– А что на самом деле думал Хакур? Он знал про вас двоих?
– Знал. Причем она сама сделала для этого все. Ей нравилось изводить своего деда. Легко представить Хакура бессердечным и жестоким, но он потерял собственную дочь, лишившуюся рассудка, и когда подобное стало угрожать его внучке… Думаю, даже вдалбливая ей в голову сентенции о «чужаках-безбожниках», он втайне был доволен, что она не столь одинока, как ее мать. Незадолго до Дня Предназначения он даже сказал, что может разрешить нам пожениться…
– О боги! – простонал я. – Какое коварство! – Мне хотелось закрыть лицо руками. – Согласиться на ваш с Дорр брак? Предложить вам пожениться…
– Что в этом такого?
– Дорр вовсе не собиралась выходить замуж! Ей хотелось вырваться! Вырваться из поселка, подальше от Хакура. Если бы вы поженились, это еще сильнее привязало бы ее к Тобер-Коуву. Это была угроза, а вовсе не уступка. Хакур, по сути, приставил ей нож к горлу и вынудил поднять ставку – выбрать Предназначение нейт.
– Нет, – прошептал Зефрам. – Дорр поступила так, чтобы сделать приятное мне.
– Сделать приятное тебе? – переспросил я. – Только не говори мне, будто ты рассказал Дорр счастливую сказку про жизнь нейтов на Юге! Вряд ли ты был способен на такое после того, что произошло со Стек.
– Я никогда не рассказывал Дорр о нейтах, – ответил Зефрам. – По крайней мере, до ее Предназначения. Но Дорр было пять лет, когда Стек сделала свой выбор. Дорр была уже достаточно взрослой, чтобы помнить кое-что из случившегося тогда, и слишком молодой для того, чтобы сделать верные выводы. Ей пришло в голову…
Он помахал рукой, словно пытаясь подобрать нужные слова.
– Что ты был любовником Стек, после того как она стала нейт? – подсказал я. – Что тебе нравятся нейты?
Отец провел рукой по влажным от пота волосам.
– Возможно, мне следовало рассказать ей о нейтах до ее Предназначения. Но мне не хотелось затрагивать эту тему, чтобы не повлиять на Дорр так, как когда-то я повлиял на Стек. Пару раз она сама заводила об этом разговор, но я ограничивался общими фразами. Тогда мне это казалось верным.
«Иногда верных путей не существует», – подумал я, вслух же произнес:
– И когда она выбрала Предназначение нейт…
– Я остался с ней. Это был тот же самый человек. И я не собирался бросать ее после того, как она… ради меня…
– Да, конечно, – кивнул я.
Мне не хотелось причинять ему боль, высказывая свои соображения по этому поводу. Действительно ли Дорр думала, что для Зефрама предпочтительнее нейт? Или она поступила так, чтобы шокировать деда, а потом сочинила другую историю для любовника? Возможно, она боялась, что Зефрам отвернется от нее, если не будет считать, что виной случившемуся он сам.
Узнать правду было невозможно. Дорр не было в живых. Несчастной скрытной двадцатипятилетней девушки, готовой пойти на любой безумный поступок ради того, чтобы освободиться от власти деда.
Возможно, не было случайностью и то, что она влюбилась в человека, которому было столько же лет, сколько и Хакуру.
– По поводу Дорр и Боннаккута… – Я невольно помедлил с вопросом. – Его в самом деле убила она?
Зефрам кивнул.
– Ты уверен? – уточнил я. – Рашид считает, что ее признание лишено какого либо смысла.
– Он прав, все ее признание – ложь. Но она действительно его убила. Я присутствовал при этом.
– Что произошло?
Закрыв глаза, он начал рассказывать, словно воспроизводя события перед своим мысленным взором, а может быть, просто не хотел никого и ничего видеть.
Все началось, естественно, с собрания, на котором Тобер-Коув приветствовал Рашида. Зефрам сидел на траве, держа на коленях Ваггерта и греясь в лучах утреннего солнца. День обещал быть приятным – в полдень ему предстояло проводить меня с Госпожой Чайкой в Гнездовье, а затем всех взрослых ждало праздничное веселье, вплоть до возвращения детей на закате. Зефрам мог встретиться с Лучезарным, провести время с Дорр…
А затем на ступенях Совета появилась бозель Рашида.
Как только собрание начало расходиться, Зефрам поспешил домой, почти бегом, хотя Стек должна была знать, где его найти. Поскольку за его шею цеплялся Ваггерт и поскольку ему было уже за шестьдесят, Зефрам был лишь на полпути к дому, когда Стек нагнала его – на той самой лесной дороге, где все и произошло.
Они немного поговорили – о том, что с ними случилось за это время. Обо мне.
