Там, где они бежали, все густо заросло лианами, высохшие виноградные лозы хрустели под ногами, растения шелестели, потому что в них сновали демоны, а на листьях виднелись капли чего-то, очень похожего на кровь.
– Он доберется, – заверил его Ледяной Сокол. – Он так же силен, как и ты, враг мой, и слишком глуп, так что никогда не знает, что пора остановиться. Он доберется до них.
– Тебе было больно, – тихо спросила Хетья, – когда умирали те двое? Твои… твои другие «я»?
Какой дурацкий вопрос, подумал Ледяной Сокол, ведь они были каждый сам по себе, но Потерявший Путь сказал:
– Я почувствовал это. Я… это одиночество. Я думаю, это даже хуже, чем смерть Близняшки – или смерть ее сестры; она умерла еще во младенчестве.
Он посмотрел на Хетью сверху вниз, большой великодушный человек, немножко странный, особенно сейчас – лысый и лишенный своего былого разума. Но душа его осталась величественной.
– Я чувствую… пустоту. Провал. Как будто не осталось никакой надежды вновь стать целым. Но эта надежда исчезла, еще когда я… когда я забрался в этот чан.
– Ты это помнишь?
Свет лампы мерцал на сверкающем льду. Ледяной Сокол, шедший впереди, свернул за угол – он считал двери и повороты. Его заполнило смятение – ужас и сожаление, то, чего он не должен был испытывать, ведь Потерявший Путь в первую очередь был его врагом. Но он не мог выкинуть из памяти сон клона о его муках, единственное воспоминание этого существа.
В темноте раздался грохот обутых ног, мужские голоса, приглушенные расстоянием, потом кто-то закричал – и крик резко оборвался. Раздался тихий смешок, больше похожий на дуновение ветра, почти неслышный.
– Не совсем. Просто… ну, как меня били в детстве. Я не… – Потерявший Путь повернулся, держа в руке меч, и прислушался, но только тишина дышала из левого коридора, только сталактиты и сосульки виднелись справа. – Я не помню. С тобой все в порядке, друг мой?
Ледяной Сокол открыл было рот, чтобы с негодованием отвергнуть возможность дружбы с кем бы то ни было из Народа Пустых Озер, но вместо этого сказал:
– Все нормально. – Куртка его была разрезана, но толстая шкура мамонта защитила его. Лицо дико болело от когтей демонов, и он промерз до костей.
– Что теперь? – спросила Хетья, когда они поднялись по последней длинной лестнице.
– Портал наверняка охраняют, – отозвался Ледяной Сокол. – В той комнате никакое колдовство не работает, так что даже если Бектис вернется, вам нечего бояться. Его создали так, что один человек может защитить вход от целого войска, прибывающего этим Порталом. Правда, подобной обороны в Убежище Дейра давно не существует из-за этих идиотских прачечных. Но есть и другой выход. Может, Ваир уже и отправил людей на ту сторону, но если нам немного повезет, никто из них не поймет, что Потерявший Путь – вовсе не алкетчский клон, пока не будет слишком поздно.
Потерявший Путь осклабился.
– Вот это, – сказал он, – очень хорошая охота. Мне и моему другому «я» придется потрудиться, чтобы сосчитать, сколько врагов мы убьем, – сказал он Хетье. – Конечно, мне придется убивать много, но войско, нападающее на меня, проходя в одну дверь… Ого!
– И правда, – сказала Хетья, – тут тебе нечего бояться. А вот как ты попадешь туда, дружок?
– Похоже, что кому-то из нас надо срочно искать Ингольда, – отозвался Ледяной Сокол. – Наверняка он сообщил в Убежище Дейра, что затеял Ваир, так что если самое худшее и произойдет, они не будут захвачены врасплох, но без Ингольда мы не сумеем предупредить их о том, что Ваир уже нашел Портал. Тир должен припомнить что-нибудь о том, где может оказаться Ингольд; какое-нибудь потайное место в этом Убежище.
Они дошли до последнего поворота. Вокруг была только темнота, и она чего-то ждала. Ледяной Сокол опять услышал, как Зэй насвистывает свою сводящую с ума, призрачную мелодию. Прямо на полу лежали драгоценности – диадема и кольца с бледно-зелеными драгоценными камнями, ярко блестевшими на белом льду. Чьи?
Ледяной Сокол обошел их, отсчитал четырнадцать шагов и толкнул стену.
– Мы пришли, парень. Мы отправили гонца к Народу Пустых Озер. Теперь нам нужно…
Он вошел в маленькую комнату и остановился. Тир исчез.
Глава двадцатая
Тир ждал долго.
