они не будут жить после смерти. Художники, писатели, заклинатели…
Сьюзен сказала правду, но не всю. Существуют неоспоримые доказательства того, что предводитель германцев во время Второй Магической войны родился апсихиком и что он был зачинщиком самых кровавых зверств и жестокостей именно потому, что не страшился посмертной участи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Парень в приемном зале бросил банки на весы и сверился с маленькой табличкой, прикрепленной к стене.
– Две шестьдесят, – объявил он.
Мелочь я ссыпал в карман, а две кроны бережно уложил в бумажник.
– Спасибо, дружище.
– Заходите почаще. Надеюсь скоро увидеть вас снова. Вы облегчаете жизнь магам.
Я согласно кивнул. Работая в АЗОС, я знал об этом куда больше, чем он. Переработанный алюминий позволяет магам использовать закон подобия, чтобы извлекать металл непосредственно из руды – это гораздо дешевле и более энергетически целесообразно, чем алхимия, к которой они вынуждены прибегать, когда работают без алюминиевого образца. Не говоря уже о нелепом и дорогом механическом процессе, с помощью которого алюминий извлекают из содержащих его пород. Без магии мы, наверное, и не узнали бы, какой это замечательный и полезный металл – алюминий.
Конечно, две с половиной кроны не покроют счет из Департамента Воды и Энергии, который я обнаружил в почтовом ящике. По сравнению с прошлым месяцем он опять вырос. Департамент уведомил в пояснительной записке, что плата за пользование саламандрой повысилась еще на три процента. Жизнь дорожает не по дням, а по часам.
Денег, вырученных за жестянки, хватило бы разве что на бутерброд, да и то без хрустящего картофеля. Сразу за углом центра переработки виднелась забегаловка «Золотой шпиль». Я отправился туда и потратил все, что заработал, и еще немного. Не очень изысканно, конечно, но когда в основном питаешься в одиночку, на это не обращаешь внимания.
Рядом с «Золотым шпилем» стоял автомат для продажи газет. Им заправлял такой же маленький жадный бесенок, как и те, что ютятся в таксофонах. Я бросил в лапку мелочь и вытащил «Тайме». Попытайся я вытянуть больше одной газеты, бесенок завизжал бы, как резаный. Стыдно, конечно, прибегать к таким мерам, но что поделаешь! Такова жизнь в большом городе.
Вернувшись домой, я открыл пиво и выпил, пока читал газету. Меня заинтересовала небольшая заметка: брат Ваган обратился к кардиналу Энджел-Сити за разрешением применить косметическую магию для лечения монаха, сильно пострадавшего от пожара в монастыре.
Я помолился, чтобы кардинал разрешил операцию. Косметическая магия в наши дни творит чудеса. Если у врачей и магов есть портрет человека, сделанный незадолго до того, как его внешность пострадала, они могут использовать закон подобия и вернуть образ туда, где ему надлежит быть. Конечно, полного сходства добиться не удается, но все же пострадавший от пожара перестает быть ходячим кошмаром.
Беда в том, что кардинал Энджел-Сити – твердолобый ирландец – уж очень серьезно относится к таким понятиям, как умерщвление плоти и Божья воля. Он рассмотрел просьбу брата Вагана, но «нельзя ручаться за последствия подобного вмешательства». Он имеет основания полагать, что Господь захотел, чтобы монах был изувечен, и кто мы, чтобы спорить с Ним?
Такая позиция мне никогда не нравилась. На мой взгляд, если бы Господь хотел, чтобы жертвы пожара навеки оставались изуродованными, он не позволил бы появиться косметической магии. Но я всего-навсего чиновник АЗОС, а не теолог (и уж тем более не католический теолог). Что я могу знать о воле Божией?
О представлении со святым Георгием и Змием в мельчайших подробностях рассказывалось в рубрике развлечений (интересно, что об этом думает кардинал?). Я не слишком приглядывался к красотке, выступавшей близ голливудского шоссе, и не могу сказать, сваливалась ли с нее мини-туника в рекламных целях. И не собирался вновь посетить назойливое светомагическое шоу, чтобы проверить это. Так что рекламный трюк «с клубничкой» стоил этой компании потери по меньшей мере одного платежеспособного клиента.
* * *
Когда на следующее утро я отправился на работу, вдоль Конфедерального здания маршировало еще больше пикетчиков, протестующих против чесночной травли средиземноморских вампиров. Я покачал головой, возносясь в лифтовой шахте на свой этаж. Некоторые не в состоянии перетерпеть временные неудобства ради долговременной пользы.