Потом появился Боннаккут с пистолетом в руке. Он следил за Стек, дожидаясь того момента, когда она окажется вне защиты «силового поля» Рашида. Наш первый воин не видел, как Стек выскользнула через боковую дверь здания Совета, но догадался о том, куда она может пойти – к своему бывшему любовнику. (Боннаккуту было пять лет, когда Стек изгнали из поселка; как и Дорр, он, скорее всего, об этом помнил. Нейт, в которую можно было вволю пошвыряться камнями, – вот потеха!)
Если бы Боннаккут нажал на спуск, как только появился, Стек была бы мертва. Наш гордый первый воин притащил бы ее тело за волосы и объявил бы о своем триумфе со ступеней Совета. Но, к счастью для моей матери, Боннаккут не смог удержаться от того, чтобы позлорадствовать.
И тут появилась Дорр, каким-то образом почувствовавшая, что Зефрам встречается со своей бывшей любовницей.
– Она вовсе не выглядела огорченной, – сказал отец. – Напротив, впечатление было такое, будто она… освободилась. Будто она готова была отдать меня Стек и начать свою собственную жизнь.
Я вспомнил Дорр, какой я ее видел, когда пришел за Хакуром, чтобы совершить последний ритуал. Дорр пыталась сменить прическу. Дважды поцеловала меня – исключительно из озорства. Если она полагала, что освободилась от Зефрама, от последнего обстоятельства, что связывало ее с Тобер-Коувом… Но, возможно, это было лишь своеобразной реакцией на совершенное ею убийство – да и самоубийство она уже замышляла…
Но все это произошло уже позже. Перед убийством Дорр просто шла к Зефраму – скорее всего, намеревалась поговорить с ним о возвращении Стек. Вероятно, она услышала насмешки и угрозы Боннаккута еще издали. Тихо прокравшись за деревьями, она увидела все – пистолет, моего отца и Стек под прицелом.
Дорр вытащила нож и ударила. Боннаккут стоял к ней спиной; он умер, даже не заметив ее.
– А потом она убежала. – Зефрам покачал головой. – Она крикнула нам: «Будьте счастливы!» и убежала в лес. Я думал, что она просто уйдет из поселка на Юг или куда-нибудь еще. Но, видимо, она решила сочинить правдоподобную историю, чтобы защитить меня от подозрений. – Он опять покачал головой. – Я никогда ее не понимал, Фуллин. По-настоящему – никогда. Не знаю, почему она была со мной, и точно так же не знаю, почему она ушла. – Он опустил голову и закрыл лицо руками.
Как утешить отца?
Погладить по плечу? Пробормотать несколько сочувственных слов? Обнять его, чтобы он перестал плакать?
Из всех людей во вселенной отец – единственный, кого нельзя трогать, пока он сам не справится со своим горем.
Я прислонился к кухонному шкафу, не зная, куда девать руки.
Наконец он снова заговорил, почти шепотом:
– Жаль, что Дорр убежала – если бы мы все просто пошли прямо на площадь и заявили, что она убила Боннаккута, защищая Стек и меня, возможно, что Отец Прах и Мать Пыль объявили бы убийство законным. Возможно, стала бы известна правда про Дорр и меня, так же как и о том, что Дорр и Стек – нейты. Не знаю. В отсутствие Дорр Стек и я не могли решать за нее. Мы просто попытались запутать следы, чтобы никто не сумел составить истинную картину. Стек еще несколько раз ударила Боннаккута ножом в живот. Я забрал его пистолет…
– Что ты с ним сделал? – спросил я.
– Он здесь. В погребе.
– Тебе нужно от него избавиться.
– Я знаю. Сегодня ночью я выброшу его в озеро.
– А если кто-то тебя увидит? Что, если Рашид узнает о ваших прежних отношениях с Дорр и придет обыскать дом?
– Как он может узнать?
– Хакур знает, что вы с Дорр были любовниками, – сказал я. – Значит, об этом известно и Лите. Может быть, и кому-то еще. Если Лучезарный пройдется по поселку во время сегодняшнего праздника, начнет расспрашивать народ…
– Так что мне в таком случае делать?
– Дай мне пистолет. Я от него избавлюсь.
Он посмотрел на меня покрасневшими глазами.
– Ты ведь не оставишь его себе, правда, Фуллин?
– Нет, – ответил я, – и я не собираюсь ни в кого стрелять, если это тебя беспокоит. Просто дай пистолет.
С трудом выбравшись из кресла, он зашаркал по направлению к погребу. Убедившись, что Зефрам вполне держится на ногах, я поспешил в свою комнату в задней части дома. Там на кровати лежала моя Куриная шкатулка.