Он слышал доносившиеся издалека крики и призрачный бой часов. Это не пугало его так, как пугал шепот, бесконечно перечислявший в темноте имена людей, чьи лица Тир помнил, хотя никогда их не встречал. Голос был тихий, но звучал он прямо в комнате, подобно скребущейся в углу крысе.
Иногда голос обращался прямо к нему. Он говорил, что Ваир сделает с ним, когда поймает. Говорил, что мать будет бить его за глупость, когда он вернется в Убежище. Говорил, что Ледяной Сокол и Хетья уже мертвы.
Это было наваждение, Тир все понимал и старался не обращать внимания, но время шло, и, может, это правда? Ваир ходит где-то рядом; и образ тела Ледяного Сокола, холодного и неподвижного, каким он был, когда Хетья и Потерявший Путь принесли его, не исчезал из памяти. Тир любил Хетью, и раз его лишили всех, кого он любил, почему она должна быть исключением?
Забавно, но он точно знал, где сейчас Ингольд. Он не знал, помнит ли он это или ему сказало Убежище, но он знал, где Ингольд и как туда попасть. После Ренвета в Убежище Тени было очень легко ориентироваться, мешали только растения.
В общем, он знал, что это за место и очень не хотел туда идти.
Ледяной Сокол сказал ему: «Жди».
Тир попил воды и продолжал ждать, стараясь не слушать голос. Но с комнатой что-то было не так. Она стала меньше, чем была несколько минут – а сколько именно минут? – назад. Плесень на стене, лишайники на потолке будто бы стали толще, и Тиру казалось, что они начали слегка пульсировать. И еще что-то невидимое шевелилось в углах.
В Убежище есть еще одно место, более безопасное.
Безопасность навечно, и оттуда ему уже никогда не придется выходить. Ветер, солнечный свет, воздух навеки переплетены в его сознании с крюком Ваира, с голосом Ваира. Ужас, который тот, другой мальчик пережил на открытом пространстве, ожидая прихода Дарков в круге, образованном повозками, сплелись с болью, и скорбью, и чувством вины, и страхом.
Тьма безопасна и спокойна. В темноте никто до него не доберется, никто никогда не причинит ему боль. Темнота в этих стенах теплая.
Ледяной Сокол, Хетья и Потерявший Путь мертвы – у него был то ли сон, то ли видение вождя, умирающего на пороге Врат, ловившего ртом воздух, а в спине у него торчал окровавленный топор.
В этом виноват тоже он.
Сюда может прийти только Ваир. В любую минуту. В любую минуту.
Если, конечно, он не выберется отсюда, только очень быстро.
* * *
– Хм. А я всегда думала, что Белые Всадники в состоянии выследить любую рыбу под водой. – Хетья скрестила на груди руки, пристально всматриваясь в черноту коридора.
– Даже собака, у которой десять тысяч достославных Праотцев, не сможет выследить рыбу, если ей закрыть нос. – Ледяной Сокол сказал это, не приподнимаясь даже на локтях – он, вытянувшись в полный рост, лежал на полу среди ползучих растений и раздавленного мха, высоко подняв над головой факел из виноградного стебля. – Здесь кто-то прошел уже после того, как мы с тобой ушли к Потерявшему Путь, в Придел. Но по этим нескольким следам, да при таком свете, я не могу сказать, был это ребенок или взрослый, женщина или мужчина, пришел он откуда-то и пошел дальше, или же выскочил из комнаты и побежал.
– Кто-нибудь мог отыскать эту комнату? – спросила Хетья, идя следом за Ледяным Соколом. Он прополз уже полкоридора, изучая каждый дюйм следов, оставленных на растениях. – Войти и увести его оттуда?
– Конечно, кто-нибудь мог, – откликнулся Ледяной Сокол и выплюнул изо рта соломинку. – Совсем другой вопрос, так ли это.
– Следов борьбы нет. – Из соседнего коридора появился Потерявший Путь, держа в руке еще один факел. Он был до такой степени охотником, что даже ужас клонирования, даже то, что его душа разделилась, не смогло заглушить в нем этих умений и инстинктов. – На стенах такой толстый слой мха и плесени, что следы остались бы обязательно.
– Если бы Тир был взрослым человеком, я бы сказал, что он ушел отсюда добровольно, – согласился Ледяной Сокол. – Но взять верх над ребенком легко. А обмануть его еще легче, особенно этого ребенка. О, смотри! – Он поднялся на колени и посветил факелом. – Наконец-то. Видишь, куда направлены стебли и листья?
В коридор, где на полу ничего нет. Шли не оттуда, а туда. Стеблей и листьев немного. Человек почти ничего не весит. Он пошел один и по доброй воле.
– Почему ты так думаешь?