Добравшись до стола, я набросился на бумаги, как одержимый. Если бы здесь появился священник, он, наверное, решил бы, что из меня в пору изгонять бесов. Но я энергично пробивался сквозь залежи, чтобы выкроить время и вплотную заняться расследованием дела о Девонширской свалке. После обеда я собирался отправиться в «Шоколадную ласку».
Благими намерениями вымощена дорога… сами знаете куда.
Только мне удалось добиться того, что сквозь море пергаментов проглянула столешница, как завопил телефон. В отличие от многих моих знакомых меня редко посещают предчувствия. Но на сей раз я почуял беду. В последнее время телефон нечасто радовал меня приятными известиями.
– Дэвид Фишер, Агентство Защиты Окружающей Среды.
– Мистер Фишер, это Сьюзен Кузнецова из Управления Физического и Духовного Здравоохранения Княжества…
– Да? – Никогда о ней не слышал.
– Мистер Фишер, я звоню из чатсуортской мемориальной больницы. Я собиралась известить Сан-Фердинандскую общину святого Фомы, как обычно в подобных случаях, но из-за трагедии, которая недавно произошла там, это оказалось невозможным. Когда я позвонила в монастырь святого Фомы Восточной части Энджел-Сити, мне посоветовали обратиться к вам.
– По какому поводу? – В ту минуту я совершенно не думал о Девонширской свалке. Но не успела ответить моя собеседница, как я мгновенно сопоставил то, где она работает, откуда звонит, вероятную причину, по которой ей понадобился монастырь святого Фомы, и то, почему ее скорее всего отослали ко мне. – Только не говорите мне, мисс Кузнецова…
– Боюсь, это так, мистер Фишер. У нас в больнице только что родился ребенок с апсихией.
Глава 4
Я плохо разбираюсь в младенцах – сказывается отсутствие опыта. Дайте нам с Джуди еще несколько лет, и, надеюсь, мы с этим разберемся. Ах да, ведь у моего брата в Портленде двухгодовалая дочь, а еще у меня в тех краях несколько малолетних двоюродных братишек и сестренок. Тем не менее все подгузники, которые я поменял, можно сосчитать на пальцах одной руки.
Поэтому бедный маленький Хесус Кордеро (горькая ирония, заключавшаяся в этом имени, ошеломила меня), на мой взгляд, не слишком отличался от любого новорожденного младенца. Он лежал в своей колыбельке, беспорядочно суча ручками и ножками, словно не мог понять, что это такое и что с ними делать. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это черные-пречерные волосы, украшавшие его головку.
Его мать сидела на краю кровати рядом с колыбелькой. Ей было лет девятнадцать-двадцать, не больше. Ее можно было бы даже назвать хорошенькой, не будь она столь измучена родами. На ее плече лежала рука мужа. Он был примерно ее возраста и одет, как поденщик. Они переговаривались по-испански. Интересно, они законным путем попали в Конфедерацию? Но еще больше меня заинтересовал вопрос, насколько ясно они осознают, что случилось с их маленьким Хесусом.
В палате была и Сьюзен Кузнецова – женщина средних лет, изящная, как шкаф, – сразу видно, не из тех, кто занимается всякими глупостями, – и священник отец Флэнэган – пухлый, рыжий коротышка. Он тоже бегло говорил по-испански. В наши времена в Энджел-Сити без испанского не проживешь.
– Диагноз еще под вопросом, святой отец? – спросил я.
– Увы, нет. Бедный малыш! – ответил священник. Слушая его, я размышлял, можно ли вообще говорить по-испански без акцента. Но все посторонние мысли разом исчезли, когда он сказал:
– Вчера вечером я, как обычно, проходил по детскому отделению, благословляя новорожденных моей конфессии. И вдруг… ну, лучше посмотрите сами, инспектор.
Он снял с себя распятие, приложил его к щеке младенца и проговорил что-то по-латыни. Это, конечно, не иудейский обряд, но я знал, чего все ожидали. Ребенок, только что пришедший в мир, безгрешен, поэтому крест должен на мгновение засиять, символизируя связь между благодатью Божией и невинностью младенческой души. Ведь не просто так новообращенные скандинавы говорят о Белом Христе.