Я уже упоминал о том, что все, кто отправляется в Гнездовье, берут с собой куриную лапку, символизирующую Руку Патриарха. В последние годы, по мере того как поселок поддавался влиянию «материализма», среди родителей возникла мода дарить детям выкрашенные золотой краской шкатулки, напоминающие ту, где лежала подлинная Рука. Родители также заполняли шкатулку подарками, которых порой было так много, что куриной лапки среди них почти не было заметно. Считалось, что подарки отправляются в Гнездовье, чтобы их «благословили» боги, но на самом деле их просто выставляли напоказ, демонстрируя соседям свое богатство.
Моя шкатулка была набита безделушками, видимо, купленными на Юге. Я даже не смотрел на них, высыпая все на кровать и радуясь лишь тому, что сюда вполне поместится «беретта».
Когда Зефрам вернулся из погреба, я уже принес шкатулку и поставил ее на кухонный стол.
– Ты собираешься взять пистолет с собой в Гнездовье? – спросил он.
Я кивнул.
– Это мой дар.
По традиции каждый что-то оставлял в Гнездовье в дар богам. Обычно это был символ той половины личности, с которой ты расставался навсегда. Если ты выбирал женское Предназначение, то мог оставить свое копье, чтобы показать, что больше не будешь жить по мужским обычаям, или, если ты собирался стать мужчиной, то мог подарить несколько капель крови от последних месячных.
– Не знаю, что будет означать, если я подарю богам пистолет, но там он будет в большей безопасности, чем где-либо еще.
– И ты уверен, что никто не заглянет в шкатулку до того, как ты окажешься в Гнездовье?
– Людям, конечно, будет интересно, какие подарки ты мне купил, – ответил я, – но что-либо им показывать я не обязан.
– Что ж, в таком случае… – Он протянул мне пистолет обеими руками, словно тот был столь же тяжелым и драгоценным, как золото. Прошлой ночью я видел его лишь в звездном свете, сейчас же, когда лучи солнца падали прямо в окна кухни, оружие ярко блестело. Несколько мгновений мы молча смотрели на него, затем Зефрам вздохнул. – Я поставил его на предохранитель, так что случайно он не сработает. И проверь предохранитель еще раз, прежде чем вынешь пистолет из шкатулки. Показать тебе, как это делается?
– Я знаю про предохранитель, – ответил я. – Стек прошлой ночью объясняла Боннаккуту, и я тоже смотрел и слушал. Но откуда ты знаешь про пистолеты?
– Один мой друг-торговец был коллекционером. У него была почти сотня экземпляров огнестрельного оружия Древних, разных типов, но лишь два из них сохранились достаточно хорошо для того, чтобы из них можно было стрелять. Чего бы он только не отдал за пистолет вроде этого… – Отец покачал головой. – Но сейчас его, скорее всего, уже нет в живых. Прошло двадцать лет. Двадцать лет с тех пор, как я последний раз видел кого-то из своих знакомых с Юга.
Передо мной был смертельно уставший старик, жизнь в Тобер-Коуве наложила на него свой отпечаток. Казалось, будто в первую свою зиму в поселке он попал в снежную ловушку и с тех пор навсегда примерз к этому месту.
– Рашид и Стек уйдут через день-два. – Я сочувственно смотрел на него. – Может быть, хочешь отправиться на Юг вместе с ними?
– Стек сказала мне, что теперь она с… лордом.
– Ну и что! Зато тебе не придется опасаться бандитов, путешествуя с Лучезарным, и, возможно, ты просто сможешь немного отдохнуть.
– Я тебя знаю, Фуллин, – слабо улыбнулся он. – Ты просто хочешь побыть один в моем доме.
Я улыбнулся в ответ.
– Именно так. Не говоря уже о том, что ты заслужил отдых после того, как терпел мое общество в течение двадцати лет.
– Ну что ж. – Он окинул невидящим взглядом кухню. – Ну что ж… Если я решу отправиться на Юг, мне не нужны сопровождающие. Погружу вещи в фургон, запрягу лошадей – и тронусь в путь. Выберу только солнечный день, когда небо ясное, и к ночи буду уже далеко. – Он глубоко вздохнул. – Лучше всего – в день большого летнего праздника, когда фермеры не работают на полях, так что никто не увидит меня на дороге. Просто уеду, без лишних прощаний.
Он вопросительно посмотрел на меня.
– Конечно, – кивнул я. – Самое лучшее. Без лишних прощаний.
Мы немного посидели молча, затем отец осторожно поместил «беретту» в шкатулку на полотенце, чтобы оружие не скользило. Зефрам взял со стола куриную лапку, собираясь тоже положить ее в шкатулку, но я его остановил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44