– Он старался не оставлять следов. – Ледяной Сокол прополз еще несколько футов, изучая пол, но на черном камне следов не осталось. Зато немного дальше на полу и стенах были пятна лишайника. Тир шел осторожно, но все же недостаточно осторожно.
– Вот. Это его нога. – Ледяной Сокол посмотрел вверх. – И потолки здесь, конечно, высокие, но когда человек несет ту маленькую лампу, копоть от нее должна оставить след на плесени. – На потолке виднелись слипшиеся комки беловатой растительности, похожие на сморщенное свиное брюхо. – Возможно, его нашли и напугали демоны, но он не поддался панике и не кинулся бежать. Видишь, как отпечаталась пятка? Так же глубоко, как и носок. Он что-то искал. Посмотри, он зашел сперва в этот проход, потом вернулся назад.
– Так ты же сказал, он старался не оставлять следов? – Изумленная Хетья плелась рядом.
Ледяной Сокол удивленно поднял брови.
– Здесь не написано, что он думал, но я могу об этом догадаться по его поступкам. Если я вижу следы антилопы, ведущие к Клюквенному Озеру, а потом вижу, что она повернула так резко, что из-под копыт полетел песок, можно предположить, что она учуяла волка в рябиновой рощице между двумя кленами.
Он потер уставшие глаза. Все его тело болело, а кусочек пеммикана, который он вытащил из мешка последнего Потерявшего Путь, уже давным-давно переварился.
– А почем ты знаешь, верзила, что это был волк, а не саблезуб или рысь?
– Потому что волчье семейство уже двадцать лет охотится в рябиновой роще по эту сторону Клюквенного Озера. А что думает Оале Найу? – вдруг спросил он, продолжая тщательные поиски следов вдоль длинного коридора. – Что скажет она – где ребенок может искать надежное укрытие в Убежище Ночи?
Хетья молчала.
Он обернулся и увидел, что она склонила голову и поджала губы.
– Оале Найу сказала бы, – нарушила молчание Хетья, – что Тир стремится в самое сердце Убежища. Во всяком случае, я бы предположила именно это. Все, что моя мамаша разузнала про Убежища, говорит об одном – место, где сосредоточено все могущество, обязательно находится в центре Убежища, где-то в середине третьего уровня. А центр Убежища – это его сердце.
Ледяной Сокол кивнул.
– Прачечная в Ренвете – где находится Портал – как раз там и находится. А комнаты, в которых Тир прятался до сих пор – по углам. То, что ты говоришь, разумно.
Он встал на ноги, вытер руки о свою волчью куртку и осторожно пошел дальше. Поиск следов при тусклом мерцании факела вызвал у него сильную головную боль. Даже лунный свет лучше – он не такой изменчивый. Но Полдень всегда говорил, что в тех случаях, когда от поиска следов зависит чья-нибудь жизнь, свет хорошим не бывает.
– Я рада, что больше не нужно изображать из себя Оале Найу, – вздохнула Хетья. – Она была такой противной.
– Она неплохо послужила тебе. – Ледяной Сокол даже не предполагал, что сможет когда-нибудь спокойно относиться к тому, что сделала эта женщина, но он больше не испытывал к ней неприязни. – И ты здорово ее изображала.
– Это была моя тетка Флори. – Хетья негромко рассмеялась, приняла величественную осанку чародейки древних времен и надменно произнесла: – Если эта девочка не будет носить корсет, Уранве, у нее будет осанка, как у крестьянки. Уранве – это моя мать, – печально добавила она. – Я всегда представляла себе Оале Найу с лицом Флори и с ее прической – куча завитушек вокруг ушей. – Она помолчала, увидела поднятые брови Ледяного Сокола и пояснила. – Если ты рассказываешь про кого-то, очень помогает представлять себе этого человека. История получается лучше.
– Никогда не понимал, – раздраженно сказал Ледяной Сокол, – зачем цивилизованным людям «делать лучше» историю, если в ней нет ни слова правды. Полезно врать врагам, но цивилизованные люди называют ложь достоинством!
– Ах, паренек, это не ложь, – вздохнула Хетья. – Это искусство, ну, вроде как пение или танцы, для веселья и просто для красоты. А бывает время, когда это еще важнее. Например, если человек горюет или ему больно, красота помогает ему пережить это, пока боль не уменьшится и вовсе исчезнет. А другой раз, если они гневаются или страдают, можно найти утешение в разных образах, в том, как складываются слова, и потом начать мыслить ясно и найти выход из положения.
Он снова вспомнил Джил, ее яркие голубые глаза, когда при мерцающем колдовском свете она сплетала свои истории о людях, умевших летать, и о принцессах, сквозь звездную ночь ведущих армии к победе, а им помогают мальчики с фермы, или контрабандисты, или люди, сделанные из металла и проволоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50