Вот только здесь мы не увидели ничего. С таким же успехом можно было приложить к щеке младенца кусок дерева или металла. Но распятие – один из самых могущественных мистических символов Нашего Мира… Маленький Хесус лишь повернул головку в надежде, что это материнская грудь.
Очень осторожно, очень печально священник вновь приложил распятие к его щеке.
– Утром отец Флэнэган сразу же позвал меня, – сказала Сьюзен Кузнецова. – Конечно, я немедленно пришла. Тогда он повторил проверку. В моем присутствии, а я провела свои анализы, чтобы исключить возможность ошибки. Этот малыш, здоровый и нормальный во всех остальных отношениях, лишен души.
Слезы навернулись мне на глаза. Кошмар какой! Бедный малыш, он даже согрешить не сможет! Ужасная несправедливость! Даже Сатана с этого ничего не получит: ведь когда Хесус Кордеро умрет, он просто исчезнет. Что это значит? Насколько я могу судить, только то, что мы вообще мало что в этом во всем понимаем.
– Сэр, – обратился я к отцу ребенка (его звали Ра-моном, а его жену – Лупе), – могу я задать вам несколько вопросов? Возможно, мне удастся узнать, почему с вашим сыном приключилось это несчастье.
– Si, спрашивайте, – согласился он. Он понимал по-английски, хоть и не очень умело на нем говорил. Его жена кивнула, показывая, что тоже поняла меня.
Прежде всего я спросил их адрес. Я не удивился, услышав, что они живут всего милях в двух от Девонширской свалки (а больница – в пяти-шести милях от нее). Затем я попытался выяснить, не пользовалась ли Лупе Кордеро какими-нибудь колдовскими снадобьями во время беременности. Она покачала головой:
– Nada.
– Совсем никакими? – не отступал я. Ведь магия настолько для нас привычна, что порой мы даже не задумываемся об этом. – Вы принимали только самые обыкновенные лекарства?
Она быстро заговорила по-испански. Отец Флэнэган помог мне:
– Она говорит, что не принимала никаких лекарств вплоть до родов – просто не могла их себе позволить.
Я мрачно кивнул: нынче это часто случается с бедными иммигрантами.
– Правда, по утрам я себя плохо чувствовала и обратилась за помощью к курандеро, – объяснила Лупе с помощью священника.
– Вероятно, он дал ей что-то вроде ромашкового чая, – пояснил отец Флэнэган. – Лишь немногие курандеро рискуют связываться с Чем-нибудь Значительным.
– Вероятно, – согласился я, – но мне нужно быть в этом уверенным. Миссис Кордеро, вы можете сообщить мне имя и адрес этого человека?
– Не помню, – ответила она по-английски. Ее лицо сразу стало суровым. Я догадался, что это был кто-то из ее родной деревни в Империи Ацтеков, кто-то, кого она не хотела подвести.
Я сделал еще одну попытку:
– Миссис Кордеро, возможно, лекарство, которое вы принимали, каким-то образом вызвало апсихию у вашего ребенка. Мы хотим проверить это, чтобы убедиться, что подобное несчастье не постигнет кого-нибудь еще.
– Не помню, – повторила Лупе.
Ее лицо было словно отлито из бронзы. Я понял, что мне не удастся получить ответ. Я поймал взгляд отца Флэнэгана. Он едва заметно покачал головой. Может быть, священник попытается поговорить с ней позже или расспросить соседей? Так или иначе, решил я, но скоро я узнаю то, что хочу знать.
Рамон Кордеро склонился над кроваткой и поднял сына. Судя по тому, как ловко он пристроил младенца на согнутой руке, это был не первый его ребенок.
– Nino lindo, – нежно произнес он. Отец Флэнэган перевел так же ласково:
– Красивый мальчик.
Маленький Хесус и вправду был прехорошенький.
– Радуйтесь ему, как только можете, – печально произнес я. – Любите его крепче. Это все, что у него есть. Пусть он будет счастлив здесь.
– Хороший совет, – заметила Сьюзен Кузнецова. Она заговорила по-испански так же бегло, как отец Флэнэган, потом перевела для меня: – Я сказала, что многие апсихики многого достигли на Этом свете, словно возмещая то, что они не будут жить после смерти. Художники, писатели, заклинатели…
Сьюзен сказала правду, но не всю. Существуют неоспоримые доказательства того, что предводитель германцев во время Второй Магической войны родился апсихиком и что он был зачинщиком самых кровавых зверств и жестокостей именно потому, что не страшился посмертной участи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55